(Not) Just Friends

      — Знаешь, в чем все дело, Марко? — говорит Стар, отстукивая каблуками по асфальту, и от этого звука Марко, который плетется за ней позади, морщится.       Каблуки по асфальту цокают словно выстрелы прямо в висок, словно удары молотком по черепу. А голос Стар — писк назойливого комара. Когда уснуть хочешь, но кровосос так и норовит вцепиться в плоть и пожужжать над ухом.       — Знаешь, в чем проблема? — Стар не оборачивается, виляет бедрами, а Марко хмуро глядит под ноги — свои, потом ее, после — на неоновые вывески города, на акварельные черные краски домов и небес. Вечером в пятницу суматоха и шум спешащих кто домой, а кто на гулянки людей не спасает Марко от всклокоченной, озлобленной Стар. Этого назойливого комара, на котором он женился полтора года назад.       — А в том, что ты ве-е-ечно куда-то спешишь, — тугая коса светлых волос качается из стороны в сторону, гипнотизирует Марко, словно маятник.       Он еще раз морщится, чуть не сталкивается лицом к лицу с пропахшим насквозь сигаретами мужчиной. В спину Марко летит полупьяное «смотри под ноги!»; в спину Стар летит какое-то заковыристое ехидство, которое она легко расковыривает и зыркает на мужа, а после идет вперед еще быстрее.       О да. Проблема первая — в спешке.       Они оба спешили и спешат. Тогда, полтора года назад, когда всего через неделю после помолвки решили пожениться. Когда им стукнуло купить квартиру и благодаря этому влезть в большие долги (зря он слушал Стар, ой как зря — она же, изгнанная экс-принцесса, весьма смутно знала о земных деньгах и работе). Тогда… Нет, сегодня, утром, когда с самого начала, с шести утра, у них обоих день не задался никак: опоздание, пролитый на одежду кофе и далее-далее-далее, в суматохе и мясорубке дня и города (и без всяких монстров), до вот этих самых каблуков, отстукивающих по асфальту и по мозгам Марко. Даже в эту секунду спешат — Стар быстро идет вперед по улице, Марко догоняет ее. Едва.       — Но даже не это главное, — говорит Стар, одергивая юбку и поправляя сумку на плече. Марко нагоняет ее, хмурится так сильно, что мимические морщины отпечатаются на его коже, кажется, навсегда.       — Главное то, что ты мне не доверяешь! — всплескивает руками Стар и наконец удостаивает взглядом мужа. Осуждающим таким и грустным одновременно. Марко хочется наорать на нее за такие взгляды, за такие писклявые возгласы посреди улицы и за бесячий цокот каблуков. Хочется встряхнуть ее, чтобы мозги встали на место, и хочется просто сжаться в комок и спрятаться где-то, как ребенок, от проблем, снова колеся по мирам в поисках развлечений.       — О, значит не доверяю?! — взрывается он, обгоняя ее. Будто подтверждает первую проблему, и было бы смешно, если бы злость не клокотала в горле. — По твоему это нормально: на сутки исчезнуть из дома, куда там, «потусить» с Понихэд?! А потом как ни в чем не бывало заявиться домой, где я сидел, напуганный до инфаркта, и уже оформлял заявление о пропаже с копами?! Может, я что-то упустил, не напомнишь?       Стар надменно закатывает глаза и отмахивается от Марко, как от назойливой мухи.       — Опять ты заладил про случай с Понихэд! Марко, я больше не живу на Мьюни, но это не значит, что я не могу поддерживать контакты с друзьями! И вообще, знаешь, скандала бы не случилось, если бы ты не просадил весь счет на моем телефоне, вследствие чего мне вырубили функцию отправки сообщений и звонков. К тому же, я звонила тебе с телефона Пони, но мой такой заботливый и пунктуальный муж не удосужился даже зарядить свой мобильник! — с каждым словом тон Стар повышался, и ее звонкий голос все больше выкручивал Марко нервы, давил на виски и заглушал суматоху вокруг. Прохожие начали на них оглядываться; до дома осталось всего ничего.       — Ты мне теперь постоянно не доверяешь ! Из-за нашей общей проблемы контролируешь меня, как младенца!       — С каких пор твои проблемы, — Марко и Стар сворачивают налево, идя вдоль аккуратных домов-дюплексов, стараясь не наступить на лужи, которые принесла с собой осень, и все быстрее и быстрее идут к своему дому. Сумка Стар шуршит; звенят ключи с брелком в форме нарвала, — стали нашими, «общими»?       — С тех пор, Марко, как мы поженились, — тяжело дыша, говорит Стар, ловко взбираясь вверх по лестнице крыльца. Фонарь на несколько секунд скользит от ее макушки вниз по телу и застывает ярким желтым кругом в отражении в луже.       — Почему-то раньше подобное происходило крайне редко, — приближается к крику Марко, на ходу стаскивая с себя шарф и куртку. Стар отворяет дверь и бежит вверх по лестнице, а Марко, ну конечно, — спешит за ней. — Раньше мы всегда предупреждали друг друга о внеплановых уходах и были уверены, что все пройдет хорошо! И вообще, раньше мы с тобой предпочитали отдыхать вместе!       — Да, ты прав — вместе! — драматично восклицает Стар, ее щеки ярко краснеют. Все еще не обернулась, но Марко это видит. Видит, и хочет выцарапать себе глаза от злости и нервов. — Хочешь узнать, в чем еще одна проблема?!       — Ну давай, открой тайну.       — Не говори со мной так, словно я маленький тупой ребенок! — вскипает Стар, цокая чертовыми каблуками и гремя ключами в руках. — Вот это и проблема, Марко! Даже не одна, нет: ты общаешься со мной не как с ровесницей, не как с женой, а как с малявкой, которую посадили тебе на шею и от нее никак не отделаться! И еще: мы могли бы вместе отправиться на отдых, но ты же вечно занят! У тебя же теперь вечно нет времени на меня! Свидания по расписанию, разговоры по расписанию, трахаться тоже скоро будем по расписанию!       — Я работаю, — цедит сквозь зубы Марко, пока они идут по коридору мимо квартир, и уже тянет руку вперед, чтобы как следует потрясти Стар и вытряхнуть из нее все дерьмо, которое копится-копится-копится из-за вездесущих неудач и нервов, а потом выплескивается потоком на голову Марко. Кто ж знал, что милая бывшая принцесса Баттерфляй будет такой вспыльчивой и стервозной, когда подрастет? И кто ж знал, что именно Марко «повезет» застать эту ее перемену? — Я работаю, чтобы оплачивать счета, долги, чтобы накопить на поездку, о которой именно ты так мечтаешь. Уж прости, Стар, что на Земле проблемы не решаются с помощью волшебной палочки! Ах да, может, трахались бы почаще, если бы ты не носилась черт знает где и с кем с моими ножницами, даже не предупреждая…       — Опять ты про тот случай, Марко, да что с тобой!..       — Эй, сладкая парочка, — дверь, ведущая в одну из квартир, отворяется, и на замолчавших Марко и Стар взирает крайне возмущенный мистер Блюм, в очках-половинках и забавном пушистом халате цвета фуксии. Они останавливаются и удивленно смотрят на пожилого мужчину. — Я рад, что ваши отношения не потеряли прежней страсти и остроты, но не могли бы вы весь этот пыл оставлять за стенами дома? Тут, как бы, не только вы живете.       — Извините, мистер Блюм, — бурчит Марко, и Стар повторяет за ним. Дверь закрывается; цокот каблуков снова наполняет голову Марко, дает по всем натянутым нервам отбойным молотом: бум-бум-бум.       Проблема пятая — взрывы. Они оба стали вздорными, нервными, и если до этого дня удавалось как-то затушить фитиль внутри, не дать взорваться бочке с динамитом, то теперь все, не спрятаться никуда, не скрыться. Можно было все списать на отсутствие магии и непривычный мир, который пришлось называть домом, что далось и дается Стар и ее семье все еще нелегко; можно списать на жизнь в браке: семья же, женаты же, а женатые люди часто обливают друг друга дерьмом. Это же их обязанность, маленький обязательный пунктик, который не вставили в клятву у алтаря из-за цензуры. Подумаешь, ха.       Но легче не станет. Проблемы все равно нависают плотными тучами, льются градом за шиворот, и больше палочкой не взмахнешь, не убежишь танцевать среди разноцветных облаков. А фитиль поджигается. А бочка с динамитом начинает гореть.       — И да… Мы… оба работаем, Марко, прекрати играть в страдальца! — восклицает Стар, выдержав паузу. Видимо, раздумывала над предлогом продолжить ссору; забегает в квартиру и швыряет сумку на пол, расплетая косу и взбивая гриву светлых волос.       Марко вешает на крючок куртку, разувается; он так зверски устал, но тем не менее все еще зол и готов помогать доводить огонек фитиля до конечной точки. Их маленькая квартирка уютная, теплая, отделанная в те цвета, какие им нравятся; есть много подушек, смешные фото на стенах, следы от блесток и взрывов редкого использования магии Стар там и сям. Уют, привычки. Должно успокоить, должно потушить огонь. Не выходит.       — Именно поэтому у меня болит голова и нет настроения, что, кстати говоря, ты совсем не замечаешь! И именно поэтому я сбегаю к Понихед и Келли, надеясь немного понастольгировать и отдохнуть! Но я все еще стараюсь и работаю, как и ты, — она судорожно вздыхает и шумно сглатывает комок в горле, — Наверное, мне стоило остаться, послать к черту Эклипсу с Метеорой и просто сидеть на мешках с королевским золотом, как эти тупые стереотипные принцесски, ни о чем не думая, да?!       Стар снимает с себя рубашку, стаскивает юбку и, о боже, ненавистные Марко каблуки летят прочь. Капроновые телесные колготки повисают на одной ноге Стар, и она с яростью их отшвыривает в сторону, принимаясь ходить по комнате в одном белье. Марко же снимает с себя носки и свитер, шлепает босыми ногами по полу, затем по мягкому ковру. Приятному такому, успокаивающему, — Стар выбирала.       Проблема шестая — уют. Он манит, он держит, он не дает взять и просто уйти. Он везде, в каждой трещинке квартиры, в каждой ворсинке ковра, в каждой родинке Стар. Он есть воспоминания и любовь. Не отнять и не взорвать ни одним динамитом. И это брешь в бронях обоих, это знак «стоп!», не позволяющий сделать решающий шаг.       — Тебя никто не держит, Стар! — всплескивает руками Марко, выпучив глаза. Стар замирает на месте у входа на кухню и упирает руки в бока; свет в квартире мигает от напряжения. — Ножницы в спальне, пожалуйста, я даже принесу их тебе, хочешь, любимая? Можешь уйти к друзьям на Мьюни и жить без этих проблем простых смертных!       — Так вот что тебе нужно, — невесело усмехается Стар, взмахнув волосами и гордо удаляясь. Марко закатывает глаза и проводит рукой по лицу. — Ты хочешь, чтобы я ушла. Зачем же тогда уговорил меня переехать с родителями сюда, встречался со мной, женился, в конце-концов, на мне, Диаз? Раз я тебя так бешу?!       — Знаешь в чем твоя проблема, Стар?! — плюнув на все, кричит Марко и пинает валяющуюся на полу подушку в форме собаки; Стар останавливается и с перекошенным от злости лицом взирает на него — это же ее любимая подушка. — В том, что ты все выворачиваешь в свою пользу! Сначала ты делаешь всякое дерьмо, которое приходится долго и муторно разгребать, потом якобы «очень сожалеешь» и в итоге все выворачиваешь наизнанку так, что я остаюсь круглым идиотом. Знаешь, это мне осточертело так сильно, что я бы нарочно потерял ножницы и побегал бы еще лет сорок по измерениям за Хекапу! Ты…       — Ну раз я такая хреновая, почему ты побежал за мной еще тогда, во времена войны с Тоффи?! Меня бы не существовало, а ты катался бы сейчас с Джеки Линн-Томас на скейте и не страдал, бедняжка! — отвечает Стар с явной обидой в голосе и глазах, но не собираясь уступать. Когда стоило бы.       Марко облизывает губы, тяжело дышит; постепенно его ярость сходит на нет, — Стар умела кольнуть в больное, — но переживания всех этих дней, все эти проблемы все еще виснут под потолком их уютной квартирки огромной, вздутой тучей. И дождь никак не сорвется. Никак.       — Почему, Марко, почему ты так долго терпишь меня и сам лезешь во все эти проблемы? Опять строишь из себя великое благородство? Или геройствуешь? Кому, как не тебе знать, как погано я отношусь к героям…       — Опять, — Марко трет виски и прикрывает глаза. Соседи стучат им сверху, просят заткнуться, но какое там? Супружеский «долг» — ссориться — надо исполнять. — Опять, опять, опять. Ты опять делаешь то, о чем я говорил минуту назад. Ты словно не понимаешь и не слышишь, Стар! И это я еще спешу! А разве ты не торопишься как можно скорее перетащить все на себя? Почему я терплю? Потому что, черт подери, люблю тебя, но любому терпению приходит конец!..       Так они и стоят: полураздетые, покрасневшие, в нескольких метрах друг от друга, окруженные проблемами, непониманием, нервозностью и напряжением. Стар сжала зубы, сморщила смешно нос; Марко, кажется, скоро не сможет размять пальцы, так сильно сжал кулаки.       — Именно: любому терпению приходит конец, а я устала от этого… всего! Никакого доверия, — Стар идет к своей сумке и рывком поднимает ее, — Никаких развлечений, — достает телефон, — Никакой романтики, — швыряет мобильник на кофейный столик и дрожащим голосом подытоживает:       — Ни-че-го!       На какое-то время в комнате повисает молчание, а затем Марко усмехается. И ухмылка такая… будто рану вскрыли. Болит, кровоточит, и никакой уют и любовь не остановят кровавый поток.       — Ничего, да?       Стар отворачивается и обнимает себя за плечи. В горле предательски сжимается подступающая истерика.       — Окей. Ничего так ничего.       — Т-ты… — Стар поворачивается на шорох и ежится, словно ведром льда окатили от макушки до ног. Марко молча надевает свитер, носки; подбирает свои вещи и шарф, бредет к вешалке. — Ты что творишь?..       — Оу, всего лишь хочу, чтобы у тебя было все, Стар, — ухмыляется еще раз Марко, и Стар задерживает дыхание. Кажется, ей действительно страшно, и красное лицо за секунду бледнеет. — Зато теперь можно будет припеваючи жить в полной гармонии и кучей развлечений, с волшебством и разными измерениями, как раньше, ага? Но без меня. Без скучного, никакого землянина.       — Ты… Ты, — Стар делает вдох и вместе со слезами из нее вырывается обиженный вопль:       — Какой же ты ублюдок, Диаз! Катись к черту!       — Поцелуй меня в зад! — точно также кричит Марко и тотчас покидает квартиру, громко хлопнув дверью. Очень вовремя — со вспышкой и мерзким шлепающим звуком в дверь врезается огромный яростный нарвал.       Проблема седьмая, или восьмая, да неважно — в неумении вовремя закрыть рот. Когда оба пробалтываются о том, о чем не стоит, или посылают куда подальше важных людей или друг друга, обрубая все пережитое ранее на корню. Хотя могли и промолчать, разобраться, смириться. Глядишь, и проблем стало бы меньше.       Какое-то время Стар стоит посреди комнаты, погрузившейся в молчание и тишину. Спокойствие. Но уже не уютное.       Нарвал слабо прыгает на полу, оставляя мокрые следы и опрокидывая вешалку. Затем исчезает.       Стар остается одна.       Она тяжело дышит, пока слезы катятся по ее щекам, падают с подбородка на грудь, на пол, смачивают соленым губы; следом падает и Стар. От пальцев слегка искрит волшебством, но искры быстро пропадают: с магией на Земле туго, а такой взрыв после долгого неиспользования сил сулит одну лишь усталость и опустошение.       Последняя блестка магии тает, только одно колечко на пальце блестит грустно-грустно.       Он ушел.       Просто взял и ушел.       Взорвался динамит, оставив Стар даже без горстки пепла. И кто, спрашивается, поджег фитиль?       Стар всхлипывает. Еще раз, еще. Проблема номер черт знает какой — неумение хранить то, что имеешь. А потом сожалеть.       Стар сворачивается в клубок прямо на полу и начинает плакать: глупо, истерично, как героиня плохой драмы. Но все же плачет. Вспоминает разом все, что они пережили, все хорошее и плохое, ведь так бывает — холить и лелеять что-то уже после того, как потерял.       В квартире ужасно пусто, тихо и неуютно. Непривычно неуютно, как будто вокруг Стар голые стены и эхо ее рыданий.       Не достает его, заполняющего пустоту. Одной из проблем.

***

      Стар несколько минут почему-то видится Понихед, которая кричит на нее и просит «не быть такой стервой с земным отбросом», а когда бывшая принцесса открывает слипшиеся мокрые ресницы и приподнимает больную голову, первые несколько секунд ее разрывает головная боль и ноющие суставы, после — удивление.       Она почти крепко уснула, однако ее дремоту прервал несмелый стук в дверь.       Руки дрожат. Ноги тоже.       Дверь открывается и тихо хлопает о стену. Свежий дух дождя разгоняет по телу мурашки.       — Стар, — Марко вздыхает и проводит рукой по мокрым волосам, несмело глядя на поднявшуюся на ноги Стар, широко распахнувшую глаза. — Любимая… Там дождь начался, а я зонт забыл. Еще у меня дырка в ботинке, вся нога промокла… Носки отвратительно мокрые. Можно мне сегодня остаться, а утром навсегда исчезнуть из твоей жизни и забрать с собой все проблемы?..       Стар моргает, молчит минуту, а затем облегченно и звонко смеется. Несется вперед, чуть не поскользнувшись на треклятой подушке-собаке, и прыгает на Марко, скрестив у него за спиной ноги и крепко целуя в холодные губы с обезумевшими сбивчивыми «прости-прости-прости». Мокрая куртка скользит по коже, заставляет неприятно ежиться; колючие щеки Марко так приятно, так уютно целовать, а его пальцы, щекочущие бока и заставляющие громко хохотать назло всем соседям, лучшее лекарство от хандры-без-магии и лучшее развлечение.       Проблема номер ноль, последняя — в том, что порой, в проблемы можно влюбиться.