***
Когда разговоры и шутки сменяются звоном стаканов и вилок, Марко раз за разом ловит на себе взгляды Стар, впрочем, и сам частенько на нее взирая. Он просто никак не мог вспомнить моменты из жизни, где она была рядом; не мог вспомнить, как она общалась с Джеки, как гуляла с ними в одной компании, как они обмолвливались парочкой слов, здоровались и прощались. Ему точно набили голову ватой, сокрыв все воспоминания о Стар и не позволяя их вытащить наружу. Поэтому Стар оказалась для него чем-то новым, не гостем из прошлого, а белым листом после всего, что было связано с больницей. Ее как будто никогда не существовало и вот, пожалуйста, свалилась с неба на голову. Это было так странно, что начинала болеть голова, а кусок мяса не лез в горло. — Ну, — нарушает паузу Дженна, вытирая рот салфеткой, — как продвигается твое лечение, Марко? — Прекрасно, я думаю, — пожимает плечами он, и сидящий рядом Рафаэль Диаз, ожидавший какой угодно реакции на этот вопрос, расслабляется. — Лекарства хорошие, а доктор Кэндл действительно знает свое дело. Мам, надо в следующий раз пригласить к нам мистера Кэндла, он хотел научить меня играть в гольф. Энджи неловко улыбается и кивает, а Келли и Дженна сдержанно усмехаются. Марко же с совершенно спокойным видом отпивает шампанское и поправляет сдавивший шею галстук. — Повезло. Как по команде, все, кто сидел за столом, смотрят на подавшую голос Стар. Он у нее звонкий, даже когда она говорит вполголоса, и немного детский; ее бокал с шампанским был давно осушен, а вот еда почти не тронута. Она будто дрейфовала между реальностью и собственным миром, то выныривая ко всем остальным, то погружаясь обратно на дно своих мыслей. — Что, прости? — вежливо переспрашивает Марко. Не смотрит ей в глаза даже когда она впивается в него взглядом, внимательным и испытывающим терпение. — Повезло, говорю, — пожимает плечами Стар и невесело усмехается. Бесцеремонно тянется к одной из бутылок шампанского и наливает себе полный бокал, пока остальные заинтересованно следят за ее манипуляциями, не отрываясь от ужина. — Оу, ну, да, наверное… Последняя капля шампанского падает в бокал и Стар в три глотка его осушает. Тед смущенно кашляет в кулак, подавляя нервный смешок, за что получает тычок ногой под столом от Келли; остальные ребята тактично молчат, и Марко озадаченно хмурится. Что не так с этой девчонкой? Почему она так себя ведет, а остальные делают вид, что все нормально? Ради него? Или ради них обоих?.. Стар ставит пустой бокал на стол и шмыгает носом, а потом с улыбкой спокойно обращается к Марко. Правда, немного дрожащий голос выдает ее раздражение, сильное и горячее, — так знакомое Марко: — Мой прошлый доктор был извращенцем. Спрашивал, как часто я дрочу по вечерам и лапнул за задницу, ссылаясь на то, что типа меня обследует. Так что, именно поэтому тебе и повезло, тебя за задницу ведь не лапали! Надеюсь. Марко поджимает губы и отставляет вилку. С ней определенно ему не было нормально. Стар просто рассеяла по воздуху эту уютную атмосферу, сняла с его лица солнцезащитные очки и заставила глянуть прямо на ярчайший желтый диск, слепящий глаза. Вот черт. Она все портит. — Наверное, это была часть терапии?.. — Нет, — качает она головой и натыкивает на вилку кусок мяса, отправляя его в рот. — Он просто был мудаком и извращенцем. Господи, никогда не забуду его противные потные руки… — Что с ним случилось? — Я сломала ему нос и подала в суд. Отстегнула неплохую сумму. Марко присвистывает и бесцеремонно выпаливает (а как же, ведь ему приказывали не давить в себе интерес и выговариваться!): — Стерва. Краснеющая со стыду от всего этого диалога, Энджи Диаз подается вперед к сыну и шипит: — Марко, извинись перед ней, ты ведешь себя, как ребенок! Он и правда по-детски удивленно и обиженно смотрит на мать: можно подумать, его собеседница вела себя лучше! — Пофиг, — повторяет Стар и вытирает рот салфеткой. Уголки ее губ дрожат от сдерживаемой улыбки. — Он ведь прав. Я стерва, а ты, — кивает в сторону Марко, — псих. Ферг и Альфонсо стыдливо прикрывают ладонями лбы и отводят взгляды, но Марко в отличие от всех них, от всех нормальных, вдруг хрипло смеется, и его смех подхватывает Стар. Будто все так и должно быть, как по сценарию. — Это правда, — кивает Марко. Подается вперед, кладя локти на стол; Стар копирует его движения и чуть наклоняет голову набок. — Слушай, так ты тоже лечилась? — Лечусь. — И как долго? — Боже мой, ребят… — начинает Том, но Марко жестом просит его замолкнуть. — Где-то полгода. Но врачи считают, что моя проблема начала зреть еще два года назад, — закатывает глаза Стар. — Какой диагноз? — Что-то там про депрессию или типа того, не расслышала, — отмахивается Стар, будто это и в самом деле нечто неважное и глупое. — Марко, может забудем о болезнях и больницах на сегодня? — вклинивается Рафаэль, а сын его словно не слышит: — Наверняка пробовала алпразолам? Его всем прописывают. — Алпразолам на вкус как дерьмо, — морщится Стар и доливает себе еще шампанского, пока Дженна не отнимает у нее бутылку и не прячет ту под стол. На возмущенное «детка, ты разогналась» Стар показывает язык. — Зато от него классные глюки, — довольно улыбается Марко и отпивает из своего бокала. — О да, мне потом три ночи подряд снилось, что я принцесса, которая дерется на ринге против огромной ящерицы, — смеется Стар, а потом рывком поднимается с места с совершенно серьезным лицом, заставив стол пошатнуться. — Хочу домой, — сглотнув, хрипло сообщает Стар и допивает шампанское. Марко встречается взглядом с ней и замирает — такой растерянной и испуганной она сейчас выглядела. Даже виноватой. Настроение сменилось как пальцами щелкнули. — Но еще и двух часов не прошло, Стар… — неуверенно начинает Фергюсон, на что она отвечает ломким: — Хочу. Домой. А Марко, — Стар вскидывает голову и надменно глядит на него, — проводит меня. — Легче, дорогуша, пусть парень пообщается с нами, — с нажимом начинает Дженна. Том кладет руку ей на плечо и успокаивающе поглаживает. — Ой, да ладно, здесь недалеко, два квартала. Впрочем, я не заставляю, — фыркает Стар. Поворачивается с милейшей улыбкой к чете Диаз, которая уже и не знает, как на все это безумие реагировать: — Мистер и миссис Диаз, благодарю за приглашение и прекрасный ужин. Всего хорошего и извините, если доставила вам дискомфорт. — О, нисколько, милая, — с сарказмом отвечает Рафаэль. Гремит стул, звенит пошатнувшаяся посуда; Марко поднимается с места и снимает душащий его галстук, потирает руки и подходит к прикусившей губу, явно довольной Стар. — Все хорошо, пап, я скоро приду. Нам со Стар надо… побеседовать кое о чем, — похлопав старика по широким плечам, как можно оптимистичнее говорит Марко и вместе со Стар идет к вешалке. Ее темно-синее пальто выглядит дешево, но смотрится на ней идеально; Марко накидывает поверх пиджака куртку, извиняется перед друзьями и выходит вместе со Стар на улицу, прямо под промозглый вечер ноября, оставляя позади в тепле и уюте, в нормальности, своих родных и близких, гостей из прошлого и настоящего. Честно говоря, теперь ему кажется, что все — на своих местах.***
Безветренная погода никак не влияет на температуру на улице и холодок по телу. Щеки Марко и Стар благополучно покраснели, а руки не хотелось высовывать из карманов никак. На улицах было тихо и темно, типично для американского городка вечером: только машины и чистые улочки да по газонам редкие дуновения ветерка гоняют листья, а те падают прямо на желтые круги фонарей. Тонкий полумесяц на небе и облака густые, — так спокойно, нормально. Даже романтично. — Так… — кашлянув, нарушает Марко молчание, образовавшееся с момента закрывшихся входных дверей дома Диазов. — Значит, ты подруга Джеки? — Вот в чем дело, — хмыкает Стар и окидывает Марко взглядом. — Поэтому ты и согласился меня провожать. — Ну… — Да пофиг, — взмахивает копной светлых кудряшек Стар и выдыхает облачко пара. Если честно, на «пофиг» она не особо выглядит. — Извини, — вполне искренне говорит Марко. — И все же?.. — Да, мы дружим, — равнодушно отвечает Стар, шаркнув каблуком по камешку на дороге. — Правда, сейчас общаемся мало, все в делах. А вы женаты, так ведь? — Нет, встречаем… встречались, — поправляет себя Марко и щурит глаза на свет фонаря, мимо которого они проходят. Стар в ответ задумчиво мычит и зевает, прикрыв рот ладонью. — Я… Она… Она обо мне что-нибудь говорила? — нерешительно спрашивает Марко минуту спустя. Стар качает головой: — Неа. По крайней мере, со мной и в последнее время. Я знаю, что она немного боится тебя, — Марко морщится от неприятного ощущения, всколыхнувшего его нутро. Очень не хотелось заводиться, но подобные мысли о Джеки — что она опасается его «вспышек» и, стало быть, рада решению суда — выводили из себя, как тут не сдерживайся. — ...но она волнуется и ждет, когда ты придешь в норму окончательно. — Правда?! — разом воодушевившись последними словами Стар, восклицает Марко. Она в ответ улыбается одними губами и с хитринкой взирает на него. — Ты пробовал связаться с ней? — В последний раз мы созванивались недели три назад, но я все испортил. Психанул ни с того ни с сего и больше мы не общаемся. — Так напиши ей. Любовное письмо, стихи, баллады и прочее дерьмо для влюбленных, — насмешливо, но вполне добродушно предлагает Стар. — Она переехала, а я не знаю адрес… Стой, погоди, — Марко резко останавливается на одном месте и хватает Стар за руку так, словно до него только что дошла вся правда мира, ну или как минимум шибанула молния прямо в голову. — Ты ведь должна знать, где она живет! Пожалуйста, скажи. — Может, я знаю, где она живет, — хлопает глазами Стар, косит под дурочку. — Может, и не знаю. Может, она вообще не в этой стране, а я вовсе не Стар, а огромный насилующий молодых парней мужик и из-за алпразолама тебе кажется, что я милая блондинка. — Как самовлюбленно, — хмыкает Марко и, посерьезнев, подходит к ней ближе. — Пожалуйста, я должен с ней поговорить. Чтобы она знала, что я в порядке… — А ты уверен, что ты в порядке? И хочешь ли вообще быть в порядке? — наклонив голову, вздергивает бровь Стар. Выдергивает свою руку из его хватки и засовывает обратно в карман. — Джеки классная девчонка и я не хочу, чтобы ты нашел ее и задушил в приступе очередного психоза. — Если не прекратишь ерничать, я задушу тебя. — Кишка тонка. — Стар… — Марко обреченно вздыхает и опускает голову, а после исподлобья глядит на лицо Стар, прямо в ее насмешливые голубые глаза. — Пожалуйста. Я… просто напишу письмо. И ты ей его передашь, хорошо? Я стараюсь изо всех сил, чтобы снова быть с ней, как раньше. Чтобы жить нормально… Пожалуйста. Стар задумчиво сводит брови на переносице и рассматривает Марко сначала удивленно, а после с ноткой веселья, скептицизма и чего-то еще. Марко почему-то не хочется узнавать, что это; не хочется так глубоко нырять в ее кривой мир, пусть и доподлинно знакомый ему. Поднимается ветер, трепещущий их одежду и длинные светлые волосы Стар, пробирающий до костей и сводящий зубы. Она все еще молчит и смотрит на него. Сомневается. А потом как будто раздается слышный только им двоим «щелк» и Стар бросается на него, крепко обнимая за шею и целуя. Марко широко распахивает глаза, ошеломленный нахлынувшими разом эмоциями и ощущениями: вкус шампанского на губах Стар, ее теплое дыхание, греющее щеки, липкий блеск, скопившийся в уголках губ. Наверное, такова на вкус и на осязание его болезнь. Так она выглядит — пришла к нему и делай, что хочешь. А еще — от нее зависит все. Продолжит ли он балансировать между нормальностью и «вспышками» или сорвется вниз, в другой мир, который тщательно хотел оставить. Марко отпихивает ее от себя и вытирает рот рукой. Вскрикивает чуть ли не на всю улицу: — Ты что творишь?! Стар повторяет его движение и кивает собственным мыслям, а затем, отдышавшись, бормочет: — Так ты действительно ее любишь… — Что… — он удивленно хлопает глазами и делает глубокий вдох. Главное — сохранять спокойствие. И не молчать. — Черт возьми, ну конечно же я ее люблю! Я ради нее и стараюсь исправиться, и если ты не хочешь мне помочь то, ради всего святого, просто уйди, а не делай подобную хрень, какую сделала минутой назад! — Нечего так вопить, — абсолютно равнодушным тоном замечает Стар и приглаживает волосы. — Я помогу тебе связаться с Джеки, но на успех не рассчитывай раньше времени. И постарайся написать что-то внятное и красивое, потому что я как-то не очень уверена, что ты любовные записки пишешь лучше, чем целуешься. — Стерва! — выпаливает Марко и ежится от ветра. — Псих, — незамедлительно отвечает Стар и, подмигнув, уходит, оставив Марко мерзнуть под фонарем. Честно говоря, вспышка злости на нее исчезает легко. Оставляя на языке только привкус хорошего шампанского.***
— Марко! — через неделю после ужина холодным дождливым утром Энджи Диаз поднимается в комнату сына с его телефоном в руках, в рассеянности оставленным на кухне. — Тебе звонят! Дверь в комнату с легким скрипом отворяется; Марко отвлекается от чтения книги и встает с постели, чтобы взять телефон. На экране высвечивается незнакомый номер, но когда Марко жмет на «ответить», то голос по ту сторону узнает моментально и заметно напрягается. Энджи, помешкавшись, выходит, оставив его говорить и ходить вокруг да около по комнате. — Доброе утро, Марко! — весело орет в трубку Стар и смеется. Через секунду ее тон становится строгим и невероятно спокойным, но Марко бы поставил крупную сумму на то, что она все еще улыбается. — Не буду тянуть и перейду сразу к делу. Джеки получила твое письмо, и… В общем, она попросила ничего тебе не говорить, пока сама не напишет ответ, но могу сказать точно — встречи в ближайшее время не жди. Марко вздыхает и трет переносицу. Что же, он был к этому готов, но все равно было больно. — И когда она ответит? — Как освободится. Точную дату я не знаю, — в трубке раздается грохот и сдавленный мат. — Гребанный стул!.. Так, а теперь мы поговорим об услуге для меня. — Что?! — ахает Марко. — О какой услуге идет речь? — Все справедливо, Диаз, — я помогла доставить письмо Джеки, а ты теперь поможешь мне. Марко со стоном падает на постель. Как бы то ни было, она права и он поступит по-свински, если откажет. К тому же, несмотря на ее поведение, он был ей благодарен и лучше не портить отношения с ней сейчас, иначе вряд ли удастся в скором времени встретиться с Джеки. — Ладно, — вздыхает он, садясь на постели и наблюдая, как по оконному стеклу барабанит дождь. — Чего ты хочешь? — Я позавчера записалась на танцевальный конкурс, но без партнера делать там нечего! Так что, Диаз, собирай свои таблеточки и покупай мужские лосины, репетировать начнем в эту субботу! — Хэй! — возмущенно воскликнул Марко. Эта девчонка появилась в его обновленной жизни внезапно, но чувствовала себя удивительно комфортно и вообще не комплексовала. Они словно общались всю жизнь, были лучшими друзьями, и, может, так оно и было, если бы память не подвела Марко. И еще — она совсем его не боялась. Честно говоря, он был не против такого расклада, но в ответ только фыркнул не очень серьезное: — Я еще не дал согласие. — О нет, милый, ты дал согласие, как только выслал мне на почту письмо для твоей девушки, а я распечатала его и передала ей, — на одном дыхании отвечает Стар бескомпромиссным тоном. — Суббота, три часа дня, Лей-стрит девяносто семь. У меня дома есть большая пустая комната, как раз для тренировок. До встречи! — Погоди-погоди! — торопливо останавливает уже собравшуюся отключаться Стар он. — Я не умею танцевать! То есть вообще не умею! Даже простой школьный медляк. Помолчав, она отвечает с неумолимым энтузиазмом: — У тебя есть три с половиной месяца, чтобы подготовиться. Так что не рекомендую тебе пропускать репетиции! Пока, Марко. — Стар, подожди!.. Гудки сливаются с шумом дождя и Марко надо бы разозлиться, швырнуть в окно телефон и разбить его, заорать в небеса или просто завалиться на постель под одеяло и представить, что он исчез, растворился в воздухе, но всего этого не происходит. Шутка в том, что ядерная бесячая Стар никак не может вывести его из себя настолько, чтобы снова пришлось заявляться с грустным выражением лица в больницу. Она должна — но не делает. Если быть совсем честным, Марко теперь просто не знает, чего ожидать от своей обновленной жизни, первым гостем которой стала Стар.***
В субботу он приходит без пяти три к ней домой. Домик у нее маленький, неказистый, с переколоченным сотню раз крыльцом и дверью с засохшими следами чего-то зеленого. Марко закатывает глаза и нажимает на звонок; по ту сторону двери ему громко разрешают войти, и когда он переступает через порог, стряхивая с себя капли дождя на пол, то может увидеть вполне себе обычную большую гостиную с немного обшарпанным диваном, пушистым ковром, а на стенах много смешных и не очень картин и фотографий. На комоде у дальней стены, возле входа на кухню, стоит зеркало и множество фотографий молодого парня, а также маленькая посудина для аксессуаров и догоревшие ароматические свечи. Несмотря на фотографии, Марко был уверен, что Стар живет одна. Он хмурит брови, снимает пальто, шарф и только потом замечает на кофейном столике недопитую бутылку крепкого пива и пачку от таблеток. Нехорошее предчувствие и догадки так и хочется озвучить, задать вопросы Стар, но его мысли сбивает ее громкий крик: — Не ходи в обуви по дому, я утром сделала уборку! И все опасения теряются в наполнившей комнату атмосфере Стар — нечто бесцеремонное и сумасшедшее, но такое… родное?.. Да и, в конце-концов, какое ему дело до того, что происходит со Стар тогда, когда никто ее не видит. Как оказалось, она не преувеличивала, описывая ту самую комнату для тренировок: просторное помещение, правда, без зеркала на всю стену, как в нормальных репетиционных залах, но Стар легко сориентировалась и поставила достаточно широкое зеркало во весь рост, в котором они оба не полностью, но отражались. Кремовые успокаивающие оттенки и немного скользкий пол вполне себе походили под типичные залы для тренировок, да и места было достаточно, чтобы учиться танцевать. Когда Марко в простом спортивном костюме сидел на полу в комнате и размышлял, как вообще оказался в этой идиотской истории, то заметил, что на стенах в этой комнате куча давно вбитых гвоздей. Как от картин и фотографий. И вопросы хлынули потоком в голову, не давая находиться в спокойствии и готовности тренироваться. — Окей, — Стар заходит в комнату с телефоном, колонкой и плеером. Ее длинные волосы перетянуты в высокий хвост, а в качестве тренировочного костюма она выбрала обтягивающие лосины и футболку. — Я не собираюсь требовать от тебя невозможного, поскольку и сама не профессионал в танцах. Но приз за победу — шестьдесят тысяч долларов, а мне очень нужны эти деньги. Так что стараться будем изо всех сил — я ради своей цели, ты ради Джеки. — Шестьдесят тысяч, — выдохнул Марко и прищурился, — зачем они тебе? — Надо, — обрубает Стар и садится рядом. Включает на телефоне видео с энергичным танцем, а потом, внезапно, с другим. — Что ты делаешь? — Ну, поскольку участвовать будут разные люди с разными направлениями, мне не хотелось повторяться. Поэтому я решила сделать микс из разных стилей, благо, умею компоновать вещи со вкусом и так, чтобы в итоге вышло красиво! — тараторит Стар, гордо вздернув подбородок. Марко качает головой. — Ты думаешь, у нас получится выучить не то что один танец, а сразу несколько? Стар, затея и правда плохая, без сарказма. — Марко Диаз, я полгода лечу свою психику, запивая таблетки алкоголем и мечтая о том, что однажды внезапный луч света озарит мою жизнь и все будет, как там ты говорил, — она невесело усмехается и выключает телефон, — ах да, в порядке. Как раньше у меня и было. И если лучом света являются шестьдесят тысяч гребанных долларов, то я постараюсь сделать все что в моих силах, лишь бы их ухватить. — Чокнутая. — В том все и дело, — пожимает плечами Стар и игриво пихает его локтем в бок. — По крайней мере даже если не победим, то вечер выйдет жарким. И нас определенно запомнят.***
Через две недели изнурительных тренировок, перерывов на походы к врачам и прогулки Стар сообщает о том, что Джеки все-таки ответила на его письмо и что им надо встретиться. Марко, честно говоря, волнуется так сильно, что проглатывает на одну таблетку больше, а перед самым выходом берет еще одну вместе с полной алкоголя флягой отца — так, на всякий случай. — Ты будто собираешься на похороны, — скупо подшучивает Рафаэль над сыном, окинув взглядом его черную водолазку и такого же цвета брюки и ботинки. — Если только похороны хорошей погоды, — отвечает Марко, хватая зонт, а после выныривает под прохладу и сырость. Настроение у него, честно говоря, превосходное. В аллее, где они со Стар собирались встретиться, грязно, но свежо и легко дышится. Позже приходит и она — в своем синем пальто, дурацкой зеленой шапке совсем не в тон (и кто там заикался о красоте и умении хорошо компоновать вещи?) и с сумкой в руках, откуда тут же извлекает конверт. Пока она что-то бормочет о мерзких дворовых псах, пачкающих брюки, и о ненависти к зиме и осени, Марко разглядывает ее лицо: взволнованное, красное, детское такое, с примесью чего-то вредного и стервозного, но все равно красивое. Притягивающее внимание. И губы у нее искусаны, наспех намазаны красным блеском, тушь осыпалась. Она выглядит и хорошо, и плохо одновременно; полностью соответствовала своим внутренним мирам даже в одежде. — Читай, и побыстрее! — запыхавшись, выпаливает она, пихая ему в руки конверт, а потом хватает его за локоть и несется с ним по аллее вперед, прямо к озеру, что-то крича про уток и про то, что ей срочно надо их покормить, так как совсем забыла и бла-бла-бла. А Марко даже не сопротивляется. И почти не замечает, как едва не роняет конверт. Когда они замирают на берегу затянутого серостью и грязью озера, Стар неторопливо извлекает из сумки обернутую в пакет свежую теплую буханку. Марко скептично замечает, что утки вряд ли высунутся к ней, но станет ли Стар его слушать? Нет. Слушать — это дело Марко. А говорить и действовать — ее. — … Стар! — спустя несколько минут невнятного бормотания под нос восклицает он радостно и пихает ей под нос письмо. — Стар, она согласна встретиться со мной! Она написала, что скучает! — А что любит тебя не написала? — фыркает Стар и присаживается на корточки, кидая по крошке в воду. Белые комки хлеба уносит ветром по озерной глади в камыши, и Стар чертыхается, но не останавливается. Честно говоря, ее упрямство никак не зависело от ее болезни. — Эм, нет, но это можно приберечь ко встрече! — улыбается Марко. Его цель становится все ближе и прошлая жизнь — нормальная жизнь, — кажется все более и более досягаемой. — Вот только… — Где чертовы утки?! Я уже половину буханки выкинула! — возмущается Стар и поднимается, рывком оборачиваясь к нему. — Что опять не так? — Джеки встретится со мной, но… Чтобы отклонить решение суда, нужно доказать мою вменяемость. Доктора должны признать меня не опасным для общения с ней. Да и она сама еще сомневается… — Короче говоря, нужны доказательства, — кивает Стар и оптимистично улыбается ему, хлопнув по плечу. — Тогда, считай, убьем двух зайцев разом. Танцевальный конкурс, Марко! Это большое волнение и возбуждение для такого как ты, и если пройдешь это испытание, вы снова будете вместе! Позовем Джеки, твоих родителей, наших друзей и этого твоего Кэндла, чтобы все увидели, как ты крут, — ну ладно, не очень крут, — в танцах! Кстати, я очень надеюсь что твой ушиб уже перестал болеть, я решила добавить еще кое-какое движение из ча-ча-ча… — Вместе... — Марко не слышит что она говорит дальше, а только молча вглядывается в озеро и в ускользающие хлебные крошки. Переваривает всю информацию медленно, вдумчиво, глубоко дыша. Он почти ощущает, как вливается в свою прежнюю хорошую жизнь, как вновь начинает ходить на работу, как они с Джеки уезжают куда-нибудь к морю отдыхать, а родители счастливы и, бог мой, его больше никто не боится... Все нормально. Обыденно и нормально. И он не слышит за этими мыслями, как рядом вздыхает Стар, продолжая кидать хлеб в воду и думая о чем-то своем, не обыденном, не нормальном. Как всегда.***
Так проходят день за днем, неделя за неделей. Родители Марко растеряны — не знают до сих пор, хорошо это или плохо, что их сын начал общаться с девчонкой, рядом с которой не всякий здоровый человек продержится в спокойствии; друзья собираются пригласить его куда-нибудь развеяться; мистер Кэндл одобрил затею с танцами и прописал новые витамины, способствующие повышению иммунитета и работе мозга. Даже Джеки, казалось, начала приближаться к нему, точно та красная точка медленно, но верно спускалась в лапы к коту, а тот прыгал, бегал, выкручивался и так и эдак, — лишь бы точка его заметила. И бесился из-за этого все сильнее. Общаться же со Стар оказалось не так плохо. Да, она была вздорной; да, она была психованной; да, она посылала его куда подальше, а потом звонила и извинялась, обещая больше так не делать (но все равно делала). Но Стар была ему близка — не потому, что являлась подругой его девушки и уж точно не потому, что они одним ноябрьским морозным вечером поцеловались под фонарем, — а потому что тоже поставила перед собой цель и шла к ней, несмотря на то, что ее собственный мир в голове не отпускал в реальность еще чаще, чем не отпускал Марко. И с ней было весело: весело танцевать, весело падать, весело смеяться над нелепыми движениями танцоров, весело кидаться друг в друга кукурузными хлопьями и весело обмениваться рецептами и заумными словечками психотерапевтов. Весело. Не обыденно, не серо и не тускло, словно небо над головой. Стар заставляла его если не полюбить свою болезнь, то поверить в то, что с ней можно жить хорошо.***
Фотография в руках изрядно уставшего, но поразительно спокойного Марко шершавая и пропахла воском. На ней размытые следы от капель, несколько маленьких пятнышек, и потирая эти следы большим пальцем Марко легко распознает, что они от слез. Это не просто догадка, нет, — это факт, как и то, что за окном снова дождь, а позади него стоит Стар с бутылкой воды в руках и дрожащими улыбающимися губами. — Невежливо трогать чужие вещи без спросу, Марко. — Я… — он оборачивается и сконфуженно глядит на нее. Стар тяжело сглатывает и забирает у него фотографию юноши с длинными волосами и развязной, симпатичной улыбкой «плохого парня». Он похож на молодых рокеров из восьмидесятых, на мечту юных девчонок, такой свободный, рубаха-парень, которого ничто не волнует. — Уже поздно. Твои родители скоро вызовут ко мне на дом копов, — усмехается Стар. — Иди домой. — Я знаю его, — перебивает ее Марко, кивнув в сторону фотографии. — Оскар Грисон, да? Он вроде в рок-барах выступал, учился на заочном… Вы… Я помню вашу свадьбу. Помню, как обсуждал с ним бейсбольные матчи и расстраивался, что он редко появляется в нашей компании… Он?.. — Иди домой, Марко, — дрогнувшим голосом просит Стар, и до него доходит. Доходит выстрелом в голову и сводящим живот узлом. — О боже мой… Так вот в чем все дело. Полгода?.. — Да что тебе не понятно, урод?! — взрывается Стар и швыряет в стену бутылку с водой. Марко даже не вздрагивает, только отходит от комода с зеркалом и кучей фотографий Оскара, наблюдая за Стар: вены на ее шее вздулись, рот искривился, а по красным щекам потекли слезы. — Да, он умер! Умер! Он умер более полгода назад и я чокнулась на этой почве! Теперь твое любопытство удовлетворено, дерьма кусок?! Или до сих пор недопонял что-то?! Тогда читай по губам: я! сумасшедшая! вдова! и я выцарапаю тебе глаза, если ты сейчас же не уйдешь отсюда!.. Но Марко не уходит: он подходит к кричащей Стар и заключает ее в кольцо рук, крепко держа и не давая вырваться. Хрупкая, но все равно сильная, она извивается и кричит, пытается ударить и укусить его, а спустя несколько минут вдруг затихает и обмякает в его руках, издавая всхлипы и тихие воющие звуки. — Уйди, пожалуйста, — хнычет Стар в его руках, царапая ноготками кожу и роняя слезы на пол. — Уйди, бесишь ведь… — Нет, — твердо говорит Марко и, помешкав, осторожно тянет ее к дивану в гостиной, а когда становится ясно, что ходить Стар не может, то подхватывает ее на руки. Стар отчаянно цепляется за него и плачет, но без истерики, а совершенно искренне и тихо, как, наверное, нельзя было от нее ожидать. — Май. Как назло пошел дождь. Я ему говорила — почини тачку, идиот, а лучше купи новую… но он упрямился… Говорил, что это тачка его отца, и он не предаст его память, — шмыгая носом, рассказывает Стар и не может остановиться, а Марко не препятствует, слушает ее внимательно, искренне сочувствуя. Руки у него тоже дрожат, когда он опускает дрожащее тело на диван. — Я его любила, не сильно, но любила… Знала, что денег у нас мало, дом-то нам от его родителей достался… и что ничего хорошего меня не ждет с таким раздолбаем как он, но все равно любила… И мне так нравилось просто любить. Как все нормальные люди. Скучно, обычно и без страсти. Ну и что? Марко присаживается рядом с ней и берет ее за руку. Стар крепко сжимает тонкие пальцы вокруг его руки, и свет играет бликами на ее вишневых облупленных ногтях. — А этот треклятый конкурс мне нужен только чтобы расплатиться с долгами этого придурка, который взял и умер, иначе этот дом, последнее что есть, у меня отберут… Черт, я даже ту кашу с терапевтом-извращенцем из-за этого и заварила, — выплевывает Стар и усмехается. — Мне, наверное, конкретно не везет, Марко, — фыркает она, вытирая свободной рукой нос. — С парнями-то. Да и с девушками. Влюблялась только в гетеросексуальных, естественно, невзаимно... — она отрывисто выдохнула и шмыгнула носом, — Первый парень оказался геем, первый муж вообще умер… А тот, в кого я недавно влюбилась по-настоящему сильно, любит другую. Все потому что я «с приветом», да?.. — Нет. Просто, видимо, человек из нашего мира тебе не пара, — стараясь пошутить, говорит Марко и успокаивающе проводит рукой по ее светлой макушке. Стар закрывает глаза. — Тогда уходи, Марко, — рвано выдыхает. — Уходи из этого ненормального дома и напиши еще одно письмо Джеки. Напиши, как тебе не хочется потерять ее и что скоро ты к ней вернешься. Действуй, пока ты еще можешь получить шанс, чтобы просто любить. Скучно, серо, но нормально. Как и надо, чтобы прожить счастливую жизнь. Но Марко не уходит. Он приподнимает Стар и обнимает ее, сидя на диване и укачивая, как ребенка, пока всхлипы не затихают, сменяясь мирным сопением. Прижав к себе ее поближе и слушая тихое свистящее дыхание, ему становится так спокойно, как не было ни от одного успокоительного и это вдвойне забавнее, должно быть. Но было почему-то страшнее. И неделя за неделей после страх усиливался, ибо чем ближе становилась для него Джеки, спокойствие и нормальность, тем сильнее отдалялась Стар — такая жизнь, которую никто и нигде не повторит и не увидит.***
Танцевальный конкурс проводился в одном из самых приличных и красивых отелей Эхо-Крика, четырехзвездочном «Дэруэле», по виду напоминавшему шкатулку, а внутри — изысканному и чистому, с изобилием гирлянд и нарядных елок, поскольку город вовсю готовился к Рождеству. Специально возведенная на нижнем просторном этаже для банкетов сцена дрожала от частого топота каблуков и ботинок; тут были все, и молодые и старые, а танцевали самые талантливые и красивые, искрясь тысячей блесток, переливаясь в свете софитов. Перед сценой сидели жюри, а за столами вдали — зрители, меж которых затесалась толпа знакомых лиц, среди которых Марко безошибочно определил красивое загорелое лицо Джеки. И вместо волнения он вдруг ощутил непонятное раздражение. Легкое, но знакомое. Она даже не смотрела в его сторону. Не пробовала найти взглядом в толпе и вообще, будто заявилась сюда лишь от скуки. Марко с досадой перемещает взгляд на вышедшую на сцену пару. Загорелая брюнетка со своим, как под копирку, партнером двигались ловко и уверенно, выделывая такие сложные движения, что попробуй Марко и Стар за ними повторить, точно валялись бы с переломами в больнице. Да, танцы были исполнены профессионалами, так, чтобы жюри изрядно напряглось, выбирая победителя, но ни в одном выступлении не было души, а только холодное желание победить и зубреж каждого движения. Наверное, это и имела в виду Стар, когда с улыбкой и своим нелепым звонким смехом танцевала в большой комнате свой собственный танец, сменяя один стиль другим и не стесняясь показаться глуповатой, любительницей и просто странной. Ее танец был словами, чувствами, ее танец был тем самым миром, который прятался в голове у нее и, что уж там, в голове Марко. Их запомнят. Не дадут победы, не дадут, возможно, даже закончить, но запомнят. Вот только… где сама Стар? Марко чертыхается и смотрит на номер выступающей пары — седьмой. Их номер десятый, а значит нужно срочно найти Стар и еще раз обсудить все. Еще раз обнять ее, чтобы заглушить раздражение и успокоиться. Находит он партнершу в баре с бутылкой шампанского и растрепанной прической. Стар нетрезво улыбается и слишком часто спрашивает, пришла ли Джеки, а когда ей наконец отвечают «да», то кривится так, будто съела лимон целиком, не жуя. Выход на сцену — как в тумане. Родные хлопают где-то там, на периферии, желают удачи; остальные люди и вовсе кажутся расплывчатыми пятнами. Марко держит пошатывающуюся Стар и просит ее сосредоточиться, а та усмехается и выпрямляет спину. Не смотрит ему в глаза. Танец начинается с плавных движений вальса, плавно перетекающих в нечто более энергичное и смелое. На Стар, в отличие от всех остальных танцовщиц, не сексуальное открытое платье, а блестящие шорты да топ со смешным осьминогом; Марко надел рубашку и брюки, но на этот раз — все белое, чистое. Без чертового галстука. Музыка скачет, сменяется песня за песней. Все вокруг будто взрывается, заливается красным-синим-зеленым, двигается быстро-быстро, дрожит под ногами и под кожей. Стар подпрыгивает и вскрикивает, Марко хватает ее и начинает кружить; они танцуют нечто смешное, глупое, дрыгая ногами и руками и смеясь, как дети, пока все эти скучные, серые, нормальные охают и ахают, ничего не понимая. От взрывного электро — к чувственной сальсе, от нее же — к нежному «школьному медляку». И это так похоже на «вспышки», когда хочется крушить и ломать все вокруг, точно зеленый громила из комиксов, но вместе с тем абсолютно точно не жалеешь о том, что сделал. Скорее, ловишь кайф и экстаз от каждого движения, от каждого крика и луча, от каждой струны соло-гитары; Стар закидывает ногу Марко на пояс и приближается к его губам так близко, что вновь удается почувствовать шампанское, впитавшееся в каждую трещинку ее наспех накрашенных губ, а потом она так же стремительно отходит от него, отдаляется, — и это бесит его так сильно, что хочется кричать. Танец заканчивается слабыми аплодисментами и объятиями их двоих посреди сцены. Тяжело дыша, Марко шепчет ей на ухо: — Ты же понимаешь, что мы в пролете? На что Стар незамедлительно отвечает: — А не пофиг-ли? Как и ожидалось, победа досталась не им, но взгляды жюри и зрителей не отлипали от их спин до конца вечера. Друзья и родители Марко все равно им хлопали — видно, общение с двумя эксцентричными личностями волей-неволей утянет за собой в пучину сумасшествия. Мистер Кэндл крепко жмет руку Марко и многозначительно подмигивает, а вот Стар он весело отвечает, что ее случай — особо тяжелый, и с ним работать придется ну очень кропотливо. А потом подходит Джеки. Обнимает его, вклиниваясь в эту атмосферу как-то неловко и бесцеремонно, что-то говорит и чмокает в щеку, а Марко не знает, что делать с наконец-то пойманной красной точкой. Он только смотрит на стремительно отдаляющуюся от него Стар, которая, конечно, за всем следила издалека. Настоящую жизнь, со всеми ее красками, настоящую болезнь и одновременно необходимое ему успокоительное. Так что не стоит удивляться, что он выбегает на мороз за ней, даже не накинув что-то поверх прилипшей к телу от пота рубашки. Красное лицо обдувает холодом, мурашки покрывают горячую кожу; Марко поворачивает голову и видит быстро уходящую прочь Стар в этом ее синем пальто и с зеленой шапкой в руках. Бежать за ней — нет сил, но он все равно бежит. Пока еще может ухватить эту жизнь, как ему и говорила Стар. — Ну что тебе еще нужно, Диаз?! — вспыхивает она, когда Марко догоняет ее и хватает за руку. Голубые глаза блестят от слез — она пьяная, уставшая, злая и впервые по-настоящему влюбленная. — Все кончено! Дом у меня заберут, но по крайней мере у тебя все наладилось! Возвращайся к своей невесте или кто она там для тебя и будь с ней! Живи нормальной жизнью! Марко хватает ее ледяные руки, крепко держа и ежась от ветра. Слезы размазывают по лицу Стар тушь и тени, застывают на морозе некрасивыми потеками на щеках, но целовать их все равно хочется даже такой, что он и делает, несмотря на слабые протесты и вездесущий холод. — Если говорить честно, то больше всего на свете я боюсь именно этого — нормальности, — грея в своих руках ее пальцы, твердо говорит Марко. — Больше всего на свете я боюсь остаться в этой тягомотине с тем человеком, кто был где-то там, далеко, столько месяцев, и упустить шанс начать жить по новой, не оглядываясь на прошлое. И все это я могу только с тобой, Стар, потому что нам нужно одно и то же. Ненормальным проще существовать бок о бок. Она смаргивает пелену и изумленно приоткрывает рот, а Марко целует ее первым, пробуя на вкус шампанское и новый блеск для губ Стар. Вечер искрит огнями и множеством фонарей; зима и осень пролетели также быстро, как и листья по ветру, пробирающему до костей, но отрезвляющему. — Ты что творишь?.. — удивленно выдыхает Стар, нехотя отстранившись. Фонарь светит прямо ей в лицо, слепит глаза. — Стало быть, я действительно люблю тебя, — смеется Марко и возобновляет поцелуй, цепляясь пальцами за синее пальто. Руки ласково перемещаются под плотную ткань и ложатся на талию, перебираются за спину и опускаются вниз, по пайеткам шорт, чуть сжимая округлые подтянутые ягодицы и притягивая Стар поближе. Она довольно вздыхает, и Марко не удерживается от насмешки: — Ты мне за это нос не сломаешь? — Если остановишься — сломаю, — и хватается за плечи Марко, углубляя поцелуй. Честно говоря, именно это и должно было быть началом его обновленной, не нормальной, но здоровой жизни.