(Not) Just Friends

      Их запирают после уроков в одном кабинете, «подумать над поведением», и это — ошибка. Глупая и ненарочная, обязательно будет иметь последствия. Все равно что в бочку с бензином кинуть зажженную спичку. Сгорит только все и вся. Ну или будет снесено зарядом из нелепой волшебной палочки, как посмотреть.       Часы на стене тикают — тик-так, тик-так. Время утекает в никуда. Тихо в кабинете, прохладно; ветерок треплет занавески грязно-розового цвета и впускает в комнату лепестки цветущей под окном вишни. Щелкает зажигалка, и Стар, сидящая у окна, начинает курить: дешевки тонкие, дым кольцами, ментоловые наверняка. Её глаза устало моргают, рассыпая на пухлые щеки тушь.       Марко подпирает кулаком со сбитыми костяшками голову, Марко хочет уйти. Минимум — вышвырнуть Стар с балкона. Их заперли в одной клетке, поймали в банку, как пауков, и рано или поздно начнется грязная потасовка хищников. Марко очень скучно и он ждет этой минуты, следя за стрелкой часов и за волнами дыма, призраками улетающими в открытое окно под марево заката; ждет этой минуты, разминая пальцы и наблюдая за изгибами фигуры принцессы Баттерфляй, которая, без сомнений, ждет того же.       Стар не настолько терпелива, и поэтому одна сигарета летит в окно, извлекается вторая. Ее ручки, детские такие и тонкие, дрожат, когда она прикуривает, занавесившись светлыми прядями. Пропахнут волосы и шмотки — плевать. Мама-королева не поймает, находясь далеко, в другом мире, где девочки хороши и одеты с иголочки, где девочки не используют магию, чтобы спереть из ювелирного красивое кольцо, где девочки спят только с теми, за кого выйдут замуж. Марко на мгновение проникается к принцессе сочувствием: ее мир стерильный и фальшивый и совсем ей не подходит, настолько, что она творила там из-за злости бесчинства как могла, пока ее не выперли на Землю творить хаос, лишь бы от родного дома хоть что-то осталось.       Часы раздражающе тикают. Стар закидывает ногу на ногу, выпрямив плечи, распахивает кожаный жилет, чтобы солнце светило прямо на тесно обтянутую майкой грудь. Капризная принцесса на горошине, звезда и балерина; Марко в открытую пялится на нее, просто не может представить, насколько приблизилась решающая минута.       — Ну, что же теперь? — вдруг раздается звоном в просторном помещении, саундтреками которого служили птицы за окном, ветерок и вдохи-выдохи, да тление сигареты. Марко моргает и расфокусированно смотрит на наглое лицо Стар.       — Берджесса цитируем, — хмыкает он, но Стар в ответ равнодушно пожимает плечами, сжав губы и затягиваясь.       — Что-то против имеешь?       — Не люблю, когда умничают.       — А я не люблю, когда на меня в открытую пялятся, — фыркает Стар, меняя местами ноги. Длинные, бледные, с кучей разноцветных пластырей и синяков, но он все равно на них смотрит, стараясь игнорировать то, как они на него действуют. — Но я же молчу и любезно терплю.       — Было бы, на что пялиться, — скучающе отвечает Марко, закинув руки за голову. Стар краснеет — так мило — и начинает сердиться.       — Долго еще мне терпеть тебя?       — Меньше часа, милая принцесса. Осторожно, прибегут на запах дыма и тогда не видать тебе короны.       — Не выпендривайся и отвечай мне прилично, — резко говорит Стар.       Марко понимает, что сковырнул самую больную рану. Тема о королевстве и долге перед родным миром была для нее, как красная точка для кота. Поймать бы, разорвать в клочья и забыть, да только не выйдет.       — Приказывать будешь дома своим подсосам из знати, а не мне, — спокойно продолжает Марко. Минута наступила, и возня пауков в банке началась.       Во взгляде Стар проявляется злое. С зеленцой темной магии и чувством задетой капризы. Ее бледные пальцы тушат сигарету прямо о парту, небрежно смахивают пепел и выкидывают бычок в окно; Марко опускает взгляд на ее дрожащие губы. Нет, Стар не расплачется: Стар будет истерить и метать молнии, но слезу при нем не проронит. Слишком легкая победа.       — Ненавижу. Как я тебя ненавижу, — выплевывает она, скрестив руки на груди и насупившись. Ее курносый нос смешно морщится, как всегда и бывает, когда она злится. — Дешевые понты и длинный язык как компенсация за маленький хер. Ненавижу тебя.       — Все еще злишься за тот разговор с Оскаром? — умилительно дует губы Марко, откровенно издеваясь, и при упоминании об Оскаре Стар вспыхивает ярчайшим румянцем, нетерпеливо ерзая на стуле, так, словно готова тотчас подскочить и снести Марко голову взрывом из палочки. — Да брось, все равно он бы с тобой не встречался. Не хочет подцепить какую-то инопланетную заразу, понимаешь?       — Закрой рот, ублюдок, — кривится Стар, но даже будучи такой — взъерошенной и задетой самовлюбленной девкой, она сохраняет королевское величие. Прямая осанка, длинные волосы, властный взгляд. Красивая.       — Если ты спишь только со шлюхами, не значит, что все здесь такие.       — Не все, процентов тридцать пять, — кивает Марко и чуть наклоняется. — Но ты в оставшиеся шестьдесят пять не входишь.       — А что насчет твоей подружки? — мило улыбаясь, вопрошает Стар. Палочка в ее сумке, что висит на спинке стула, начинает нехорошо мерцать. — Давно Линн Томас видел? Ах да, точно — такие длинные и ветвистые рога на голове наверняка мешают хорошо видеть.       — Твоя зависть к оставшимся шестидесяти пяти процентам умиляет, продолжай.       — Отнюдь, я просто передаю то, что творится в узком кругу тридцати пяти процентов, — изрекает Стар и откидывает волосы назад, довольно ухмыляясь. Марко же, помолчав, чуть более растерянно, чем хотел, смотрит на ее румяное личико.       — О чем ты?       Стар в притворном удивлении широко распахивает глаза.       — У-у-у, ну и тьма. Уже больше месяца прошло, а ты все не знаешь!.. Впрочем, разберешься сам. Как раз полчаса осталось.       — О чем ты только что говорила?       Но она молчит. Вздыхает обреченно, закатив глаза, плохая актриса, но молчит. Ее длинные ноги гипнотизируют, сминают как ненужную бумагу все колкости и шутки, так что Марко приходится вслушиваться в часы — тик-так, — шелест занавесок грязно-розового оттенка и дыхание — свое собственное, отрывистое, и глубокое, хриплое, даже сейчас двоякое и надменное — Стар, чтобы с ума не сойти и не бросить к этим ножкам свое сердце.       И, что же теперь, а?       А теперь Стар поможет ему собраться воедино. Он грустно смотрит на свои разбитые пальцы, пока Стар медленно встает с места, небрежно стягивая жилет и швыряя прямо на пол. Ее сапожки отбивают ритм вместе с сердцем Марко и часами — тик-так, тук-тук, — а сигаретный запах становится все четче и четче. Без ментола курит — плохая принцесса плохая во всем.       И принцесса садится на его парту, принцесса скромно прикусывает губу и кладет свою ладошку поверх его рук. Контраст сильный и вместе с тем подходят друг другу идеально. Марко — разобранный ею, а значит его следует собрать заново, всю его грязь и нахальство. И в этом может помочь только такая же грязная и нахальная Стар.       — Ну и что теперь? — криво цитирует Марко, а в ответ получает скромный, нежнейший поцелуй. Она утешает его, поглаживая рукой по волосам, касаясь губами щеки с родинкой так ласково, что и самой удивительно. Как и умеют героини сказок с коронами из чистого золота.       У них всего полчаса.       Марко объявляет об окончании этой длинной минуты, когда Стар расстегивает свои шорты и запрокидывает голову, стоит шершавой мужской руке скользнуть за джинсовую ткань. Ее ногти впиваются в кожу головы, посылая импульсы по всему телу, — работает безотказно.       — А если прибегут за на-а!.. — Стар срывается на стон и присаживается на парту, расставляя ноги пошире. Душный запах ее возбуждения пьянит, а глаза обоих немного испуганно глядят друг на друга. — За нами?..       Она говорит об этом и от собственных слов еще сильнее дрожит. Марко приспускает ее шорты и расправляется с ее помощью с ремнем своих брюк, а после обнимает Стар с непривычной нежностью: хочешь быть разбойником, не люби принцессу, иначе никак.       — Значит, она мне изменяла? — интересуется Марко и медленно входит в нее, крепко держась обеими руками за парту. Часы тикают — времени мало.       — Д-давно, — бормочет Стар и подается навстречу, напрочь теряя свою дерзость, смущаясь, как маленькая. — Когда вы встречались… через полгода… Наверное, все еще с тем парнем, кажется, Джошем, вместе... Или вовсе с девчонкой, черт знает, что у Линн Томас на уме.       — Вот же сука, — Марко толкается вперед и опирается одной рукой на поверхность стола, второй задирая ее стройную ногу выше. Он говорит вполголоса, но громче и не требуется: Стар, ему иногда кажется, способна слышать его мысли.       — Да…       — Изменяла мне, и совершенно не боялась быть обнаруженной!.. Все это время!       — Да!.. — вскрикивает Стар, ощутив приятный толчок внутрь, и испуганно прижимает ко рту ладошки. Потом она счастливо улыбается и тянется к Марко, соприкасаясь кончиком носа с его, и озорливо шепчет:       — Хорошо, что мы с тобой их опередили.       Марко также счастливо смеется, оставляя поцелуи на бледной коже и погружаясь в Стар глубже, с наслаждением и удовольствием от каждой минуты вместе с ней, такой-не-такой принцессой. Ему бы только растянуть время, продолжая упиваться тем, что рядом с ней можно быть и рыцарем, и разбойником, и кем угодно, да хоть собой. Ведь у прекрасных принцесс нахальности и грязи даже больше, чем у остальных. Искренности и любви тоже. Настолько, что хватит на еще одну душу рядом.