***
Джем приходит домой к Диазам после концерта уставший, хмурый и погруженный в раздумья. Перед его глазами летают образы и обрывки воспоминаний: мама держит за руки, смеется и кружится с ним на одном месте, и у нее испещренные шрамами загорелые руки, а в глазах красные паутинки капилляров; отец учит Джема стрелять, целясь в разложенный рядком мусор, вроде старых бутылок и коробок; темный небосвод с крапинками-звездами, глухое рычание чудовищ где-то вдалеке и пыль, которая въелась в каждую пору. Джем не бесчувственный сухарь, и от этих картинок ему становится больно. Стало быть, это и есть те самые объедки, но даже если и так, Джем благодарен хотя бы такому. За ним заходит Элизабет, ворча что-то про заклинания и вонючие автомобили; смешная, растрепанная, с покосившимися очками и удивительно похожая сейчас на недовольного Марко. Если бы не дурацкие различия и вся эта чушь с любовным треугольником, они бы с Джемом могли стать друзьями. Элизабет же, как и он, воспитана воинами, воспитана храбрыми и любящими друг друга людьми. Но все сложилось как сложилось — кому-то объедки, а кому-то целая жизнь. — Интересно, как там мама? — спрашивает будто у самой себя Элизабет, но Джема не обмануть. Паршиво еще и то, что эта девчонка не только сама к нему привязалась, но и привязала его к себе. Списать бы все на одну кровь, но нет. — Переживет. Не поцеловаться на концерте — самая меньшая из бед, — пожалуй, слишком резко отвечает Джем. Привык, на самом деле. Элизабет рывком оборачивается к нему; Джем ожидает, что увидит на ее лице гнев и воинственность. Но вместо этого он видит ту самую гребанную полуулыбку человека, который все еще верит. Все еще борется и все еще живет ветреным невидимым «хэппи эндом». В голубых радужках Элизабет, как и у Стар, застывают крапинки-звезды. Они соленые и вот-вот грозятся закапать на пол, промочить пухлые щеки. Но Элизабет воспитана воинами, а они не плачут, когда им говорят правду в лоб. Они продолжают бороться. — Ты, наверное, счастлив? Ты победил. Элизабет, видно сразу, и сама не верит в свои слова. Особенно перед тем, как ей следует отправиться домой, в свою все еще существующую вселенную. — Тебе совсем не жаль мою маму? — продолжает она уже напористее, так, как умеет лучше всего, — Она ведь хорошо относится к Джеки. Она ушла, чтобы им не мешать. Джем поджимает губы и опускает голову, молча проходя мимо Элизабет в гостиную. То, что он не бесчувственный не означает, что надо сию же минуту раскрывать перед своим потенциальным соперником за жизнь душу. Даже если это игра в одни ворота. В его. — Знаешь, мои родители рассказывали мне об этом, — слышит Джем за спиной голос Элизабет и останавливается. Уходить посреди разговора было бы невежливо, так, кажется, говорила ему мать. — О чем же? — сухо спрашивает он, просто чтобы не молчать. А то эти мысли, этот непрошеный страх пустоты, неизвестности… Этот «хэппи энд», что настойчиво продолжает допытываться до него за спиной. — Об этом концерте. Мама рассказывала, что в этот день она чувствовала себя так, будто ей глаза запорошило песком. Она не понимала, что будет дальше, не видела ничего, и ей было страшно. И очень одиноко. Джем молчит. Часы в комнате тикают, отсчитывают его минутки. Элизабет снимает толстовку Марко и, пройдя мимо Джема, аккуратно вешает ее на спинку дивана перед телевизором. Полуулыбка — чертова Мона Лиза, — не сходит с лица Элизабет, и не понять, грустно ей или наоборот, хорошо от того, что она выиграла этот «хэппи энд» так легко. — Я думаю, у тебя нет причин ненавидеть ее, — спокойно говорит Элизабет, выпрямляя спину. — Вы… Мы похожи больше, чем ты думаешь, Джем. — И вовсе нет! — выплевывает, выскребает он слова из горла. Просто чтобы не молчать, предпринять хоть что-то. — Тебе не понять ни меня, ни мою семью. Ты сейчас отправишься домой, в свое королевство, и будешь сидеть на всем готовом, в окружении живой, любящей тебя семьи. Меня же ждет забвение. Пустота и неизвестность. Глаза Элизабет удивленно округляются. — С чего ты взял? Мы же видели… — Да брось, ты что, не понимаешь очевидного? — морщится Джем, — Тот факт, что твоя мать рассказала тебе о сегодняшнем дне, уже о многом говорит. Такое ощущение, будто меня позвали смотреть видеофильм о жизни совершенно чужой семьи, а мне откровенно наплевать, лишь бы не трогали меня. Но так уже не выйдет. Элизабет делает шаг и открывает рот, чтобы что-то сказать, но Джем не позволяет ей. Достаточно. Пока он еще может говорить, пока его еще не стерли из мира, как глюк и ошибку, ему стоит впервые в жизни попробовать выпустить хотя бы половину своих чувств наружу. И кому как, все-таки, не ей, девочке с волшебной палочкой и красивой жизнью сказочного «хэппи энда». Она же, черт возьми, его сестра. — Да, твоя мама сегодня проявила благородство, без шуток. И мои родители остались вдвоем, — говорит Джем, делая шаг вперед, — Но мой отец никогда не обнимал мою маму так, как он обнимал сегодня Стар. — Джем… — Мой отец никогда не смотрел на мою маму так, — дышать становится чуть труднее, — как он каждый день смотрит на принцессу. Он словно каждый день благодарит ее этим взглядом, следит за ней, как завороженный. Элизабет опускает голову и вытирает щеки. — Мой отец никогда не говорил с моей матерью так легко. В их разговорах всегда чувствовалось это напряжение, эта… Отчужденность. А Марко и Стар, кажется, умеют читать друг у друга мысли. Джем хватается за медальон на шее — единственное, самое ценное. Это все сошло бы за его конец, — просто конец, без «хэппи», а лишь сухое завершение истории. Но он еще не исчез, и значит сказке нужно еще немного затянуться. Скорее всего, до первого признания. — То, что в моем мире все идет к чертям, а в твоем — просто сказка, тоже о многом говорит. Ты права — мне тоже глаза песком запорошило. Ничего не вижу в будущем, вообще. Теперь пришла пора Джему усмехаться. — …Но это лишь потому, что у меня нет будущего. Элизабет всхлипывает и отворачивается, а Джем с непроницаемым видом проходит мимо нее к лестнице, как вдруг его хватают за рукав и тянут обратно. Инстинктивно он вырывает руку и готовится атаковать, но руки тут же опускаются, стоит только взглянуть на заплаканное, исполненное решимостью личико. — Тогда, — Элизабет задирает подбородок и вытирает озорницу-слезу, — ты должен увидеть настоящее. И она показывает ему настоящее: после того, как возвращается с Мьюни, силой (которой является на удивление хорошо держащаяся Стар) утягивает на разнообразные прогулки, приключения, фестивали и многое другое. Джем не знает ярких красок, не знает беззаботной жизни, где не надо выживать, и он часто совершает ошибки, как тогда, на вечеринке сенсея. Но зато у Элизабет все не так, и она показывает, как круто бывает по-другому. В истории со счастливым концом. Джем может видеть, как Марко крепко держит за руку Джеки, пока они сидят на скамье и ждут застрявших у киоска с мороженым Стар и Элизабет. И все не так, как надо, все иначе. Потом неосторожный велосипедист задевает Стар, и та падает, запнувшись, выронив только что купленное мороженое. Джем вскидывает брови и наблюдает за тем, как Марко чертыхается и срывается с места, а Джеки, как-то странно вздохнув, плетется за ним. Марко поднимает Стар, спрашивает, все ли с ней хорошо, покупает ей другое мороженое. Глаза в глаза, слово в слово, понимая друг друга чуть более, чем полностью. Джеки стоит рядом, наблюдая за ними, но в итоге все равно подходит к Стар и ободряюще хлопает ее по плечу, что-то крича вслед велосипедисту. Элизабет смеется над ее словами и заправляет за уши каштановую прядь. Джем смотрит на людей, идущих к нему. Воплощения самых разных миров и самых разных концовок. Мать ошибалась. Это, похоже, его «хэппи энд».Happy end
11 июля 2017 г. в 15:24
Примечания:
По Ship War AU, автор идеи MoringMark. Рекомендую прочесть комикс тем, кто еще этого не сделал.
Джем не верит в хэппи энды. Это неверие вбила в него мать, еще когда Джем только научился читать и осознавать, что творится вокруг него каждый божий день. Хэппи эндов в его жизни нет и не будет, и борется он вовсе не ради этих призрачных витиеватых букв в конце книги. Он борется за «сегодня», за каждый рассвет и каждый закат, живя лишь настоящим. А настоящее в его мире — хуже некуда, и уж какие тут счастливые концы?
А вот Элизабет верит в них. Так же трепетно, как и ее мать, с такой же детской наивностью и легкой полуулыбкой; Джем успел сравнить, когда они переговаривались в гостиной Диазов друг с другом, обсуждая какой-то фильм. И как только Стар не замечала поразительного сходства в самых мелочах? Те же голубые глаза, пухлые щеки, та же воинственность и вечная шутка, вечная хитринка где-то в радужках. Стар, видно, не очень умная, — и самое сильное сходство меж ними это, конечно, тот самый «энд».
У Элизабет знаки на щеках, у Элизабет мягкие светлые крылышки под красной толстовкой Марко, у Элизабет есть волшебная палочка и спрятанная за пазухой фотография улыбающихся родителей. Факты, доказательства того, что в ее мире все хорошо, что ее история не то что закончится, а началась с «хэппи». Элизабет, как и Стар, не очень умная, потому что однажды, когда они сидят над широко раскинувшейся сценой на стенде, а внизу, в толпе, следят за концертом «Love Sentence» их родители, она спокойно сообщает, что ей надо вернуться домой, в свою временную линию, посмотреть, все ли хорошо. Вот так, легко и просто, пока внизу гремит музыка и, возможно, решается их с Джемом судьба.
Элизабет есть, что терять. Она живет и будущим, и настоящим одновременно, и борется за свой «хэппи энд». Ведь в ее мире все так хорошо.
Паршиво то, что Джем с каждым днем начинает это осознавать. Он видел, как умер его отец; видел, как медленно зачахла от болезни мать. Ему-то терять нечего, все чувства остались у сухих каменных могил, все надежды на хэппи энд угасли со взрывом бомбы перед глазами. Теперь Джем наблюдает за тем, как Стар Баттерфляй медленно покидает концертный зал в полном одиночестве, а его будущие родители целуются где-то в толпе. И вроде все для него хорошо, должно быть, просто прекрасно. А на самом деле Джем чувствует, что его «энд» предрешен.
Мать была права — хэппи эндов не существует. Тем более для таких, как он. Таким, как Джем, остаются лишь объедки, хилые аплодисменты, может, парочка грустных речей напоследок, да скупое «так и должно было быть». Такие, как Элизабет, довольствуются всем самым лучшим, забирают самое вкусное и все овации.
Элизабет, видно, и есть тот самый, как его... Счастливый конец. А Джем, верно девчонка говорила, только «глюк». Жалкий сбой в четко отлаженной системе.