(Not) Just Friends

      Стар приходит к нему ночью, часов в двенадцать, как всегда это бывает по четвергам. Ее волосы неаккуратно перевязаны лентой, щеки красные, глаза широко распахнуты и горят от нетерпения. Она легко взбирается с помощью дерева к его комнате; Марко открывает ей окно и Стар, стиснув зубы, прыгает по-кошачьи, — удачно зацепляется, естественно, но каждый раз в такие моменты у Марко останавливается от испуга сердце.       — Пришла, — вздыхает он, одернув помявшуюся у краев красную футболку. Стар отряхивает одежду, Марко бегло осматривает ее: кожаная куртка поверх розовой пижамной майки, обтягивающие черные лосины. Стар подражает Джоан Джетт, хотя, как всегда считал Марко, ей бы больше подошел стиль Шерри Керри.       Стар потуже затягивает хвост длинных волос и, наконец, кидает озорной взгляд на Марко. Улыбается, целует его в губы. Ее кончик носа холодный, а изо рта пахнет шипучкой и жвачкой; в ее волосы очень приятно запускать пальцы, перебирать их и заплетать; руки у Стар сухие и шершавые, смело пробираются ему под футболку, а когда Марко отстраняется, слегка мутно и удивленно глядя на нее, Стар улыбается еще шире и подмигивает, словно просит: сохраним это в тайне, ха?       Марко и Стар тайно встречаются уже третий месяц, а знакомы полтора года, с того момента, как Стар переехала с семьей в Эхо-Крик и поселилась аккурат в доме напротив дома Диазов. Дружить с ней оказалось клево: Стар была не от мира сего, слишком веселая и слишком неподвластная правилам. Встречаться с ней, естественно, оказалось еще лучше.       Родители Стар против их общения — «она и так отлынивает от учебы, еще и парней не хватало». Родители Марко тоже против их общения — «Стар взбалмошная и невоспитанная, она не пара такому, как ты». И если бы мама и папа — и его, и ее — узнали, что она каждую ночь залезает к Марко в дом и они пьют припасенное под его кроватью пиво, слушают поющего в приглушенном радиоприемнике Боуи и занимаются петтингом, они бы сошли с ума. Заперли бы их на сто замков, запретили бы ходить куда-то кроме школы и устроили бы настоящую взбучку. Но родители спят в комнате прямо напротив, ничего не подозревая — и от этого ночные встречи кажутся еще более неправильными и опасными. Особенно для Стар. Она обожает опасности.       — Твои давно уснули? — шепотом спрашивает, закинув руки ему на плечи. Марко сцепляет пальцы в замок на затылке Стар и отвечает:       — Еще в десять. Маме завтра вставать рано, а отец выпил.       — Круто! Надеюсь, мы их не потревожим, — улыбается Стар. Ей нравятся родители Марко, даже несмотря на то, что это не взаимно.       А чтобы надежды Стар не пошли прахом, они действуют тихо, как и учились за все время своего общения: Марко запирает дверь на замок и включает приемник, расположив тот недалеко от входа в комнату — музыка не громкая, не разбудит, но и подозрений вряд ли наведет; Стар, разувшись, забирается на постель и с шипением открывает банки пива, украденные у мистера Диаза — все равно не заметит, у него таких куча.       — Это лучше того, что давала мне Дженна, — отхлебнув, изрекает Стар, удобно расположившись головой на груди Марко.       — Ты пила с Дженной? — как-то хмуро переспрашивает: никогда не жаловал эту странную девчонку из параллельного класса.       — Да, — просто отвечает Стар, — у нее друг есть, совершеннолетний, он и покупает ей выпивку. Еще мы выпили водку, смешанную с «Маунтин Дью» — это было ужасно!..       — Хм. А Дженна спит с этим «другом» за выпивку?       — Фу! — морщится Стар и резко садится, пихая Марко кулаком в бок. Банка в ее руке холодная и вспотевшая; почему-то Стар всегда по-королевски оттопыривает мизинец когда пьет, и совершенно неважно, что за напиток в ее руке находится.       Марко улыбается, глядя на ее гримасу, и ласково проводит пальцами по ее упирающейся в постель руке.       — Что?       — Какой же ты извращенец! — вполголоса осуждающе выдает Стар, — Всегда это знала, но чтобы насто-о-олько…       — Так да или нет?       — Конечно же нет! — фыркает Стар и без стеснения взбирается на Марко, отчего он краснеет и неловко отодвигается назад. — Дженна романтик, она бы не стала.       — Откуда тебе знать? — спрашивает, глядя на то, как Стар задирает голову и вливает в себя остатки пива. Положив пустую банку на пол, она наклоняется вперед, почти ложась на Марко и бормочет:       — Просто знаю. И заткнись, — накрывает его губы своими.       Шторы в комнате светло-коричневого некрасивого цвета, похожи на грязную старую тряпку, — колышутся от так и не закрытого окна. На стенах плакаты, которые принесли Марко Стар и его друзья, а также вырезки из газет и маленькие желтые листочки с напоминаниями. В углу валяется коробка настольных игр, забытая кем-то из друзей, сумка и синтезатор — Стар иногда просит его сыграть и подпевает, воображая, что они знаменитости, ездят по гастролям и никто в мире им не указ.       Стар переворачивают на спину и целуют ниже, но продолжить она не дает. Просит переключить на другую радиостанцию и сует в рот жвачку, надувая сахарный липкий пузырь и лопая его — розовая масса облепляет губы и Марко целует их перед тем, как исполнить ее просьбу.       — Хочу чтобы мы перестали прятаться, — тихо говорит Стар, гладя его по голове и подставляя шею под новые поцелуи. — Чтобы мы были вместе. Жили бы в трейлере, завалили бы все там DnD, одевались как Джимми Хендрикс, пели песни и ели блины с клубничным джемом. Красота-а-а…       — Твои блины я бы есть точно не стал, — усмехается Марко: Стар готовить не умела, а если бралась, то выходило, мягко говоря, плохо.       — А кто сказал, что готовить буду я? — смеется и резко отталкивает его от себя, вытаскивает изо рта жвачку и кидает липкий кружочек в пустую банку пива. Ее глаза загораются огнем, идеей, очередной забавой, и Стар подскакивает с места, подходя к письменному столу и хватая с него листки бумаги и карандаши.       — Что ты делаешь? — свесив одну руку с кровати, спрашивает Марко. Он привык к тому, что настроение у Стар меняется по щелчку пальцев, а в ее голову внезапно приходят безумные идеи.       — Давай напишем песню! — улыбается она, повернувшись с письменными принадлежностями в руках к нему. — Назовем ее «Крутой, как восьмидесятые»!       — Стар…       — Я буду петь, ты играть, а потом соберем группу и будем круче «Битлз»! — восторженно восклицает она, позабыв о том, что в доме все еще есть родители Марко. — Пожалуйста, черт, так хочется!..       — Тщ-щ!       Он поднимается с места, подходит к двери и жестом просит Стар затихнуть.       — Они могут проснуться, — бормочет он спустя несколько минут: показалось, что родители услышали.       — Ну и пусть, — фыркает Стар, падая на кровать вниз животом и принимаясь что-то рисовать на бумаге. — Все равно надоело прятаться, как мыши в норах. Почему взрослые такие придурки? Не дают нормально веселиться и ве-е-ечно следят за каждым шагом. Бесит!       Видимо, этот вопрос останется без ответа навсегда.       — Пошли завтра в кино? — спрашивает снова Стар, не отвлекаясь от рисования. По радио начинают петь ABBA, — Выходит фильм про чокнутого ученого, создавшего машину времени.       — Не могу, — качает головой Марко, ложась с ней рядом. — Завтра мне на карате.       — А мне на рисование, — усмехается Стар, — ну и что? Прогуляем.       — Ну…       — Пожа-алуйста, Марко, — сладко тянет она, как тянулась ее жвачка от уголка губ к пальцу, а глаза прищуриваются, обегая кокетливым взглядом фигуру Марко. — А я тебя за это везде поцелую, где только захочешь.       Его пылающие румянцем щеки выглядят явным согласием на эту маленькую сделку, однако, мотнув головой, Марко будто просыпается и как можно тверже заявляет:       — Ты же знаешь, у меня не получится. Нельзя.       — Ага, ну, а как же, — скучающе говорит Стар, отвернувшись, делая последний штрих и подписывая рисунок, — просто ты трусишка, Марко.       Такое безнаказанным оставлять нельзя, поэтому Марко начинает щекотать ее, а Стар, поскольку шуметь нельзя, пытается не засмеяться в голос — труднее, кажется, ничего не придумать. Потом они целуются, еще и еще, комкая постель, с хрустом сминая разбросанную бумагу и слушая голоса из радио и проезжающих за окном машин. На разрисованной бумаге изображены мальчик и девочка в черных костюмах и с гитарами в руках; Стар вздрагивает от удовольствия, ощутив руку под своими лосинами и улыбается, — знает, что Марко все-таки прогуляет с ней дополнительные занятия, а потом они пойдут в местную забегаловку, есть хот-доги с горчицей и смеяться над официанткой, вечно перебарщивающей с лаком для волос.       — Так что насчет… песни? — выдыхает Стар ему на ухо; пальцы пробираются за резинку белья.       — Хорошо, — Марко не сможет ей сейчас отказать. Ни в чем, вообще. — Но собирать группу будешь ты.       — Круто, — улыбается, глядя в потолок. Прикосновения между ног отдаются приятным теплым чувством, похожем на щекотку, — Когда-нибудь, об этом напишут в «Браво». И в нашем трейлере будут висеть постеры с нашей группой.       Если бы родители узнали, о чем они мечтают — о роке, славе, круглых таблетках и свободе, — и чем занимаются, то устроили бы им настоящий скандал, запретили бы видеться и вообще выходить из комнат.       Но родители спят. И пока ABBA играет, ночь хозяйничает за окном и стоны удается давить, стиснув зубы, то можно. Можно все.