1.
Когда Марко два года назад, в начале старших классов, принимал вместе с родителями решение о переводе из обычной школы в школу-пансион, что поспособствовало улучшению его знаний и высокому шансу попадания в престижный колледж, он не задумывался ни о чем другом. Он не хотел пускаться во все тяжкие, не хотел вступать в различные клубы «крутых», не хотел начинать курить, пить и пробовать наркотики, хоть и всегда тихо ненавидел свою репутацию «суперспокойного ребенка». Перед глазами маячили простые понятные цели, эдакая цепочка хорошей жизни каждого человека: быть отличником в обычной школе, быть отличником в пансионе, быть отличником в колледже, на работе… И так далее. Его родители воспитали в нем тягу к постоянному самосовершенствованию и аккуратность, и Марко был доволен и своим характером, и своими простыми целями. Больше ничего и не было нужно, верно?..
— …И я пытаюсь доказать Тифф, что ее идея с рок-группой на празднике в честь дня учителя, мягко говоря, отстойная, но она все равно-о-о добивается своего, да еще скандалом. Я пытался вежливо намекнуть Таку, чтобы он надел намордник на свою девушку и переубедил ее, но он поддакивает!.. — на одном дыхании тараторит Оскар, осторожно протирая свою гитару, в то время как Джеки сидит рядом, скрестив ноги, слушая
своего парня и мягко, даже загадочно улыбаясь. Она смотрит на Оскара с нескрываемой нежностью, а ее рука ложится на его локоть и неспешно поглаживает, успокаивая.
— Знаешь, «надеть намордник на девушку» — не самый вежливый намек. Но если мы говорим о Тифф, то это еще мягко сказано, — продолжает она и Оскар смеется, затем тянется к ней за поцелуем и немедленно получает его.
Вот тогда Марко, как шпион из комедий, выглядывает из-за книги и смотрит на пару на кровати напротив, ощущая странную тянущую пустоту внутри. Эту пустоту хочется чем-то заполнить, — залепить ее пластырем, заколоть досками, — но нечем. Никак. И в голову закрадывается смутное сомнение — а правильно ли он расставил приоритеты? Правильно ли считать, что отличные оценки и карьера это все, что требуется для
хорошей жизни?
Он смотрит на Джеки. Долго, неприлично долго и неприлично внимательно. Ее волосы — короткое белое облако, стянутое на затылке в пучок; кожа загорелая, на плечах и лице веснушки; она никогда не красится и даже не пудрится. Ее пальцы грубые и мозолистые, но все равно красивые, а светло-зеленые глаза всегда смотрят чуть устало, но добродушно. Она классная, спокойная и умная.
И она девушка его лучшего друга, но даже если бы не эта условность, с таким как Марко она бы никогда не была.
— Боже, он сейчас в нас дырки прожжет, — Джеки улыбается, и Марко запоздало понимает — поймали с поличным.
— Бро, все нормально? — в привычной развязной манере спрашивает Оскар.
— Да, просто задумался, — отмахивается он и вжимается спиной в стену. Две пары зеленых глаз смотрят на него, и это нервирует. Он не находит ничего лучше кроме как опять спрятаться за книжкой от чужих взглядов, как делал всегда, всю жизнь.
— В очередной раз, — вздыхает Оскар и откладывает гитару. У Марко буквально начинается чесотка от этих светло-зеленых глаз на веснушчатом лице, которые все еще смотрят на него, прожигают внимательным устало-добродушным взглядом, и он ерзает на постели, едва ли не утыкаясь носом в шершавые страницы «Моби Дика».
Пустота внутри начинает доставлять ощутимый дискомфорт, когда Джеки и Оскар непринужденно болтают, смеются, обнимают друг друга и обмениваются короткими поцелуями. Джеки и раньше прибегала в их комнату чтобы провести время с Оскаром, так что такие зрелища были Марко не в новинку, но… На этот раз было намного сложнее. Он думал, что ему удастся давить в себе эту глупую обиду и ревность, но непросто находиться в спокойствии, когда твой лучший друг так крепко прижимает к себе девушку твоей мечты. Живёт жизнью твоей мечты.
Они выглядят счастливыми и довольными друг другом,
довольными своей жизнью, потому что у них есть все, что нужно для нее. Вскоре Оскар говорит Джеки что ему нужно отойти и скрывается за дверью ванной комнаты. Марко остается наедине с ней и надеется, что они промолчат до того момента, как Оскар вернется, однако Джеки тяжко вздыхает и негромко обращается словно бы ни к кому, но на самом деле — к Марко.
— Понятия не имею, что ему подарить. Я просто паршивая девушка, — на пухлых губах Джеки появляется невеселая усмешка — на следующей неделе Оскару исполняется восемнадцать и она волновалась на этот счет.
Кровать скрипит, когда Джеки поднимается с нее, чтобы сесть на постель к Марко, и он напрягается, когда она заглядывает в книгу и тихо спрашивает:
— Ты уже присмотрел подарок?
— Я… — Марко облизывает губы и старается убрать, как он считает, идиотское выражение со своего лица. — Да. У знакомого в магазине продаются портативные колонки, Оскар хотел такие.
— Вот черт! — стонет Джеки и (Марко облегченно вздыхает) отстраняется, — Все уже присмотрели, но не я! Может подскажешь? Только не говори мне про «себя в кружевном белье», или я тебя ударю, — Джеки хихикает, а Марко думает о том, что это, на самом деле, прекрасный подарок.
Оскар возвращается и они с Джеки уходят вместе, оставляя Марко с «Моби Диком» в руках, растерянным взглядом и правдой, что маячила за спиной всю жизнь. Мало идти от престижной школы до престижного ВУЗа, а затем и карьеры, если помимо этого у тебя больше ничего толком и нет.
2.
Вечером он выходит прогуляться на территории кампуса с книгой в руках и просто чтобы освежить голову и, ладно, быть вдали от друга с полноценной
хорошей жизнью. Он был рад за Оскара, но сегодняшний день должен был поставить точку в затянувшихся раздумьях о том, что же он все-таки упустил.
Может, Марко мог бы точно также, как и Оскар, заваливаться в комнату с тайно пронесенной бутылкой алкоголя в руках и безмятежной улыбочкой в ответ на слова «а у нас завтра тест по математике»; мог бы ходить на вечеринки, встречаться с девушкой, которая будет волноваться насчет подарка на его день рождения, смотреть на него нежно и преданно. Мог бы, да. Бы.
Это чертово «бы» как пуля в голове застряла, посылает импульсы боли и образы Джеки в руках Оскара, собственную жалкую жизнь сначала в обычной школе, потом в пансионе.
Марко садится на самой дальней скамейке позади мужского общежития и смотрит вперед — студенты лениво бродят там и сям, отъезжают от парковки машины, слышен смех и громкие кричалки местной группы поддержки. Все наполнено жизнью — полноценной, не зацикленной на замкнутом круге «садик — школа — работа» — и Марко снова прячется за книгой, эдакая серая фигура среди множества раскрашенных. По каким вообще критериям Оскар избрал его лучшим другом? Такого зануду как он даже в качестве объекта насмешек не трогали; Марко просто тихо существовал в своем замкнутом мире и довольствовался им… До того как перешел в школу-пансион Эхо-Крика.
Может, как говорила Джеки, они с Оскаром «слишком непохожи, потому и обречены были сойтись». Оба были умными (впрочем, в пансион других и не брали) и потому могли найти общие темы для разговоров, но если Оскар тащил друга с собой на шумную вечеринку, где обязательно напился бы и устроил рок-концерт со своей «первой девушкой — гитарой», Марко отнекивался и оставался в комнате. Когда они сидели на зеленом газоне под ярким солнцем, обедая, и Оскар вдруг закуривал, Марко обязательно предупредил бы, что курить на территории кампуса запрещено и Оскара заметят и выпрут, но всегда знал, что его если и заметят, то ничего не сделают. Друг всегда обещал ему — «проживешь жизнь как надо».
А надо было жить, как он.
Книга шелестит страницами, ставшими под светом фонаря желтыми. Теплый весенний ветер забирается на кожу мягкой щекоткой, успокаивает и обдувает перекошенное грустью лицо. Кажется, он почти «дописал» этот день, осталось дочитать книгу и поставить точку, после чего думать, что именно надо менять.
Марко тяжело вздыхает и разминает шею.
— «Я человек, я слаб, но я готов сразиться с тобой, суровое, призрачное завтра», — невеселый смешок оказывается хриплым, и Марко тихо ворчит: — Отлично, сижу под фонарем в одиночестве и сам себе цитирую «Моби Дика»…
— А мне понравилась эта цитата!
Он резко оборачивается, захлопнув книгу и вытаращившись в полутьму. Сердце замирает от испуга. Марко оглядывается в темень. Оттуда выпрыгивает нечто низкорослое и худое, затем ловким кузнечиком запрыгивает на место рядом с Марко, обдав того запахом травы и резких, ну просто
ужасных духов. Марко теряется и тупо смотрит на этого кузнечика, возникшего буквально из ниоткуда, как хренов ангел-хранитель. Кузнечик маленький, светловолосый, с рожками-ободком на голове, румяными щеками и абсолютно несерьезным поведением, граничащим с вполне себе серьезным и умным взглядом голубых глаз.
— Что?..
— И вообще-то нет ничего дурного в том, чтобы в одиночестве читать книгу. Так намного легче ею проникнуться, — кузнечик, а точнее девушка, говорит странно: весело и звонко, но вместе с тем не улыбается и сохраняет невозмутимое выражение лица.
Марко не знает что сказать, потому что так не бывает. В реальной жизни — точнее,
в его серой, обычной-типичной жизни — красивые девушки не выпрыгивают из темноты пообщаться. Такое могло случиться с кем-то вроде Оскара, Джеки, но не с ним, и он никогда не был готов к этому, так что остается молчать, смотреть на нее и гадать, что это было и уйдет ли она.
Девушка-кузнечик двигается отрывисто и быстро, так что мимолетная «кличка» ей очень подходит. Она наклоняется к Марко и заглядывает на обложку книги. Не улыбается, но в голосе звучат довольные нотки:
— «Моби Дик», конечно. Кит победил в конце.
— Эм…
— Извини, ты в первый раз читаешь? — девушка поднимает голову и смотрит на Марко, глаза в глаза, от чего последний тут же хочет спрятаться за коричневой обложкой чтива. Но сдерживается.
— Гм, нет, я знаю чем все закончится, просто… Странно.
— Ты знаешь какой финал у этой истории, но все равно читаешь? — девушка отодвигается и упирается руками в скамейку.
— Я читаю не ради одного финала…
— Но вся история ведет именно к нему. Все, что ты читаешь, только ради финала, — девушка вздыхает и заправляет длинные светлые пряди за уши, открывая Марко вид на два маленьких кольца. — Ладно, я не чтобы тебе удовольствие прерывать пришла. У меня прямо противоположная миссия — доставить тебе как можно больше удовольствия.
Воцаряется такая неловкая пауза, что у Марко лицо начинает пылать, а глаза широко распахиваются и смотрят на всю такую же невозмутимую девушку. Он оглядывается, смотрит под ноги — тут где-то скрытая камера? Жучок? Оскар решил разыграть? — но кроме него, девушки и «Моби Дика» тут ничего и никого нет.
— Так, ладно, — хлопает себя по коленям Марко и поднимается. — Что бы это ни было, я уже вырос с детских шуток. Найди себе другую жертву.
— Эй, фанат «Моби Дика», ты бы дослушал меня сначала! — восклицает девушка и вдруг начинает смеяться — заливисто и заразительно. — Обожаю делать такие неловкие паузы, боже, ваши лица… целое искусство!..
— Смешно, — бурчит Марко.
Девушка ловко вскакивает и встает перед ним. Она ниже его на голову, так что ей приходится задирать подбородок ради того, чтобы снова буравить его взглядом. Марко сравнивает ее с Оскаром и задается вопросом, почему так смешно вышло, что такие люди тянутся к нему, как мошкара на фонарь?
— Слушай, вы, парни, будете удивлены, но «доставить удовольствие» не всегда означает лечь и раздвинуть ноги, так что прекрати так мило краснеть и смотреть на меня, как на психопатку, — быстро, но удивительно разборчиво тараторит девушка. — Как я уже сказала, у меня миссия, и ты — счастливчик, которому сегодня крупно повезло помочь мне в ней. На самом деле, это третья по счету миссия — подарить офигительно запоминающуюся ночь первому попавшемуся на глаза грустному одиночке. Идеально подходишь!
Марко открывает рот, намереваясь высказать наглой девчонке все, что он думает, но внезапно она прикладывает теплые пальчики к его нижней губе и улыбается — так, что на подбородке появляется ямочка, а в уголках глаз морщинки. И перебивает своим голосом, который хочется слушать и слушать, как быструю клубную музыку, наполняющую энергией от и до:
— Прежде чем ты пошлешь меня куда подальше и тем самым обломишь целый пункт по истине
мирового плана, скажу тебе кое-что заумное, а ты хорошенько обдумаешь это и решишь что делать. Я кралась по кустам, комнатам и всей школе в поисках человека с жизнью, которая полна на одни лишь девяносто процентов, и моей целью было стать оставшимися десятью хотя бы на одну ночь, чтобы этот бедняга помнил — чудеса случаются, жизнь прекрасна и он кое-что еще расскажет внукам. Но все вокруг,
все здесь имеют до рези в зубах идеальную жизнь, ну или просто великолепно скрывают свои проблемы. А потом… потом я вижу тебя под этим унылым фонарем, закрывшегося книгой и цитирующего «Моби Дика», и что-то внутри меня делает эдакий
бум! бах!, как в той песне, и я понимаю — вот он, искренний и ни от кого не скрывающийся бедняга. Возможно, я не сильна в побуждающих к действиям речах, но я хочу чтобы ты понял — когда ты будешь сидеть в своем кресле-качалке с дряхлыми суставами и кучкой внуков вокруг, ты скажешь им всем: «детишки, ваш дед, нахрен, прожил самую потрясающую жизнь, особенно когда учился в пансионе Эхо-Крика».
После такой тирады она улыбается и замолкает, чтобы отдышаться и дать ветру согнать между ними запах ее духов. Марко стоит молча, ничем не выражая свои эмоции — а их тьма, просто
буря — но когда девушка поднимает голову и смотрит на него опять, прожигает ожиданием во взгляде, он скромно улыбается уголком губ.
Девушка-кузнечик кивает и берет его за руку, чтобы утянуть в начало чего-то нового, что стояло бы за долгожданной точкой и начиналось с большой, красивой буквы «О».
3.
— Если сегодня я твой подопытный кролик, то нам стоит познакомиться, — неловко начинает Марко.
— Я же говорила, — она оборачивается и недовольно кривит губы, — Не подопытный, а
счастливчик. И да, — она торопливо жмет его руку и достает из кармана свободных джинс-бойфрендов ключи. — Я Стар.
— Марко, — он усмехается, наблюдая за ней. Но в голове крутилось еще множество «бы».
— Если я завтра опоздаю, преподаватель…
— Мне надо предупредить друга, он будет…
— Я тебя только что встретил, как я могу доверять тебе…
На что Стар отвечает еще одной тирадой о том, что они все успеют до шести утра, так как она продумала каждый пункт программы и время, а завтра на занятия к девяти тридцати и Марко наверняка успеет вздремнуть, а доверию они научатся в пути. Он хочет возразить и даже думает сбежать, вот только все эти мысли возникают слишком поздно — он уже внутри ее машины, мотор заведен и они уезжают из кампуса. Марко сжимает в руках книгу, думая о том, что Оскар все-таки убьет его или как минимум поднимет панику, если его тихони-друга не будет в общежитии всю ночь. Он скидывает два сообщения Оскару и только после этого, как ему кажется, удается сделать чистый глубокий вдох.
— А ты параноик каких повидать, — улыбается Стар, пока ведёт машину, оставляя позади горящий огнями пансион. Марко нервно сглатывает и отвечает:
— Неужели тебе не страшно звать первого попавшегося незнакомца к себе в машину?
— Во-первых, у школ-пансионов шанс встретить маньяка-убийцу крайне мал, во-вторых, я не идиотка и обдумываю свои действия, и в-третьих, у меня есть секретное средство на крайний случай, — заговорщицки понижает голос Стар на последнем и хихикает. Марко на всякий случай пристегивается и спрашивает:
— Что за средство?
— Дурачок, оно же
секретное! Нельзя говорить.
— В-верно…
Марко крепко сжимает губы и украдкой кидает на Стар взгляды. Теперь, пока она ведет свой темно-синий крайслер и глядит только на дорогу, ее можно рассмотреть: длинные прямые волосы натурального пшеничного цвета, круглое лицо, бледная чистая кожа, из косметики только тушь и румяна, маленький нос и тонкие губы. Кроме вычурного ободка на ней розово-голубая ветровка с единорогом на кармане, потрепанные джинсы и белые кеды. Он не помнил эту девушку в стенах школы, и это странно — такую было бы трудно забыть.
— Ты смотришь.
Марко моргает и смущенно отводит взгляд. Царапает обложку книги, чтобы хоть как-то успокоиться.
— Прости.
— Нет, ничего. Просто немного отвлекает, — Стар пожимает плечами и улыбается.
— Я пытаюсь вспомнить, где тебя видел. Ты не из моей школы, так ведь?
— Из твоей, но предпочитаю не читать книжки о невероятных местах мира, а посещать те самые места, — Стар поворачивает вправо руль и Марко видит еще оживленную улицу под вечерними огнями. Машина останавливается на светофоре и Стар говорит:
— Знаю — у тебя миллион вопросов и ты взволнован. Но… попробуй рискнуть и довериться мне хотя бы на одну ночь. Из школы тебя не выпрут уж точно.
— Нет, конечно нет, но я… я понятия не имею, что произошло и что будет, — Марко морщится и непонимающе глядит на Стар, — То есть,
почему я? Это все походит либо на начало фильма ужасов, либо на розыгрыш.
— Марко, — Стар произносит его имя в первый раз и он бы соврал, если бы сказал что не испытал внезапный подъем настроения после каждого звука своего имени, которое голосом Стар показалось заклинанием, не иначе. — Марко, я объясню тебе все по порядку и расскажу план действий, но сперва пообещай мне — ты будешь мне верить до последней минуты этой ночи.
— Черт! — Марко всплескивает руками и скрещивает их на груди.
Он жил в замкнутом круге серости и быта всю жизнь. В пансионе встретил Оскара, Джеки и других ребят, которые предпочитали рвать эти идеальные круги и превращать в многоугольные большие фигуры. Они
жили, не зацикливаясь на одном и не боясь.
Бум! Бах! — так, кажется, Стар и сказала.
Смотря на нее, сердце тоже делает «бум». Перед глазами всплывает образ Джеки, накладывается на лицо Стар, сравнивается, но потом она дает по газам, машина дергается и глаза, губы, голос Джеки меняются на девушку, буквально похитившую его для того, чтобы изменить навсегда.
Будет глупо не ухватиться за эту возможность. А глупых, уж точно, в пансионы не берут.
— Ладно, — сокрушенно вздыхает Марко и прислоняется виском к стеклу, наблюдая то за Стар, то за смазанными красками пролетающего мимо города. — Но успокой моего внутреннего пятилетнего мальчика, оставленного одним в универмаге.
— Я знала! Я видела по тебе еще тогда, в кампусе, что ты согласишься. Вам, тихоням, нужно доверие, но что-то мне подсказывает, ты не такой уж тихоня, — Стар хмыкает и начинает новый длинный рассказ:
— Месяц назад после весьма неприятного случая в моей жизни я решила, что надо что-то менять. Моя жизнь была… а может и сейчас похожа на что-то до тошноты шаблонное и унылое. Я не какая-то там зубрилка или параноичка, но родители… в общем, они всё,
всё решили за меня. А я не понимала, — Стар делает паузу и поворачивает за угол, явно направляясь к центру. — Потом я прочла в журнале, что человеку становится легче после помощи другим. Решив подойти к вопросу с точки зрения креативного человека, я разработала пять миссий, которые помогут и мне, и людям в них участвующих.
Марко качает головой, пытаясь обдумать это. Он никогда не встречал таких людей с таким подходом решения проблем; Марко был из тех, кто не мучился подобными вопросами как раз потому, что сами проблемы избегали его как по волшебству. В период созревания это бесило, потом послужило приятным везением. Сейчас… боже, из-за Стар в голове началась настоящая каша.
— Первая миссия — проучить и одновременно помочь. Вдаваться в подробности не буду, это личное, но если кратко, то мне и тому человеку явно стало легче. Во всяком случае, я надеюсь, — Стар прибавляет скорости и облизывает губы перед возобновлением рассказа. — Вторая — избавиться и в то же время одарить. Вещи, которые мне были не нужны, теперь спасают нуждающихся людей. Я избавилась от ненужного груза прошлого, плюс, в комнате стало больше места!
— Ты альтруистка, — нехотя прерывает Марко, глядя на нее с мечтательной улыбкой. Стар фыркает:
— Очень уж эгоистичная, — и продолжает, — Третья миссия начинается прямо сейчас. Каждому в этой машине должно стать хорошо на несколько часов, и даже не думай сейчас опошлить момент, Марко, я увидела эту твою улыбочку.
— Я не поэтому улыбаюсь, — растянув уголки губ шире, говорит Марко, отлепившись от стекла. — Я слушаю тебя и пытаюсь понять. Твои размышления наивные и детские, но вместе с тем по взрослому смелые и решительные. Ты веришь в то, что делаешь, и меня это… Восхищает, типа.
— Чтобы понять меня, нескольких часов мало.
— Прости, если задел тебя, — нарушив молчание, печально говорит он. — Возможно ты не поверишь, но я поразительно никудышен в общении с новыми людьми.
— Твоя никудышность милая, Марко, как и весь ты, — Стар говорит это ровным тоном без намека на флирт, но Марко все равно краснеет. — Я не обиделась, а задумалась кое о чем… Неважно. Важно то, что прямо по курсу «Паттайя Пай», который закроется через час и в котором варят божественный кофе.
— Ага, «Паттайя Пай», ясно, — Марко глянул вперед, заприметив впереди нечто, смутно напоминающее придорожный ларек, только больше. — Он входит в список развлечений?
— Он открывает его. Подзарядиться кофеином нам не помешает, — Стар останавливается рядом и ловко выпрыгивает из машины, чтобы побежать к ларьку и скрыться в нем. Она не зовет Марко с собой, не просит подождать — она делает, берет и делает сама, быстро и просто, и что-то в этом есть странное, раздражающее… Притягательное.
Когда Стар возвращается с горячими пластиковыми стаканчиками в руках с витиеватыми буквами «Пи» и торопливым «погнали-погнали-погнали, опаздываем», Марко ощущает исходящее от кончиков пальцев, осторожно держащих горячие стаканчики, и льющееся по всему телу новое чувство. Эдакое смешение паники и возбуждения —
азарт.
И оно так ему нравится, этот первый росток безрассудства, когда плевать на то, что скажет учитель или мама, плевать на время суток и собственный неряшливый вид — ты просто держишь горячий пластиковый стакан двумя руками и попеременно бросаешь взгляды на ведущую машину девушку, глаза которой смотрят серьезно-весело одновременно и которая боится только одного — опоздать к новому повороту удивительной жизни.
***
— Оно паршивое.
Паршивое.
— Ты не высыпал достаточно сахара, на самом деле оно вкусное.
— Я высыпал три пакетика. Оно
дрянное, горячая мерзкая бурда, черт подери!..
Стар заливается смехом, стоит им остановиться на светофоре и совершить по глотку кофе. Марко же понимает две вещи: больше с рук Стар он ничего не выпьет и не съест и «Паттайя Пай» — просто уроды, раз просят за такую дрянь деньги.
— Еще один глоток, Марко. За начало хорошей ночи, — Стар поднимает руку со своим кофе и осторожно сталкивает стаканчики. Светофор зажигается зеленым и они продолжают свой путь в никуда.
— Хорошая ночь началась с паршивого кофе, — Марко зажимает стаканчик между ног и смотрит на него с перекошенной миной, что не укрывается от внимания Стар, и она снова смеется. — Не смешно, оно действительно плохое.
— Ладно, знаток кофе, как угодно! Но запомни это мгновение — горячая гадость течет вниз по пищеводу и ты едешь в машине навстречу…
— Чему? — томительное предвкушение не заставляет себя долго ждать: из-за него ерзаешь на одном месте, нервно сжимаешь дверную ручку и периодически смотришь в окно, чтобы угадать проложенный Стар путь. Они уже далеко от пансиона и выехали в центр, однако теперь Стар заворачивает на тихие полупустые улочки, словно островки спокойствия между океаном никак не засыпающего города.
— Я не из тех, кто обожает «старую школу», но кинотеатр под открытым небом на Кинг-стрит — это красиво. Очень красиво. Одобряешь идею?
— Я несчастный похищенный человек, которого травят кофеином, разве у меня есть выбор? — коряво подшучивает Марко, но к его облегчению Стар улыбается его словам.
— Ты начинаешь осваиваться, Марко. А говорил, что никудышен в знакомствах! — Марко хочет сказать, что дело-то абсолютно не в нем, но молчит, — Что ж, хорошо. Сейчас, м-м-м… Половина десятого! Мы успеваем на двухчасовой сеанс ужастика про проклятую куклу.
— Звучит очень весело.
— Это и есть
весело. Запоминай мгновения!
И он запомнит — как она открыла окно с водительской стороны, ветер развевал ее волосы, гонял по салону мешанину из запаха бензина, кофе и духов, приглушенные оттенки города смазывались и пропадали с каждым поворотом крайслера, а потом они заехали на большую зеленую площадку кинотеатра, заставленную машинами как на макете, и смотрели ужастик, неловко комментируя, шутя и рассказывая друг другу маленькие детали о жизни. Крики из огромного экрана впереди совсем не пугали, а полутьма в автомобиле помогла Марко спрятать ласковую улыбку, когда он осторожно рассматривал Стар, сравнивал ее со своим безумным лучшим другом и мечтал о том, что если это все сон, пусть он никогда не просыпается.
***
— Город засыпает, просыпается мафия, — Стар хитро прищуривается, гасит фары и глушит мотор. Они ехали от кинотеатра почти полчаса, достигнув заброшенной школы, в метрах пятидесяти от которой и остановились.
— Хочу объяснений, — требует Марко. Стар молча выходит из машины и направляется к стороне пассажирского сидения, останавливается там и ждет чтобы он вышел, так что Марко остается лишь подчиниться.
— Нам туда, — Стар тычет пальцем в сторону скрытого пугающей чернотой и забором здания с выбитыми стеклами, граффити и плющом на кирпичных стенах, да мусором по периметру.
— Не очень романтичное место, и к тому же охраняемое, — замечает Марко, но его протесты, гонимые родной вечной осторожностью, теперь выглядят неохотными. Они сидели наедине в одной машине, смотря кино и рассказывая о себе, что помогло ему укрепить доверие. Честно говоря, ему хотелось доверять Стар, потому что она
заполняла пустоту внутри. Она была недостающими десятью процентами счастья.
— Да, охраняемое, — соглашается Стар, затем с серьезным выражением лица вздергивает подбородок, становясь похожей на самоуверенную королевну, в которой посмел кто-то усомниться. — Но охранник мой друг, и все что нам требуется — не буянить. Вперед-вперед-вперед!
Маленькая теплая ручка хватает его запястье и тянет, но Марко не сдвигается с места.
— Погоди, Стар, почему именно сюда? В таких местах небезопасно…
— Как бы мне не хотелось ударить тебя сейчас, но ты прав, только не совсем в том, в чем надо, — закатывает глаза Стар и снова тянет его за собой. На этот раз — на не первый и не последний раз — он ей подчиняется и торопливо идет за шустрой маленькой девушкой. — Школа — небезопасное место, но только когда она полна людьми. Куча людей, которые все время что-то от тебя хотят и по умолчанию ненавидят, отравляют атмосферу, и я хочу показать тебе, как прекрасна пустая ночная школа. Мертвая пустая школа.
Не совсем понимая, что она имеет в виду, Марко двинулся за уверенно шагающей девушкой, попутно осматриваясь. Четыре фонаря по обе стороны улицы, несколько домов в противоположной стороне от школы, — в целом, тихая и спокойная обстановка. Они идут вдоль старого покореженного забора, наполовину стертой надписи «Начальная школа Эхо-Крик» на указателе и останавливаются у входа, к которому неспешно подходит высокая фигура в форме и с фонариком в руках. Белый свет на секунду слепит глаза Марко и он прикрывает лицо рукой; Стар разговаривает с мужчиной по имени Бо вполне просто и по-дружески, и он проводит их до лаза в западной стене здания, напутствуя быть аккуратными в темноте. Зажегся новый свет — Стар включила фонарик на телефоне.
— Умеешь ты завязывать выгодные отношения, — пролезая вслед за Стар, кряхтит Марко и оглядывается, замечая отдаляющуюся полоску света фонаря охранника. — Прямо как мой друг. Боже, в городе нет ни одного клуба, куда бы его не пускали за так.
— Бо знает, что я умная девочка и не приведу сюда какого-нибудь пьянчугу или наркомана, — пожимает плечами Стар и заинтересованно спрашивает: — Твой друг? Может быть, я знаю этого парня-звезду-клубов? Кажется, он очень крутой.
— Да уж, — тепло улыбается Марко. Думает о том, как отреагирует Оскар на его сообщения и на завтрашний рассказ о безумных похождениях в компании Стар. — Оскар Грисон, может знаешь.
— Хм, не думаю, но теперь хотелось бы узнать! Парочка друзей со связями в клубах мне не помешает.
Марко представляет Стар и Оскара вместе — не как пару, конечно, потому что Джеки с ним смотрится идеально, а как двух друзей. Эта фантазия не может не веселить; Стар и Оскар вместе бы горы свернули, он уверен. Они бы поладили и встряхнули пансион, как при хорошем землетрясении.
В заброшенном классе спертый воздух, валяется мусор, скоп досок и кривые ряды парт, но, к счастью, воняет только пылью и застарелостью. Стар не питала иллюзий насчет того, что здесь будет красиво и аккуратно — наоборот, кажется, только такой разрухи она и ждала.
— Эта школа — настоящая старушка, Марко, — приглушенно начинает Стар, светя фонариком на пол и медленно переступая преграды. — Она уже не так прекрасна и свежа как раньше, но зато она сильная и стоит в гордом одиночестве подальше от людей, что столько лет отравляли ей жизнь.
— Мы здесь чтобы обмениваться метафорами?
— Можно, — Стар рывком оборачивается и с безумной улыбкой, выпучив глаза, светит прямо себе на лицо. — А еще можно рассказывать друг другу ужасные и кровавые истории-и-и!..
Она добирается до одной из парт, небрежно смахивает длинным рукавом пыль с поверхности и садится на нее. Жестом показывает Марко на парту рядом и он, помешкав, присаживается.
— Боишься испачкаться? — хмыкает Стар. — Мы собираемся колесить по городу всю ночь, я же не зря полный бак залила. Поедем в парк, накупим вредной еды из магазина… Еще успеешь испачкаться.
— Испачкаться не страшно. А вот крысы…
— О, уверена, их тут нет! Или… о боже… — Стар вдруг в ужасе открывает рот и глядит Марко за спину. Откровенно фальшивая перемена в ее лице вынуждает доверчивого Марко спрыгнуть с парты как с горячего камня, и Стар прижимает ко рту ладонь, смеясь.
— Могу я попросить тебя о двух вещах? — обиженно говорит Марко, наблюдая за смеющейся девушкой.
— О боже, о чем угодно! — выдыхает она и снова прыскает, но уже сдержаннее. — Только не зарывайся, трусишка, в своих просьбах! Ты, возможно, большой и сильный, но я быстро бегаю и знаю твою слабость — боязнь крыс!
— Это и было то самое секретное оружие? — хмыкает Марко, —
Вычислить слабость врага, втеревшись к нему в доверие?
— Поправочка — вычислить слабость путем великолепной актерской игры, — Стар с самоуверенным выражением лица откидывает назад локоны, — Я ходила на курсы актерского мастерства, так что даже заставить себя заплакать могу, а тебя — и подавно! Ну, так что ты хотел попросить?
— Первое: не испытывать мое доверие такими наглыми способами, — изо всех сил стараясь сохранять серьезность, говорит Марко, но Стар улыбается заразительно жизнерадостно и не дает сосредоточиться. — Второе: смени духи, потому что, уж прости, от них буквально глаза слезятся.
— Между прочим, это было ужасно грубо, — сменяет веселье на обиду Стар. Перемена выглядит более правдоподобно, чем тот напускной ужас минутой ранее, и Марко теряется, думая, что и правда обидел ее. Его реакция опять смешит Стар и она снова хвастливо заявляет, что своими актерскими навыками выбьет себе дорогу в Голливуд.
Спустя несколько наигранно-обидчивых гримас Марко и сальных шуточек Стар она предлагает:
— Истории. Связанные со школой, страшные и не очень, грустные и веселые. Такая атмосфера вокруг… воспоминания сами в голову лезут.
Шутливое настроение Марко разом спадает на нет. Меж бровей пролегает складка, а когда Стар спрашивает что случилось, он вздыхает и стыдливо опускает взгляд.
— Знаешь, я… Как ты и сказала, я тихоня. Я всегда им был, всю свою жизнь, просто существовал отдельно от общества и шел по заданному пути: школа, колледж, работа… — вдох наполняет легкие грязью, пылью заброшенной мертвой школы и ароматом Стар, сладким-сладким, помогающим немного успокоиться, — У меня в приоритете была только учеба и занятия карате, так что я… в общем, мне нечего вспомнить из школьной жизни, то есть
совсем, потому что надо мной даже не издевались, меня вообще не замечали до того момента, как я перешел в пансион и познакомился с Оскаром, — напоминание о друге вызывает легкую улыбку. — Ты захочешь убить меня за занудство, но истории… Их нет. А еще я чувствую себя идиотом, потому что только что вывалил тебе все это вместо того, чтобы отшутиться или просто промолчать.
Она ничего не говорит долгое время. Минуты садятся пылью на волосы, кожу, пол и доски; эта пустая школа, мертвая школа, и именно в такой Марко было бы место. В школе нет ничего, только воспоминания, глупые и тоскливые, и стоит сказать Стар «спасибо», похвалить ее за то, что она так точно попала в его душу и буквально привела Марко в его собственный, внутренний мир.
Вот как он выглядит, Диаз. Мусор, серость и тишина.
А потом она встает с места. Скрипит кедами по стеклу и мусору, шелестит в молчании бумагами под собой, запрыгивает на место рядом с Марко. И просто кладет ему голову на плечо. Дышит тихо, глубоко и успокаивающе. От ее волос пахнет бензином, пылью, дурацкими духами; она источает свет, дарит такое мягкое и в то же время воодушевляющее ощущение, что хотелось бы забрать ее с собой и держать при себе, как талисман на удачу. Стар спустилась из другого мира помогать раненым, но сейчас ее грустные глаза устремлены вдаль, губы плотно сжаты и она пропускает через себя его грусть. И если так было всегда в ее отношениях с людьми… Она отдает сто процентов счастья, но кто же отдаст столько же ей самой?
Марко приходит в голову глупая, но манящая идея — поцеловать ее. Необязательно в губы, хотя бы в лоб; обнять, прижать руки к длинным прядям волос и сказать, что она
удивительная. Только теперь до Марко доходит, почему он так смотрел на Джеки и Оскара, почему ставил себя на место лучшего друга и задавливал в себе ревность день ото дня. Люби он Джеки по-настоящему, ему бы и в голову не пришло хотеть сейчас целовать другую девушку, так что дело было не в ней. Он не хотел быть вместо Оскара с Джеки, — он хотел
их отношений, этой нужды в другом человеке и знания того, что чьи-то объятья станут единственной гарантией счастливой жизни.
— Надо двигать, Марко, особенно теперь, когда ты мне все рассказал. Прочь из этого мертвого места. Вперед-вперед-вперед, — Стар убирает голову с его плеча, потягивается и безмятежно улыбается. Спрыгивает, бодро несется к выходу, поднимая клубы пыли вверх. И они двигают, хватают ночь за хвост, разъезжая по ночному городу, врубив на полную музыку, гуляя у выключенного фонтана и цитируя друг другу «Моби Дика». Горький кофе все еще напоминает о себе противным привкусом, но Марко уверен на сто процентов: энергия, бьющаяся в нем бурной рекой не вина кофеина, а вина девушки с длинными светлыми локонами, вытанцовывающей на тротуаре под песню Тимберлейка по радио, и жизнерадостной улыбкой на лице.
4.
Рассвет возникает на бледно-голубом небе неспешно. Солнце ленивое, скользит все выше и выше, возвещая о том, что пора заканчивать миссию. Об этом говорит Стар и об этом думает Марко, — с грустью, тяжелым дыханием, и оба взъерошенные и сонные, но довольные тем, что было между ними ночью. Целая жизнь, как она есть, как пишут в воодушевляющих статьях журналов, книгах, снимают в красивом драматичном кино.
Утро прохладное, тихое — жалкий отголосок уходящей ночи. Марко устало моргает и видит пансион; крайслер замирает недалеко от въезда на территорию кампуса, и Стар кашляет. Раз, два. Она не знает, как удачно попрощаться.
— Ну, стало быть, я справилась с миссией номер три на отлично — ты пыльная, помятая и довольная собой жертва похищения, — в утренних ленивых лучах ее лицо кажется бледным и уставшим, но менее симпатичным не становится. Стар улыбается ему уголком губ и сжимает руками руль. Подается вперед, чтобы ласково смахнуть с волос соринку.
«Спасибо» прозвучит неуместно в такой ситуации, считает Марко. Потому, собрав всю смелость, что обнаружилась в нем ночью, он ловит ее руку и притягивает к себе, обнимая ровно настолько тесно и крепко, насколько позволяет теснота машины.
— Это было лучшее похищение на свете, Стар, — пальцы вплетаются в ее волосы, опускаются на гладкую ткань ветровки, — Я буду…
Он замолкает, прикусив язык и не решаясь спросить это. Он увидел Стар за эти несколько часов лишь с одной стороны — красивая, веселая, смелая — но за этим крылось нечто, что заставляло Стар улыбаться, при этом сохраняя свой взгляд настороженным и холодным. Что-то в ее прошлом толкнуло ее на безрассудства, и если она помогла Марко, он может — нет,
должен — помочь ей в ответ, как бы наивно это не выглядело.
— Не обрывай фразу, ненавижу это, — фыркает Стар, и теплое дыхание у его шеи бежит вниз по телу мурашками.
— Я… я, ты знаешь, я буду рад помочь тебе в оставшихся. Могу взять твой номер, пообедать с тобой между занятий, если ты не против, конечно, и…
Стар не дает договорить — резко отодвигает его от себя, берет холодными ладошками за лицо и целует, смазано, стукаясь зубами, но в итоге из злого поцелуй переходит в осторожный и нежный. Голова полностью отключается от всяких мыслей, но каким-то чудом Марко успевает додуматься, что ему надо притянуть ее поближе и позволить закинуть руки себе на плечи, а затем углубить поцелуй и наслаждаться вкусом жвачки и кофе на ее языке.
Сердце бьется так бешено быстро у обоих, что, верно, слышно и снаружи; Марко волнуется словно в первый поцелуй, и он не может не спросить после того, как их губы неспешно размыкаются:
— Почему?..
Стар переводит дух и прижимается лбом к его лбу, с закрытыми глазами шепчет в ответ:
— О, Марко, невнимательный ты фанат "Моби Дика", — она отодвигается, глядя на него потемневшими голубыми глазами, снисходительно-нежно улыбаясь, — я же сказала тебе в самом начале, что моя цель: сделать тебя счастливым на всю ночь. И до утра. А на твоем лице... было явно написано, что последний процент твоего счастья будет достигнут, только если я поцелую тебя.
Марко чуть хмурится, но понимает: глупо было бы считать, что за одну ночь у нее проснулась любовь к нему. Просто это Стар, такая вот Стар: чертит границы себе и другим, даря то, что сама считает нужным подарить, и при всем при этом умудряется сделать человека счастливым, и поцелуи для нее — еще один способ завершить начатое, сделать то, что самой вдруг так сильно хочется. Она пропускает эмоции людей через себя. Поэтому Марко не злится, только очерчивает задумчиво линию ее подбородка, с легким удивлением видя, как поплыли румянцем ее щеки. Вдруг твердо осознает: поцелуй — не точка, он лишь начало новой главы. И, наверное, неправильно это, целоваться с девушкой, которую знаешь всего несколько часов, но Марко так надоели все эти "правильно", что иначе действовать уже не хочется. Никогда.
К тому же, Стар впервые за всю ночь стесняется, отводя взгляд и краснея, и то, как при этом часто бьется сердце Марко, нельзя не думать о том, что настал его черед очерчивать допустимые и не- границы.
— Иди отдыхать, Марко, — как в полусне, слышится ее шепот, последний мягкий поцелуй в губы, хлопок двери машины, утренняя прохлада, обдувающая все тело с головы до ног, шуршание шин отъезжающего крайслера. Марко не помнит, как ему удалось проскользнуть в общежитие до своей комнаты, но помнит, как прижал к губам два пальца перед тем, как провалиться в совсем короткий, но глубокий сон.
5.
— Стоп-стоп-стоп! — Оскар широко распахивает глаза и тянется ближе к Марко через стол, пребывая в полнейшем шоке. — Я сейчас ослышался или ты действительно рассказал, как вчера до шести утра катался на машине бывшей телки
Тома Люсайтора, вы поцеловались, она уехала, после чего ты неизвестно как забежал в общежитие и выспался, как ни в чем не бывало?!
— Не называй девушек «телками», Грисон, — нахмурилась Джеки и пихнула его в плечо, однако Оскар и бровью не повел, продолжая смотреть на друга.
Из чужих слов эта безумная история становится просто немыслимой и Марко краснеет. Может, это в самом деле был всего лишь сон человека не-с-такой-уж-хорошей-жизнью? Но ощущение свободы и безмятежного, почти детского счастья, запах плохого придорожного кофе и поцелуй… Все было реальным настолько, что ничего другого более настоящего Марко почувствовать бы не смог.
— Ну, например, я совершенно не выспался, — что было правдой, потому что Марко еле-еле копался в своем обеде и то и дело зевал. — Так что, кое-что неверно.
— Да ты заливаешь, — хмыкает Оскар, — Не может такого быть. В противном случае тебя бы уже опознавали родители, а Люсайтора допрашивала полиция.
— Мне не к чему врать об этом, — пожимает плечами Марко, — Это правда. И почему столько внимания к этому Люсайтору? Кто он такой?
— Чувак, ты здесь второй год проучился и не знаешь Тома? — Фергюсон за их столиком смотрит на Марко с таким удивленным лицом, будто тот только что сказал, что всегда считал Землю плоской, — Ты вообще из комнаты выходил хоть раз?
— Гм… И все же?
— Ох, ребят, тайм-аут, вы шумные и на нас оборачиваются, в том числе дружки Тома, — бормочет Джеки и тянет Оскара за футболку, заставив сесть ровно. Ее встревоженный, но доверяющий взгляд устремляется на Марко, она улыбается — но вместо того, чтобы ощутить привычное тепло после ее внимания к нему, Марко не чувствует ничего. Только, разве что… тот аромат плохого кофе, бензина и резких духов совсем другой девушки.
— Том Люсайтор — сын самого Сатаны и не иначе. Я почти уверен, что на завтрак он пьет фреш из крови им убиенных, проламывает лбом стены и срет цементом, — с придыханием, но совершенно серьезно сообщает Ферг, и Марко прыскает со смеху. Джеки тоже не удерживается от смешка.
— Зря смеешься, бро, он просто больной на голову. Особенно когда дело касается Стар, — поддакивает Оскар, и уж на его слова Марко не смеется, а только непонимающе хмурится:
— Да какое ему до меня дело? В смысле, он же
бывший парень Стар, она имеет право общаться с другими…
— Бывший-то бывший, но попробуй ему это объясни, — морщится Фергюсон и отпивает из бутылки йогурт. — Она бросила его почти год назад, но Том уверен, что это просто такая «передышка» в их отношениях и пытается вернуть ее. Он превращается в машину для убийств, если кто-то подкатывает яйца к Стар.
— Просто замечательно, — бурчит Марко и откусывает от тоста. — Я к ней не подкатывал, она сама меня нашла.
— Ты пару минут назад сказал что вы с ней целовались, а теперь «не подкатывал», — Оскар улыбается и закатывает глаза. — Ты, верно, мечтаешь умереть молодым, парень.
— Совершенно не удивлена, что Стар его бросила, — вдруг подает голос Джеки, бесцеремонно беря с подноса Оскара сливки и делая глоток. — В смысле, он горячий, но и правда больной на голову…
— Горячий? Спасибо, детка, но я как бы все еще здесь, — наигранно обиженно фыркает Оскар, но быстро оттаивает, стоит Джеки поцеловать его в шею и что-то прошептать на ухо. Марко смотрит на них и вдруг вспоминает вчерашнюю ночь — Стар кладет голову ему на плечо и помогает справиться с собственными ощущениями. Мгновение, бум-бах.
Бум-бах.
Это то, что происходит в душе всякий раз, когда находишься рядом с нужным человеком.
Друзья долго обсуждают рассказ Марко, пока он сам думает о Томе. Вовремя вспоминаются слова Стар о ее самой первой миссии, которую она охарактеризовала как «личная». Связана ли она с Томом? Марко хотелось бы в это верить. Он также думает о том, что с удовольствием (впервые в жизни!) прогуляет занятия ради того, чтобы хорошенько вздремнуть. А потом он найдет Стар, как она нашла его, и сделает все возможное, чтобы стать ее десятью процентами, и никакой Том в этом не помешает.
После занятий Марко обнаруживает в своем телефоне сообщение от неизвестного номера с фотографией его книги и подписью «миссия номер три с половиной — ты забыл у меня книгу, фанат».
А еще, похоже, свое сердце.
Бум-бах, Стар. Миссия выполнена.
