Стар делает первый вдох, пока волшебная пилюля (
«СЪЕШЬ МЕНЯ») распространяется ядом по организму. Она закусывает губу и улыбается; глаза человека напротив, — большие, совсем черные, — смотрят на нее не мигая. Будто о чем-то просят, и она протягивает ему волшебные пилюльки, наблюдая, как пляшут блики живого города за окном.
Кажется, он держал ее за руку. Кажется, поцеловал холодное сухое запястье. Кажется, пообещал, что это — в последний раз. «
Кажется» застревает точкой, давая возможность отключиться от вселенной и уплыть туда, где никогда не бывает ни больно, ни хорошо. Нет чувств вообще.
Три, два, один, — и мир меняется.
Стар падает в кроличью нору не так быстро как хотелось, но с таким же испугом, граничащим с любопытством, какой был у Алисы. Цвета вокруг размазаны пальцем ребенка; Алиса рисует свои сны спешно и неаккуратно, пачкая руки красками, а заодно и окружающий ее мир. Стар не далеко ушла от нее, и она откидывается назад, поднимает руку вверх, будто может за что-то уцепиться, падая в нору, но вместо этого измазывает руки
красками — и свои, и чужие.
Она знает — Марко падает за ней. Не потому что она заставила, — она
хотела бы, чтобы он ушел, забросил все это и позволил ей падать дальше одной, — а потому что он ее ни за что не оставит. Так что, когда она открывает глаза, то видит, что они приземлились в Стране Чудес вместе. И улыбается.
Совершенно не весело.
Алиса шла под руку со Шляпником по белым дорожкам Страны Чудес, сжимая его ледяные пальцы крепко-крепко. Руки дрожат; страшно. Но Стар предпочитает думать как типичный романтик — Алиса так сильно любит Шляпника, что не отпустит его ни за что, особенно в этом диком кислотном мире. И может статься, в этом есть истина. То, что она действительно
хочет.
СтарАлиса — маленькая эгоистка. Она тянет за собой спутника все дальше в темноту, срывает говорящие розы с острыми шипами, сует их Шляпнику в руки, не думая о том, что те кровоточат. И вместо того, чтобы одернуть ее и поругать, он послушно идет следом. Яд капает прямо на их сцепленные пальцы и застывает в поцелуе — подарок от Шляпника на еще один Не День Рождения.
Стар страшно жарко, просто до жути, но белые дорожки Алисы длинные, и ей надо пройти по всем. И кролик с часами больше не является целью — бродить вот так, по извращенному миру собственной головы с тем, кого отпустить равняется смерти, намного лучше, чем гнаться за забавным сказочным зверьком.
Алиса наивно предполагает, что путешествие по Стране Чудес будет всегда беззаботным, всегда таким ярким, что цветы будут петь, коты — улыбаться, темнота станет другом, а не врагом. Однако каждой сказке нужен злодей: белая дорожка ломается,
размазывается, и вместо насыщенных цветов Страны Чудес вырисовываются кривые линии и глубокое бордо кошмара.
Так, кажется, называется реальность.
Стар чувствует, как все ощущения, до того сконцентрированные в одной точке, рассыпались по телу, и каждый отголосок страха напоминает о себе дрожью в коленках, застрявшим в горле хрипом, подергиванием нижнего века. Оглушающий грохот больно бьет по слуху; дорога разрушается, и из образовавшейся дыры перед Алисой возникает существо, от которого она падает назад, утягивая за собой Шляпника, и хочет кричать — но только хватает ртом воздух и смотрит вперед, не мигая.
Существо словно вылезло из Преисподней: когтистые кривые лапы скребутся, пока оно вылезает из дыры в земле, ненормально огромная тень накрывает Алису и ее спутника, длинные уши дергаются, улавливая каждый шорох этого мира. Из пасти капает кровь, а в одной из лап сжато лукошко с пасхальными яйцами. И Алиса — или Стар, уже не понять, — не может двигаться от ужаса.
Она больше не чувствует поддержку
его рук.
Кролик наклоняет голову, белая шерстка перепачканы красным. Он давит говорящие розы и подбирается к уязвимой девочке слишком близко. Ей же не остается ничего, кроме как наблюдать и дрожать от страха.
Вот оно — то, что получаешь после того, как упадешь в нору окончательно.
То, что было хорошим, теперь убьет ее. Кролик передвигает лапками, дергает носиком и находит взглядом бездонных черных глаз Алису, а в ушах раздается что-то сравнимое с рычанием:
БОЙСЯ ПАСХАЛЬНОГО КРОЛИКА
А потом, кажется, ее кто-то хватает за плечо. Она так часто и шумно дышит, что не сразу опознает голос, — он будто звучит из-под воды, и слова не разобрать за грохотом.
Только когда в светлые спутанные волосы впутываются пальцы, — ледяные, с обломанными ногтями — гладят шею, тянут за руки дальше от страшного пасхального кролика, становится немного легче. Она может кричать, может двигаться, может чувствовать себя не
умирающей, а живой. Вечный спутник в ее путешествиях по Стране Чудес тащит ее
назад, дальше от монстра, дальше от кошмара, преследующего ее каждый год с начала путешествий по белым дорогам.
И шепчет:
— Не бойся, Алиса.
Кролик идет вперед, капая на разломанную дорогу густой слюной, дергая носиком, чуя запах маленького слабого человечка.
— Не бойся, Алиса!
Кролик голоден. А Алиса так хороша…
— НЕ БОЙСЯ, АЛИСА!
Она вцепляется в его плечи и закрывает глаза.
***
Алиса Стар делает вдох и натужно хихикает сквозь хлынувшие рыдания. Голос хриплый, губы сухие, кровят от шипов роз запястья и пальцы. Когда Марко бездумно проводит рукой по ее волосам, гладя, успокаивая, на его пальцах остаются светлые длинные волосинки. Все
так плохо, что даже хорошо.
— Прости меня, — хнычет маленькая эгоистка с золотыми, теперь уже редкими кудрями.
— Не бойся, — у него руки такие холодные, дрожащие, но упорно продолжают ее защищать.
И ей
надо бояться момента, когда их руки разъединятся окончательно, намного больше, чем дурацкого пасхального кролика.
