***
Инчхон встретил его яркими вывесками, горящими табличками и привычным шумным многоязычием. Ханыль всё пытался понять, чувствует ли себя счастливым, но минуте на десятой бросил это занятие — не хотелось заниматься унылым самокопанием в такой день. Он взял такси и, пообещав себе забросить ненужные мысли, поехал к матери. Она, правда, ещё неделю собиралась отдыхать в Таиланде, но по его просьбе оставила ключи у своей соседки и подруги — тётушки Пак. Увидев Ханыля, тётушка Пак повздыхала положенное время, спросила, «не наплодили ли эти американцы дурных идей в его голове» и пригласила на чай. Ханыль пообещал зайти завтра, искренне надеясь, что успеет спрятать все «дурные идеи» куда-нибудь поглубже, чтобы тетушка Пак их ни в коем случае не обнаружила. Пройдя в гостевую, Ханыль вскрыл свой небольшой чемодан и аккуратно выложил блокноты на стол. Работы он выполнял на ноутбуке, но всё всегда начиналось с зарисовок на этих желтоватых листах, и Ханыль искренне любил их. Кроме блокнотов, он привёз с собой несколько брелоков, купленных в сувенирной лавке, большой постер Леди Гаги, который ему подарила Роза, и сборник сонетов Шекспира — это от Джудит. Между книгами валялись футболки с жизнеутверждающими и просто забавными надписями. «The creative adult is the child who survived», — уверяла одна из них. Ханыль повертел её в руках, но в итоге взял с собой в душ свою любимую с чудной надписью «WTF (where `s the food»). На улицу он вышел спустя двадцать минут. Хотелось поскорее увидеть Чимина. О своём приезде Сон ему ничего не сказал и теперь предвкушал радость и удивление, которые отразятся на всегда таком отстранённом лице хёна. Ханыль шёл по тротуару, оглядывал город и — наконец — чувствовал, что всё сделал правильно. Нью-Йорк завораживал, Америка потрясала своей органичной неоднородностью, но Сеул был пристанищем Ханыля, местом, откуда по-настоящему нельзя было уехать. Он остановился у одной из витрин. Там как раз продавался свежий номер «Бизнесмена». Чун всё ещё редактировал этот журнал и, наверняка, по-прежнему тайно ненавидел свою аудиторию («Алчные идиоты», — кажется, так он назвал их три года назад, когда они заговорили об этом). Ханыль рассматривал обложку — не самую удачную, модель явно устала и выглядела неестественной и даже неприятной, — когда почувствовал, что на него кто-то смотрит. Подумалось: «Неужели... Сохён?» И страшно было обернуться, чтобы понять — ей незачем так на него глядеть. Совладав с собой, Ханыль заметил, что его рассматривает симпатичная незнакомка. Это был странный взгляд (по правде говоря, его вполне можно было бы назвать неприличным) — слишком прямой и невозмутимый, не оценивающий, не заигрывающий, а будто сканирующий его. Ханылю стало не по себе. Он хотел подойти к девушке и узнать, чем так заинтересовал её, но незнакомка вдруг сделала шаг назад и вскоре исчезла в толпе. Он думал о ней всю дорогу до ON. Всё вспоминал этот странный, изучающий его взгляд, подходя к зданию медиахолдинга — серый небоскрёб пытался дотянуться до сеульского неба, стильная вывеска в фиолетово-жёлтых тонах точно требовала внимания от случайных прохожих. Ханыль вздохнул, осматривая хорошо знакомые буквы. От мыслей его оторвал охранник. Мужчина в форме попросил Ханыля показать пропуск. — Пропуск? — переспросил тот и развёл руками. Кажется, Чимин когда-то отдавал ему голубую карточку, но где она теперь Ханыль не знал. С новым охранником Ханыль тоже не был знаком, и это порядком усложняло дело. «Наверное, стоит позвать Чимина. Попросить этого молодца, чтобы он пригласил его сюда», — решил Ханыль и открыл было рот, но тут входная дверь хлопнула, и на пороге показался Йонг. За прошедшие два года он сильно изменился — волосы стали короче, между бровей появилась тонкая морщинка. Да и во всём его облике было что-то несвойственное тому прежнему Йонгу, который попрощался с Ханылем в Инчхоне два года назад. Зато Йонг сразу узнал его. Цокнул языком и пожал руку Ханыля так крепко, будто хотел оторвать её. — Кто бы мог подумать, что ты приедешь, хён. Ханыль улыбнулся: — Никто. — За это нужно выпить, — подмигнул ему Йонг, и они подошли к лифту.***
В коридоре Ханыль заметил нескольких знакомых и даже успел кивнуть одному из менеджеров — как-то они вместе выпивали на день рождении Хе. Йонг быстро — и довольно бесцеремонно — тащил Ханыля к своему кабинету. По пути тот успел отметить только с десяток новых наград, которые были выстроены в ровные ряды на специальных полках. ON развивался и ширился. Здесь пахло свежеотпечатанными номерами газет и журналов, моющей жидкостью для монитора, немного — сладкими женскими духами и ещё чем-то металлическим. Правда, когда Йонг захлопнул дверь, запахи сразу оставили их. Ханыль огляделся. Эта комната почти не изменилась с того момента, как Йонга назначили главой MN-radio. Ханыль помнил, как они праздновали это событие. Чимин подарил Йонгу новый планшет, Хе и Юонг принесли плакат с изображением Йонга и мотивирующей надписью, Чун поделился с братьями парой бутылок отличного соджу и даже Лиен не осталась в стороне. От неё Йонг получил паркер и язвительное пожелание: «Работать так же усердно, как его самый старший брат». Этот камень, правда, предназначался Чуну — Лиен с детства не упускала возможности поддразнить его. Всё это — язвительно улыбающаяся Лиен, похлопывающий Йонга по плечу Хе — пронеслось у Ханыля перед глазами, пока Йонг доставал из маленького шкафчика бутылку соджу и стопки. — Так, ты был серьёзен насчёт выпивки? — переспросил удивлённый таким поворотом Ханыль. Он рассчитывал, что его приезд они всё-таки отметят в баре. Однако Йонг на его возражения лишь махнул рукой: — Не больше стопки, — пообещал он. Ханылю всё это не нравилось. Он отхлебнул соджу, думая о том, что с Йонгом случилось что-то серьёзное. И этот толком необжитый кабинет со шкафчиком для выпивки наводил на размышления. «Надо было чаще общаться с ним», — подумал Ханыль, рассматривая картину на стене. — Рассказывай, как там... за океаном, — попросил его Йонг и под пристальным взглядом Ханыля убрал соджу на место. — Я ведь нигде не был. Отец только Чимина всё время в командировки отправляет. Ханыль кивнул: — Знаю. Мы поддерживали связь всё это время, даже как-то в Нью-Йорке виделись. Правда, около года назад. Йонг вздохнул: — Весело вам было... Ханыль не стал вдаваться в подробности (но в целом Йонг был прав, они действительно отлично провели время тогда, пусть Ханылю и пришлось потом доделывать проект за несколько часов). Он в общих словах рассказал Йонгу про Розу («Она не только лучший начальник из всех, что у меня были, но и отличный собеседник и... собутыльник»), долго говорил о работе с заказчиками («Они всё время хотели чего-то восточного, но понятия не имели, что конкретно им нужно»). — То есть ты два года обставлял квартиры американцев, обожающих Азию, и пил со своей начальницей? — подвёл итог Йонг. Ханыль понял, что не очень-то впечатлил брата. — Ещё я поездил по штатам, — заметил он. — Был в Виргинии, Джорджии, Иллинойсе, Канзасе... — Ты ведь выкладывал несколько фотографий? Мне Хе показывал. — Да, мы с ним общались в соцсетях, — и, вспомнив о давней антипатии Йонга к такому виду общения, не удержался. — Не пойму, почему ты их так не любишь. Тот развёл руками, демонстрируя, что это выше его сил. Вообще главным по соцсетям всегда был Хе. Ханыля поражало количество его аккаунтов и число обновлений, даже Роза, которая вела несколько блогов, не была настолько активной. Ханыль думал, что Йонг начнёт расспрашивать его о поездках. Он взял со стола ручку и принялся крутить её в руках, потом посмотрел на брата и неспешно достал из рюкзака любимый блокнот. Ханылю захотелось нарисовать Йонга таким сосредоточенным, прочертить морщинку, залёгшую между бровей, заново понять и узнать своего брата с помощью излюбленного способа. Йонг кивнул, показывая, что он не против немного побыть моделью, и задал неожиданный вопрос: — А музыкой ты занимался, хён? Рука дрогнула, линия вышла кривой. Мелодии ушли от Ханыля, как только самолёт оторвался от земли и понёс его в желанную Америку, как только он так нелепо расстался с Сохён. Но Йонг ничего не знал о ней. Ханыль только Чимину рассказывал об их запутанных отношениях с Сохён и даже ему не смог признаться в том, почему поступил именно так, почему улетел после всего случившегося. Ханыль придумал для себя парочку оправданий, но его музыку они не спасли. — Я бросил это дело, — признался он Йонгу, прервав затянувшееся молчание. Они поговорили ещё о чём-то — куда менее личном, и Ханыль успокоился. Он дорисовал Йонга и теперь вертел лист так и сяк, пытаясь понять, что ещё нужно доделать. — Спасибо за тёплый приём, — поблагодарил он брата, вставая с удобного стула. — Ещё увидимся, а я пока к Чимину загляну. — Чимина ты ещё долго не увидишь, — отозвался Йонг, глядя в окно. Потом развернулся, улыбнулся широко, совсем как в прежние времена, и объяснил. — Он в очередной командировке, вернётся в день открытия выставки. — Выставки? — переспросил Ханыль. Йонг точно специально снова и снова напоминал ему о Сохён. Хотя... Сеул весь был полон ею и их общим — болезненным и странным, но таким прекрасным — прошлым. — Через неделю в галерее откроется выставка «История СМИ в Корее». Будет большой праздник, ON подписала несколько новых контрактов с BBC и NBC, как раз приедут их представители. Планируется много шума... — Йонг зевнул, всё это явно его не интересовало. Ханыль смотрел на него и мысленно прикидывал, насколько вероятно то, что организацию выставки поручили фирме, в которой работаёт Сохён. Но, судя по всему, Йонг ничего на этот счёт не знал, да и задавать лишние — и весьма подозрительные — вопросы не хотелось. Он улыбнулся брату: — Ты тоже стал говорить об ON как о живом существе. «Подписала»... сама что ли? — Порой мне кажется, что сама, — буркнул Йонг. «Почему Чимин не говорил мне, что Йонгу так плохо здесь?» — размышлял Ханыль, прикрывая дверь. Недалеко от кабинета Йонга располагалась большая комната — царство госпожи Ли и Юонг («Интересно, они с Хе поженятся до того, как я поседею или всё-таки после?»). Телекорреспонденты вечно куда-то торопились, периодически исчезали в монтажной и были уверены, что ON держится только на них. При упоминании о журналах и газетах, выпускаемых медиахолдингом, и тем более радио или портале, они всегда морщились. Ханыль готов был прозакладывать собственную почку — он не сомневался, что дела до сих пор обстоят именно так. Лифт был занят, поэтому Ханыль решил немного пройтись. Он спустился вниз и оказался во владениях Чуна. Здесь всё и всегда было спокойно. Чуна и его сотрудников он так и не увидел («На совещании?»). Зато в крыле Лиен на него чуть не налетела хорошенькая сотрудница. Девушка, лицо которой и без того было красным, стала совсем алой от смущения, попросила прощения и поспешила скрыться из виду. Нетрудно было догадаться, что выскочила она из кабинета Лиен. — Пак даже расплакалась, — расслышал Ханыль, проходя мимо двух девушек, уткнувшихся в ноутбуки. — Да я не знаю, как сама сдержалась. Какая же госпожа Хван всё-таки сте... — Молчи! — испуганно пискнула её собеседница. — Ты чего? Как можно так... Ханыль спустился на первый этаж. Лиен, кажется, стала ещё жёстче. Он решил, что встретится с ней на каком-нибудь рауте — господин Ан, узнав о его приезде, точно пригласит его — и этим ограничится. По правде говоря, Ханыль никогда не понимал, за что господин Ан любит Лиен. Она ведь действительно была стервой, пусть и знакомой Ханылю с детства, и очень красивой к тому же. «Она прирождённый лидер, благодаря её стараниям журнал пользуется популярностью и приносит компании немалые доходы. К тому же её отец — в совете директоров», — вспомнились Ханылю слова Чимина. Тот всегда умел отделять личное от делового. Лиен он, правда, тоже не особо жаловал, пусть господин Ан и намекал на возможную свадьбу («Смешная шутка», — отозвался на эти слухи Чимин в одном из разговоров). Мысли о старшем брате и лучшем друге заставили Ханыля улыбнуться. Пусть Сеул и был пропитан Сохён — вон по той дороге они возвращались как-то от общих знакомых, и она задавала ему забавные вопросы про ON, — этот город принадлежал и Чимину, и самому Ханылю не меньше, чем ей. По дороге домой он свернул в Йоидо. Всё здесь было прежним — зелёные деревья вдоль ровных убегающих вдаль дорожек, пары с детьми, переговаривающиеся влюблённые, — и Ханылю показалось, что он никуда не уезжал, а просто заснул и увидел острую на язык Розу и её жену Джудит, требовательных клиентов, ночные улицы Большого Яблока... Ханыль взлохматил волосы и присел на скамью. Он достал из рюкзака блокнот и карандаш, провёл по желтоватой бумаге, освобождая голову от лишних мыслей. Что-то подсказывало ему — всё наладится. На листе медленно расцветал пышный сиреневый куст, который так любила Сохён.