***
Он открыл глаза и увидел белый потолок. Скользнув глазами вниз, рассмотрел бежевые стены и окружающие его кровать машины. Он не встречал таких в Корё. «Корё», – произнёс он про себя, пытаясь восстановить цепочку событий. Он точно упустил нечто важное. Он старался найти недостающий элемент, объяснить случившееся, понять, почему оказался здесь, в этой странной комнате, почему прикован к мерно жужжащим машинам, а главное… «Как меня зовут?», – спросил он. Тут дверь – коричневая с золотистой ручкой – тихо скрипнула. На пороге появился мужчина, хорошо знакомый ему, сопровождавший его много-много лет. У него были добрые ясные глаза и мягкая улыбка: вошедший думал о чём-то своём, дорогом и важном. Сделав несколько шагов, этот мужчина посмотрел на него и вдруг резко выдохнул, произнёс: – Чимин… И голос этот, сорвавшийся от волнения, показался ему прекрасным, потому что он нёс избавление, примирение, понимание… Перед ним стоял Ханыль, Бэк А, его кузен и брат. Чимин вздрогнул, попробовал ответить, но вышло только невнятное: – Мм… Ханыля уже не было в палате, наверняка, поспешил за врачом. Чимин прикрыл глаза, ожидая его возвращения. Он должен был узнать, что случилось с Хачжин.***
Пока врач осматривал Чимина, он пытался понять всё приключившееся с ним, свыкнуться с мыслью о том, что к нему пришли воспоминания о прошлой жизни. Теперь, когда Ханыль шепнул ему – «С Хачжин всё в порядке, она скоро будет здесь», – нужно было разобраться в случившемся. «Это могут быть только сны, галлюцинации, – ворчал его внутренний голос. – С чего ты вообще решил, что у людей непременно несколько жизней? Может быть, ты просто свихнулся от переутомления». Он бы и сам поверил в собственное сумасшествие, но сны ведь забываются, галлюцинации исчезают, а Чимин помнил каждую деталь. Он мог бы пересказать всё, что произошло с ним в Корё, он помнил, как любил и ненавидел свою мать, как вечно боролся за её внимание, а получал только презрение. Он помнил своих братьев – надменного собственника Ё, честного мальчишку Чжона, наивного и капризного Ына, доброго Му. Он помнил, как боролся с Уком и как ему пришлось нарушить обещание, данное Су, и убить Вона. Су… то, что он знал о ней, не могло быть игрой воображения. «Наверное, поэтому я смог довериться ей так быстро, ведь когда-то мы уже прошли через это», – подумал он, послушно проглатывая какую-то таблетку. И на мгновение Чимину стало грустно из-за того, что он никогда не сможет рассказать Хачжин об этом. «И к лучшему, – подумал он, тряхнув головой. – Ей пришлось вынести слишком много». Когда врач ушёл, довольный его состоянием, в палату тут же вошёл Ханыль. Чимин улыбнулся брату, думая о том, что и его ранил в той жизни. Мелькнула перед глазами картина, от которой кожа покрылась мурашками: Ханыль говорит, что не может служить ему, и уходит, Чимин кричит, просит, но спина брата всё отдаляется. Ханыль не оборачивается. Чимин бы тоже не обернулся. Он не удержался от вздоха, когда вслед за Ханылем к его постели подошли Чун и Йонг. Старший брат делал вид, что не очень-то рад пробуждению Чимина, но тот различил тёплый огонёк в его слегка прищуренных глазах. Йонг улыбался: – Как же хорошо, что всё обошлось, хён. Знаешь, доктор сказал, ты будешь в порядке, а ведь ещё вчера… Чимин потянулся и сжал руку брата в своей. Тот с удивлением взглянул на него и, кажется, смутился. Но Чимин ничего не мог с собой поделать. Его сердце разрывалось от необъятной, всепоглощающей любви к этим людям, с которыми он был связан самой судьбой. Ему хотелось объяснить им, что все мелкие разногласия, все споры вокруг директорского кресла в ON были мелкими и глупыми. Чимин знал теперь, как много вынес каждый из них. Они – все четверо – заслуживали только счастья. И, увидев улыбку, скользнувшую по губам Чуна, Чимин понял, что действительно хочет именно этого: жизни без борьбы, без крови, без ненависти друг к другу. Он подумал обо всех поступках Чуна там, в Корё, и не смог разозлиться. Напротив – его переполняла разрывающая сердце жалость. Он понял, что братья смотрят на него чуть ли не с ужасом, и поспешно выпустил руку Йонга: ему не хотелось пугать их. Но, как оказалось, дело было не в этом. По щеке Чимина катилась слеза. Он чувствовал, как скользит по коже холодная капля, видел, как они – трое – смотрят на неё в замешательстве. Чимин вытер её и прокашлялся: – Я… эээ… не думал, что вы, – прохрипел, не совсем владея собственным голосом, будто заново привыкая к нему. – Все будете здесь. – Это случайность, – заявил Чун и скрестил руки на груди. – Но ты счастливчик. Чимин попытался пожать плечами, двигаться было сложно. Если его разум успел прийти в норму, то тело всё ещё не желало подчиняться. Ханыль рассказал обо всём, что произошло за эти полтора месяца. Йонг порой вклинивался в его монолог. Чун молчал, но в конце, когда они собрались уходить, внимательно посмотрел на Чимина и подошёл ближе: – Отец приходил к тебе. Сейчас он в командировке, – добавил. – Япония. Чимин поблагодарил старшего брата взглядом. Он верил, что в этой жизни у них всё сложится лучше, чем в предыдущей, и это сравнение – сама возможность его – почти не пугало Чимина.***
Всего через пару минут дверь снова приоткрылась. Раздался шёпот Ханыля: – Я выторговал вам пятнадцать минут. А потом к постели Чимина подошла Хачжин, и он, кажется, забыл сказать «спасибо» брату, хотя собирался это сделать. Но Хачжин… Хачжин стояла перед ним, и смотрела на него с такой любовью. «Как тогда, в Корё», – непроизвольно подумал он и тут же отбросил эти мысли. Хачжин ничего не знала о том времени, и Чимин велел себе сосредоточиться на настоящем и будущем, отодвинуть прошлое в сторону. Ещё во многом предстояло разобраться, но для этого у него будет время, а пока имела значение только рука Хачжин, в которой она сжимала его пальцы, только её лоб, прислонённый к его. Пока Чимин размышлял, Хачжин успела подойти к нему, склониться, прижаться к нему: – Я… так боялась, – говорила она и беспорядочно покрывала поцелуями его щёки. – Я… Чимин, я люблю тебя. Он первым хотел сказать ей эти слова. Чимин провёл рукой по волосам Хачжин, коснулся лба: – Главное – ты жива. Она прошептала: – Благодаря тебе… – выдохнула в забытьи. – Снова… Ты очнулся, какое счастье, что ты очнулся. Он застыл, когда понял, что именно она сказала. «Снова». Чимин посмотрел на неё испытующе, на ум пришли все эти странные оговорки Хачжин, её нежелание заходить в тот выставочный зал, и то, что он прочёл в её глазах, ещё в самую первую – или всё-таки нет? – встречу. Это было почти невозможно, но так логично, почти естественно. Страх в его душе переплёлся с глубокой нежностью: неужели Хачжин вспомнила всё, когда впала в кому после случая на озере? Неужели встретилась с ним, зная их историю, помня, сколько боли он ей причинил? Любила его вопреки всему, сама искала? Она, конечно, почувствовала перемену в его поведении. Взглянула на него с беспокойством: – Тебе плохо? Позвать врача? Он помотал головой: – Не надо, – и решившись, рискнул. – Не надо… Су. Хачжин резко сжала его руку: – Ты… ты… Чимин кивнул: – Да. Я вспомнил… наши прошлые жизни, Хачжин… – он откашлялся. – Нам было очень тяжело, но сейчас это неважно, верно? Он постарался улыбнуться, а Хачжин вдруг отстранилась, точно нуждалась в воздухе, в пространстве. Она несколько раз пыталась заговорить, но слова изменяли ей. Хачжин разрыдалась, наконец, а он не мог её утешить, не мог понять, чем именно её расстроил, если она и без того всё давно знала. Чимин потянулся и стёр несколько солёных капель с её щёк. Хачжин постаралась восстановить дыхание: – Если ты всё-таки вспомнил, то… должен знать кое-что, – и произнесла совсем тихо. – В Корё была я. Чимин с любопытством смотрел на неё, пытаясь вникнуть в смысл сказанного: – Ты как… Хачжин? – Да-да, – и заговорила быстро-быстро, точно хотела скорее во всём признаться, точно эти слова давно тяготили её. – Когда я спасла того мальчика на озёре, то переместилась в тело девушки, жившей в Корё. Я ничего не понимала, но надеялась выбраться, а пока искала решение, вникла в её жизнь, и это имя… – Хэ Су. – Стало моим. Постепенно я привыкла к той жизни, и когда я… – она сглотнула. – Полюбила тебя… вас, я хотела остаться. Но… умерев, я вернулась, и думала, что сойду с ума от воспоминаний, но в том зале… – Ты встретила У Хи, – закончил он за Хачжин, вспомнив её рассказ. Всё, что она сказала, было удивительным, ранящим – ведь она страдала, опять страдала из-за него, – но не шокирующим. Чимин помнил: ему уже рассказывали, что она из другого мира. – Если бы мы встретились в другое время, в другом мире… – произнёс он, гладя Хачжин по щеке. – Вот, о чём ты говорила тогда, и Чимон… – Что? – встрепенулась она. – Чимон сказал, что это не твой мир, что… я должен забыть тебя, – он помолчал и сжал её руку. – Прости меня за всё. Он действительно нуждался в её прощении. Все эти годы, которые минули после её смерти, он думал о том, как глупо растрачивал время, отмеренное им. Он заново переживал все те моменты, когда она плакала из-за его решений: какими бы правильными они ни были, всё это было неверно, несправедливо, жестоко. Он обещал сделать Хачжин счастливой, и обманул её надежды, её доверие. Чимин не мог простить себе этого, как бы его ни звали. Хачжин покачала головой, прижалась щекой к его руке: – Это ты… ты прости меня. Я оставила тебя, я не должна была. Чимин не успел ничего ответить. В палату заглянул Ханыль: – Хачжин, ты тут на двадцать минут дольше, чем мы договаривались с Кимом, он… – его брат недоумённо взглянул на них. – Я вам помешал, да? Хачжин рассмеялась и вытерла остатки слёз ладонью: – Всё в порядке. Она встала и, не обращая внимания на протесты Чимина, подошла к двери. – Всё прекрасно, – добавила она, прежде чем скрыться в светлом коридоре. Чимин проводил Хачжин взглядом, вспоминая каждое из сказанных ей слов: и сейчас, и раньше, и в Корё. Он думал обо всём этом снова и снова. Жизнь преподнесла ему непростую задачу. Но как бы ни тяжело было привыкнуть ко всему этому и по-настоящему понять, он не боялся. Хачжин любила его, Хачжин хотела быть с ним. И прежде чем уснуть, Чимин пообещал себе, что больше никогда с ней не расстанется.