Мое спасение.

      — Я его вижу, — голос Юли эхом раздался в моей голове. Еще несколько секунд мне потребовалось, чтобы понять — она действительно сейчас произнесла это. — Артем хочет вам кое-что сказать.       Ее глаза, наполненные серьезностью, мазнули по нам нахальным взглядом. Она была уверенна в каждом своем слове, резавшим нас по самому больному. «Но это неправда, такое невозможно. Она все врет» — быстро проникло в сознание и закрепилось, чтобы не терять опору, не чувствовать, будто земля уходит из-под ног.       Это же Самойлова, что от нее можно еще ожидать, кроме как изощренных издевок.       Я вдруг поняла это и сразу стало легче дышать. Ведь, на какой-то момент, после ее слов о Теме, в горле появился ком, до конца не пролитых слез. Воспоминания о друге, его лучезарная веселая улыбка четко отразились в голове. И заливистый смех, оказавшийся только воспоминанием, оглушил и заставил вздрогнуть.       А Юля продолжала с полной уверенностью смотреть на нас. Это не смешно. Это больно. Невыносимо, так, что внутри все раздирает на куски.       — Нет, она сейчас серьезно, да? — с удивлением и насмешкой спросила Даша, которая овладела собой куда быстрее меня.       — Юль, прости, это не тема для твоих идиотских шуток, — тут же поддержал подругу Андрей.       — А я не шучу! –заявила Самойлова. Неужели она не понимает эту боль? Неужели так тяжело заткнуться и больше не произносить ни слова, касающегося Артема? Ведь ее слова — ножи. — Тема все время здесь, в школе. Просто вы его не видите.       Она не смеет говорить о нем, тем более такие вещи. Тема в школе? Нет, его убили. Жестоко оборвали юную жизнь. Лишили нас друга. А что делает Самойлова? Шутит таким образом, сочиняя всякий бред.       Я сжала руки в кулаки, пытаясь прогнать слабость.       — Ты больная? — Голос Макса заставил меня снова вздрогнуть. Яркие ноты ярости сразу полыхнули в его зеленых глазах.       — Макс, успокойся. У нее юмор такой классный, — поспешил остудить пыл Морозова Андрей и хлопнул друга по плечу.       Они не просто начали ладить друг с другом, после истории с Кавериным, а по-настоящему сдружились, чем удивили всех нас. Я рада, что у Максима появилась поддержка в лице Андрея. Тем более, сейчас, когда я отошла в сторону, позволяя нашей с Максом дружбе приобрести мерзко-пакостный оттенок. По-прежнему друзья, но больше не дружны.       — Как ты можешь, а? — надломлено произнес Рома. — Тема был нашим другом.       — Ребята, ну… это правда! Он хочет сказать вам что-то важное, — не желала отступать Юля.       — Юль, зачем ты это делаешь? — В моем голосе ясно прогремело раздражение. — Какие-то небылицы придумываешь, следишь за нами.       Макс словно, словив волну моей злости, тут же двинулся на Юлю. Он грозно навис над ней, опираясь одной рукой о стену, и, посмотрев девушке в глаза, спокойно и серьезно сказал:       — Ты прикалывайся сама, хорошо? А Тему сюда не впутывай.       Даша первая устремилась к выходу. Я за ней. Мы покинули туалет, где под горячей водой раковины, пытались расклеить листочки, что нашли в лесу на старой детской площадке. Слушать бредни Самойловой никто не хотел. Откуда же нам было знать, что она не врет? Откуда я могла знать, что тайное станет явным и принесет за собой множество последствий, как хороших, так и плохих? Но тогда, в тот момент, со смешанными чувствами в груди, мы переглянулись между собой и поспешили покинуть коридор.       Спустя два урока, настало время обеда, и школьники заторопились в столовую.       Я, взяв себе кофе и булочку с корицей, села за наш с ребятами стол. Остальных, как ни странно, еще не было. Только Макс, пришедший раньше меня, задумчиво пилил взглядом красиво сложенную салфетку, думая о чем-то своем. Иногда он вздыхал и хмурился.       Я села напротив. Неприятный осадок после разговора с Юлей уже таял и больше не холодил душу. Зато мрачное понимание собственной глупости накатило сразу, стоило мне только посмотреть на Максима.       В последнее время Морозов вел себя подозрительно тихо и спокойно, что совсем не свойственно для его вспыльчивого характера, который привык реагировать на все раздражители. Это не могло не настораживать меня. Но что я могла сделать? Я чувствовала себя глупо. Ведь сама тогда, в лесу, заставила признать Макса, что мы друзья, а на следующий день опровергла это. Да, еще и снова заикнулась о своих чувствах к нему, будто он итак этого не знает. Жалела ли я? О, еще как. Безумно сожалею. Только я смогла найти контакт, как сама же все разрушила. Что со мной произошло в тот вечер? Сама не понимаю. Да, я была расстроена из-за слов Самойловой, зла и одновременно рада, поцелую с Максимом. В общем, во мне преобладали разные чувства, которые неожиданно решили смешаться и вырваться наружу. И впоследствии получилось то, что получилось — наши взаимоотношения с Максом снова свелись к минимуму, став такими шаткими, что, кажется, вот-вот все рухнет.       Морозов опять вздохнул. А я продолжала наблюдать за ним. Он не замечал моего прямого взгляда, продолжая мрачно взирать на стол. Мыслями Макс был где-то далеко. Мне вдруг захотелось провести рукой по его непослушным темным волосам. Желание оказалось сильным. До жжения в ладони. Чтобы отвлечься я решила заговорить с ним.       — Максим, — осторожно позвала я. Он медленно поднял на меня глаза. — Это ты из-за мамы?       — В смысле?       — Я знаю, что она приезжала к тебе.       Мои слова задели что-то глубокое внутри него. Я попала в яблочко. Он стиснул челюсти и отвернулся. Через пару секунд он снова посмотрел на меня и его зеленые глаза были пропитаны раздражением. Впрочем, как и голос:       — Может, о чем-нибудь другом поговорим? О погоде, об урожае…       — Прости, я просто хотела поддержать тебя…       Я чуть было не закончила фразу запретными словами «как друга», но вовремя прикусила язык. Макс усмехнулся, похоже, поняв это.       — Спасибо, поддержала, — он улыбнулся, состроив доброе личико. Но на долго его не хватило. Морозов нервно откинул от себя ни в чем не повинную салфетку, и гневно уставился на меня, возможно, собираясь что-то сказать. К нам присоединилась Даша, тем самым вынуждая Макса замолчать. Я и он синхронно отвели взгляды, но через пару секунд снова посмотрели друг на друга. Не знаю, что выражал мой взгляд. Его же кричали о многом. Почти не разобрать. Но на долю секунды, я могу поклясться, что видела в них затаенную обиду. Максим опять отвернулся.       Даша заметила странности нашего поведения и спросила, все ли в порядке. Я ответила, что все в порядке. Затем к нам присоединились Андрей и Рома. На протяжении всего обеда, Морозов избегал встречаться со мной взглядами и, вообще, усиленно делал вид, что не замечает меня. И по закону подлости, воспоминания, которые я таила глубоко внутри, решили показаться вновь. Нахлынуть ледяной волной, взывая бурю в сердце. Я перед ними оказалась беспомощна.       Я вспомнила наш поцелуй, не тот, что произошел на озере, а тот, о котором запрещено было вспоминать. Как назло, я вспомнила его так отчетливо, словно на мгновение вернулась в прошлое. Сердце тут же ускорило свой ход, зарождая в груди трепет. И это дурацкое желание, которое, я признаюсь честно, просто ненавижу: оказаться ближе к нему, чтобы иметь возможность прикоснуться к его руке, погладить по плечу, позволить его парфюму и голосу вскружить мне голову. Тонуть в этом было невыносимо, но отчего-то так приятно.Его сильные руки обнимали меня за талию, пока мы медленно двигались в такт песне, а губы жарко целовали шею, вынуждая терять рассудок.       Даша пихнула меня в бок. Я моргнула, прогоняя наваждение. Подруга кратко кивнула в сторону Юли. Самойлова села на место Андрея, который, как оказалось, уже ушел. Сразу поняв друг друга без слов, мы с ребятами пересели за соседний стол.       Мы с Дашей разговаривали и ждали ребят перед классом, в котором должна была пройти география. Когда подошел Андрей, Даша умолкла и перевела взгляд карих глаз на парня. В них четко отразилась печаль. Авдеев этого не заметил, он думал о чем-то своем, или делал вид, что думает. Так мы простояли минут пять. Я смотрела на Дашу, пытаясь понять, что происходит у них с Андреем, Даша на Авдеева, а он в сторону. На шестой минуте, до меня таки дошло: Андрей намерено избегал взгляда Старковой и на ее редкие вопросы отвечал односложно и кратко. В итоге подруга оставила попытки заговорить с парнем и высказала возмущение по поводу непунктуальности Ромы и Макса. О какой безалаберности шла речь, я не совсем поняла, так как до звонка у нас в запасе имелось пятнадцать минут.       К нашему обоюдному удивлению, после слов Даши, Павленко показался из-за угла и побежал к нам. Позади него шел Макс, видимо, не желая торопиться.       Как всегда вальяжная походка, неторопливость движений, небрежность во вешнем виде и пофигизм во взгляде составляли микс и особый шарм Максима Морозова.       Какие-то девицы с класса восьмого проводили его чуть ли не томными взглядами, мне тут же захотелось закатить глаза, но я не стала этого делать.       Рома подбежал к нам и, размахивая листочком мстителей, показал появившееся надписи, а точнее имена этих самых мстителей. Пять имен нам уже были знакомы, а вот шестое мы видели впервые. Витя — это новое имя в списке.       Мы тут же загорелись идеей найти мстителя, но как, если нам известно только имя?       — Послушайте, на чердаке же сохранились фамилии пропавших детдомовцев, — напомнил Андрей.       — Точно. То есть, нам нужно просто посмотреть, какой Витя учился с ними в классе, — проанализировала Даша.       — Ну, тогда пойдемте сейчас. Зачем ждать-то, — Макс. Я тут же уловила запах сигарет.       В общем, ничего найти у нас не получилось. Наверняка тот, кто освободил Каверина, обчистил и чердак. Так мы потеряли много ценных записей, которые могли бы сейчас очень пригодиться, и еще ключ, открывающий одну из дверей в подземелье, так же исчез. На душе стало паршиво, снова мы остались ни с чем. Опять всего лишились. Всего, что добыли с большим трудом, рискуя жизнями. Будто все впустую.       После уроков, на которых я едва высидела, я потеряла из виду Дашу. Мне хотелось поговорить с ней о том, что сказала нам утром Юля — о Теме. Но на первом этаже Старковой не было, и сколько бы я ее не искала, найти не могла, словно она специально от меня пряталась. Хотя, если брать во внимание поведение Даши в последнее время, я бы даже не удивилась. У них сто процентов что-то происходит с Андреем, я имею в виду, что-то не совсем приятное для Даши. Потому она закрылась от внешнего мира и тщательно все держит в себе, практически игнорируя или вовсе не отвечая на мои расспросы. Я волнуюсь за нее. И волнение это очень сильное. Но помимо него, во мне поселилось чувство тревоги, которое бежало по венам, разгоняя страх. Я буквально всем своим существом чувствовала: что-то должно произойти, что-то важное.       Забежав в комнату, я быстро сменила школьную форму на короткие джинсовые шорты, темную майку и легкую джинсовку, расчесала волосы, и вышла. Я думала, откуда начать поиски подруги, может в кухню заглянуть? Но не успела пройти метра три, как зацепилась взглядом за открытую дверь комнаты Андрея, Макса и Ромы. Руководствуясь мыслью «возможно Даша там», я подошла ближе, заглядывая внутрь. Стоит ли говорить, что обнаружить в комнате, я надеялась, совершенно другого человека?       Морозова не было. И Даши тоже. Вообще никого.       Только я, застывшая в дверях.       Выдох разочарования сам вырвался из легких. Я уже собиралась повернуть обратно и уйти, но…       Это «но» было таким огромным, что на пару секунд просто пригвоздило к месту, не разрешая двигаться и вообще подавать каких-либо признаков жизни, кроме частого дыхания. Оцепенение спало так же быстро, как и охватило. Я воровато оглянулась, словно собиралась совершить какое-то правонарушение, а после плотно притворила дверь.       Еще раз вздохнув, я медленно направилась к кровати Макса, на которой лежала темно-серая рубашка. Та самая рубашка, что была на нем в новогоднюю ночь.       В нерешительности я остановилась около кровати, чувствуя, как сильно-сильно бьется сердце, бьется в каких-то конвульсиях, а мысли уже спутались, превратились в тугой ком, состоящий из моментов, воспоминаний, вдоль рук побежал ток, а по позвоночнику тонкой струйкой холод. Все так же нерешительно и аккуратно я присела рядом с куском темно-серой ткани, на кровать. Куском, серьезно, Вика? Для тебя ведь это больше, чем какая-то материя. Это напоминание о ночи, проведенной с человеком, которого любишь всем сердцем.       Провела дрожащей рукой по мягкой ткани вдоль, ощущая нервную пульсацию на кончиках пальцев, касаясь ими грубых маленьких пуговиц. А потом… Потом меня накрыло волной не сдерживаемой горечи, что пыталась выжечь что-то живое в бешено бьющемся сердце. Мне вдруг захотелось хоть на секунду перенестись в ту ночь, чтобы просто посмотреть в его глаза и провести по его плечу свободно рукой, чувствуя на талии крепкие объятия, которые тогда не желали меня отпускать.       Я смело взяла в руки рубашку Максима, села удобнее и позволила всему, что жило внутри, что саднило и ежедневно плакало, выплеснуться наружу. Закрыла глаза и поддалась эмоциям. Больше не могу сдерживаться. Больше не хочу.       Устала каждый день смотреть на него и знать, что мои чувства не взаимны, что он страдает по Даше. Устала обещать себе, что все, теперь я забуду Макса Морозова. Никогда! Никогда я не забуду его, потому что он пророс где-то в груди, в душе, и даже с корнем вырвать невозможно. Как же я устала от понимания, что он не будет моим.       Уткнулась лицом в ворот рубашки, вдыхая любимый запах…       Жаркие, властные губы.Рука Морозова, которую он запустил в мои волосы, чтобы контролировать каждый поцелуй, не желая передавать инициативу мне. Мои руки обнимают его за плечи, позволяя все, чего только он пожелает. Медленные движения в такт песни.       Песня, словно реальная звучит в моей голове.       Я открыла глаза, нехотя вырываясь из стальных рук воспоминаний. Не в силах сдержаться прикоснулась губами к вороту рубашки.       Столько чувств, но так пусто в груди. Только боль, что не утихает. Вонзает когти и разрывает душу на лоскуты. А я — слаба. Настолько, что позволяю ей взять вверх надо мной, позволяю разбередить не заживающие раны.       В глазах защипало, и я заплакала. Беззвучно. Горько. Безнадежно. Скучая по тем коротким мгновениям, когда Максим Морозов был моим.       — Вик.       Я вздрогнула. Песня растаяла, как и живые воспоминания. В растерянности, еще не пришедшая в себя, уставилась на Рому. Он в ответ — удивленно.       — Ты чего тут?       Я сглотнула, с трудом возвращая себя в реальность. Откинула дорогую мне вещь Макса куда-то в сторону подушки. И, смахнув с лица слезы, произнесла дрожащим голосом:       — Я Дашу ищу. Ты ее не видел?       — Так она, вроде, в библиотеке. — Рома не сводил с меня удивленного взгляда.       — Спасибо, — бросила я и быстро вылетела из комнаты парней.       В голове набатом били неутихающие воспоминания, и я прислонилась к стене и зажмурилась, пытаясь совладать с собой. Слезы катились вниз по щекам, неприятно щекоча, прокладывая влажную дорожку до самых ключиц, или собираясь в уголках губ. Ноги почему-то были слабыми, а руки до сих пор пробирала мелкая дрожь. Всеми силами пыталась прогнать ноющее чувство, будто кто-то тупым ножом пытался вырезать мне сердце.       — Вика, а я как раз тебя ищу!       Я мгновенно распахнула глаза и увидела Юлю. Та даже рот приоткрыла от удивления. Быстро утерев слезы, я вздохнула и попыталась собраться. Блондинка с какой-то нервозностью переминалась с ноги на ногу и внимательно следила за моими манипуляциями.       — Чего тебе? — спросила не твердым голосом.       — Поговорить. Об Артеме. Вика, это важно! — воскликнула Самойлова, когда я закатила глаза и устремилась в комнату. Не слишком надежное укрытие, учитывая, что мы живем вместе, но мой мозг, наполненный Морозовым до отказа, соображал плохо. — Да послушай же ты! — не отставала блондинка. Я даже рыкнула от злости. Без того впала в эмоциональную нестабильность, так она еще и на больное решила надавить.       — Я ничего не хочу слушать! Оставь меня в покое, — сказала я, когда вошла в комнату. Даша, как оказалось, тоже была здесь. Смерила нас почему-то грустными глазами, оценивая ситуацию, а после быстренько встала, приняв грозную позицию, справа от меня.       — А я тоже хочу, чтобы ваш Тема оставил меня в покое! Так что извините, девушки, но вам придется меня выслушать!       Старкова выдохнула, убрала волосы назад.       — Как ты не понимаешь? Мы потеряли нашего близкого друга. Нам до сих пор больно. Пожалуйста, хватит издеваться над нами, — голос Даши пусть и был спокойным, я прекрасно смогла различить в нем боль. И пусть ее прямой взгляд приобрел твердость, грусть из них ни куда не делась. Что-то однозначно произошло.       Юля демонстративно закатила глаза.       — Я могу доказать, что он говорит со мной, — вновь подала голос Самойлова. — Я знаю, что его убили!       Через двадцать минут, я была готова прибить эту говорящую с призраками. И заодно саму себя, но все по порядку.       После слов « Я знаю, что его убили!» мы с Дашей шокировано переглянулись, ведь ни кто не мог растрепать об этом этой пустоголовой блондинке, которая сложив руки на груди, с усмешкой наблюдала за нашим шоком. Она наше удивление находила забавным, словно сказала детскую шутку, которую мы взрослые девушки не поняли. Даша схватила меня за локоть и отвела в сторону.       — Ты веришь ей? — тихо-тихо спросила подруга.       — Конечно же нет. А ты? — на всякий случай задала я ответный вопрос.       Старкова отрицательно покачала головой:       — Но думаю, что нам все же стоит ее выслушать…       — Чтобы понять, откуда ей известно об убийстве, — закончила я за подругу. Она кивнула.       И вот спустя десять минут я, Даша, Андрей, Рома и Макс собрались в нашей комнате, вопросительно поглядывая на Юлю, что сидела необычайно спокойно и даже как-то хладнокровно, что ли.       — Я знаю, что вы мне не верите, но у меня есть доказательство, — сказала Юля, задержав взгляд сначала на мне, а после на Морозове, стоявшим за моей спиной.       — Интересно, какие? — с удерживаемой злостью произнес Макс.       — Он рассказал мне то, что может знать только он. — От ее ровного голоса у меня мурашки поползли. И странное предчувствие усилилось. — Это произошло в прошлые новогодние каникулы. — Даша посмотрела на меня веселым взглядом, явно не веря ни единому слову Самойловой. Стало легче дышать. — В вашей комнате, — Юля кинула взгляд на Макса.       — Что «это»? — насмешливо поинтересовалась Старкова.       — Ну что? Мне сказать? — Юля снова посмотрела сначала на меня, а после на Макса.       Я вдруг растерянно замерла, сообразив, что именно знал лишь Тема. И все эти красноречивые взгляды на меня и Максима… Я инстинктивно напряглась. Но это же бред! Откуда ей может быть такое известно? Она просто издевается!       — Что ты можешь знать-то? — усмехнулся Макс. Но мне, кажется, в его голосе помимо раздражения промелькнули нотки нервозности.       — Ничего. А вот Тема знал все. — Она замолчала, невинно опустив глаза. А после снова подняла глаза и спокойно выдала: — О том, что ты, Макс, изменил Даше с ее лучшей подругой.       «О том, что ты, Макс, изменил Даше с ее лучшей подругой» — эхом повторилось в моей голове.       Мой судорожный вдох потонул в заразительном смехе Даши. Максим издал нервные смешки, но очевидно смешно ему не было, как и мне.       Холод пробежал по всему телу, я на секунду прикрыла глаза, не веря, что хранимая мною тайна была оглашена.       — Она же врет. Да, Вик? — спросила Дарья, скорее всего, заметив нашу с Максом странную реакцию. Мне хотелось истерически засмеяться от всей нелепости сложившейся ситуации, но на моем лице застыла лишь искривленная улыбка. Я не смотрела на Дашу. Не могла. — Макс?       Молчание на пару секунд заполнило пространство. Потом Даша вскочила и выбежала вон.       Догадалась. Не глупая ведь.       

***

             Как описать наши взаимоотношения с Дашей? Я бы выбрала слова плачевно, ужасно, катастрофически-на-грани-развала. Особенно последнее, как нельзя подходит и сразу становится ясно, как все плохо.       Даша — девушка вспыльчивая, поэтому я ожидала от нее резкого всплеска эмоций, но она выбрала другую тактику. Ту, что добьет меня полностью — игнорирование. Как она реагировала на Макса, я не знаю, да и вообще стараюсь лишний раз с ним не пересекаться. Подземелья и расследования как-то сами отошли на последний план в свете произошедших событий. Всем было не до того. Еще и Юля не переставала косить на нас взглядом, молча намекая: я все еще жду, когда вы меня выслушаете. От одного ее вида мне хотелось взвыть от отчаяния, если бы не она…       О, гениально, Вика. Давай, вали все на одноклассницу.       Конечно, вина целиком и полностью лежала на мне. А от игнора Даши, я скоро и вовсе в ней захлебнусь.       Рома стал каким-то тихим, а Андрей, словно выпал из реальности. Авдеев в последнее время сам не свой и еще это натянутая неловкость вперемешку с напряжением у них с Дашей. Старкова переживала из-за этого сильнее, чем могло показаться. Еще и я ей добавила.       В любом случае, поговорить с Дашей (надеюсь, еще моей подругой) я должна. Только вот как к ней подступиться.       Звонок прозвенел слишком оглушительно, заставив подскочить на месте и выронить ручку. Та закатилась под парту. Зараза. Я нагнулась, пытаясь дотянуться кончиками пальцев до шариковой, щелкающейся предательницы, когда услышала скрип соседнего стула. Может быть Даша? Подцепив ручку, вынырнула из-под парты и тут же столкнулась с зелеными глазами Морозова. Вроде зеленые, а морозят так, словно серо-голубые, с коркой льда. Я моргнула, отгоняя лишние мысли, но, не отводя взгляда. Пусть слишком пронзительно и прошибает как током. Не впервые.       Максим открыл рот, собираясь что-то произнести.       Дверь хлопнула также громко, я вздрогнула.       Макс поджал губы и отвернулся. Начался урок географии.       Мои мысли плавали достаточно далеко от контурных карт, где-то в районе «Что-мне-теперь-делать-с-Дашей».       — Вика, это ты все этой полоумной рассказала? — Голос Максима прозвучал резко, обрывая мои мысли.       — Ничего я не рассказывала. Я думала, это ты сказал.       — Мне это надо? — Он посмотрел на меня как на последнюю идиотку. И был прав, таковой и являюсь.       — Ну и кто тогда? — устало произнесла я. Говорить об этом было неприятно. Еще неприятней понимать, что совсем не жалею о той ночи.       — Призрак графа Щербатова, — сарказм, — наблюдал, видимо, за нами.       Я скривилась. Он чуть ли не проорал последнюю фразу. Некоторые с удивлением уставились на нас, впрочем, их интерес быстро пропал.       — Об этом знали только мы с тобой, — произнес Макс, когда последние любопытные вернулись к своим работам.       — Еще был в курсе Тема, — напомнила я парню.       Морозов издал горький смешок.       На этом наш разговор был окончен.       Часами позже состоялся другой. Короткий. Впивающийся в разум.       О, если бы я знала, что так будет, свернула бы в другой коридор или осталась бы в комнате с Дашей, прожигающей пустым взглядом стену. Все лучше, чем стать случайной свидетельницей семейной ссоры Морозовых.       — И что теперь? — услышала я растерянный голос Максима. Даже какой-то потерянный. И замерла, вжимаясь в угол, наплевав, что со стороны это смотрится донельзя странно. Ноги почему-то сдвигаться отказывались, а мысли о библиотеки, в которую я, собственно, направлялась, предательски улетучились.       — Ну что теперь? — Отец Макса развел руками. Мне это показалось наигранным. — Теперь твоим опекуном будет государство, сынок.       «Сынок» прозвучало как-то неуместно, непозволительно. У меня дыхание перехватило. Я просто зацепилась взглядом за Максима, продолжавшего стоять также, как и прежде — непринужденно. Руки в карманах школьных брюк, синяя легкая кофта застегнута на все пуговицы, рубашка, как всегда, сверху открывала краешки ключиц и этот застывший в полнейшем недоумении взгляд. Таком горьком недоумении, что от этой горечи невозможно отмахнуться — она где-то глубоко внутри, прожигает внутренности и душу.       — Обрадовал, — усмешка. И только глаза выдают. Отчаянные, темно-зеленные, мечущиеся по лицу отца, в надежде отыскать что-нибудь. Хоть что-то, кроме безнадежного пофигизма, который все-таки вылезает наружу, как его не скрывай притворно-обеспокоенным видом. — А на каникулы мне куда ездить? На вокзал, к бомжам? Или к матери, которая продала меня за копейки? — Голос дрогнул и сорвался.       — Максим, подожди. Я ведь ни в чем не виноват, — воспользовался секундой тишиной Морозов-старший.       — Конечно, не виноват. Всегда — не виноват. Как был хреновым отцом, так и остался.       — Максим, я не могу ничего исправить. Скажи, что мне сделать.       — Ничего не делай, — мороз лютый. — Просто оставь меня в покое.       Макс вдруг двинулся в мою сторону. Я не знала, куда себя деть. Да и не успела бы. Просто по инерции отступила от стены, едва не остолбенев, когда взгляд парня прошил насквозь. Воздух застрял в горле, чуть не задушив.       — Услышала, да? — Он устало вздохнул, так и не сводя с меня тяжелого взгляда.       — Макс, я…       — Что? Хочешь снова поддержать, пожалеть? Спасибо, пары раз с тебя хватит. Лимит исчерпан. До свидания!       — Макс, ну, мы же…       — Друзья? — снова перебил меня Морозов. Вопрос его прозвучал с едкой насмешкой. Я и сама еле сдержалась, чтобы не усмехнуться собственной тупости. Неудивительно, что он даже разговаривать со мной не может. — Или нет, все-таки не друзья, да? Определись уже, а лучше отстань от меня.       Я кивнула, сдаваясь, понимая, что виновата сама. Он кивнул в ответ, и нервно проведя рукой по волосам, ушел.       Внутри что-то оборвалось.