Мое спасение.

Я с тревогой посмотрела на Дашу. Юля щелкнула зажигалкой, поселив маленькие огоньки на концах толстых ароматических свеч. Приятный легкий аромат заструился вверх, разбавляя атмосферу, таившейся здесь зловещности. Темные шторы не могли скрыть дневной свет, намеревавшийся проникнуть в комнату, чему я была рада, потому что нас и без того окутывало облако мистицизма, не говоря том, что собрались мы здесь, дабы выслушать своего мертвого друга. Куда уж страшней… Руки пробивала мелкая дрожь волнения, поэтому я сжимала кулаки так сильно, что ногти наверняка оставят следы на ладони. Но если дрожь в руках успокоить еще можно было, то страх в сердце не остановить, учитывая, что он становился все сильнее с каждым глухим ударом. Мне было страшно, ведь я не знала, что будет дальше. Нет ничего сильнее страха перед неизвестностью. Я кинула беглый взгляд на Макса, развалившегося на стуле с таким видом, будто он смотрит тупую комедию с предсказуемым сюжетом. Мы же сидели в полукруге, только Андрей почему-то задерживался. — И что дальше? Заставишь нас тарелочку крутить? — в тот же момент едко поинтересовался Морозов, рукой указывая на тарелку, где и стояли вышеупомянутые свечи. Я с трудом уговорила прийти парня сюда, в комнату. Макс долго сопротивлялся, как мог, у меня даже сложилось впечатление, что вот-вот он пошлет меня куда подальше и уйдет, но он все-таки согласился с одним условием: я выполню любую одну его просьбу, чтобы это ни было, когда ему это будет нужно. Я промолчала о том, что и без обещания бы выполнила. Максим пришел и вместе с ним целый комплект «плохого настроения Макса Морозова», куда входили злость, раздражение, грубость. Все это выливалось в бесконечные придирки к Юле. — Макс, перестань. Мы же договорились, — спокойно напомнил Рома. — Так, Юль, что нам делать? — быстро задала вопрос Даша, заметив, что Макс уже собирается вновь вставить ядовитую реплику. — Тема уже здесь, — бесцветно проговорила Самойлова, обратив взгляд на зеркало, висящее над комодом около Дашиной кровати. С замиранием сердца, я проследила за взглядом одноклассницы, но кроме отражения соседней стены ничего не увидела. Нервная дрожь в руках усилилась. — Так быстро? — притворно удивился Макс. Как только он произнес эти слова, на стол с грохотом обрушилась книжная полка, которая ранее была надежно прикреплена к стене. Мы с Дашей вскрикнули, а Макс, вовремя дернувшийся в сторону, вскочил со стула. На его лице четко читалось непонимание. Я выдохнула, ощущая удары собственного сердца где-то в районе горла. Тело на пару секунд словно парализовало. — Ребят, что тут у вас происходит? — шокировано спросил Андрей, видимо услышавший шум, до того, как зашел в комнату. Авдеев плотно закрыл дверь и вопросительно посмотрел на каждого из нас. — Говорящая с призраками развлекается, — с отвращением глянув на Юлю, процедил Морозов. — Ты как это сделала? — обратился он к блондинке. — За веревочку дернула? — Макс, перестань! — укоризненно сказала Даша. — Что он хочет нам сказать? — спросила я у Самойловой, когда вновь обрела способность говорить. — Он хочет сказать, кто его убил. — Смотрите, — произнес Рома, кивнув нам в сторону зеркала, куда неотрывно смотрела Самойлова. Глаза Павленко были широко распахнуты, а ресницы подрагивали, рот приоткрылся в изумлении. Я, почти нехотя, повернула голову к зеркалу и тут же в ужасе вскочила, как и все остальные, когда взору начали представать кровавые разводы, аккуратно выстраивавшиеся в печатные буквы. Мое тело сковал страх, я не могла нормально вдохнуть. Были только буквы, только кровь, только ужас. Петр Морозов. Я прижалась спиной к шкафу, чтобы не потерять опору, и взглянула на побледневшего Максима. Он сглотнул, моргнул и медленно, будто боясь, посмотрел на каждого из нас. Убийца нашего лучшего друга — его отец. В комнате наступила тишина, режущая слух. Никто ничего не говорил, только изредка, все еще боязливо, поглядывали на зеркало. Надпись не исчезала, кровь каплями спадала на комод, продолжая напоминать, что от правды не убежать, что это не сон. Только вот правда была слишком горькой, чтобы ее принять. Особенно для Максима, кажется, он и так погряз по горло в этой горечи. Почти захлебнулся. Но нет, судьба вновь решает проверить его на прочность. Я разрывалась. Мне до боли в груди хотелось отчаянно твердить ему, что все это розыгрыш Юли, что такого просто не бывает, лишь бы успокоить и подарить ему надежду, хоть на что-то незапятнанное в его жизни. Но я не могла закрыть глаза на несправедливую смерть Артема, который был мне дорог. К тому же, я все еще продолжала испытывать вину за то, что не замечала чувств парня ко мне, когда он был еще жив. По этим причинам я была совершенно растерянна и стояла не в состоянии сделать хоть что-то. Неожиданно я почувствовала легкое, едва ощутимое прикосновение пальцев к моей левой руке, и повернулась, тут же сталкиваясь взглядом с темно-зелеными глазами Макса, до отказа наполненными болью, которую он изо всех сил пытался скрыть. Ему нужна поддержка, хоть что-то, чтобы выстоять и не упасть в пучину отчаяния и беспросветного одиночества. У него нет никого, кроме отца и друзей. С друзьями он периодически ссорится и не позволяет залезть глубоко в душу, а с отцом… и без того были трудные отношения. Макс постоянно ходит по краю, граничащим с лютым бесконечным одиночеством. Один неверный шаг и все… Он взял меня за руку, крепко переплетя наши пальцы, и тихо, почти спокойно, выдохнул. А после, открыл дверь, нарушая тишину, и вытянул меня в коридор, где воздух не был пропитан напряжением, где плечи расслабились, где вернулось чувство реальности. Я пыталась понять, чего он хочет, но Максим молчал, потупив взгляд. Он все еще держал мою руку, отчего нежный трепет внутри усиливался, постепенно прогоняя страх. — Макс, — шепотом позвала я, поняв, что он полостью погрузился в свои мысли. — Максим, все нормально? — Нет, — раздраженно. — Прости. Глупый вопрос. — Пошли, — Он потянул меня за собой. На вопрос «куда?» парень не реагировал, просто вел сначала по коридору, затем вниз по лестнице, а после нырнул вместе со мной под ту же лестницу и только там выпустил мою руку. Мы стояли очень близко друг к другу. Непозволительно близко для дружеских отношений. Мое дыхание, наверное, касалось его впадинки между ключицами. Школа опустела, притихла. Все были на улице, на озере, пускали кораблики с желаниями. Какая глупость! Какие могут быть желания, когда наш привычный мир рушится до основания, не оставляя в жизни ничего нормального, только переполненные болью души, только уставшие тела, только давящие мысли, но ничего живого, кроме испуганно бьющегося сердца и быть может искалеченной любви. Вот и все, что есть у нас. Остальное же съедает заживо все, что раньше было твоей размеренной, беззаботной жизнью. Не осталось ничего святого, даже семьи… Максу было плевать на то, как близко мы стоим. Он был бледен и неподвижен, лишь пилил меня растерянным взглядом, проходящим куда-то сквозь. А я молчала, не зная, что делать. И стоит ли, вообще, что-то делать. Напряженное молчание, снова воцарилось, окружив со всех сторон. Но, кажется, напряжение чувствовала лишь я, отчаянно искавшая ответ в его глазах. Пыталась украдкой заглянуть в его мысли, чтобы понять, насколько теперь отравлена его душа и смогу ли уберечь его от пропасти. Если нет, прыгну следом. — Ты веришь ей? — глухо спросил Максим. — Веришь, да. — Сам же ответил за меня парень, не дав даже рта раскрыть. Я молчала: была слишком озабочена его выражением лица — обвиняющим. И было еще кое-что, что мне разглядеть удалось не сразу: блеск лихорадочного страха в глазах. Этот блеск задевал что-то внутри меня. — А я ей не верю. И верить не собираюсь. Я не могу, ясно?! — вдруг повысил голос парень. — Не может такого быть. Ты понимаешь? Не может! — речь его становилась все сбивчивее, растерянней, а сам он злее. А еще паника. Паника овладела им практически мгновенно и дернула отголоски мыслей в моей голове, заставляя извлечь из памяти не так давно забытое. Я уже видела его таким. В ту ночь. В коридоре. В крови незнакомого нам человека. — Макс, успокойся, — поспешно прошептала я. — Успокойся?! Ты издеваешься сейчас, да? — взревел парень. Я не знала, как его успокоить. Не знала что делать. Смотреть на него такого было невыносимо. Разрывало глубоко внутри, продирало все самое ценное в сердце, когда я видела, как тьма и пустота пожирают его, как вера в нем умирает. Как спасти? Ответа не было. Было тихо и странно. Так, что выкручивало. Наизнанку, до боли во всем теле. — Максим, — снова начала я, — послушай… — Замолчи, ладно! — покачал головой Морозов, которого вновь накрывала волна неконтролируемого гнева. — Не говори ничего. — Макс, не надо так… — Замолчи, я сказал! Я вздрогнула от неожиданности и зажмурилась, когда тяжелый кулак Макса врезался в деревянную панель рядом с моей головой. Дыхание вдруг стало прерывистым, сердце затихло, испугавшись. Вновь тишина. Только наше дыхание. Его — тяжелое с резкими выдохами, мое — еле слышное. Я не открывала глаз, боясь еще больше вывести его из себя. Просто слушала его вдохи, как подтверждение, что он рядом. Пальцы невесомо и как-то непривычно нежно коснулись моей щеки на секунду, а после прижались сильнее. Я бы постояла так всю вечность, ощущая тепло его ладони на своей щеке. Простое прикосновение, жаром разлилось по всему телу. Это невозможно. Любить так сильно, что не чувствовать саму себя. Так сильно, что кроме чувств к нему больше ничего нет, что мир не важен. Ведь важен только он. Я неторопливо открыла глаза, встречаясь с виноватым взглядом. — Прости, — полушепотом на очередном выдохе. — Я просто не могу. Это слишком. — Все хорошо, не переживай. — Ни черта хорошего. Ты не должна попадать под раздачу. Я не хочу обижать тебя, — спокойно, словно все его раздражение улетучилось, произнес Макс. Это звучало искренне и тепло. — Ты не обидел меня. Макс убрал ладонь с моей щеки. Я едва сдержала рвущийся наружу вздох разочарования. Но Максим удивил меня. Одним быстрым и несколько скомканным движением, парень легко прижал меня к себе, вовлекая в крепкие объятия, впервые позволяя прижаться к нему не на пару коротких секунд, а, кажется, на целую бесконечность. Одной рукой он зарылся в мои волосы, другой удерживал на месте, будто я собиралась сбежать. Я не собиралась. Только сцепила руки за его спиной, и положила голову на крепкое плечо. Не помню, сколько мы так простояли. Знаю лишь, что не смотря на многое была бессовестно счастлива. Тогда во мне впервые зародились чувства какой-то теплоты и необъяснимой нежности от испытываемых к нему чувств, а не целое море боли, которое, казалось, было более привычным.

***

Легкий, едва ощутимый ветерок проникал сквозь приоткрытое окно и ласково поглаживал голые плечи, пока я наблюдала со второго этажа за тем, как Макс пробегает уже шестой круг по широкому школьному двору. Он бежал быстро, наверное, желая выжать из себя последние силы, чтобы их не хватило на переживания, которые заполняли его до отказа. Внутреннее напряжение не ослабевало, наоборот, все больше усиливалось с течением времени. Максим продолжал истязать себя мрачными мыслями, гадая, является ли его отец убийцей. И появись хотя бы один ничтожный шанс, что все увиденное нами было неправдой, парень вцепился бы в него, как в спасательный круг. Но пока никакого опровержения случившемуся мы найти не могли и, честно сказать, не искали, потому что знали теперь точно: Юля не врет. Она не могла провернуть то, что случилось в комнате. Мы видели все своими глазами. Да и отец Макса не безгрешен, чтобы можно было с легкостью встать на его сторону. Каковы шансы, что человек всю жизнь избивавший единственного, пусть и усыновленного сына, может быть убийцей? Думаю, что высоки. Хоть верить в это не хочется. Максим остановился и подождал, пока запыхавшийся Андрей поравняется с ним, а после сказал что-то парню. Между ними завязался разговор. — Вика, — Даша прикоснулась к моей руке, из-за чего я вздрогнула и повернулась к подруге слишком резко, так, что влажные волосы хлестнули по щеке. — Знаешь, я не думаю, что стоять в одном полотенце у окна разумно, — усмехнулась она. Я несколько секунд смотрела на блондинку, пытаясь понять, что она мне говорит. Последние сутки, меня мало волновали окружающие, я целиком зациклилась на чувствах Макса. Даже Андрей утром едва смог до меня докричаться, пока я спускалась по лестнице. Поговорить с самим Максимом мне никак не удавалось. Может, он намеренно избегает меня? Может, объятия под лестницей смутили его? Очень смешно, Вика. Ты хоть когда-нибудь видела смущение Макса? — Виктория Кузнецова, я здесь с кем разговариваю? С призраком графа Щербатова? — возмутилась Даша. — У тебя этого не получится. Ты — не Юля. — О чем ты все время думаешь? — обеспокоенно спросила подруга, но судя по красноречивому взгляду, она и без моего ответа догадывалась. — О Максе, — честно призналась я. — Думаешь, это правда? — Я не знаю, Вика, — пожала плечами подруга. — Я в последнее время, вообще, ничего не знаю, — устало вздохнула она и откинула назад длинные волосы. — В чем дело? — обеспокоено спросила я. — Ни в чем, — Даша отошла от окна к раковине. А когда остальные девушки покинули душевую, спросила: — Вик, как ты думаешь, Андрей сильно переживает из-за Анны? Он же не мог в нее влюбиться, да? — Голос Даши против ее воли дрожал, выдавая все чувства, которые она пыталась скрыть даже от меня. Мое сердце сжалось, но я ответила честно на вопрос подруги. — Даш, Андрею очень плохо и это видно. — Да, но ведь он столько пережил за последнее время: смерть родителей, проблемы с Надей… Вик, я просто хочу ему помочь и, чтобы у него все было хорошо. Я подошла ближе к Даше, заглядывая в карие глаза, в которых застыли непрошенные, искренние слезы. Внутри меня словно что-то перевернулось от ее слов, потому что она выразила все то, что я чувствую сама. Я просто хочу ему помочь и, чтобы у него все было хорошо… Вот только ситуации совершенно разные. Как и шансы на достижение ответного, желаемого чувства. Даша уже занимает определенно-нежное, закрепившееся место в сердце Андрея, причем не только в качестве подруги, в чем я уверенна. А мои шансы стать для Макса кем-то большим равны минус бесконечности. — Тогда потерпи. Дай ему время. Я думаю, что с Анной он был только чтобы забыть тебя. — Ты действительно так думаешь? — Конечно. — Может быть, ты права, — с надеждой сказала Даша и улыбнулась. — Не дави на него, если ты его на самом деле любишь, — произнесла я. — А ты займешься разбитым сердцем Макса? — с улыбкой спросила Даша. — Только как друг, — улыбнулась я. — А если честно, почему вы вдруг так сблизились в последнее время? — Если ты не заметила, Даш, мы несколько дней с ним даже не разговаривали. — Заметила. Но все же. Сейчас вы общаетесь не так, как раньше. — Просто я оказалась рядом, когда ему нужна была поддержка, вся эта история с усыновлением. — Я направилась к окну, которое оставила открытым. Ветерок тут же накинулся на голые плечи и сдул успевшие подсохнуть волосы за спину, я зажмурилась, подставляя ему лицо. Совершенно внезапно я услышала громкий пронзительный свист и вздрогнула, моментально открыв глаза. — Тебе к лицу желтый, — донесся откуда-то снизу донельзя знакомый голос с ноткой озорства. Даша рассмеялась. — Я же говорила тебе, не стоять у окна в одном полотенце, — сквозь смех напомнила подруга. — Блин, Макс! — возмущенно воскликнула я, когда оцепенение спало. Быстрым движением рук я закрыла окно, успев зацепить взглядом, как Максим с улыбкой дает «пять» смеющемуся Андрею.

***

— Я Наталья Колчина. Я жива, — прочитал вслух Андрей нацарапанную надпись на тарелке, которая случайным образом попала к нему. И именно с нее начался следующий поворот хитросплетения судьбы, который зацепил и нас. Так, мы открыли дверь со знаком гемени, которая теперь не была под сигнализацией, среди разбросанных по комнате вещей нас привлекла перевернутая детская колыбель, на деревянной поверхности которой велся отсчет проведенных в заточении дней. Сосчитав все столбики, я поняла, что Наталья Колчина была в подземелье более четырех месяцев, то есть прибыла она в школу раньше Андрея и Нади. Наше состояние в эти моменты трудно как-то описать словами. Счастье — от того, что мама Андрея и Нади жива, злость — от того, что вновь ее упустили, раздражение — из-за множества вопросов на которые ответов мы никак не могли найти, и страх, что въелся в нас по самое сердце. Вся эта смесь не давала мыслить здраво, не давала отвлечься. И мы не знали, что делать дальше. Потому, наверное, и завязалась ссора между Максимом и Ромой. — Закрой рот свой! — вскричал Макс. — Это не только твоя комната, — в тон ему ответил Павленко. — Вы чего? — за ними следовала ничего непонимающая я. — Она меня достала, — раздраженно отмахнулся Макс. Никому не составило труда догадаться, что речь идет о Юле. Одно присутствие девушки вызывало в нем густое раздражение, с примесью злости. — Да это ты ее достал, — Рома тоже был на взводе, пытаясь защитить девушку, в которую влюбился. — Она не виновата, что твой отец убийца! Мое сердце пропустило удар. Как и сердце Макса, наверное. — Что ты сказал? — переспросил Морозов, сощурив глаза. — То. Я уловила кипение во взгляде Максима. Последовал быстрый и точный удар, от которого Рома, не удержавшись на ногах, упал на пол. — Макс! — одновременно вскрикнули я, Даша и Андрей. — Мой отец никого не убивал, — с яростью сквозь зубы процедил Макс. Дверь громко хлопнула за его спиной. Через минут пять, убедившись, что с Павленко и его носом, на который пришелся удар, все в порядке, я выскользнула из комнаты. Догадаться где был Макс, особого труда не составляло, потому я сразу же направилась в школьный двор. Вечерний ветер набросился на распущенные волосы, принявшись их ласково трепать. И я запоздало вспомнила, что кофту я с собой не прихватила. Во дворе включились высокие фонари, разливая тусклый мягкий свет. Макса видно не было. — Макс, где ты?! — на всякий случай, повысив голос, я позвала парня. Ответом мне была тишина. Какая-то неприятная и холодная. На душе стало беспокойно. — Макс?! Внезапно чья-то холодная рука накрыла мой рот, вторая крепко обхватила талию. Я даже вскрикнуть не успела. Все произошло так стремительно. Сердце забилось, как бешеное от страха. — Тише ты. Хочешь, чтобы вся школа тут собралась? Голос Морозова. Я высвободилась от его рук и повернулась. — С ума сошел? Знаешь, как я напугалась. — Я пихнула парня в бок. Он только криво усмехнулся. И схватил меня за руку. — Пошли. — Куда? — Подальше, — сухо бросил он. — Отбой уже. Макс потянул меня вглубь сада, где на высоких кустах красиво развешанная горела гирлянда. Не думаю, что его заботила эстетичная красота этого места, скорее хорошее освещение, при котором без проблем можно нашарить сигарету в пачке и, чиркнув зажигалкой, закурить. Как он и поступил. Я не возразила, хоть и закашлялась из-за дыма. Мы молчали. Но тишина не была неловкой или тягуче-противной, скорее каждый собирался с мыслями. Я даже не знала, будем ли мы говорить о чем-нибудь или, насидевшись в тишине, разойдемся по своим комнатам. Равновесие между нами было восстановлено. Это чувствовалось в воздухе, витало где-то рядом. Пока Максим не затушил сигарету, спросив, надломленным хриплым голосом: — Скажи, ты веришь, что мой отец убийца? Этот вопрос, словно выстрел, прогремел в тишине, к которой за несколько минут молчания, я успела привыкнуть. Я не нашлась с ответом. Только посмотрела в темно-зеленые глаза. — Ясно. — Макс отвернулся, будто смотреть на меня ему вдруг стало до омерзения противно. — Я просто не знаю, что обо всем этом думать, — тихо проговорила я. — То есть веришь, также, как Ромыч и эта ненормальная. — Я не сказала этого, Макс. То, что случилось тогда в комнате необъяснимо. И мы знаем, что Юля подделать такое не смогла бы. — Ты права… Семья убийц какая-то, — слишком горько усмехнулся Морозов. — Если бы я не знал об усыновлении, сказал бы, что это семейное. Может мой настоящий папаша тоже какого-то пришил? Может и маман у меня такая? Или я один такой урод? — Прекрати. Перестань. — Мой голос напряжено зазвенел, прерывая поток слов Максима. Он посмотрел на меня. Его лицо выражало удивление. А чего он ожидал? Что я продолжу слушать этот бред, эту бессмысленную клевету на самого себя? — Ты. Совсем. Другой. Ты не твой отец. — Такой же я, — отмахнулся Макс и, посмотрев на свои ладони, произнес: — Этими руками я убил человека. Я убийца. Наверное, паршивое воспитание сказалось. — Перестань, пожалуйста. — Я решительно взяла его ладони в свои. Максим снова посмотрел на меня, но взгляд его был другим. Глубоким, нуждающимся. Вот почему он подпускал меня так близко, вот почему обнял тогда под лестницей, тесно и крепко прижимая к себе, вот почему потянул в глубину сада, позволяя себе открыться, а не прогнал прочь. Я вдруг так ясно осознала, насколько на самом деле одинок Максим Морозов. Ведь даже близкие друзья не желали помочь, только и хотели убедить, что его отец — единственный в этом мире близкий человек — убийца. — Макс, то, что сделал ты совершенно другое. Ты не убивал хладнокровно подростка. Ты защищал Машу, которую едва знал. Не каждый смог бы спасти человека такой ценой. Я помню, как ты мучился тогда. Я же тебя нашла. Ты хороший человек. Лучше, чем твой отец. Лучше, чем ты сам думаешь. — Ты идеализируешь меня, Вик. Сама же знаешь. Ладно, неважно. — Я видела, что ему были приятны мои слова. Просто Макс не привык такое показывать. Не привык получать от людей тепло безвозмездно. — Просто отец… Кроме него у меня никого нет, понимаешь? Я как будто один в этом херовом мире. У Андрюхи хотя бы Надя есть, а я… — А у тебя есть я. Мои слова прозвучали настолько решительно и твердо, что удивило не только Макса, но и меня саму. Максим улыбнулся. Искренне. — Замерзла, — скорее утвердил, нежели спросил он, стягивая с себя нагретую теплом его тела серую кофту. Та тут же очутилась на моих плечах. Максим откинулся на спинку скамейки и прижал меня к себе, обнимая одной рукой за плечо. Я позволила себе, не боясь, не напрягаясь, положить голову на его плечо и прикрыть глаза, ощущая теплое и частичку счастья от его близости.