Мое спасение.

Это выкачивало последние силы и раздражало так, что хотелось швыряться всем, что попадет под нервно трясущиеся руки. К примеру, швырнуть увесистый учебник по алгебре в зеркало, висящее напротив. Потому что раздражение не убавлялось, только нарастало, вызывая какой-то неестественный зуд в ладонях. А гребаное зеркало показывало собственное отражение: напряженное, с поджатыми губами и подрагивающими ресницами. Темно-коричневые волосы убраны в высокий хвост, чтобы не мешались и тоже не вызывали это чертово раздражение, смешанное со жгучей обидой на весь мир и щедрой горстью переживания. Тошно. Я бегло взглянула на Дашу, вяло застегивающую школьную блузку. Лицо, исписанное волнением вдоль и поперек. Тело, напряженное до такой степени, что складывалось ощущение, будто девушка рванет с места и побежит уговаривать директрису отвезти ее к Андрею. Но ответ будет отрицательный, потому что нам там не место. Все, что остается: сидеть и ждать возвращение друга. Только вчера вечером все было относительно нормально. Ночью — ад. Стоило нам с Максимом вернуться из сада (вернулись мы довольно поздно и собирались разойтись по комнатам), как выскочившая в коридор Даша, словно ошпаренная кошка, уцепилась за нас, говоря дрожащим, растерянным голосом. Новости она принесла отвратные, убивающие последнюю толику надежды, оставшуюся в усталых сердцах. — Только что приходил Виктор Николаевич. Сообщил, что…нашли тела родителей Андрея. Они все это время были на потонувшей яхте. И вздох, полный отчаяния и боли. Тошно от всего, что окружает. Мы спустились на завтрак. Все — копия друг друга. Практически с одинаковым выражением лица. Некоторое время все молчали, словно боясь хоть что-то проронить вслух. Даша не выдержала первая. — Вам не кажется это странным? Только мы убедились, что мама Андрея жива, как тут же находят ее тело, которое якобы все это время находилось на яхте. — Кажется, а что толку? — согласился Рома, понурив голову. — Если Андрей опознает своих родителей, значит, мы ошиблись, и там была не его мама. — Бред какой-то, — проворчала я, — кому нужно писать на тарелке ее имя, прося о помощи. Все что мы нашли, имеет какой-то смысл и прямое отношение к матери Андрея. Это слишком большое совпадение: нашли тела именно тогда, когда мы уверились, что смерть была подстроена. Рома кивнул, безмолвно соглашаясь с моими словами. Даша уронила голову на руки. Максим поморщился, потирая виски. Я невольно задержала на нем взгляд, отмечая, что парень бледен, под глазами залегли тени. Рубашка помята, и кофта сидит на нем как-то не так. После каждого глотка воды он морщится. — Еще две смерти. Это никогда не кончится, — вдруг сказала Даша, отвлекая мое внимание от Макса. — Смерти? — Глаза Юли округлились. А рука со стаканом замерла, так и не дотянувшись до губ. — Вы хотите сказать, что их убили? Я покачала головой. Максим отреагировал иначе, но вполне предсказуемо. — До тебя снова не доходит, да? — подаваясь вперед, злобно прорычал Морозов. — В этой школе убивают. Запомни уже, если не хочешь оказаться в числе убитых. Хотя подожди, тебе не стоит этого бояться, ты уже завела себе парочку друзей-призраков. — Закройся, идиот! — вспыхнула Самойлова. — Мой отец хотя бы не убийца. — Юля! — воскликнули мы с Дашей одновременно и также синхронно с опаской покосились на Макса. Разозленным он мог выкинуть что угодно, особенно в отношении Юли, которая его бесила. Нет, не так. Которая вызывала в нем жгучую ненависть простым своим присутствием. Иногда казалось, что эта ненависть поглотит его полностью, настолько она пропитывала его слова и действия. А их перепалок сосчитать уже нельзя было. Пара любопытных учеников уставились на наш стол. Это и заставило, наверное, промолчать Максима. Он только брезгливо скривил губы и неприязненно окинул Юлию гневным взглядом. И отвернулся. — Бедный Андрей, — вернул разговор в прежнее русло Рома. Слишком резко, без плавного перехода. — Не представляю, какого ему сейчас. Он и так настрадался, а теперь… — … потерял последнюю надежду, — закончила Даша. — Я пойду. — Максим поморщился. — Найду таблетку. Голова раскалывается. Он поспешно встал со стула и вышел из столовой. После завтрака, за которым мы не проглотили ни крошки, Даша и я, как обычно, направились в комнату, чтобы собрать нужные учебники и тетради. Первый урок начнется через двадцать минут. Химия, по которой сегодня учитель запланировал контрольную работу по последним пройденным темам. Еще одна головная боль. Я не знаю, как буду выкручиваться в этот раз. Успеваемость вместе со спокойной жизнью катиться к чертям, а я по-прежнему занята иными делами. Короче говоря, последние темы я не усвоила. Хотя, это мягко сказано, я вообще не открывала учебник. И уже давно. — Вик, я думаю, что ты права, — заявила Даша, когда мы поднялись на второй этаж и свернули в нужное крыло. — Мне, кажется, кто-то специально все подстроил, чтобы мы думали, что мама Андрея мертва. — Но его увезли на опознание. А вдруг он сможет узнать… — Не говори глупости! — Старкова нахмурилась и посмотрела на меня как на дуру. — Тела пробыли несколько месяцев в воде. Там уже ничего не опознаешь. Это просто формальность. — Думаешь, они просто подкинули чьи-то тела? — Я вздохнула, на секунду прикрывая глаза. Думать о таких вещах не хотелось. Ничего не хотелось. Только убедиться, что Андрей в порядке. — Если это так, тогда Ирина Исаева для них очень важна. И мы влезли во что-то очень опасное. — А еще это значит, что Андрей и Надя тоже замешаны во всем этом. Они ведь оказались здесь не просто так. Ирина Исаева у них в подземелье, а ее дети наверху, в школе. Удобно эти гады устроились. — Да уж. — Я скользнула взглядом по ученикам проходящим мимо. — Столько лет проучиться в этой школе и не знать об ужасах, которые тут творятся. — Знаешь, я даже завидую им, — горько усмехнулась Даша. И остановилась, как вкопанная, едва успев закончить фразу. Ее карие глаза с беспокойством смотрели в конец коридора, который нам предстояло пройти и свернуть направо. — Вика, посмотри. Это что, Макс? Я проследила за ее взглядом, зацепившись за знакомую фигуру парня. Кажется, это действительно был Макс. Только какой-то не такой. Покачивающийся на каждом шагу и цепляющийся правой рукой о стену, чтобы не потерять опору. Что-то было не так. Мы с Дашей переглянулись и, поняв друг друга без слов, поспешили к Морозову. — Макс, что с тобой? — тут же спросила Старкова, когда мы приблизились к парню. — Все нормально, — отмахнулся он. — Просто голова кружится. Я прижала руку к его горячему лбу, а он прикрыл глаза и проговорил хриплым голосом: — У тебя руки холодные. — Это ты горячий, — пояснила я, убрав руку. — Я всегда горячий, — с пошловатой ухмылкой сообщил нам Максим. — Ладно, мачо-мэн, пошли, мы поможем тебе дойти до комнаты. — Даша улыбнулась и встала с левой стороны, перекинув его левую руку через плечо. Я встала по правую сторону. Все это всколыхнуло мои воспоминания двухлетней давности, когда я только-только перевелась в новую школу. Сначала я держалась особняком от этих богатеньких детей с раздутым (как я тогда думала) самомнением и старалась завести дружбу с подобными мне грантниками. С Максимом я познакомилась в первый же учебный день. Задиристый восьмиклассник не поленился унизить меня перед всем классом, считая это весьма забавным делом. По иронии с этого и началась моя дружба с ребятами. Даша нашла меня плачущей в женском туалете и долго уговаривала не обращать внимания на поведение и слова Морозова (что мне не удается до сих пор), а после стала садиться со мной на уроках и в столовой. Так мы и подружились, найдя уйму общих интересов. Чуть позже Максим умудрился сломать ногу, а единственными кто находился поблизости, были я и Даша. Тогда мы также по обе стороны помогали ему добраться до комнаты. Через пару месяцев я удачно влилась в их компанию неразлучных друзей, а Максим надежно обосновался в моем сердце. — Как ты умудрился простудиться? — поинтересовалась Даша, когда мы вошли в комнату парней. Макс плюхнулся на рядом стоящий стул, благодарно кивнув нам. — На улице не так уж и холодно. — Сам не знаю. Поваляюсь пару дней в постели и буду как новенький, — ответил Морозов, очень довольный перспективой прогулять уроки. — Так что удачи на химии. Передадите, что я не в состоянии сидеть на уроке и решать контрольную. — Передадим, — пообещала я. — Это ты из-за меня заболел. — Макс и Даша с недоумением посмотрели на меня. Пришлось пояснить. — В саду было холодно, а ты отдал мне свою кофту. К тому же, еще и ветер дул прохладный. И вот, — я неопределенно махнула в сторону парня, — заболел. — А-а, вот оно что, — с улыбкой произнесла подруга, поочередно косясь то на меня, то на Максима. — Нечего, Макс, кофты раздавать, тогда и болеть не будешь. — Она смешно пригрозила ему пальцем, а я подумала, что наконец-то она отвлеклась от мыслей об Андрее. — Я думал о всеобщей пользе. Не дай я Вике свою кофту, заболела бы она. Тогда мы все удачно завалили бы контрольную. — Да, ты прав, — согласилась с ним Дарья, игнорируя мое возмущение. Еще пару секунд ее взгляд был игривым, с лучиками в карих радужках. А потом прежнее напряжение и упрямая морщинка посередине лба вернулись. Даша откинула волосы назад. Те послушно упали на спину. Мы с Максимом переглянулись, быстро уловив смену ее настроения. Он хотел было что-то сказать. Но Даша, сделав вид, что не заметила этого, поспешно произнесла: — Ладно, Вик, я пойду, соберу наши учебники, а ты проследи, что бы он выпил лекарства и лег в постель. Я только кивнула, понимая, что сейчас она хочет побыть одна. И повернулась к Максу. — Что там происходит у них с Андреем? — спросил Морозов, как только за Дашей захлопнулась дверь. Зеленые глаза уставились на меня в ожидании ответа. Непослушными руками он нашарил тугие пуговицы школьной формы. Пуговица его манипуляциям не поддалась и вылезать из петли не захотела. — Поможешь? — Да, — сглотнув, ответила я. Едва сдерживая нервную дрожь в руках, я прикоснулась к синей кофте с вышитым школьным гербом. Дыхание парня мягко коснулось моего лба. Расстегнула первую пуговицу, ощущая какое-то ненормальное, но ставшее хроническим волнение от того, что он близко. Я почувствовала его взгляд на своем лице. — Я не знаю, что у них в данный момент происходит, — слукавила я. Рассказывать Максу о мучениях Даши и безразличии Андрея посчитала неуместным. — Ты просто так интересуешься… или? — Я мазнула по его лицу быстрым взглядом. Максим нахмурился и пождал губы. Очевидно, мой вопрос ему не понравился. — Что «или»? На что ты намекаешь? Я сделала шаг назад. Морозов стянул расстегнутую кофту и швырнул, куда-то в сторону кровати Андрея. Взгляд его стал колючим. И колол он меня. — Не намекаю, — я пожала плечами и затянула резинку на волосах туже, скрывая собственную заинтересованность в получении ответа, — просто интересуюсь, вдруг ты решил вернуть ее. — Нет, Вика, я не решил ее вернуть, — четко отделяя слова, произнес Макс. — Я спросил, потому что Даша мне друг, как и Андрей. — Его выразительный я-знаю-почему-ты-это-спросила взгляд все еще просверливал во мне дыру, я хмыкнула, стараясь принять как можно более безразличный вид. — Теперь рубашку. — Что? — Рубашку. На ней тоже есть пуговицы. Я принялась за выполнение его просьбы. Через тонкую ткань дорогой рубашки, которую Макс вечно оставлял не заправленной, отчетливо чувствовался жар, исходящий от его тела, обжигающий кончики моих пальцев. Когда я расстегнула уже добрую половину трудно поддающихся, тугих пуговиц, он обхватил мое запястье рукой. И положил мою ладонь на свою шею, накрывая татуировку. Прикрыл глаза и медленно выдохнул. — Ты весь горишь, — тихо сказала я. — А ты холодная. Это приятно, — едва слышно прошептал Морозов. Еще пару мгновений мы простояли так, а потом я вспомнила, что мне пора на урок. — Дальше я сам справлюсь. Спасибо, Викусь, — словно прочитав мои мысли, сказал парень и отпустил руку. — Не называй меня так. — Я помогла Максу расстелить постель, заставила принять лекарства и только потом со спокойной душой направилась к двери. — Мы позже зайдем с ребятами. Он кивнул. После третьего урока я, Даша и Рома пошли проведать Максима. Он лежал в кровати, закутавшись в одеяло, невероятно бледный и злой на весь мир от несправедливости — ему в кои-то веки удалось прогулять все уроки, а он больной валяется в кровати, не в состоянии даже встать. Даша только покачала головой, заметив, что сама не прочь пару дней отлежаться, только бы не ходить к новому математику — Воронцову. В этом деле я с ней солидарна: Воронцов задает в два раза больше домашки, чем Кубик. Зато не является убийцей. Наверное. — Ты бледный, как вампир. Совсем хреново? — опустившись на кровать Макса, спросил Рома. Морозов нехотя подвинулся в сторону, чем я воспользовалась, усевшись рядом с Павленко. — Лучше не куда: температура и горло болит, как будто я лезвие проглотил, — проворчал в ответ парень и откинул от себя кусок одеяла. — Моя мама лечит горло горячим молоком с медом, — вспомнила я. — Послушай, Макс, может нам стоит позвать кого-нибудь? — Ну-ну, и тогда его отправят в ближайшую больницу. — Рома покачал головой и пригладил торчащие волосы. — Лучше пусть Дашка мамой поработает. Да, Даш? — Нет, Ром, — в тон ему отозвалась Старкова, вяло перебирающая пальцами заплетенную косу. — Вика, с этим лучше справится. Дверь за нами хлопнула и мы повернулись. Школьная уборщица Маша зашла в комнату, крепко сжимая в руке бокал с напитком. Женщина нахмурилась, когда посмотрела на нас, облепивших Максима со всех доступных сторон. — Я принесла тебе молоко с медом, — мягко пояснила Мария. — А вам ребята пора на урок. Максим болеет — ему нужен покой. Я давно заметила, что Маша хорошо относится к нему. По словам самого Макса, она не раз его выручала. Только не понятно почему. Работает она здесь не долго, для того чтобы успеть как следует узнать нас, и Макс никогда не обладал покладистым характером, не всегда мог произвести хорошее впечатление на окружающих. В школе много учеников, куда более примерных, чем Морозов, но Маша относилась так только к Максиму. При обращении к нему в голосе уборщицы всегда сквозило тепло и беспокойство. Словно она видела в нем кого-то родного, близкого. Я не раз спрашивала у Макса, что он думает об этом. Парень только пожимал плечами и говорил, что это, скорее всего, благодарность за спасение. — Ладно, Макс, отдыхай. Мы потом зайдем, — сказала Даша и подтолкнула нас с Ромой к выходу. Спустя час в школу вернулся Андрей. Вид у него был шокированный, впрочем, такими стали и мы, когда он рассказал нам о том, что произошло в морге. Мы не сразу поверили в то, что поведал нам Авдеев. Произошедшее было из ряда «Невероятно, но факт», даже Юля предположила, что некий мужчина, который непонятно как нашел Андрея в городском морге, коих было несколько, просто привиделся парню. Позже мы все-таки поняли, что все окружающее нас в этом году — странно. Потому поверить в мужчину, сообщившему Андрею о том, что все происходящее ложь и его мать на самом деле жива, стало легче.

***

Вечером мне удалось выкрасть немного времени, чтобы заняться кипой домашнего задания, висевшего на мне. Каждая сдача домашки проходила для меня со словами: «а можно сдать позже?», «мне немного осталось доделать», «у меня болела голова и я не смогла выучить заданный материал». Учителя перестали называть мое имя, оглашая отличные результаты контрольных работ, тестов. Все чаще говорили, что я отбилась от рук или спрашивали все ли у меня хорошо. Директриса грозилась вызвать маму в школу для проведения беседы о моей успеваемости. Это будет катастрофой. Мама не будет ругать меня. Только посмотрит разочарованным взглядом, или еще хуже начнет задавать вопросы, на которые я все равно не смогу дать ответа. Угроза главы школы сработала, и я сидела в комнате парней, рядом с болеющим Максом, который страдал больше от скуки, чем от больного горла (в моей сидеть было невозможно — Юля около часа треплется по телефону с кем-то из старой школы). Со вздохом, я убрала в сторону выполненное домашнее задание по химии и раскрыла тетрадь по алгебре, сопровождая это еще одним глубоким вздохом. К чему столько задавать? — Как думаешь, зачем приехал адвокат Авдеевых? — подал голос Максим, около двадцати минут сидевший тихо, чтобы мне не мешать. Видимо, двадцать минут для него, проторчавшего весь день одиноко в комнате, предел. — Наверное, для того, чтобы зачитать завещание. Насколько я знаю, наследство открывается в день смерти гражданина. А родителей Андрея сегодня признали официально умершими, — ответила я, не отрывая глаз от учебника. — И откуда ты столько знаешь? — Я много читаю. Раньше читала. — А, ну да. С этой беготней по подземельям, я совсем забыл, что ты та еще зануда. Макс улыбнулся, довольный своей репликой. Я покачала головой и сосредоточилась на решении задачи. Спустя час, когда с алгеброй было наконец-то покончено, и тетрадь отложена в сторону, я устало потерла глаза и откинулась на спинку стула. На часах только восемь вечера, а справа выситься стопка тетрадей и учебников, своей высотой скрывающих от меня Макса, занятого какой-то игрой в телефоне. Парень недовольно пыхтит, стуча пальцами по сенсорному экрану дорого телефона. Я отдернула вниз задравшуюся тонкую майку темно-зеленого цвета. Распустила стянутые с утра в высокий хвост волосы, те послушно упали на плечи. Провела рукой по черным джинсам. И вздрогнула, когда Морозов издал победный клич хриплым из-за больного горла голосом. Телефон полетел куда-то в складки одеяла, а сам парень, отодвинув «стену» из учебников, недовольно посмотрел на меня. — Много тебе еще? — Нужно решить пару задач по физике, выучить параграф по биологии, закончить тест по английскому и… — Хватит. Я понял, что много. — Макс вздохнул. Взъерошил рукой волосы. — Еще и Ромыч свалил. Поди сидит придумывает, как бы уломать эту свихнувшуюся Джульетту на перепих. — Фу, Макс. — Я поморщилась. — «Джульетта» это Юля, что ли? — Ой, забыл, что у тебя психика хрупкая, — насмешливо проговорил Морозов. — Да, Самойлова, кто ж еще. — Чего ты на нее взъелся? Только честно. — Я посмотрела на Максима, а он отвел глаза и нахмурился. Снова ему мой вопрос пришелся не по вкусу. Парень поджал губы, похоже, не собираясь отвечать на мой вопрос. И откинулся на спинку кровати, угрюмо покосившись на плакат полуобнаженной девушки, висящий на стене. — Все нормально? — Да. — Он нервно дернул рукой, оправляя одеяло. — Не знаю, она меня бесит. И все тут. Я промолчала, решив не развивать эту тему дальше. Может мне просто показалась их неприязнь какой-то нездоровой, и говорить тут на самом деле не о чем. В любом случае, меня это никак не касается. Это дела Макса, в которые он пускать других не собирается. В тишине, изредка нарушаемой короткими разговорами не о чем, мне удалось выполнить почти все, что требовалось. Правая рука уже болела от написания кучи информации в тетрадях, а глаза начинали слипаться. Хотелось поскорее закончить эти мученья. А еще лучше послать все к черту и пойти поспать. До утра. Нет, до обеда. — Хватит уже. Даже я устал, смотреть на эту композицию — «Отличница Виктория не может победить домашнее задание». Чего так грузиться-то? — произнес Максим, встав с кровати и разминая мышцы. Десять вечера самое время для этого. — Если ты еще не забыл, я учусь на бесплатной основе. И если не получу в табеле по всем предметам пятерки, слечу с гранта. Тогда прощай элитная школа-пансион «Логос», привет обычная городская школа, — устало ответила я, в который раз откинувший на спинку стула. — По-моему, тебе нужно отвлечься. — Макс склонился над письменным столом, бросая тень на хаотично разбросанные учебники и черновые листочки. — Я не собираюсь отвлека… Макс! — вскричала я, когда этот наглец выхватил тетрадь у меня из-под носа, когда я собиралась записать уже решенные ответы на тестовые вопросы. Морозов вытянулся во весь рост и поднял руку с моей тетрадью над головой, при этом так гадко ухмыляясь, что появилось желание ударить его. — Попробуй, достань. — Не будь ребенком. Отдай сейчас же, — насупилась я. — Не-а. Я едва не топнула ногой от досады. Уставшая, нервная и желающая лишь одного — спать, я была не в настроении развлекать Максима, даже, если он болел, и ему было чертовски скучно. Сдержавшись, чтобы не покрыть его нецензурными словами, которые вертелись на языке, протянула руку вперед. Морозов покачал головой. — Макс, я правда устала. Отдай, пожалуйста, тетрадь. — Нет. — Макс! — Вика. Скрипнула зубами от злости и потянулась за тетрадью. Майка снова задралась, открывая полоску кожи живота, но отдернуть я ее не успела, потому что споткнулась об валяющийся на полу тапок. Ухватилась за футболку Максима, дабы не полететь на пол. Обладающий отменной реакцией Морозов, во время болезни, видимо, этой отменности лишился. Парень покачнулся, по инерции сделал шаг вперед, споткнулся о тот же злополучный тапочек. Моя тетрадь полетела куда-то в сторону, а сам ее держатель — на меня. Глухой стон вырвался из моих губ, когда боль от соприкосновения с полом прошлась по всему телу. Я не сразу поняла, что меня придавили. Только когда открыла глаза, встречаясь с темно-зелеными глазами так близко, что воздух застрял где-то в горле. Макс некоторое время не двигался, лишая движения и меня. Руки его находились по обе стороны от моей головы. Теперь я отчетливо чувствовала тяжесть его тела. И это током засквозило внутри, перекатываясь по венам, смешиваясь с кровью. Стало жарко. Сердце забилось с удвоенной скоростью, будто желало пробить мне грудную клетку, чтобы приблизится к его сердцу. И я его не виню. Мой взгляд против воли, честное слово, соскользнул с его темных длинных ресниц к губам. Я тихо выдохнула. Выдохом касаясь его подбородка. И снова глаза в глаза. Он смотрел пристально, словно подмечая для себя мельчайшие детали. Или быть может украдкой хотел заглянуть в мои мысли. Он бы все равно там ничего не нашел, кроме собственного отражения. Такого манящего, что я сжала кулаки, призывая всю силу воли, чтобы не потянутся к его губам. Ты только друг. Только друг, Вика. Помни об этом. — Прости. Не удержался на ногах. Гребаный Ромыч, — еле слышно прошептал Морозов, продолжая сохранять это двусмысленное положение. — При чем здесь Рома? — так же тихо спросила я. — Вечно раскидывает вещи где попало. — Ясно. — Я вздохнула, что было делать тяжело. Моя грудь плотно впечаталась в его. Макс сглотнул и посмотрел на меня затуманенным взглядом. У меня чуть крышу не сорвало. Я хорошо помнила этот взгляд, такой же, как в новогоднюю ночь. Нужно было что-то делать. Повторение истории не к чему. — Макс? — дрожащим голосом позвала я, в глубине души желая заткнуться и позволить делать ему все, что взбредет в голову. — М? — Может, ты… слезешь с меня? Мне дышать трудно. И тут, словно что-то щелкнуло в его глазах, прогоняя прочь наваждение. Оно рваными кусками посыпалось на пол, облепляя нас. Он оттолкнулся обеими руками и откатился вправо. Я сдержала разочарованный вздох. Только потупила взгляд на белоснежном потолке, не зная, что сказать. Чувства внутри отбивали чечетку, бабочки поврезались друг в друга, от бешеного полета, и только надежда скрипнула зубами и что-то проворчала. Я же так и оставалась лежать на твердом полу, чувствуя голой кожей рук жесткость ковра. Когда я повернула голову в сторону Макса, увидела, что он тоже смотрел в потолок бездумным взглядом. Губы поджал в тонкую линию, а руки стиснуты в кулаки. На его шее пульсировала темно-синяя вена быстро-быстро. — Тебе не следует лежать на холодном полу. Твое состояние может ухудшиться, — проговорила я. — Ты когда-нибудь была в Италии? — вдруг произнес он, игнорируя мои последние слова. — Макс, какая Италия? — удивилась я, но все же ответила. — Дальше Москвы мне побывать не светит. — Забыл, что ты из простых смертных. — Я фыркнула, а он улыбнулся краешком губ. — Мы с отцом как-то вместе ездили. Знаешь, эти две недели, проведенные в чужой стране, были единственными, когда мы выглядели настоящей семьей. Я не хочу верить, что он мог убить моего лучшего друга. Я просто не могу. Если я поверю, у меня ничего не станется. Пусть лучше будет подобие семьи, чем… — Он замолчал. А я поняла его без слов. Все лучше одиночества. — Я тебе даже завидую. — Чему тут завидовать? — Ты единственная из нас у кого есть нормальная семья, — сказал Максим, посмотрев на меня. В зеленых омутах еле заметно плескалась печаль. — Только мама и бабушка. — И все равно больше, чем у меня. Я промолчала, не зная, что на это ответить. Но он заговорил первым, касаясь темы, о которой мне не хотелось говорить. — Ты что-то говорила о том, что слетишь с гранта, — Морозов лег на бок, подпер голову рукой и с интересом уставился на меня. — Что это значит? — То и значит, Макс. У меня появилось много четверок, учителя грозятся выставить эту же оценку в табель. — Такого не будет. Ты слишком умная, чтобы лишиться гранта. — Парень улыбнулся, но заметив, что я не разделяю его уверенность, нахмурился. — Не вздумай, испоганить свои оценки. Это, конечно, хороший способ свалить из этой адовой школы. Но… ты не можешь кинуть нас. Кто будет взламывать чужие компы? — То есть, мне нужно из кожи вон лезть, исправлять оценки, чтобы остаться здесь и взламывать компьютеры? Так себе причина. — Есть еще одна. — Какая? — Я. — Уже лучше, — на автомате выдала я, только несколькими секундами позже поняв, что ляпнула. Максим нахмурился и отвел глаза. Не потому что мой ответ его не устроил, скорее из-за собственных слов. Он всегда не любил кому-то открываться, а говорить о своих чувствах открыто, тем более. Поэтому пара лет дружбы помогли мне правильно истолковать его резкую смену настроения — он просто был в замешательстве от того, что сам сказал. И пусть он говорил мне, что я ему дорога, то было в порыве накрывшего его гнева, а в гневе у людей зачастую развязывается язык. Я уже хотела перевести тему разговора на что-нибудь незначительное, чтобы разорвать неловкую тишину, но Максим вдруг посмотрел на меня с полной серьезностью и твердо сказал: — Ты правда мне здесь нужна, поэтому даже думать не смей о том, чтобы свалить отсюда. — Хорошо, — не слушающимися губами пролепетала я, находясь в состоянии шока от его слов. На душе потеплело, бабочки вновь приняли резвиться. Я улыбнулась, не сумев подавить проступающую на лице радость.