Hey, I'll Kill Ya

      Ракета укладывал Грута. Точнее думал, укладывая Грута. А ещё точнее вспоминал своё ебучее прошлое, пытаясь припомнить, когда стал трусливым говнюком, и укладывал Грута. Побег из лаборатории на Полусвете — уже тогда этот шлейф неуверенности и чувства собственной ничтожности тянулся за ним. Ослеплял и окутывал, призывая вести себя осторожно… Или лучше сказать, призывая быть агрессивно-настроенным к любому живому существу мудаком, который взаправду не может поверить, что его кто-то способен любить. Хотя бы как друга, чего уж там.       — Я Есть Грут, — пропищал гуманоидик. Енот укрыл его небольшим лоскутком, заменявшим деревцу одеяло.       — Нихрена ей не страшно одной, — буркнул Ракета.       Трусливый идиот. Это ему страшно. Йонду всю правду сказал, когда они летели спасать его сыночка. Ничего не упустил, а наёмник до сих пор не признавал и бесился.       Удонта уже никому не расскажет. С помощью своих «чар» — так называл их Дракс — Мантис чуть не узнала о его страхе, и он… он поступил, как поступал всегда, не найдя лучшего способа убить чьи бы то ни было попытки. На самом деле она… Ладно, она бесит, но его все бесят время от времени — не значит же это, что он не привязан к напарникам. Не значит же это, что к Шмантис… Стоп. Вор вздохнул. Грут снова заболтал.       — Ну ладно-о, — будто бы неохотно согласился енотоид. — Посмотрю, что там с ней. А ты спи. Приду — проверю.       Ракета вышел из отсека, остановился и прислонился к двери с обратной стороны. Зарычав, пошёл по коридору. Его словно пробил заряд тока, как на операционном столе года три назад. «Урод», «енот», «животное». Забывшись в воспоминаниях, наёмник очнулся только возле каюты эмпатки. Мышцы возле имплантов на спине вдруг заныли, и он попятился. Бесшумно. А едва успев развернуться, услышал:       — Ракета?       Антеннчатая с любопытством изучала его. Он повернулся к ней и неловко покачался на месте. Она ждала, а Ракета паниковал. Первое, что он смог выдохнуть:       — Ну, привет!       Мантис заулыбалась, произнеся то же самое.       — Ты… — начал он и осёкся.       Отшивать эмпатку гораздо легче. Байки. Все те байки, что он втирал Квиллу, про тысячу оных тёлок, к которым подкатывал… их, может быть, было меньше тысячи. Меньше сотни и полтинника даже. Вор убедил себя: ему ни к чему вся эта ерунда. Тем более, знал же, что они ответят и как назовут его. Ненавидя бордели, он появлялся там чаще, чем на Ксандере, до встречи с командой. Живые и чаще пьяные проститутки — отличные собеседницы и женщины, впрочем, тоже. От них Ракета узнал всю ту бурду про чувства, что баб надо слушать и все дела (у Квилла, кстати, такой совет сработал). Разговаривали они за сотку юнитов, не разговаривали — за тысячу, и наёмник не хотел выяснять, какими расценки являлись для непохожих на него ребят. Не то что бы он мечтал что-то выяснить, просто иногда каждому нужно, чтобы его выслушали. Лучше те, кого видишь первый и последний раз. Тут-то дамочки не упускали возможности рассказать и о своих переживаниях.       — Хочешь выйти на улицу, чудила? — спросил он до такой степени тихо, что сам себя не услышал (тембр понизился). А эмпатка услышала и, кажется, немного удивилась. Обрадовалась.       Когда она преодолела порог, дверь автоматически задвинулась. Девка подошла, и он отчётливо ощутил их немалую разницу в росте. Какова вероятность, что Шмантис предпочтёт кого-то, кто ей едва ли по пояс? Отрекаясь от этих паршивых мыслей, Ракета зашипел. Эмпатка добра к нему; наверное, ему хотя бы следует стать ей другом, как она того хочет. Или приятелем… хорошим напарником, как всем остальным. Ориентировочно, как Гаморе. Никаких конфликтов, издёвок. Ничего.       По дороге к шлюзу они забрели в оружейную проверить Грута. Гуманоидик давно посапывал, поэтому брюнетке не пришлось использовать эмпатию, чтобы его угомонить. Ничего не мешает через минуту сидеть около люка. Фигня, но забавно: за весь день они пересеклись всего раз, не считая того, что сейчас. Енот порезал лапу, ремонтируя что-то. Она проходила мимо. Отказывалась отстать, пока он не дал ей забинтовать порез. Та бабулька с головной болью ещё… Мантис — ссаная альтруистка. Уж в чём, а в этом Ракета был уверен.       Снежинки зависли в воздухе, будто он разряжён. Вор закурил. Не возразил, когда девчонка якобы случайно приткнулась к нему боком. Ведь на улице холодно. Будь Питер здесь, сострил бы, что енот устроил эмпатке вечер, как в сопливых мелодрамах (звёзд, блин, не хватает). Знать бы, что такое мелодрамы.       — Я кое-чему научилась, — вдруг произнесла черноволосая. — Вообще, я давно это умела, но…       Под внимательным взглядом Ракеты она смолкла. Решила: опять много болтает.       — Смотри, — сократила она и направила взор на ветку дерева с задремавшей птичкой.       Енот проследил за тем, куда она пялилась. Антенны Мантис засветились, и в то же мгновение птица встрепенулась и улетела. Брюнетка боялась, что налётчику это не понравится, однако Ракета присвистнул, разве что по-прежнему как-то неуверенно:       — Да это же… Почему ты не прикалываешься так со Звёздного ушлёпка?       — Не знаю… я не уверена, что это действует на людей. С ними нужно больше психиче…       — Ты заморачиваешься! — перебил её енотоид. — Просто… О, вон какой-то чувак! Давай его!       — М-м, — она съёжилась, почувствовала, что киборг занёс лапу над её запястьем, но так и не коснулся.       — Не ссы, Шмантис, — ободряюще улыбнулся он вместо этого. — В переносном смысле, конечно.       Она хихикнула:       — Хорошо.       Ясновидящая посмотрела на (относительно близком расстоянии) шатающегося синтирийца. Что-то произносить при эмоциональном воздействии было не обязательно; то могло потребоваться лишь в случае, если субъект обладает сильным сопротивлением. Но колеблясь, Мантис искала подходящее слово для сопровождения энергии.       — Что мне сказать?       Ракета понял и задумался. Он подпёр морду кулаком, помычал минуты две и, наконец, выдал:       — Навернись, во.       Шмантис сосредоточилась. Енотоид прижал уши к макушке. В недрах глаз антеннчатой голубоватый свет, а кончики антеннок сверкают ярче обычного.       — Навернись, — повелительно пискнула она. Реактивный закусил кулак, стараясь не ржать раньше времени.       Мужик упал, а потом вскочил и помчался прочь. Ракета засмеялся. В этот момент из зарослей показались десять силуэтов. Забавно щурясь, Мантис заливисто захохотала. Наёмник дотронулся до её ладони, заметив их:       — Дуй на Милано, живо.       Он вбежал следом за ней практически сразу, успев насчитать снаружи человек тридцать. За кем они — понять не сложно.       — Ракета, что нам делать?       Енот отмахнулся, завернул в оружейную, а вернулся уже с плазменной установкой, заваривая дверь. Максимум у неё десять минут. За это время будут взламывать. Хотя кого он обманывает, взломают быстрее. Тут нет Опустошителей, как на Эклекторе, нет ничего отвлекающего, нет… Ракета любил риск, но был реалистом, а потому понимал, что в одиночку или даже с криворукой Мантис он не сможет дать достойный отпор. Сил не хватит, чтобы защитить её, как и на Берхарте не хватило. Попытаться стоит, конечно.       — Иди сюда, — он позвал девчонку, пробуя говорить спокойнее. Надел ей на запястье браслет, нажав на нём несколько кнопочек.       — Он приведёт тебя в бордель, к остальным. Иди через чёрный и Грута возьми, — сказав последнее, он взглянул ей в глаза.       — Но.       — Не нокай, забирай Грута и вали!       — Ракета…       — Пошла на хрен отсюда, безмозглая!!! — почти провыл он.