Один на миллион

1

Обычно дети успевают побыть десятком-другим разных людей еще до обеда, а если взяться посчитать все роли за неделю, то точно собьешься со счета. Сегодня он хочет стать астронавтом, в завтра – ковбоем, послезавтра пасечником. А через неделю по дому, забегая под столы, носится рок-звезда и поет в щетку для волос (эта роль удается некоторым детям лучше прочих, особенно когда надо обмочить собственные штаны, укусить собаку или заснуть в луже сока). Потом приходится прекращать дуть в штаны и начинать выбирать предметы в школе; подростковый кризис и сумма, выделенная на обучение – или ее отсутствие – постепенно сужает круг поисков. Лет до двадцати пяти молодой человек еще мечется, а к тридцати оседает, то ли определившись, то ли просто выбившись из сил. Дерек как-то проскочил все эти метания. Наоборот, мальчиком, подростком, молодым парнем знал, был уверен с самого начала в том, кто он такой. Что он делает, зачем и почему. Он – футболист. Малыш с мячом в толпе таких же бестолковых малышей, над которыми возвышается самый заботливый и наименее пугающий тренер из списка доступных, и да, он маленький… но быстрый. Потом Дерек подрос и, избавившись от бестолковости, стал просто быстрым. Сбить его с ног стало не так-то просто. Нет, сэр, теперь он сам сбивал вставших на его пути, а тех, кто больше - обманывал. И вот, наконец, он – сильный, быстрый, беспощадный, крутой футболист. И если кто-то думает, что не нужно много ума, чтобы быть футболистом, Дерек первым предложил бы этому кому-то выйти на поле и отыграть хотя бы половину игры, не задействуя свой охеренно большой и умный мозг. Да, возможно, ему не под силу было решать сложные уравнения и писать «эссе на заданную тему», соблюдая все правила грамматики (Дерек читал, только не ту муру из школьной программы, а кое-что поинтереснее, научную фантастику, например; и с мыслями у него был полный порядок - учитель литературы, мистер Энслин, вздыхая, некоторые из них называл даже оригинальными… Оригинальными и «спрятанными в дебрях твоей авторской орфографии, Хейл»). Возможно, кое-какие оценки ему натягивали - но это участь почти всех спортсменов. Невозможно быть суперменом, одинаково идеальным во всем. Дерек не скатывался до троек, этого было вполне достаточно в школе и даже в колледже. На поле нужен был другой ум, тот, что невозможно достать из книг или учебников, ум-для-поля. Граничащий с интуицией и даже с предвидением, позволяющий принимать решения за доли секунды. Скорость реакции, гармоничное взаимодействие разума и тела? Возможно. Но еще Дерек знал то, что не знали спортивные врачи и яйцеголовые, писавшие статьи и научные работы. Откуда бы им узнать то, что можно только почувствовать? Дерек чувствовал, что этот первобытный ум, что сидит в позвоночнике, по левую руку от которого страх, а по правую - ярость… он или есть, или нет. У Дерека был. И, странная штука: он мог никогда о нем не узнать. Впервые он сыграл в футбол со своим папой. Учитывая возраст, наверное, не сыграл, а неловко кинул мячик мягкими ручками, и целый один раз сумел поймать обратно пас, отданный ему с превеликими осторожностями. Малыш же. Но сыграл. Так, во всяком случае, рассказывали мама, дядя и сестра: сам Дерек, сколько ни пытался вспомнить что-нибудь подобное, сколько ни сжимал голову ладонями и не жмурился, раз за разом словно утыкался в глухую стену. Есть, есть, есть, дальше отрывок, снова яркий эпизод, потом последний, такой бледный, что почти черно-белый… и всё. Пусто. Глухо. Спросить оказалось не у кого, папы с ними уже не было. Нет, он не ушел от них с мамой, выйдя вечером за сигаретами и покупая их добрых восемнадцать лет. И не собрал в чемодан свои пожитки, чтобы отнести их и себя в подарок новой жене… Папу сперва призвали, оторвав от работы на стройке, куда Дерек постоянно просился "посмотреть", а потом папу честно и просто убили - если в убийстве вообще могло быть что-то честное и простое. «В Наме», как говорили те, кто оттуда все-таки вернулся, и желавшие к ним примазаться. Поначалу маленькому Дереку казалось, что речь идет о какой-то загадочной и несуществующей стране, вроде Нарнии. Ему было четыре года, Нам звучал ничуть не понятнее. Поначалу ему даже казалось, что папа может очутиться в гардеробе, среди плащей и платьев, и он то и дело заглядывал туда. Иной раз и залезал в угол сам, накрывая голову цветастым шуршащим подолом, пахнущим мамиными духами. Потом Дерек понял, что делает все неправильно, и стал ждать писем и посылочек. Уехавшие далеко присылают открытки с пальмами и посылочки, в которых лежит много бессмысленных непонятных вещей и штучки поважнее, вроде конфет. Лора ждала с ним заодно, ей было восемь лет, и она могла совершенно свободно, пусть и печатными буквами, написать ответ за них обоих. Мама помогла бы совсем немного, с адресом, чтобы письмо не затерялось. Оказалось, что Нам все-таки хуже Нарнии. Из жестокого и далекого Нама папы не возвращаются, сколько ни сиди в шкафу, и это Дерек запомнил накрепко, пусть и такими же отрывками, как и то, что было после. Он помнил бледную и усталую маму, дядю Питера, молча обнимавшего её. В четыре года Дерек рыдал навзрыд, а Лора ему вторила. Она старшая, но она – девчонка, ей можно, и ее он тоже помнил зареванной. С этого момента Дерек начал вспоминать и Питера. Он тогда был молодой, но начал чаще бывать у них, выкраивая время между колледжем и подработкой, а потом и вовсе с концами переехал. Питер говорил, что Дерека тогда перемкнуло. Он решил вдруг, что дядя жил у них теперь вместо папы, занял дом, как хитрый лис, выгнавший кролика из его норы. Кричал «ты лиса, ты лиса», пытался пинать Питера по ногам и прятался под кроватью до тех пор, пока мама не сумела объяснить, что, к сожалению, нет, так это не работает. Дерек рассказы слушал, но, как и с памятной первой игрой, вынужден был верить на слово: сколько он себя помнил, до подросткового возраста он от Питера не отлипал, ходил следом хвостиком. Впрочем, вместе с первыми волосами на груди, к нему пришли и другие интересы, требующие независимости, приватности и самостоятельности. И, разумеется, выпендрежа перед друзьями. С Питером он примирился, с отсутствием отца – тоже. Честно говоря, в сравнении с другими пацанами, у которых отца не было (или же были такие, что лучше бы не было совсем), говорить «мой папа погиб на войне» было не стыдно. В чем-то даже горько-приятно (о том, что гордиться тут особо нечем, Дерек узнал уже позднее). Он хотел, чтобы история о первой игре была правдой, мама говорила, что было именно так, и Дерек не возражал против того, чтобы верить. Если не считать веры в семейную легенду, то кроме футбола от папы осталось всего несколько фотокарточек, на которых он был молодой, незнакомый и в дурацких шмотках, да пенсия, поначалу здорово помогавшая им держаться на плаву. Маленькая семейная легенда, одна из многих, и как у многих? Почему бы и нет; не говоря уже о том, какой удобной она стала потом, когда начались интервью. Объяснение было неплохим, не хуже прочих. Ничуть не хуже «призвания» или там «шанса для обычного парня из небогатой семьи». А семья и впрямь была небогатой. Когда он рассказывал об этом, многие кивали: о, ну конечно, у многих футболистов так, особенно если родной городок маленький. История Золушки с членом. Вместо тяжелого труда на кухне и во дворе, Золушка бегала с десятком потных парней по полю до полного изнеможения. Дерек хорошо знал, что это не так. Пробиться не так-то легко, если ты происходишь из небогатой прослойки между «белым трешем» и средним классом. Потому что сначала нужно не бросить. Кроме пахоты, есть масса дел поинтереснее, когда ты мелкий и над тобой не кружит мамаша-домохозяйка. Спонсорство, стипендия, черлидерши и бесплатная куртка спортсмена – это потом. До того, как тебя захочет спонсировать (инвестировать в тебя) хоть кто-то, нужно умудриться не бросить спорт, не начать курить травку, не попробовать что покрепче, не спиться (тогда с этим делом было проще). Не у всех пацанов из бедных семей так уж хорошо с мотивацией, сюрприз. Теплые крепкие шмотки и оплата счетов: какие рекорды поставит больной мальчишка? Взносы за экипировку (без этого никуда), и шлем должен быть не абы какой, а тот, что по-настоящему защитит упрямую дыню младшего отпрыска. Да и чашка тоже - в конце концов, мальцу не только головой пользоваться оставшуюся жизнь… Тебе нужно хорошо есть, потребляя охрененное количество витаминов и белков. Не TV-ужины, нет, мэм, не полуфабрикаты, в пользу которых мама не верила (и оказалась права, его умная мама). И ланч в школе, не дрянь какую-нибудь, а хороший плотный ланч, непременно с молоком. И это значило что? Верно, это значило баксы. Зелененькие. Денежки. Наличные. Не чеки, наличные, потому что ваши чеки, миссис Хейл, не всегда удается обналичить, да-да, я помню, что вы просили не обналичивать до понедельника, но вы тоже должны понять… О, Талия Хейл понимала куда больше, чем можно было бы ожидать от простой банковской служащей, на чьем обеспечении оказались двое детей, и чьей единственной живой помощью был брат - слишком молодой, чтобы полностью обеспечивать даже себя самого. Все верно, Питер от случая к случаю сидел с детьми или водил их туда, куда просила Талия, при упоминании почасовой оплаты начинал толкать речи, полные как благородства, так и дешевого пафоса, но от обедов не отказывался. Даже если бы и отказался, ему никто не поверил бы: в молодости Питер был такой тощий, глазастый и вечно голодный, что даже у Дерека плохо выходило воспринимать его, как взрослого дядьку. Мама – другое дело, мама была взрослой и мама же принимала решения. За Питера тоже, какие бы рожи он при этом ни корчил. Это сейчас Дерек понимал, что именно опустилось на ее плечи, а тогда… Тогда это был раз и навсегда заведенный и очевидный порядок, в котором всем было более-менее комфортно. Другие варианты и не обсуждались, ведь этот был вполне жизнеспособным. Еще мама у него была красотка. Немногочисленные яркие платья, так и висевшие в шкафу десятилетиями, рассказывали, что далеко не всегда она ходила в этом своем строгом темно-синем костюме и с гладко зачесанными волосами, но Дерек помнил ее именно такой. Он был не до конца в этом уверен, но по всему выходило, что мама ни разу даже не попыталась позволить кому-то поухаживать за собой. Слишком много времени и сил это отняло бы, а неудачная попытка вполне могла и вовсе лишить ее тщательно расходуемых и учитываемых ресурсов. Или, кто знает, может, мама любила своего мужа, несостоявшегося героя бессмысленной войны, так сильно, что даже не рассматривала другие варианты. Кажется, Дерек ни разу не слышал, чтобы она жаловалась. Ни соседкам, ни Лоре, ни Питеру, ни уж тем более ему. И не подругам точно: он не помнил, чтобы у мамы были подруги. Может, одна-две приятельницы с работы, их он мельком видел во время каких-то праздников. - Такая уж жизнь, - только и говорила мама в конце особенно тяжелого дня или после чего-то дурного. Холодильник сломался и напрудил лужу на кухонный пол, словно нашкодившая собака; Лора потратила карманные деньги на жуткую химию, больше похожую на афро, и маму вызывают в школу; шлем Дерека треснул по краю, и надо покупать новый. В присказке было что-то одновременно и успокаивающее, и окончательное. Иди дальше, не зацикливайся. Плохое или хорошее – всего лишь жизнь, безо всяких «спасибо», «пожалуйста» или «почему». Маленьким, Дерек переспрашивал ее: «какая», мама начинала улыбаться: «такая», «так какая же?» - «а вот такая!», он снова переспрашивал, уже чувствуя, как пузырится где-то за щеками готовый смех… И так, пока они оба не начинали хохотать. Потом перестал. Такая жизнь, был уверен Дерек в пятнадцать и даже в двадцать лет. Уверен железобетонной уверенностью малоопытного, знающего все на свете человека, что жизнь совсем не такая хитросплетённая, какой ее пытались представить шринки и доктор, мать его, Фил. Есть процесс и есть результат. Есть причины и есть следствия. Есть поступки и их последствия. Есть, черт возьми, сила удара, помноженная на скорость (да-да, как уже говорилось, Дерек не был академиком, но не был и тупицей). Есть цель, которую ты ставишь перед собой. Нужно ставить цель и достигать ее. Впервые эта истина пришла к нему в не самое приятное время, как это частенько водится за истинами. Незадолго до ее визита Дерек глотал кровавые сопли и спасался бегством. Кажется, ему было лет пять или шесть, поди вспомни... В школу он уже ходил, но это совершенно точно были классы для малышей, никакими настоящими уроками тогда и не пахло. В подготовительные классы он ходил совсем недолго, и большую часть времени был занят играми. Особенно во дворе - весной их выводили во двор, и можно было приносить свои игрушки… Дерек принес машины, не все, но самые классные из своей коллекции, и как раз располагал их между корнями высокого дуба. В следующий раз он собирался принести карточки, потому что многие приносили свои, а сегодня это были машины, он с машинами под деревом. Там был гараж, своя станция, которую вдруг накрыла чья-то тень. Он задрал голову, увидел незнакомого мальчика – высокого такого, может, он был даже старше, и у Дерека еще, помнится, промелькнула лестная мысль, что это может быть его первый друг тут, более взрослый, чем он сам. Будет круто. Он кивнул ему, как один водитель кивнул бы другому (а если бы у него был клаксон – посигналил бы, но его Дерек в тот день оставил дома, мама настояла). Нечего тут обсуждать, крутые парни могут и так договориться, без лишней болто… Пацан осмотрел его, взревел, как теленок, а потом взял и пнул в нос. Дерек свалился, словно его нокаутировали, повалился прямо в песок. Полежал там молча, прислушиваясь к гудящей голове, потом перевернулся – чтобы увидеть пацана, опять надвигавшегося на него, только уже вооруженного железной машинкой. Машинку пацан явно не катать собирался. Разве что, по его лицу или зубам… Дерек, спотыкаясь и плача одновременно и от боли, и от недоуменной обиды, поскорее убежал, оставив машинки в качестве трофея врагу. Он не стал драться – и понял, что проиграл, даже не попытавшись, проиграл именно из-за этого. Осознание было удивительно острым и четким, особенно для маленького ребёнка. Масла в огонь подлил и Питер, забиравший его в этот день из школы. Дерек, исполненный жалости к себе, показал ему нос, а услышав ответ, смутился окончательно. - И чего ты ему не наподдал? – спросил Питер спокойно, осмотрев распухший нос племянника и не обременяя его такой роскошью, как утешающее объятье. Не по-мужски это было. – Страшно стало? Будь Дерек взрослым, он бы задумался, чего это дядюшка подталкивает его к драке с тем, кто больше, сильнее, а главное – злее него самого. Дело ведь было не в том, что дядя учил его быть мужиком. Сам-то Питер с легкостью разбирался с проблемами, обходя их, и не опасливо – он просто огибал их по широкой дуге еще до возникновения. Но взрослым Дерек не был. Поэтому, в силу возраста, понял все про трусость, что был неправ, и долго еще не мог уснуть этим вечером (укладывал их тоже Питер, и почему-то Дереку показалось, что сегодня вечерняя история какая-то больно уж короткая), слушая, как в кровати на верхнем ярусе посапывает Лора. Он спал внизу, потому что мама считала, что он все еще может выпасть. Лора хотела себе отдельную комнату, и оба младших Хейла не получали того, что они, по их мнению, заслуживали. Зато кое-кто мог бы. На следующий же день Дерек нашел своего обидчика и набил ему рот песком, все по-честному, один на один. Может быть, не полностью честно, он подошел со спины, но этим он просто уравнивал шансы. Еще Дерек снова получил в нос, да еще и по бубенчикам, и боль была такая, что он чуть было не пожалел о содеянном, но… начало было положено. Дерек постоял за себя, и ему это понравилось. И машины забрал - все, кроме одной. Маленький красный кадиллак, сколько он его ни искал, канул в неизвестность, сразу после того, как столкнулся с лицом своего самого преданного, но, увы, уже бывшего водителя. Как это всегда бывает, в драке обвинили именно его. До оправдания «он первый начал» дело не дошло, не из-за великой гордости – просто Дерек судорожно сопел еще ноющим носом и изо всех сил старался не пустить злобную слезу. Так от него толком ничего и не добились. Но мама, кажется, что-то поняла и рассказу про «упал» верить перестала. Тогда-то она и записала его на футбол, поговорив с учительницей, скорее выполнявшей функции няни для малышни (и далеко не всегда способной уследить за всеми питомцами, как славными, так и не слишком). Если уж ему так хочется пинаться, драться и кого-то обижать (Дерек обиделся, но слеза была слишком близко, чтобы возмущаться в голос, и он просто зыркнул исподлобья), то пускай это будет под присмотром и по правилам игры. - Согласен? – спросила мама и, кажется, не выдержав, присела рядом. Аккуратно вытерла ему мокрые губы и подбородок своим клетчатым платком, пахнущим мылом и какими-то цветами. – Эй? Сопли-до-колен мои любимые… Тут рыдать захотелось особенно сильно, потому что пожалели, и захотелось куда сильнее, чем когда его ругали… но Дерек не стал, потому что футболисты попусту нюни не распускают.

2

Таких маленьких, как он, еще никуда не брали, даже в Лигу Юниоров, но тренер Финсток как раз создавал экспериментальную группу. Первым он туда затащил собственного сына и, конечно, всем ставил его в пример: - Вы посмотрите, какая координация у моего мальчика, - хвастался он неосторожным родителям. – Так, где мой свисток… ГРЕГ, ШЕВЕЛИСЬ! Бедный Грег уныло бежал, вскидывая колени, и всем лицом молил о помощи. На занятиях, обещал Роберт Финсток, дети будут под присмотром, что и стало основным аргументом «за» - сэкономить пару баксов на бебиситтерах захотели многие. Аргументов против тоже было предостаточно: малышей Роберт тренировал из любви к искусству, футболу и крикам. Финсток обещал – и Финсток не соврал. Никаких серьезных физических травм, все в пределах обычных детских царапин и ушибов. Насчет травм психологических никто гарантий не давал. Познаниями о том, насколько богат может быть родной язык на похабщину и нецензурщину, обогатился каждый подопечный. Позднее Финсток написал книгу, как приучать детей к спорту с младых ногтей. А еще - блестяще отразил несколько судебных исков от родителей, которых не устраивал его подход и манера порой выражаться по такой-то матери… Что и говорить, каждая собака нынче пишет книгу, а другие собаки возмущаются. Дерек его и побаивался (сперва), и уважал одновременно. Главное, на тренировках у тренера Финстока было интересно… куда интереснее, чем сидеть в классе или торчать дома, потому что одного далеко не отпускают, а близко гулять – неинтересно. Так он стал одним из пацанов Финстока: еще не команда, но уже один за всех, и все за одного (в основном, потому, что так было куда сподручнее на школьном дворе). Уж это тренер до них донести сумел. Кое-что из его странных мотивационных речей Дерек даже повторял потом, десять-пятнадцать лет спустя, когда по праву квотербека собирал команду в кучу перед игрой. Да-да, Дерек стал квотербеком. С самого начала хотел быть именно им и никем другим. Могло не повезти, он мог стать слишком неповоротливым, или наоборот – слишком тощим, как тот же дядя Питер. Но Дереку повезло. Как говорили и тренеры, и спортивные врачи, и врачи команд, за которые он играл, всего в меру. Роста, скорости, веса, ширины, силы, ума… злости. Хорошей, конечно, хорошей спортивной злости, добавляли почти все, словно злость была чем-то плохим. Правильной злости. До этого было еще далеко, а пока что малыши Финстока росли и лет до десяти просто бегали по полю, обучаясь делать это в команде. Им наконец-то разрешили сформировать собственную команду начальной школы, официально, с перспективой попадания в Юниоры. Здесь уже заканчивалась беготня, и начинался пусть детский, но спорт. С этого момента жизнь Дерека перестала измеряться днями рождения или школьными годами. Новой системой отсчета были сезоны футбольных игр, победы… и проигрыши, куда же без них, проигрыши и травмы. Но последние случались реже, чем у прочих, а это главное. Регулярные тренировки делали свое дело. Вижу цель – иду к цели. Не то, чтобы он был самым целеустремленным на свете парнем… он был живым, и порой и ему было лень, или скучно, или больно, или – все сразу. Но спорт начал приносить дивиденды как раз в то время, когда многие подростки его бросают. Бескрайним зеленым морем футбола, состоящего из усталости, пинков, ора, грязи и вонючих носков (и счастья, не без этого, но вонючие носки тоже были крайне весомы), из таящихся где-то в глубине привилегий, к нему принесло Кейт Арджент.

3

Кейт была старше. Всего на год, но это позволяло ей вести себя так, словно она знает об этой жизни все, а Дерек – ничего. Впрочем, он почему-то был уверен, что она вела бы себя точно так же, будь младше на год, два или десять. Она недавно приехала в город вместе с родителями, была на год старше всех остальных, и поэтому отличалась от прочих девчонок. Длинных, худых, нескладных… они были такими привычными, и с ними все было в порядке, но ровно до того момента, пока не начинаешь сравнивать. Сравнить теперь было с кем. Совсем чуть-чуть, но Кейт их опережала, и, о да, это замечали все. Она и не скрывала: под тонкими свитерами выдавались два соблазнительных холмика, попка была волнующе округлой, такой, что хотелось взяться обеими ладонями, а волосы были по-модному и, несомненно, по-взрослому завиты. Правда, было в ней то, что заставило бы Дерека засматриваться на нее, даже будь у нее вместо груди два прыщика, а зад - плоским, как лавка, обтертая джинсами сотен болельщиков... Она была такой уверенной в себе, такой крутой деткой, что невозможно было не притянуться. Как маленькая наглая планета. Окажись она парнем, показалась бы Дереку смазливым выебывающимся говнюком, которому хочется зарядить в зубы (он был простым парнем, окей? И футболистом, да). Но Кейт была полной противоположностью парням (впрочем, потом он все-таки вспомнил, что она вела себя откровенно по-пацански, и это больше говорило о нем, чем о ней), с этой своей нежной кожей, фигурой, локонами. И никаких проблем не возникало. Ей, конечно, было позволено все. Или просто она вела себя так. Кем был Дерек? У него не было машины и не было времени, чтобы на нее заработать. Были футбол, храбрость и торчащие зубы, здорово смахивавшие на кроличьи (или так ему казалось, когда он подолгу рассматривал себя в зеркале – все подростки рассматривают… и уши! О-о-о, эти уши!..). У Дерека были все шансы превратиться в самоуверенного - или отчаянно желающего быть самоуверенным – придурка. Всегда есть такой риск, если ты физически сильнее остальных, а учителя, вздыхая, натягивают тебе отметки (когда ты тупишь, но не слишком уж борзеешь). Толика говнючести уже была в обоих защитниках команды, и Дерек не осознавал ее, но все равно чуял, как дерьмо, оставленное у порога. Возможность, что всегда подстерегает тебя, заглядывая через плечо и практически вталкивая соблазны в руки, но… Должно быть, Дереку повезло. Должно быть, не позволял умный насмешливый взгляд Питера, когда он поглядывал на племянника за ужином поверх очередной книжки, взятого в библиотеке (чертовски дорогого) журнала или случайно прихваченной местной газеты. Должно быть – просто обязательно! – подколки и дразнилки Лоры никогда не цепляли его так, чтобы обидеться всерьез (или его просто не за что было донимать по-настоящему). И, может, Талия всерьез верила, что уж сын-то у нее удался на «A+». А он, хотя и знал, что это не совсем так, старался эти ожидания оправдывать. Как бы то ни было, Дерек, может, и не был заносчивым говнюком. Но он, совершенно очевидно, был неопытным придурком, причем, из кожи вон лезущим, чтобы этого никто не заметил. В глубине души он подозревал, что все они такие – пацаны, девчонки, порой, даже учителя. Но мысль не шла дальше смутной, едва ощутимой догадки. И, Иисус-дери-его-в-зад, каким же придурком Дерек почувствовал себя, когда впервые увидел Кейт! Наверное, он мельком замечал ее и раньше, с другими девчонками, может, даже пересекался уроках (но он точно не помнил, чтобы она выходила к доске и представлялась, должно быть, пропустил из-за сборов). Но заметил он ее именно на биологии. Совместными уроками у них были биология и физика. И черт с ней, с физикой, физику пережить было бы куда легче, но на биологии целых два урока посвятили сексуальному образованию. Тогда их стыдливо называли «уроками здоровья», и один был, как водится, проведен раздельно - ржущих от неловкости парней отвели в соседний класс. Но на втором мальчики и девочки сидели вместе, и это, Дерек помнил, было охренеть, как прогрессивно. Что и говорить – это гребаная Калифорния, детки. Если честно, тогда ему казалось, что идея не такая уж и крутая. Пускай бы им рассказали про прыщи, эрекции и мокрые сны (мистер Эверс, естественник, которому выпала эта повинность, с непередаваемым лицом сказал «пол-л-люции», а Дерек безуспешно постарался забыть об этом в следующую же секунду), а девушкам… что бы им там ни рассказывали. И на этом бы все и распрощались. Но нет, про безопасный секс рассказывали на втором уроке. Втором из двух, спасибо милосердному и наверняка не одобряющему все, что тут происходило, Богу. - Я знаю, что вы уже взрослые, взрослые для этой информации, по крайней мере, – поднял палец в воздух мистер Эверс – потный, лысый, красный. Тепло индейского лета не облегчало его незавидную участь. – И давайте вести себя соответственно возрасту. Глаза на экран, рты на замок. То и дело кто-то хихикал и говорил что-то вполголоса. Джеймсон, парень из команды, предложил прямо сейчас и попрактиковаться, и Дерек тоже хмыкнул. Справа послышалось шуршание, и невольно он покосился на его источник. Кейт – тогда он еще не знал имени – развернула леденец на палочке, освободила его от обертки и улыбнулась ему так, словно знала все о сексе. Безопасном, небезопасном и таком, о котором Дерек даже не слышал. Если начистоту, его познания действительно были не ахти. Механика процесса в журнале, что он спер у Питера, была заглушена иллюстрациями и его бурной реакцией на увиденное. Кейт сидела у окна, подперев подбородок ладонью, и вертела свободной рукой конфетку. Потерла ее пальцами, снова зашуршала – и посмотрела на Дерека, почувствовав на себе взгляд. Или, возможно, она посмотрела, потому что все должно было совпасть. Время, место, ее профиль, окруженный светом, ее блестящие глаза, все это – и Дерек, все пересеклось в одной точке, потому что это, несомненно, была судьба. Кто она, подумал Дерек, скользя взглядом по ее волосам, поблескивающим в солнечном свете смутно и как будто чуть пыльно, должно быть, от завивки. золото? потом сглотнул. Кто она. Что она делает. - Сейчас я погашу свет… - Уху-ху! - И включу фильм, и буду благодарен, если вы не станете кричать, как павианы, господа. - А как кричат павианы? Покажите! Гы-гы-гы! Дерек видел ее краем глаза. Чертов клубничный леденец… Н-нет, не клубничный, просто красный, откуда ему знать, какой он на вкус? Язык был розовым, но и красным тоже, красным от химического красителя. Мелькнул между губ. Но важно было не это. Она знала. Знала, что Дерек смотрит на неё, взгляд за взглядом. Он честно думал, что умрет. Прямо там. Скончается, и скончаться было бы куда лучше, чем обкончаться. Смешная шутка. Или не очень, смешная, но не ужасная – когда такое происходит не с тобой. Уши, в школьные годы выдававшиеся совершенно безобразным образом (потом их то ли шлемом прижало, то ли, слава Богу, генетикой), полыхали так, что Дерек физически чувствовал, как пульсирует кровь. И в них, и в его бедном, зажатом по-модному узкими джинсами, pe’nis, потому что на латыни будет именно так, поразительное совпадение. Сейчас о таком было смешно даже вспоминать, но в те дни ему было достаточно девчонки поблизости и занудного бубнежа, перемежаемого латынью. Дерек выждал день, для верности. А потом поговорил – только не с загадочной новенькой, а с теми, кто гарантированно был в курсе. - Чего-почем? – осведомился Дерек, опираясь плечом на шкафчик, непринужденно (как он надеялся) вклиниваясь в разговор двух одноклассниц. Не так давно за треп с девчонками его высмеяла бы вся команда, но правила игры переменились примерно тогда же, когда в душевой стало очевидно, что все уже обзавелись паховыми волосами. Кто бы в детстве ему сказал, что первые признаки взрослости будут такими нелепыми и малость отвратительными (волосня в пластиковых решетках над сливными отверстиями? Картина, к которой ему придется привыкать, ха-ха)? Хотя… Даже если бы и сказали – он бы не поверил. Лиззи улыбнулась, Бетти сказала, что дела, мол, ништяк. Он хорошо общался с девчонками, не презирал и не боялся их – ну, пока не вспоминал, что у них есть груди и все прочее. Помолчали. - А эта новенькая, - кивнул Дерек куда-то в сторону, лелея в голове безукоризненный в своей простоте план. Ей непременно расскажут, что он спрашивал, но спрашивал он так, словно особо не интересовался, и он со всех сторон в шоколаде… как именно? Этого он не придумал, но оно было не так важно. Один шаг за один раз. – Как её?.. - Как-как… Я бы, на твоем месте, к ней клинья не подбивала, - проницательно заметила Бет после паузы. - Чего это? – возмутился Дерек. Через секунду уточнил: - Почему? - Дерек, детка, - начала Лиззи, но затихла, словно потеряла на полпути слишком ярко вспыхнувший задор. Бет посмотрела на нее, как показалось Дереку, с превосходством, и подхватила упавшее знамя: - Что, по-твоему, может отнять у девушки целый год жизни? - Болезнь? – предположил Дерек после паузы и по их взглядам понял, что сморозил какую-то несусветную глупость. Девушки засмеялись. - Болезнь, точно! Заразная болезнь, - темные кудряшки Бет подрагивали от смеха. - Ты поосторожнее, а то вдруг мы тоже заразимся? – предположила Лиззи – и в этот раз договорила, причем начала весело, а закончила почти зло: - Или ты заразишься. От этой Кейт… Или как её там. «Дуры», - подумал Дерек пристыженно. У Лиззи губы были накрашены ярко-розовым, и это было настолько же глупо, насколько и притягивало его взгляд. В тот раз он так и не понял то, что девчонки, кажется, понимали с полуслова. Или придумывали. Пофиг.

4

Незадолго до выхода в плей-офф с ним на тренировке по полю бегало еще двадцать человек, и Дереку было не до того, чтобы глазеть по сторонам, но… Он видел, что она пришла. И сидела на скамейках - одна! – и смотрела. Она точно смотрела, как они (он, хотелось сказать ему, он он он) играют. После тренировки он даже не стал мыться, только стащил шлем и защиту, которую они в этом году уже надевали, потому что приемы стали куда жестче. Дерек торопился – черт его знает, как долго продлится удача, он ловил моменты на поле и собирался поймать их и сейчас. Он шел к Кейт, как, наверное, джапы шли к своим самолетикам на один полет: зная, что совершает достойное дело, но с обреченностью. Ладно, он понятия не имел, как япошки там шли к своим самолетам, а у вьетконговцев, кажется, не было самолетов и вообще ничего не было. Знал только, что лучше бы ему быть пятнадцать раз подряд сбитым с ног на поле, чем облажаться в разговоре с Кейт. Он уже подумывал, чтобы подкатить к какой-нибудь девчонке, первый школьный вечер и все такое, а он – капитан, и все у него было бы на мази… Но появление Кейт смутило, возбудило его и сбило с остатков толка. Сегодня она была в джинсах и кожаной куртке. Стояла под трибунами в тени, прижавшись спиной к опоре, и курила, изумительная Кейт. В вырезе между грудей, над краем белой футболки, болтался крошечный светлый крестик. На запястьях болтались и свободно скользили туда-сюда плетеные фенечки и пластмассовые браслеты. Ярче и сильнее Кейт он запомнил лишь Стайлза… Но это было отдельным разговором, и было ему тогда уже не впечатлительные пятнадцать. - Ты Кейт, - проговорил Дерек не вопросительно – утвердительно. Все остальное из его головы вылетело. Он так волновался, так хотел понравиться, что секунда за секундой переставал быть собой. - Я уже знаменита? – спросила она в ответ. Он пожал плечами. – И с кем же я имею честь, а-а? - Дерек, - спохватился он. – Хейл. - Привет, Дерек Хейл. Футболист и… крутой капитан, да? Она насмешничала, факт, но, кажется, не смеялась в открытую. Это еще был не одиннадцатиметровый, Дерек не совсем попал, но он был близко… близко. - Значит, ты меня знаешь, - солидно сказал Дерек. Урок «здоровья» висел между ними, как тяжелая приятная тайна. - И что там про меня болтают? Что я успела родить пятерку маленьких музыкантов, и их папаша теперь гастролирует с ними по городам и весям? – осведомилась Кейт с презрением и, как показалось Дереку, скрываемой обидой. Голос у нее, во всяком случае, пусть совсем ненадолго, но зазвучал чуть выше. Забавно, но при всем том, кем он был – спортсменом, футболистом, парнем и, в общем и целом, тупым чурбаном, заткнись, Лора! – Дерек порой умудрялся проявлять удивляющую даже его самого наивность. Мысль, что Кейт могла задержаться из-за того, что ее симпатичную духовку наградили нежданной и нежеланной булочкой, даже не пришла ему в голову. Дома у него никто не сплетничал (только Лора, утаскивая телефон в комнату и раскидывая провода по коридорам и лестнице, но он особо не подслушивал - своих дел хватало, да и вести из старшей школы его мало волновали), у него самого такой привычки не было, а парни в команде еще не начали тащить и повторять услышанное друг другу (что, конечно, было лишь вопросом времени, это всегда вопрос времени). Судя по всему, все это – удивление, запоздалое понимание, легкая досада – отразились на его лице, потому что Кейт вдруг прищурилась, вытащила изо рта сигарету и похлопала его по плечу. - Забей, - забудь, не парься, Дерек-детка, я же вижу, твой невинный разум не приспособлен для таких грязных дум. Он вдруг понял, насколько же взмок после тренировки. Пот с него прямо-таки градом катил, поясница, подмышки… даже под коленями. «Будешь со мной гулять?» - хотел спросить Дерек. Вместо этого он небрежно ответил: - Забыто, - стараясь не опозориться сильнее, чем он уже. - Кино или дайнер? – деловито спросила Кейт. А, когда Дерек вылупился на нее, пояснила: - Очевидно, что ты хочешь меня позвать, а я не особо против. Наверное. И я не буду ждать до следующего учебного года… кино или дайнер? - Кино. - Правильный ответ, - одобрила Кейт. Дерек лишь беспомощно хмыкнул – никуда не деться от того, что женщины им командуют. Хорошо еще, что в команде были одни парни, с ними он худо-бедно управлялся. Так Дерек влюбился в первый раз в своей жизни. Он знал, что произошло это тогда, когда солнце выхватило ее для него в классе, полном смущенных, разгоряченных, хихикающих, испуганных школьников – таких же испуганных, как он сам. Всю ту часть про «здоровье» они впоследствии изучили как следует. И биологию, и физику (особенно ту часть, что про трение) и даже языки. Дома у Кейт – у Дерека всегда кто-нибудь торчал, не Лора, так Питер – на родительском ложе, потому что тачки ни у нее, ни у него не было. Кейт оказалась девственницей. Оливия Ньютон-Джон призывала перевести отношения в горизонтальную плоскость и вообще уподобиться животным, и Дерек с Кейт не пренебрегали ее советом. Мистер и Миссис Арджент и не догадывались о том, что происходит в их доме едва ли не каждый день – когда они с Кейт уже приходили из школы, мистер Крис Арджент («Просто Крис, парень, не пыхти») трудился на посту государственного юриста, а миссис Виктория Арджент («да-мэм») была занята помощью местному приходу. К Дереку они относились неплохо. Правда, когда он ляпнул, что крошка Оливия зажигает, миссис Арджент чуть было не отказала ему от дома… И все то время, пока она выговаривала ему, как это вульгарно, что «песенки мисс Джон не надо слушать, лучшее, что можно сделать - помолиться за ее грешную душу», Дерек кусал щеку. Очень некстати было бы намекать на то, что он вдоволь поскрипел пружинами на её супружеском ложе. И что курение травки куда больше прочищает мозги и просветляет, чем молитвы (и покупала ее, кстати, Кейт), а круче всего это делает трах с вашей дочкой; но вы не подумайте, что мои намерения не серьезны, я лизал ее киску, как мороженое жарким летним днем, и песенки – не самое страшное, мэм, уж вы поверьте… Ей-Богу. Еле сдержался.