Хранитель Ключей

Я понадеялся, что для меня всё закончилось, повернулся, чтобы уйти с площади. Но меня остановила тётушка Лизл. - Потерпи ещё немного, - шепнула она, зорко поглядывая на царящую на площади суматоху. – Мистер Олливандер должен обсудить с тобой проблему твоего опекунства. Я еле удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Конечно же! Раз я сирота, то на время обучения должен поступать под крылышко директора Хогвартса, а тот уже передоверял подобный присмотр своему заместителю – профессору Дамблдору. Вот уж когда в пору пожалеть, что энергичного и относительного молодого Ньюта Скамандера с началом войны сменил на этом посту Армандо Диппет, которому было уже хорошо за триста лет. Если память Рубеуса меня не подводит, то именно три года назад отмечали его юбилей. Вот он и занимал чисто представительское кресло, сложив почти все свои обязанности на плечи заместителя. А что это значило для меня? Отсутствие свободы – ведь даже в это Рождество я отбыл домой вопреки чёткому приказу декана Гриффиндора, воспользовавшись тем, что тот отвлёкся на какую-то проделку старших студентов Слизерина. Что же это получается – в каноне Рубеус узнал о смерти отца лишь к концу первого года обучения? Почему? С какой целью от него скрыли это важное событие? И время было упущено. Таном Хогсмида стал, наверно, кто-то другой, которому не было дела до сироты. Поэтому, когда на третьем курсе Хагрида обвинили в смерти Миртл Уоррен и посадили в Азкабан, домик его был снят с баланса поселения – платить-то за обучение стало не нужным. Или был продан - за хорошую сумму. Участок-то большой и ухоженный. За пару лет ничего бы не случилось. Интересно, кто же в каноне его купил, оставив мальчика, выпущенного из тюрьмы и без крова, и без средств к существованию. Так что тому пришлось искать приюта в Школе. И восхвалять профессора Дамблдора за мудрость и великодушие, поскольку именно он уговорил действующего директора оставить мальчика, а потом и принять его на работу лесником. Именно – мальчика, потому что хоть Рубеус и выглядел лет на двадцать- двадцать пять, по уму-то он не превышал своих сверстников, а в хитрости и сноровке мог даже и уступать им. Ну уж нет! Я решительно выпрямился. Теперь такого точно не будет! Огляделся – вокруг вовсю чествовали нового тана. После торжественной церемонии возложения большой золотой цепи на плечи вновь избранного тана настало время определения победителя в выставке. Эсфирь, мило улыбающаяся, в нарядной голубой мантии с роскошной оторочкой белым мехом, что делало её невероятно похожей на Снегурочку – или Ледяную Деву, как было принято тут говорить – поднесла господину тану поднос с двумя конвертами, в которых лежали номер победившего лота и раскрывалось имя мастера, создавшего выбранное всеми чудо. Торжественная барабанная дробь – и вот мистер Олливандер открывает конверт с номером. - Сограждане, - обратился он к толпе поселян, - несомненно, что все работы хороши по-своему, но своё предпочтение большинство отдало, - выразительная пауза, - «Красавице и Чудовищу»! Площадь взорвалась аплодисментами и одобрительными выкриками. - Должен сказать, - голос тана приобрёл доверительные нотки, - что эта работа выиграла и на аукционе – если её автор захочет продать своё произведение, то его ожидает кругленькая сумма. Он немного помедлил, прежде чем открыть второй конверт, улыбнулся, обвёл глазами возбуждённых сограждан. Умело выдержал паузу. - Как интересно! – Восхищение в его голосе не знало границ. – Оказывается - автором этой грандиозной работы был всем нам известный мастер – Ричард Хагрид! – Тут голос его стал печальным. – Увы, судьбе было угодно, чтобы смерть забрала этого выдающегося волшебника, чьи поистине волшебные работы стоят у многих из нас в доме или в саду. Теперь награду получит его сын – Рубеус Хагрид. И мы все смеем надеяться, что он сможет продолжить дело своего отца. И прославит своими делами Хогсмид не меньше! Я даже присел от неожиданности. Это что получается? Отец последние месяцы перед смертью – как меня в Хогвартс отправил – работал, не покладая рук, чтобы сотворить этот шедевр – не побоюсь сказать так?! И вот теперь я могу получить за его труд деньги, которые смогу потратить на выкуп участка? И тут же закручинился. Вряд ли кто позволит мне сейчас распоряжаться этими деньгами. Хорошо бы к рукам не прибрали, тогда ещё не всё потеряно будет. Меня аккуратно приподняли, снова отряхнули, подвели к мистеру Олливандеру, который, широко улыбаясь, торжественно вручил мне именной чек в банк Гриннготтс на всю сумму, что получил мой отец от покупателя, который пожелал остаться неизвестным. Туда же приплюсовали и премию за первое место. Пока все веселились на площади, тётушка Лизл и мистер Олливандер увели меня в ратушу. Мы зашли в кабинет тана. Я с любопытством осматривался – мне никогда не доводилось бывать в этом месте, так что моё любопытство было более чем уместно. Никакой показной роскоши – всё сугубо функционально. Лишь лампа на рабочем столе в виде красивой дамы в огромной шляпе привлекла моё внимание. - Это тоже работа твоего отца, - заметив, что я любуюсь стройной красавицей, заметил мистер Олливандер. – Он подарил её мне, когда вы покупали палочку для тебя. То есть, - смутился он, - обменяли лампу на палочку. - Но там в лавке был Гаррик, - порылся я в памяти Рубеуса. - И что? – удивился тан. – Мы заранее договорились об оплате. Я отвернулся и демонстративно вздохнул. Но изучать лампу не перестал. Только с огорчением посмотрел на свои огромные руки. Смогу ли я когда-нибудь делать такие же красивые вещи? Я - не тот Хагрид, который увлекался выведением монстров, бескорыстно. Я предпочту получить деньги за свой труд. - Воспоминания – вещь хорошая, - прервала нашу беседу вдова О’Тул, - но надо бы вернуться к делам житейским. – Она повернулась ко мне всем корпусом. – Конечно, эти деньги, - она помолчала, вспоминая сумму, выведенную золотом на чеке, - это большие деньги. И ты мог бы сразу выкупить у Хогсмида свой дом и участок. Интересно, она мои мысли прочитала? Или просто мыслит, как и я, практично? - Ещё и на жизнь могло бы остаться, - вступил тан, - но, Рубеус, подумай - уместно ли это? Ты тогда можешь стать объектом охоты не слишком порядочных людей. Я хмыкнул про себя – угу, а так – только двое будут стоять за моей спиной. Но постарался не показать ухмылку, благо физиономия моя мало показывала мои истинные чувства. Хоть за это я могу быть благодарен генам великана. Разумеется, я внимательно выслушал все их доводы, подивился, насколько правильно я всё угадал, позволил себя уговорить. Прямая выгода! У меня есть теперь опекун – и никто, кроме него, конечно, не будет мне указывать, как мне жить и с кем дружить. А уж мистер Олливандер выдал мне практически карт-бланш на новых знакомых в Хогвартсе. Но предупредил, что обязательно присмотрит за теми, кто теперь будет входить в круг моих друзей. Под конец нашей беседы у меня отчётливо булькнуло в животе. У меня со вчерашнего дня не было ничего во рту. Я изобразил смущение. И не преминул поделиться своими впечатлениями от еды в Школе. Тан одобрительно кивнул, посетовал, что пока не готов соревноваться с кухней замка, поэтому мне лучше сразу отправиться в Школу. Как раз к ужину доберусь – вот и смогу наесться праздничных кушаний. - Ведь святки только начались, - кивнула тётушка Лизл, - наверняка там столы ломятся от еды, Руфь рассказывала о празднике на первое сентября и Хеллоуин. Перед отправкой меня в Хогвартс вдова пару раз взмахнула в мою сторону волшебной палочкой, снимая мерки. - Надо тебе новую одежду справить, милый, - прощебетала она, - теперь ты будешь выглядеть как настоящий волшебник. А тан только кивнул. Я и отправился в Школу, благо идти было всего ничего. Ещё раз полюбовался видом прекрасного замка над гладью Чёрного Озера, помахал рукой провожавшей меня Руфи, вскинул на плечо котомку с моими нехитрыми пожитками, что отыскалась у входа в наш дом. Удивительно, но я в пылу скорби её не тронул. И бодро зашагал по тропинке. Лишь только Хогсмид скрылся за поворотом, я замедлил шаги, размышляя над тем, как я буду строить свои новые отношения с однокурсниками. Как на Гриффиндоре, так и на других факультетах. Были у меня некоторые мысли по этому поводу, но нет ничего хуже, чем строить какие-то планы, не имея необходимых сведений. Так и тут – Рубеус не был очень общительным, его знакомства ограничивались Гриффиндором. Это не слишком подходило для моих задумок. Одна надежда, что по случаю Двенадцати дней Рождества стол будет один. Не так уж и много детей собиралось оставаться в Школе на каникулы. Маглорожденные в основном. Или те, кто не хотел или не мог добираться до родных мест, рискуя попасть под бомбы. Даже сюда долетали отголоски той войны. Большой зал выглядел изумительно. Там было не только множество покрытых инеем рождественских елей и пышных гирлянд из омелы и остролиста, но и чудесный волшебный снег - сухой и теплый. Он падал с потока и совершенно не обжигал холодом лицо и руки. Предчувствия меня не обманули – стол, за которым сидели приблизительно двадцать детей разного возраста, просто ломился от разнообразной еды. Тут были десятки жирных жареных индеек, горы жареного и вареного картофеля, десятки мисок с жареным зеленым горошком и соусников, полных мясной и клюквенной подливки. Я уж не говорю о чудесных пирогах и булочках! Просто пир для бедного голодного меня. Я потёр руки, предвкушая приятную тяжесть в желудке, и поймал насмешливый взгляд с другого конца стола, где сидели трое мальчишек из Слизерина. - Так-так, - негромко проговорил один из них. Судя по значку на мантии – староста. – Этот полукровка опять не даст спокойно поесть всем, кому не повезло находиться рядом с ним. О, а эти слова задели паренька, что сидел рядом с ним и носил тот же галстук. Но мантия у него была явно из материала попроще, чем у пятикурсника. Я сделал вид, что не разобрал слов, сел за дальний край стола, чтобы уравновесить своим телом других учеников на лавке. Рядом со мной, вспыхнув, как маковый цвет, села девочка-гриффиндорка. - Я сочувствую твоему горю, Рубеус, - она положила ладошку мне на рукав. – И не обращай внимания на Винки Крокетта, он постоянно задирается. Пользуется тем, что он капитан команды по квиддичу, а они постоянно берут кубок. Она поморщилась и машинально завела руку за спину, потирая позвоночник. Да, я помню, в последнем матче она сильно разбилась, упав с метлы. Играли как раз Гриффиндор-Слизерин. А Крокетт всё не унимался: - Мы-то остались тут, чтобы не рисковать жизнью лишний раз, а этот, - он шептал еле слышно – так, чтобы слышали только мы, сидящие за столом, а преподаватели ничего бы не поняли. – А этот предпочёл сбежать из дома, лишь бы посытней брюхо набить. Гриффиндорка попыталась вставить слово в мою защиту, но я остановил её, предложив ей не беспокоиться в праздничный день попусту. Сам же продолжил аккуратно есть, вызвав недоумённые взгляды всех учеников. Закончив ужинать, я положил на стол приборы, оглядел присутствующих тяжёлым взглядом, демонстративно поправил траурный бант на левой руке: - Да, вы правы, мистер Крокетт, не стоит ехать домой, если там можно лишиться жизни. Зачем рисковать зря? Можно ведь и в Школе пересидеть – пусть на родных и близких бомбы летят. Винки покраснел и попытался вскочить, но его удержали два других слизеринца. А я тихо продолжил: - Зато у меня при всех недостатках моего положения, теперь есть определённое преимущество. Не так ли, мистер Риддл? – Всем корпусом повернулся я к мальчику, который сидел рядом с Винки.