Детство где-то заиграло

— Мама, ты, правда, понесешь меня на ручках? – снова переспросил Бел, продолжая глазами лани сверлить Франа. — Правда-правда, давай лезь на спину, — проклиная камень, Скуало и Бела, сказал тот. Хотя больше всего хотелось проклясть свое тупое желание: увидеть семпая маленьким. Только лишних проблем себе нашел на пятую точку. — Мама, но я хочу к тебе на ручки, — заупрямился «малыш», никак не хотя залезать на спину. Фран же уже хотел повеситься. Мысленно досчитав до десяти, он повернулся к Принцу лицом. — Хорошо, иди сюда! – скрепя сердце, сказал иллюзионист. Через несколько секунд Бел удобно устроился на руках несчастного парня: в детство-то он впал, а вот параметры Его Высочества не изменились. Поэтому бедный Фран сейчас, обливаясь потом и, можно сказать, кровью, тащил Бела, который был тяжелее его. Да ещё и Луссурия пристал. — Франи, детка! Тебе не тяжело? – обеспокоено смотря в лицо зеленоглазого, спросило Солнце Варии. — Да, что вы, Лусс-семпай! Как же мне будет тяжело, когда я тащу на себе двадцатишестилетнего детинушку, который впал в детство только своим воспаленным мозгом? – задал риторический вопрос паренек, через каждое слово сбивая дыхание. — Мама, ты что-то сказала? – сонно пробормотал Бел, потирая кулачком глаза. Оказывается, Его Высочество практически сразу же отрубилось, как только оказалось в теплых руках своей «матушки». — Ага, сказала, но лучше тебе не знать! – мрачно ответил Фран, — а ещё лучше не знать, что я думаю. — Мамочка, а почему «это» так странно на меня смотрит? – шепотом спросил Бельфегор, украдкой поглядывая на Луссурию и показывая на него тонким пальцем. — Не обращай на него внимание, в следующий раз, если встретишь его, а меня рядом не будет, тупо отбивайся и убегай, — посоветовал Фран. Семпай, конечно же, сволочь. Но все равно жалко его, если он попадется Луссу. Тот ведь не пожалеет бедную детинушку! Или наоборот — зажалеет до смерти. — Хорошо, мамочка, — покорно кивнул головой Бел, наивно хлопая длинными ресницами и смотря оленьими глазами, которые было видно до сих пор. «Зато узнал, какого цвета его глаза», — нашел хоть какой-то позитивный момент иллюзионист. И все вроде бы ничего. Скуало идет впереди всех и думает, как выпутаться из этого дерьма и *О, Боги!* рассказать все Занзасу. Луссурия шел вслед за ним и кокетливо стрелял глазками то на Бела, то на новоявленную мамашу. Фран же тащился в нескольких метрах от них, кое-как шевеля ногами. Он думал, что же последует дальше? В его воспаленном мозгу представилась картинка, где он, держа семпая на руках, качает его и поет колыбельную. Парня аж передернуло от такого. Что-что, а на воображение он не жаловался. Бельфегор же обнимал свою мать за шею и что-то лопотал и улюлюкал. Остальные не обращали на это никакого внимания, как вдруг… Вдруг Бел замолчал. Раньше шум создавал только он, а тут вдруг – тишина, не считая пыхтения иллюзиониста. Скуало и Луссурия резко повернулись, чтобы узнать, в чем причина такого поведения. Фран же смотрел на того огромными глазами. Бельфегор прижал руки, сжатые в кулаки, к своей груди и что-то тихо шептал. — Бел-кун, детка! – тут же кинулся к нему Лусс, — что-то случилось? Тот снова что-то промычал непонятное. — Врой! Мусор, скажи уже нормально! – не выдержал Супербия, которого порядком достала вся эта ситуация. — Ску-тян, душка! Не надо так разговаривать с ребенком, — стал назидательно выговаривать мечнику Солнце. Фран же продолжал держать далеко не легкого семпая, поэтому, не выдержав, он сам обратился к нему. — Бел, что случилось? – со вздохом спросил парень. — Я хочу… — начал тот, снова начиная шмыгать носом. — Что? – переспросили все присутствующие в унисон. — Я хочу… — чуть громче начал, было, Принц, но в конце его голос снова понизился до еле различимого шепота. — Ничего не понял, — опять дружным хором не впопад заметило трио. — Я пи-пи хочу-у-у, — снова впадая в истерику, заголосил во все горло тот. Остальные впали в каплю. Придя в себя, все присутствующие переглянулись. — Я с ним не пойду, — в один голос сказали Бел и Фран. Первый показывал на Луссурию, а иллюзионист на новоявленного ребенка. — Врой! А почему остаюсь только я? – взревел мечник, проклиная всех и всё. — Ну, вы же его камердинер, — как-то нервно хихикнув, напомнил Фран. Бел же с недоверием косился на своего слугу и о чем-то сосредоточено думал. — Мама, а ты уверена, что все будет хорошо, если ты отправишь меня вместе с этой Рапунцель? – натянуто спросил он у зеленоглазого. — Все будет отлично, — быстро кивнул головой тот. Бел же снова задумался и по-смешному скривил свою мордочку. Вдруг его лицо посветлело, и он заулыбался. «Даже в детстве у него была улыбка маньяка!» — разочарованно подумал парень. Однако стоило подметить, что в этой улыбке было что-то наивное и чистое, хоть и маньячное. — Мамочка, а можно тебя кое о чем попросить? – душа в своих объятиях мать, спросил Бел — Ну, рискни, — как-то с опаской, разрешил Фран. Принц тут же притянул его к себе и начал что-то оживленно шептать на ушко. Иллюзионист возвел глаза к небу. — Хорошо, но только, если ты сейчас же пойдешь с ним, — показывая на Ску, отчеканил зеленоглазый. — Отлично! – радостно завопил блондин и, вцепившись в руку мечника, потащил того к ближайшим кустам. Фран же лишь только вздохнул и начал создавать иллюзию. Через пятнадцать минут процессия восстановилась: Ску шел первым, продолжая думать над проблемами насущными, только теперь злой и с листьями-ветками в волосах. Луссурия, ничуть не изменяя себе, продолжал флиртовать со всем, включая деревья и траву. Фран нес семпая, который спал, обняв одной рукой шею «мамочки», а второй прижимая к себе огромного плюшевого мишку: плату за похождения со Скуало.