Из Вайтрана с любовью

Когда я снова проснулся, солнце ярко светило в окно. Тело ещё чувствовало слабость, но наполненный мочевой пузырь велел мне подняться и сделать несколько шагов к ночному горшку. Дверь, на моё счастье, была закрыта, но я всё же набросил на плечи простыню, чтобы в случае, если кто-нибудь решит зайти, прикрыть наготу. Облегчение прервалось мыслью, что в горшок излилось слишком мало — я ведь достаточно много выпил перед тем, как меня ранили. Затем меня будто бы пронзило насквозь. Я лежал больше суток без сознания, так неужели тело настолько подвело меня, что я… Брезгливо посмотрел на постель. Простынь чистая, но бельё могли и поменять. К щекам прилила кровь. Стыд-то какой. Под себя ходил, словно… Нет, говорят же, что потерявший много крови скудно мочится, а крови я наверняка достаточно потерял. Когда меня фалмер ранил, и я очнулся у Рунила, отлить не особо тянуло. Но перед этим я даже воды пил мало, как бы не хотелось, да и не удобно было, одна рука была занята тележкой, вторая держала поводья. И у моего организма есть и другие… естественные нужды, а перед тем, как меня ранили, я не голодал. Так неужели… Нет. Я не верю в это. За дверью послышались шаги, и вскоре в комнату вошёл один из жрецов. Вместо того, чтобы расспросить о моём самочувствии, он принялся разглядывать содержимое ночного горшка, а затем ухмыльнулся. — Думал, будет… меньше, — заключил он. Отчего-то я разозлился, едва сдерживался от того, чтобы наорать на жреца. Только в чём он виноват? Пока ведь ни в чём. Может, спросить его, не подвело ли меня моё тело? — Что ты имеешь в виду? — грубо спросил я. — Мы не знаем, сколько крови из тебя вылилось, пока тебя несли сюда. Чем больше выливается крови, тем меньше из тебя мочи выходит. — Надеюсь, под себя я не ходил? До меня донеслась едкая ухмылка. — Я задал тебе вопрос! — Не сердись. Тебе сейчас вредно. Я схватил наглеца за грудки, однако человек без особого труда высвободился и оттолкнул меня. Боги, неужели я сейчас слабее котёнка стал, раз с этим жрецом (далеко не крепышом) управиться не могу! — Можешь одеваться. Оденешься — я напишу тебе, какое зелье пить, чтобы восстановиться быстрее. И потом можешь в таверну возвращаться. — Меня же в печень ранили, так ведь? — зачем-то спросил я. — Потому кишку не повредило? — Печень тебе совсем чуть-чуть снизу задело. Кишки же твои целые потому, что ты, эльф, везучий. Это я-то везучий? Моему негодованию не было предела. Как можно быть везучим и находиться в подчинении у некомпетентного идиота, отправившего меня на верную смерть? Или будучи отправленным в эти промёрзшие края, к этим упрямым варварам и еретикам? Зачем я вообще это задание взял? Надо было попросить провести разбирательства! Я всё равно правильно поступил, как оказалось, и дело наверняка бы решили в мою пользу! — А обгадиться — ты обгадился, — с едва скрываемой ненавистью добавил жрец. — Мы сами не думали, что так произойдёт. Побочный эффект зелья, наверное. Ауриэль, за что ты меня так наказываешь? Чем я провинился перед тобой? Неужели лишь тем, что возжелал нордскую девку? Я прислонился к стене, медленно сполз на пол. Безумие. Позорище. — Знаешь, никакая вы, альтмеры, не высшая раса. Воняете не хуже свиней, и срёте отнюдь не золотом. Жрец оставил меня, закрыв за собой дверь. Я так и остался сидеть на полу, руки дрожали, к горлу подступал комок, дыхание сбивалось. Нужно взять себя в руки, собираться и валить отсюда. Запрусь в таверне и напьюсь — надеюсь, это поможет поскорее выкинуть из головы этот позор. Поднялся, дрожащими руками натягивал сначала нательное бельё, затем и остальную одежду, на которой всё ещё виднелись пятна крови; рубахи и накидка разрезаны — как их починить, я имел смутное представление. Штаны и подол накидки придётся стирать. Я вышел из комнаты, взглядом нашёл жреца, заходившего ко мне. — Иди сюда, — позвал он и направился к столику с ворохом бумаг, чернильницей и пером; жрец взял один ли листов бумаги, принялся быстро писать что-то и протянул мне. — Зелье купишь у Аркадии. Будешь разводить его в стакане воды и пить три раза в день после еды. — Почему вы не постирали и не починили мою одежду? — я пытался быть жестким, но мой голос дрожал, я чувствовал себя капризным ребёнком. Жрец в ответ ухмыльнулся. — Мы не прислуга, эльф, чтобы твоими шмотками заниматься. Я стыдливо отпустил голову. Этот человечишка обращается со мной, как с каким-то ущербным, хамит и ухмыляется, а я ничего поделать не могу! Боги, за что вы так наказываете меня? — А если я не буду пить это зелье? — спросил я. — Тогда ты ещё долго будешь ходить, как варёный, возможно даже, будешь каждый день сознание терять. Пока что я свернул рецепт зелья — посмотрю, насколько мне будет плохо без него. Затем покинул храм Кинарет и побрёл к торговой площади — в надежде, что Хульда ещё не выбросила мои вещи и не поселила в дешёвую комнату ещё кого-нибудь. Перед статуей Талоса по-прежнему никого не было — хоть что-то хорошее за этот день. Неожиданный порыв ветра прошиб меня насквозь, я съёжился, пытался идти быстрее — но меня одолевала одышка, сердце начинало колотиться быстрее. Я старался не останавливаться, усилием воли отгонял слабость — но всё же не выдержал, остановился перед ступеньками, опёрся спиной о каменную опору арки и пытался отдышаться. Одежда пропитывалась потом, тело неприятно охлаждалось ветром, я съежился сильнее, затем посмотрел на ступени и дорожку к «Гарцующей кобыле». Надо идти. В таверне тепло и сухо. Там я смогу отдохнуть и подкрепиться. Я думаю, если жрецы сказали, что мой кишечник цел, и вливали зелья мне в рот, то и от еды ничего дурного не сделается. А женщин попрошу привести мою одежду в порядок. Прохожие старательно делали вид, что не обращали на мои страдания, некоторые презрительно косились, кто-то бормотал мне вслед что-то неразборчивое. Несколько раз я случайно задел пару человек на рыночной площади, в ответ я виновато кивал, говорить что-либо не было сил. Я устало навалился на дверь таверны, заполз внутрь, едва дошёл до табуретки возле стойки. Хульда делала вид, что не замечала меня. — Ты ещё не сдала мою комнату? — Нет, — ответила женщина, не отрываясь от пересчитывания денег. — Она в своём распоряжении. Заплати только. — Больше ты ничего не хочешь мне сказать? Трактирщица недовольно подняла голову, будто делая мне одолжение. — А что ты хочешь услышать, юстициар? Последнее слово она произнесла с особенным презрением. Понятно. Сейчас будет винить всех меров во всех проблемах, скажет, что я — талморский живодёр, тварь, которую четвертовать надо и прочее, прочее, прочее. Морально я давно готовился услышать нечто подобное, но всё же это… очень неприятно и даже больно. — Хульда, послушай, мне и так несладко пришлось. Я больше суток без сознания пролежал, неизвестно, сколько я потерял крови — из-за этого я неважно себя чувствую. Не хватало мне ещё от тебя выслушивать… — Хочешь снять комнату — плати и располагайся, — ледяным тоном перебила Хульда. — Хочешь есть или пить — плати и говори, чего тебе принести. Пока ты платишь — мне плевать, кто ты. Эти слова, на первый взгляд, абсолютно правильные и логичные, отчего-то задели меня. И что я сделал этой женщине, раз она стала со мной так нелюбезна? Когда я был для неё Дозорным Стендарра, она приветливо мне улыбалась, поддерживала, читала нравоучения, даже наливала бесплатно. Теперь же… Меня не должна задевать бабская вредность какой-то нордки-трактирщицы, но почему мне стало так больно от её поведения? — Одежду хотя бы в порядок привести поможешь? — У нас здесь не прачечная, уж извини. Я вернулся в свою комнату, доел остатки купленных припасов. Сил больше не было, я лёг на кровать, молча смотрел в потолок. Разум не желал работать — но это и к лучшему. Меньше мыслей обо всём этом позоре — мне же лучше. Взгляд упал на пятно крови на боку, на грязные штаны и подол накидки. Нет, не могу я в таком виде ходить. Ладно, куплю себе это зелье, достану хоть какую-нибудь одежду на смену и кусок мыла, съезжу на речку и постираю свои вещи. А лучше — купить зелье, достать новую одежду, собрать вещи и сбежать в Фолкрит, чтобы написать оттуда правдивый отчёт для Эленвен. Расскажу ей всё, в том числе и о своём разговоре с Балгруфом. Только вот… Подскочил с кровати, задрал матрац в месте, где я спрятал обломки меча. Ничего нет! Кто-то уже вытащил их — и подсунул ржавый топор с обломанной рукоятью! Проклятье. Надо было лучше прятать. Сполз на колени, крепко сжал простынь в кулаке. Руки дрожали, к горлу подступал комок, с которым я едва мог бороться. Бездарь. Идиот. Ругаю Анкано за некомпетентность, а сам ничуть не лучше. Мне не место среди оперативников, бумажная рутинная работа — всё, на что я годен. Пойду пока, куплю зелье, достану новую одежду и на речку съезжу, чтобы хоть грязным не ходить. А потом… меня дикие звери сожрут — пусть. Упаду с лошади и шею себе сломаю — плевать. Такому бездарю, как я, не место ни в Талморе, ни даже на белом свете. За зелье пришлось отдать полсотни монет — радовало, что Аркадия продала мне его с обычной для имперцев маской вежливости. В лавке Белетора удалось найти лишь простые штаны из грубой шерсти и простую рубаху из некрашенного льна — но более приличных вещей, подходивших бы мне по размеру, в продаже просто не было. В таверне я переоделся, выпил зелье, принялся заворачивать испорченные вещи в плащ — перекину получившийся свёрток через спину лошади и буду придерживать, чтобы не упал. Раздался стук в дверь. Наверное, человек от Балгруфа. Оглушу его (или вообще убью, как получится), заберу вещи и уйду. Еды куплю на базаре — дешевле будет; затем как ни в чём не бывало направлюсь в конюшни. И уже оттуда поскачу в Фолкрит. — Кто там? — С тобой человек от ярла поговорить хочет, — спокойно ответила Садия. Открыл. На пороге стояло трое мужчин в гражданской одежде, у всех троих кинжалы на поясе — ничего необычного на первый взгляд, многие норды считают чуть ли неприличным безоружными на улице появляться. На шее все трое не носили никаких украшений или оберегов, но на пальцах красовалось по простому кольцу, на которых я уловил слабую магическую ауру. Кольца явно не обручальные — значит, вероятно, они готовятся к неприятным сюрпризам с моей стороны. — Проходите, — обречённо пригласил я. Редгардка вернулась к своим делам. Один из нордов тут же прошёл в комнату и сел за стол: двое, что были покрепче, расположились у двери. — И куда ты собирался? — На речку, — соврал я. — Ваша… коллега, знаете ли, испортила мне одежду. — Сожалею, — настолько фальшивого тона я не слышал ни разу в жизни. — А пока что приступим. Для начала ты выпьешь это. Норд поставил на стол флакон с зельем. — Что это? — Меры предосторожности. Пей, не то нам придётся испортить тебе новую рубашку. Эти типы в курсе, что мне пришлось купить эту рубаху недавно. Следили за мной, а я даже не заметил, даже не почувствовал! И я ещё надеюсь убежать от них? Даже если я буду магией пользоваться, они схватят меня и отделают как следует! Или вовсе убьют. Соглашусь и выпью. Надеюсь, что это лишь зелье безмолвия. Я откупорил пузырёк и залпом осушил его. Не самое приятное на вкус, ещё и мелкая пыльца на зубах остаётся. Прах вампира и рис: первое наверняка Фаренгар в избытке получает после нападения вампиров на Вайтран, а второе, вероятно, можно найти на ярловой кухне. — Я так понимаю, ты уже заметил топор у себя под матрацем? Согласно кивнул. — Прекрасно. Теперь скажи, где ты хранишь свои записи. — В дорожной сумке от этой робы. Там лежит полевой блокнот в кожаном переплёте. Мужчина махнул своим товарищам рукой. Один из них подошёл к прикроватной тумбочке, на которой и лежала котомка. Я слышал за собой возню, хотел обернуться — но мне велели сидеть ровно, держа руки на столе. Затем мне поднесли мой полевой блокнот, на моих глазах вырвали из него ещё один лист, забрали уголёк. Я услышал характерный скрежет, краем глаза заметил, что один из типов принялся обводить клеймо на топоре, второй же не спускал с меня глаз. — Дайте ему чернильницу и лист бумаги. Один из мужчин отвлёкся от топора и принялся наблюдать за мной, его товарищ подошёл ко мне, выставил передо мной чернильницу с пером и положил чистый лист бумаги. — Пиши начало, как там у вас положено. — «Первому Эмиссару Альдмерского Доминиона в королевстве Скайрим леди Эленвен», — продиктовал я. Мой собеседник кивнул. Я принялся старательно выводить пером буквы. Может, стоит намеренно наделать ошибок, дождаться, пока эти трое пойдут за бумагой и сбежать? Стоит попробовать. В крайнем случае, с двумя мне будет проще управиться даже под зельем безмолвия. Выплесну одному из них чернила в лицо, ударю стулом второго, пока первый будет приходить в себя. Затем ударю его, заберу вещи и уйду. Главное - быстро добраться до конюшен. Опустил кончик пера в чернильницу, намеренно плохо вытер и быстро перенёс на бумагу. Капля чернил расползалась по самому самому центру листа. — Кажется, я испортил бумагу. У вас ещё листа не найдётся? — Будет черновиком, — спокойно ответил мой собеседник. За спиной я скрип дверных петель, один из нордов выглянул за порог и пробурчал что-то ещё одному своему товарищу. Значит, их четверо. Трое меня сторожат, один — посыльный. Сбежать не получится, с троими я не управлюсь. — Сочиняй дальше, потом покажешь. Я принялся выводить на испорченном листе: «Докладываю, что на месте святилища Талоса в районе пещеры Мерцающий Туман (владение Вайтран) мною был обнаружен сломанный топор. Исследование клейма показало, что данное оружие предположительно было выковано в Истмарке одним из местных кузнецов. План святилища с указанием места расположения находки, а также отпечаток клейма прилагаю. Таким образом считаю, что к гибели агента Лоркалина и вверенных ему солдат причастен небольшой (численностью не более десяти человек) отряд Братьев Бури. Дальнейшее расследование обстоятельств считаю нецелесообразным в связи со сложной оперативной обстановкой во владении». — У нас тебе «сложная оперативная обстановка»? — едко спросил норд. — Слышали, парни, у нас «сложная оперативная обстановка»! Норды загоготали, от злобы я чуть не переломил писчее перо. — Зачеркни это и не позорься. Оставь просто «Проведение дальнейшего расследования считаю нецелесообразным». А причину лучше «отсутствие достаточного количества улик» поставь. И допиши ещё про того, второго. Зачеркнул последнее предложение и продолжил: «Прояснение обстоятельств гибели агента Саниона также не представляется возможным ни путём исследования останков погибшего, ни путём осмотра места его предполагаемого убийства. Проведение дальнейшего расследования гибели обоих агентов считаю нецелесообразным в связи с отсутствием достаточного количества улик». — Молодец, оставляй. Теперь можешь про Хеймскра написать — что он не более, чем городской сумасшедший, которого стража регулярно гоняет. С новой строки продолжил: «Кроме того, считаю своим долгом донести до вашего сведения, что в городе Вайтран в районе, именуемом „Ветреным“, мною был замечен нищенствующий проповедник по имени Хеймскр, норд, в возрасте не более сорока пяти лет. Данный человек проповедует сильно искажённое учение о Талосе, говорит не соответствующие официальным церковным догматам вещи, а также сеет среди населения панику через обещание скорого конца света, за что регулярно прогоняется городской стражей со своего места и препровождается ими в городскую тюрьму. В связи с действиями городской стражи, а также несоответствием официальному учению Имперского Культа и здравому смыслу считаю вышеуказанного Хеймскра не представляющим опасности с точки зрения соблюдения условий Конкордата Белого Золота». — Всё, оставляй так. Проси теперь разрешения свалить из города, если нужно. Я злобно вздохнул. Будто бы эти люди прочли все мои мысли и воспоминания, пока я без сознания лежал! Снова продолжил с красной строки: «Своё задание в Вайтране считаю завершённым. Прошу у вас разрешения покинуть город и вернуться в посольство. Подотчётный юстициар Первого Эмиссара, Эстормо». — Переписывай на чистовую. Только на сей раз уж постарайся не испортить бумагу, хорошо? Давай, быстрее закончишь — быстрее мы оставим тебя в покое. Передо мной положили чистый лист, и я принялся переписывать этот лживый отчёт на чистовую. Ненавижу этот город, ненавижу здешнего ярла и его сподручных… Ненавижу себя. — Готово, — пробурчал я, поставил дату и свою роспись. — Молодец. Теперь иди к курьерам, отправляй, куда надо и жди. Как получишь ответ — вали на все четыре стороны. Я сложил письмо конвертом, написал обратный адрес, забросил свёрток с грязной одеждой на плечо, взял купленный у Белетора кусок мыла и вышел из комнаты. Мужчины направились за мной, посмотрели, как я закрываю дверь на ключ и выхожу на улицу. На первый взгляд они отстали от меня, некоторое время я даже не чувствовал слежки за собой. То необычное предчувствие появилось, лишь когда я вышел за городские ворота и уже отдал курьерам письмо. Норд возле конюшен, делает вид, что бесцельно подпирает своей спиной столб. Или другой норд, который делает вид, что решил срочно расчесать какой-то лошади гриву. Возможно, они оба. Впрочем, пусть что хотят, то и делают. Пусть наблюдают, как чистокровный алинорский альтмер свои грязные вещи стирает, и ухмыляются. Пусть потешаются. Я направился вдоль ручья, вытекающего из стен города, дошёл до самого моста, где вода, как мне показалось, уже должна быть более или менее чистой, спустился к воде и разложил вещи на камнях. Взял рубаху и опустил её в воду. Сначала мне показалось, что я опустил руки в кипяток, затем пальцы начали неметь от холода, я поспешил вытащить их из воды. Пятно, казалось, немного посветлело, я принялся как следует тереть его мылом, но засохшая кровь лишь желтела. Кажется, бесполезно. Роба мага вместе с нижней рубахой испорчены. Руки уже устали, тело всё намокло от пота и неприятно охлаждалось холодным ветром. Я сел отдохнуть прямо на землю, спиной опираясь о каменный мост. Надо ещё хоть как-нибудь штаны и плащ отстирать от грязи. Хоть с этим, надеюсь, проблем не возникнет. Я взял в руки мыло, как следует смочил его — но заледенелые руки потеряли остатки ловкости и подвижности и выпустили скользкий брусок. Я пытался поймать его, но потерял равновесие и сам рухнул в воду, а мыло благополучно поплыло по течению. Идиот криворукий. Даже с такой элементарной задачей, как собственные вещи от грязи отстирать, справиться не могу. Со всех сил несколько раз ударил кулаком по воде и выполз на сушу. Вернусь в таверну, дочитаю книгу. Роба-то всё равно испорчена, а плащ только испачкается ещё больше. Плевать на всё, задание я выполнил — выяснил, что Лоркалин и Санион мертвы, даже отвёз из тела в Фолкрит, где их похоронят, узнал, что Балгруф причастен к их гибели — хоть и написал, что нет. Что мне ещё делать в Вайтране? Нечего мне делать. Захочет Эленвен наказать меня — пусть. Я этого заслуживаю. Ветер неприятно охлаждал меня, тело задрожало, я ёжился от холода, старался идти быстрее — но выбивался из сил, задыхался. Приходилось останавливаться, чтобы передохнуть, но чем дольше я стоял, тем сильнее ветер хлестал по мокрой коже. Пришлось терпеть усталость, ненависть к себе и своей слабости, но всё же идти. Я старался выбросить все мысли из головы — но они всё равно пролезали, одна за другой, я прогонял их — но на место одной приходило, казалось, сразу несколько, я даже не мог проследить их ход. Люди кричали мне вслед какие-то гадости — наверное, из-за того, что я случайно натыкался на кого-нибудь, но я ничего не отвечал, пока не добрёл, наконец, до «Гарцующей кобылы». Собрал оставшиеся вещи — в том числе топор, нужно же Эленвен предъявить эту «улику». Снова выпил зелье (после него хоть немного легче становится), надел плащ и капюшон, взял с тумбочки книгу и вышел в общий зал. Хульда всё так же делала вид, что чем-то занята. — Хульда, передай книгу Фаренгару, — попросил я. — Сам зайди и отдай, — фыркнула трактирщица. — Не могу, я уезжаю. А в Драконьем Пределе показываться не хочу. Пожалуйста, передай хоть через кого-нибудь. Я оставил книгу на барной стойке и побрёл прочь. Надо же, даже «до свидания» мне не сказал никто, будто бы я сделал им что-то плохое. Я ведь должен быть готовым к такому отношению к себе, да и почему меня вообще взбрыки каких-то нордских баб волнуют? Почему мне так обидно? Кое-как собравшись с мыслями, я вышел на улицу, побрёл через базарную площадь к городским воротам. Не помню, как я добрался до конюшен, как седлал лошадь, как отправился в путь и как вообще доехал до Фолкрита. Всю дорогу меня терзали неприятности, свалившиеся на меня за последние сутки с небольшим, а когда странное помутнение сознание прошло, я уже стоял перед домом Рунила и стучал в дверь. Руки дрожали всё сильнее, сознание снова странно помутнело, а к горлу подступал странный комок. — Эстормо? — испуганный старческий голос сорвал последние скрепы в моём сознании. — На тебе лица нет. И выглядишь жутко. — Каст дома? — это было последнее, что я мог более-менее спокойно спросить. — Нет. Я рухнул на колени, сжался в комок и зарыдал.