Je reve

Мы с Бенволио идём по улицам Вероны. Город уже уснул. Кое-где слышатся крики ночных гуляк, но в большинстве своём закоулки, дворы, площади пустынны. Верона погрузилась во тьму, и всё будто окутано дымкой сна и безмятежности. Едва ли можно поверить в то, что днём здесь кипела жизнь, расцветала любовь, проливалась кровь. Удивительно, как легко этот город может менять своё лицо. Мы ничего не говорим, наслаждаясь тихой ночью. Невольно меня влечёт к городской стене. Друг, ничего не спрашивая, следует за мной. В его характере есть прекрасная черта — не задавать лишних вопросов, когда он видит, что они неуместны. Вскоре мы оказываемся у ворот.  — Пойдем на берег? — спрашиваю я.  — Хорошо, — соглашается он. Мы выходим за ворота и спускаемся вниз, к реке. Адидже встречает нас тишиной и безмятежностью. Воды её спокойны и темны. Пройдя по песку какое-то расстояние, я опускаюсь на прибрежный валун. Бенволио устраивается рядом. Я смотрю на другой берег. Там напротив на холме виден замок, свет горит только в нескольких окнах. Слева от нас возвышается большой каменный мост. По краям его пылают факелы, чтобы освещать дорогу тем, кто въезжает в город ночью. Я вдыхаю тёплый свежий воздух. Верона прекрасна, я всей душой люблю этот город. Каменные стены, мощёные мостовые. Он производит впечатление монументальности, а в тоже время лёгкости. Здесь хочется творить безумства. Старые дома, прекрасные дворцы, величественные церкви. Всё это было построено, когда нас ещё не было, и будет стоять и после нашей смерти. Но не жалеть же теперь об этом. Да, жизнь не настолько длинная, как нам бы этого хотелось, но это лишь ещё один повод не тратить время на пустые сожаления. Какая разница что там с нами будет? В конце концов, завтрашний день может вообще не настать, так к чему же вообще думать о нём? Нужно наслаждаться моментом, чем мы сейчас и занимаемся. Удивительно, как же всё просто. От понимания этого я начинаю смеяться, но не как всегда глупо и с издёвкой, а искренне.  — Ты чего? — не понимает Бенволио.  — Просто, — с улыбкой пожимаю я плечами. Он протягивает руку и взлохмачивает мои недлинные светлые вьющиеся волосы.  — Ты странная, — усмехается он.  — Почему же? Ты ещё не привык?  — Привык. Но всё равно иногда я не понимаю тебя.  — В смысле? — о чём сейчас говорит мой друг, мне неясно. Я поворачиваю голову к нему, вопросительно смотря и негласно требуя объяснений.  — Мне не понять кто ты на самом деле, — произносит он, смотря в упор, — зачем тебе такая жизнь? Ты выбрала её добровольно, но в чём смысл? Ведь, подумай сама, в твоём существовании нет никаких перспектив. Ты привыкла к обществу мужчин, которые могут быть легкомысленны и беззаботны, прожигать жизнь впустую, но ты не мужчина. Ты отличаешься от всех нас, но ты этого никак не можешь понять. Все мы богаты и, когда молодость наша подойдёт к завершению, мы легко сможем завести семью и спокойно жить… Но ты! Что ты будешь делать? — он непривычно серьёзен, — все девушки думают о замужестве, но не ты. Ты, переодевшись в мужскую одежду, беспечно скачешь с нами по улицам Вероны, изображая шута. Прости, возможно, то, что я говорю, тебя обидит или расстроит, но я считаю, что нужно тебе это сказать. У тебя почти нет близких родственников. Разве что, герцог, но ваше родство — лишь пустой звук. Какое ему до тебя дело? Ни родословной, ни воспитания, ни денег, ни власти. К чему ему такие родственники? Тебе уже восемнадцать. Для юноши это было бы мало, но для девушки… Скоро наступит тот возраст, в котором замуж уже не выйти… — О чём ты? — со смехом прерываю я друга, — какое замужество? О, нет! Это не для меня. Я свободна навеки и это то, что я ценю больше всего в своём, на твой взгляд пустом, существовании. — Мерчи! Спустись с небес на землю. Прислушайся к моим словам, — умоляет он, в голосе его неподдельное беспокойство, — подумай о том, что ждёт тебя впереди. Только мы, твои друзья, можем сказать тебе об этом. Но что же ты молчишь? Я спрыгиваю с камня и подхожу к самой кромке воды и, присев на корточки, зачёрпываю её в ладонь, задумчиво переливая под лунным светом. — Бенволио, — наконец, спокойно говорю я, — мне плевать на будущее. Он не знает о чём я думала до того, как он произнёс свои слова. Не знал, что я уже давным давно всё для себя решила. — Да как же так?! — упорно не понимает он, — как ты можешь так говорить?! Друг подходит ко мне и заглядывает мне в глаза. Я лишь улыбаюсь и весело говорю: — Ты хотел знать кто я на самом деле? Что ж, отвечу. Я сумасшедшая. Все это знают. А у безумцев одна дорога — в никуда. Бенволио невольно отступает на шаг. Ему, как всегда, нужно всё усложнять. А ведь истина так проста. Я просто безумная. Это известно и ему и всем остальным. А я счастлива. Зачем рассудок, когда он приносит только муки? Я хочу жить свободной, так, как пожелаю я. Мне известно, что жизнь моя, скорее всего, продлится не слишком долго, так к чему же тратить её на что-то бессмысленное? Я поднимаю голову наверх и смотрю на Луну. Такая большая и яркая. Я подмигиваю ей, а она безмолвствует. Всё ведь видит, всё знает, а молчит. Мне жаль её. Она вечна и существование её — скука. Она видит столько историй, столько жизней проходят под ней и это никогда не кончится. Что может быть хуже бессмертия? Ведь оно делает бессмысленным и обычным всё. Краски мира должны быть для нас недолговечными, чтобы казаться ярче. Вдохнув свежий воздух, я дёргаю Бенволио за рукав и тащу к воротам. Сейчас мне хочется бежать, и я бегу. Где-то позади слышны его шаги, мой друг еле поспевает за мной, но я не останавливаюсь. Ветер шуршит вокруг, вечерний холодок бьёт в лицо, а я всё бегу и смеюсь. Наконец, добежав до площади перед церковью святой Анастасии, я останавливаюсь. Бенволио удаётся всё-таки нагнать меня, и он возникает рядом.  — Ну и что это было? К чему такая спешка?  — Просто так. Пробежка.  — Ты неисправима! Я не слушаю его, устремив взгляд к храму. Он красив и отчего-то от этого камня не веет холодом. Эта постройка всегда казалась мне на удивление умиротворённой и какой-то светлой. Но сюда нам ещё рано. Когда-нибудь мы, возможно, и придём замаливать свои грехи, но пока что, это едва ли имело бы хоть какой-то смысл. Я иду дальше, оставляя это место позади. В конце концов, мы доходим до главной площади. И тут, неподалёку я замечаю знакомую фигуру, замершую посреди улицы, и мечтательно смотрящую в тёмное небо. Звёзды, кажется, в ответ наблюдают за Ромео, мерцая. Они далёкие, но живые.  — Какие люди! — кричу я, радостно подбегая к другу. От неожиданности он вздрагивает.  — Ай! Ой! А… Это вы?  — Ну кому ж ты ещё нужен? — я похлопываю его по плечу, в ответ он закатывает глаза.  — Поверь, нужен! — во взгляде его видны огоньки счастья.  — Ну что? Как ты? Что с тобой происходило? — Бенволио начинает засыпать его вопросами, — тебя, надеюсь, не поймали? Зачем ты вообще туда полез?  — Отстань, — с улыбкой отмахивается он, — я счастлив! Это лучший день в моей жизни!  — Но…  — Да оставь ты его в покое, — прерываю я новый словесный поток друга, — захочет — сам расскажет. Но я почти уверена, что своим счастьем он делиться не собирается. Оно ему нужно самому. Так оно и оказывается.  — Скажу лишь одно, — отзывается Ромео, — я искренне люблю, безрассудно и самозабвенно, при том, я любим. Любим прекраснейшим созданием, ангелом и божеством. А боле я вам не скажу. Потом сами всё узнаете. Мы с Бенволио понимающе киваем. Пускай не рассказывает подробностей, если не хочет. Мы не будем донимать расспросами. Монтекки будто светится изнутри. Что бы там ни ждало всех нас впереди, даже если его любовь к дочери врага станет пагубной для него и, возможно, для нас, сейчас я за него счастлива. Вместе мы удаляемся с площади по улице, вымощённой белым мрамором — ещё одному чуду Вероны. Я оказываюсь посередине и закидываю руки друзьям на плечи. Они смеются, когда я повисаю на них, оторвав ноги от земли. Мы не собираемся расходиться домой. К чему, когда ночь так прекрасна? Мы идём к городской стене, но не с той стороны, с которой мы с Бенволио выходили к реке, а с другой. Здесь есть небольшая площадка на стене, где мы любим бывать. Придя туда, я смотрю вокруг. Позади нас Верона, впереди Адидже, а за ней бескрайние просторы, мерцающие редкими огнями. Там долина, холмы, а за ними другие города, другие страны, где-то край земли… Но нам и здесь хорошо. Так хорошо, что это не передать словами. Сейчас хочется кричать и я кричу:  — Эй! Смотрите, весь мир у наших ног! Они смеются.  — Конечно! — говорит Бенволио, ведь мы на границе наших владений.  — Нет, — заявляет Ромео, — не на границе, ведь мы короли мира! И я полностью с ним согласна. Стоять бы так вечность. Иногда у нас втроём возникают такие моменты, когда мы одни, настоящие, вместе. Это наша истина. Дружба — это не пустой звук. Это слишком многое и я точно это знаю. Благо, мне в жизни дано познать истинную дружбу и хотя бы ради этого стоит существовать. Но я чувствую, что сегодня происходит что-то важное. Будто в последний раз, чтобы потом стать ярчайшим воспоминанием. Мне вдруг кажется, что очень важно им кое-что сказать, потому что потом может не представиться шанса. Нечто очень значимое.  — Вы моя семья, — неожиданно слышу я свой собственный голос, который в это мгновение сливается с душой, — вы вся моя жизнь и, знаете, я люблю вас. Они смотрят на меня и хором говорят:  — Мы тебя тоже. Очень. Наши руки соединяются и так вот втроём, единой цепью мы стоим здесь. Вскоре, солнце начинает подниматься. Ночь заканчивается, а мы не двигаемся, провожая её.