Je reve

Я стремительно иду вперёд. Бенволио, пытаясь подстроиться под мои шаги следует рядом. Я слышу стук своих сапог по мощёному тротуару и стук этот вторит биению сердца.  — Стой, — говорит Монтекки, — куда ты? В эту часть города нам не стоило заходить, здесь всюду Капулетти. Давай уйдём! Я отрицательно мотаю головой. Уже несколько часов мы шатаемся по Вероне, Бенволио всё никак не может понять, что мне нужно, но я не отвечаю на его вопросы. Ведь он меня остановит, станет отговаривать. А мне нужно найти Тибальта, просто необходимо. Его нигде нет, именно поэтому я решаюсь пойти на территорию Капулетти. Но здесь, к моему сожалению, его тоже не найти. Нужно спешить, пока Ромео не объявился. Я разворачиваюсь и иду к одним из ворот, которые выходят на большой каменный мост.  — Сколько можно кружить по Вероне? — не понимает Бенволио, — может, объяснишь, что происходит?  — Ничего, — упорно отвечаю я. Ещё издали я, наконец, замечаю Крысолова с его шайкой. Они стоят на другом конце моста. Я устремляюсь к ним, и, кажется, мой друг начинает всё понимать.  — Остановись! — он хватает меня за руку, — не делай этого, безумная!  — Прости, — отрывисто говорю я, вырывая ладонь, — по-другому нельзя. Я должна. Сжав губы в тонкую полоску, я приближаюсь к Капулетти. Он замечает меня, и глаза его загораются яростью. Я же, в свою очередь, насмешливо изгибаю бровь.  — Вот так встреча! — мой голос разносится над мостом.  — Какие люди! — восклицает Валенцио, который, конечно же, тоже находится здесь. Он всегда сопровождает брата, как верный пёс.  — Меркуция и один из её дружков! — хмыкает Тибальт, — так-так-так…  — Ждал?  — Не тебя. Где Ромео?  — Ромео? — я делаю вид, что удивлена, останавливаясь всего в нескольких метрах от него, — но зачем же он тебе?  — Нужен, — резко отвечает он.  — Конечно, ты можешь искать многое! Хорошую драку, добрых товарищей, ненависть, любовь, или вчерашний день… Но Ромео? — я, как всегда, срываюсь на хохот, — на кой-чёрт он тебе? Его ищут многие. Неужели ты в их числе? Что ж, сказать могу одно: Ромео ищут все, но находят не многие!  — Хватит болтать! — рычит Тибальт, — где он?  — Почём я знаю?! Единственное, что могу дать тебе — так это несколько ударов!  — В таком случае, я к вашим услугам! — не выдерживает разозлённый Крысолов, с лязгом вытаскивая оружие. Моя шпага тоже покидает ножны. Валенцио, который до этого стоял подле брата, отходит на несколько шагов.  — Господа, остановитесь! — кричит Бенволио, — герцог запретил дуэли! Что вы делаете?!  — Молчи, мальчишка! — восклицает Капулетти, — дай мне проучить эту наглую малявку! Но наши клинки не успевают скреститься. Позади слышится стук копыт. Только не это! Не успели… Ромео вернулся. Но почему именно сейчас?! Тибальт тотчас устремляется в его сторону.  — Эй! — окликаю я его, — мы не закончили!  — Отстань, — отмахивается он, — вот мой человек!  — Твой? — надменно усмехаюсь я, — с чего бы это? Он твой личный враг, который приставлен к тебе для вымещения злобы? — это уже не игра. Я задираю его не только, чтобы отвлечь, мне уже самой этого хочется. Хочется услышать звон оружия, ощутить запах крови, почувствовать сталь на коже, а главное, увидеть огонь ненависти в глазах Тибальта. Это уже становится какой-то одержимостью. Наши вечные драки, которым не приходит конец, будто доставляют нам удовольствие. Это безумие, но мне вновь хочется этого! Но Крысолову нет ни до чего дела, кроме Ромео, на которого он смотрит убийственным взглядом, стремительно сокращая состояние между ними. Я пытаюсь судорожно сообразить, что же можно сделать, но, к сожалению, ни одной путной мысли в голове не возникает. Между тем, я слышу отрывистый голос Тибальта:  — Ромео! Вот и ты, мерзавец! В этом слове выражены все мои к тебе чувства. Сейчас ты, жалкий Монтекки, ответишь мне за всё! В его взгляде пылает что-то дьявольское, но Ромео с необычайной твёрдостью спокойно отвечает:  — Тибальт, послушай, давай не будем начинать ссору. Поверь, я говорю это не из трусости или лени, а из-за того, что у меня есть на то причины. Что он такое говорит?! Я совсем его не понимаю. Крысолов, видимо, тоже.  — Что ты мелешь? — восклицает он, — доставай шпагу! Хватит рассказывать мне тут какой-то бред! Ты, как всегда, просто пытаешься не находить проблем, избегая их всеми способами. Понятие о храбрости тебе, как я вижу, неведомо! Ну всё. Я уверена, что теперь дуэли не избежать. В конце концов, Тибальт в открытую оскорбляет Ромео, такого никто не потерпит. Законы чести диктуют мстить. Я решаю оставить всякие попытки остановить их. Тем не менее гнев мой не потухает, а распаляется ещё сильнее, но уже от того, что наш враг смеет произносить столь оскорбительные речи. К моему удивлению выражение лица Монтекки остаётся совершенно спокойным.  — Молчи, мой добрый Капулетти, — говорит он, — я повторяю ещё раз, что не желаю с тобой ссориться. Давай уберём оружие и наступит мир. Причины на то слишком значительны, вскоре ты о них узнаешь. И тогда мы назовём друг друга братьями. Что он такое пытается сказать? На секунду мне всё это кажется сном. Ведь не может же взаправду он предлагать ему мир? Мы все кровные враги. Оскорбления когда-либо нанесённые с обеих сторон могут быть смыты только кровью. Нет ни одной причины, которая могла бы этому помешать! Я поражённо смотрю на друга, который, в свою очередь, открыто смотрит на Тибальта. Солнечные лучи падают на Ромео, один из них касается руки и я замечаю какое-то поблёскивание. На безымянном пальце у него сверкает кольцо. «Брат» — именно так он назвал Капулетти. Кажется, я начинаю кое-что понимать, а с пониманием приходит и ярость. Да как он мог предать всех нас?! Но мало того, что он ничего не сказал, так теперь ещё и пытается сдружиться с врагами! В глубине души я осознаю, что не права и Ромео сделал всё как раз таки верно, но гнев мешает рассудку. Тибальт, судя по озадаченному лицу и опущенным рукам, уже готов уступить. На его лице проскакивает выражение какой-то усталости и скрытого желания покончить, наконец, с этой враждой. Мы все устали, и он готов это признать. Но я, не особенно осознавая свои действия, кидаюсь вперёд и зло выплёвываю.  — Какая жалкая покорность! Ромео, ты с ума сошёл? Он переводит на меня непонимающий взгляд, в глазах его осуждение.  — Мерчи! Не начинай, прошу тебя! — тихо говорит он, — мне нужно вам кое-что рассказать.  — Знаю, — отрывисто говорю я, — эй! Крысолов! Сюда!  — Что ты хочешь от меня? — спрашивает Тибальт. Ему ничего не хочется. Ещё можно всё остановить. Но я не могу.  — Всего одну из твоих девяти жизней, Кошачий царь! — отвечаю я, доставая шпагу из ножен. Произнося эти слова, я про себя горько усмехаюсь. Он сильнее, у него много жизней, а у меня всего одна. Которую я совсем не берегу. А что, если я и её лишусь сейчас, не подумав, по глупости? Плевать. Гори оно всё белым пламенем! Я хочу драться, кровь закипает у меня в жилах, и мне нужно выпустить адреналин. Я уже не очень-то понимаю на что именно злюсь. Видимо, на всё вместе. А может это просто проклятая одержимость вновь играет со мной злую шутку? Тибальт тоже вскипает, я этого добилась. Он выхватывает оружие и встаёт в боевую стойку.  — Ты сама нарываешься! — говорит он, — заметь, не я первый начал! На этот раз ты так просто не отделаешься. Мне надоело! Я проучу тебя! «Да ты ведь снова не добьёшь. Как всегда», — проскакивает в сознании. Так было всегда. Но что если… Отчего-то мне всё равно. Наше оружие, наконец, скрещивается.  — Давай Тибальт! — слышу я голос Валенцио, — прикончи её раз и навсегда!  — Не в этот раз, — одними губами шепчет Крысолов, думая, что никто не заметит. Но я видела. Что ж, значит он и не собирается меня убивать? Просто решил поиграть? Снова хочет оставить валяться в грязи, наполовину мёртвой, поверженной. Нет уж! Я этого не допущу. Я ещё яростнее начинаю наносить удары.  — Остановитесь! — кричит Ромео, — Богом заклинаю! Перестаньте!  — Заткнись, щенок! — отвечает ему Валенцио, который с противной усмешкой наблюдает за нами.  — Господа! — начинает умолять Бенволио, — разойдитесь! Герцог запретил дуэли!  — Это нам не помешает! — отбиваясь, отвечает Тибальт. В фехтовании он лучше меня, этот факт отрицать нет смысла, но я отчаяннее. Физически он сильнее, но я более увёртливая. Поэтому никто из нас не может одержать быструю победу. Выпад, укол, шаг назад, защита… Наш поединок кажется гармоничным танцем. Мы по очереди наступаем друг на друга. Взгляды наши перекрещены. Бьются не только клинки, но и они. Нас не сравнить со льдом и огнём, мы оба представляем из себя неукротимое пламя. Дыхание у каждого сбилось, но с его губ не сходит усмешка. Мне же хочется её стереть. Я пытаюсь концом шпаги задеть его по лицу, но он ловко выставляет защиту, а после следующего удара, я чувствую, что по моей рассечённой щеке скатывается тёплая струйка крови. Больно, но, сжав зубы, я улыбаюсь. Через какое-то время мне удаётся ранить его в правое плечо, но Тибальт, будто даже не почувствовав боли, перехватывает оружие левой рукой и ничуть не хуже продолжает атаки и обороны. В воздухе смешивается звон стали, наши крики и восклицания окружающих. Эту какофонию прорезает мой смех, который, как всегда, начинает рваться из груди в самый неподходящий момент. Крысолову это явно не нравится, и он начинает напирать ещё сильнее. Сильнейшую боль я ощущаю в левой руке, но это ничего. Весь мир, кроме противника, перестает для меня существовать. Сейчас есть только я и он, кто из нас король — ещё предстоит узнать. Откуда-то сбоку доносятся едва различимые голоса друзей, но что бы там они не говорили — сейчас для меня это не имеет никакого значения. Тем не менее, на происходящее вне пространства, в котором мы дерёмся, стоило бы обратить хоть чуточку внимания, потому что в момент, когда от очередного выпада Капулетти я делаю шаг назад, в промежутке, образовавшемся между нами, возникает Ромео, который, выхватив оружие, намеревается нас разнять. Всё происходит в долю секунды, но я ощущаю это длиною в жизнь. Будто время останавливается и позволяет мне разглядеть яростный взгляд Тибальта, увидевшего вместо меня своего настоящего врага, которому изначально хотел отомстить. Насмешливое выражение на его лице сменяется холодной решимостью. Я осознаю чем это может обернуться. Монтекки же ничего не замечает, а когда видит направленный на себя клинок Кошачьего царя — уже поздно. В глазах моего друга возникает растерянность и желание вернуть всё назад. Он не хочет умирать, только обретя счастье. Сейчас Ромео напоминает мне испуганного беззащитного ребёнка. В мгновенье ока у меня перед глазами проскакивает вся жизнь, я вспоминаю всё, что сделал для меня друг: дал новую семью, впустил в свою жизнь. Я люблю его и Бенволио так, что готова ради них на всё. Поэтому сейчас я, почти не думая, делаю рывок вперёд и в последний момент отталкиваю Ромео. Он отлетает в сторону, а я ощущаю в боку сильнейшую боль. Горячая кровь тотчас начинает покидать моё тело. Все замолкают. Вокруг сразу же образуется тишина. Я встречаюсь глазами со взглядом Тибальта, в котором сквозит непонимание. Он не хотел меня убивать, как всегда, рассчитывал лишь поиграть в кошки-мышки, чуть-чуть поцарапать. Нанося этот удар, он хотел поразить совершенно другого человека, отомстить ему. Я горько усмехаюсь. Вот как всё вышло. Через несколько секунд я начинаю падать на землю, а он поражённо, чисто автоматически, вынимает своё окровавленное оружие и отступает назад на несколько шагов. Никто ещё не смог понять, что произошло. Мне не подняться. Он шепчет: «я не хотел… Не хотел…». Поворачивается к своим людям. Они некоторое время смотрят на него, а затем среди них появляется гул. Я вижу усмешку Валенцио, который похлопывает растерянного брата по плечу. Тибальт оборачивается ко мне, будто моля взглядом поверить, что он не виноват. Я слегка киваю, это движение заметно лишь ему. Но кто кроме меня поверит? Кому в голову может прийти, что веронская насмешница Меркуция бросилась на клинок, предназначенный другому? Ко мне бросаются Ромео и Бенволио, падая подле меня на колени. У меня даже нет сил, чтобы приподняться к ним. Монтекки пытается руками зажать кровоточащую рану. Я, собрав оставшиеся силы, поднимаю руку и отстраняю его.  — Не надо, — слегка улыбаясь, говорю я, — это не поможет.  — Боже… Но как же это? — еле слышно говорит он, — что с тобой?  — Ничего, — я пытаюсь убедить обеспокоенных друзей в пустяковости происходящего, хотя сама в неё не верю, — всего лишь царапина.  — Она же неглубокая, верно? — с надеждой в голосе спрашивает Бенволио.  — Да, конечно. Ерунда. Она… Она не шире колодца или церковных ворот, — я пытаюсь рассмеяться, но дыхания не хватает, из горла вырывается удушающий кашель. — Меркуция… — произносит Ромео. Он не часто называл меня полным именем. Называл? Почему? Я ещё жива. — Всё будет хорошо, — говорю я. — Рана не смертельная, — шепчет Бенволио. Это неправда. Мы все это знаем. На самом деле, спасти меня может только чудо, но зачем расставаться с надеждой? Я беру друзей за руки. Хорошо, что в этот момент они со мной. Их тепло согревает меня, и я чувствую, что не одна. Мне не страшно умирать. Я всегда балансировала на грани жизни и смерти, рисковала всем, зная, что всё равно скоро умру. Чувствовала это. И, более того, я рада. Жизнь представилась мне только с лучших сторон. Бенволио недавно говорил, что у меня нет будущего. Он был прав, и сейчас произойдёт то, что избавит меня от надобности через пару лет начать пустое и серое существование. Я люблю этот мир, эту жизнь, но лучше не позволить себе в них разочароваться, унеся и Туда яркие воспоминания. Может, всё это оправдания, увещевания, чтобы успокоить себя, но сейчас я утверждаю, что всё верно. Единственное, о чём я жалею, так это о двух людях, склонившихся надо мной. Так много вдруг захотелось сказать, а времени так мало. — Как же вы тут будете без меня? — я сама едва слышу свой слабеющий голос, — пообещайте, что будете счастливы. Проживите эту жизнь вдвоём так, что хватило бы на троих. В глазах Ромео собираются слёзы. Ему жаль, он терзается виной. — Нет-нет! Не уходи! — судорожно восклицает он, — прости… Прости! — Не кори себя. Я сама сделала этот выбор. Ты ни в чём не виноват. Перестань, я не могу видеть, как ты убиваешься. Он не виноват. И Тибальт не виноват. Виноваты другие. Наши семьи, из-за которых мы стали жертвами ненависти. С кровью из меня выходит и вся злоба. Ненависть остаётся только к самой ненависти. «Будь проклята, вражда!» — шепчу я, прежде чем потерять дар речи. После этого я просто лежу, глядя в ясное голубое небо. Оно такое прекрасное, отчего люди этого не замечают? В этот момент в голове возникает мысль, которую я гнала от себя, но она пришла. «А жить то всё равно хочется», — думаю я. Луч полуденного солнца падает мне на лицо. Интересно, будет ли мне прощение за все прегрешения? А не всё ли равно? Может, ещё рано? Перед глазами всё мутнеет. Звуки вокруг сливаются в общую массу. Что-то происходит, какие-то крики, но я совсем смутно различаю что-либо. Вижу, как силуэт, находящийся на том месте, где был Ромео, метнулся куда-то в сторону. Мне совсем плохо, но я ещё жива. Чуть поодаль стоят два человека. Они, кажется, в красном. Только вот понять, смотря затуманенным взором, кто из них кто, невозможно. Такое бывает только когда умираешь, как выяснилось. Ах, нет, ещё когда ты полон ярости. Тогда тоже всё расплывается перед глазами и перестаёшь различать людей. Ромео, если это он, подлетает к одному из людей и, как мне кажется, бьёт его кинжалом. Если бы у меня было чуть больше сил, я бы остановила его, закричала, но я ничего сделать не могу. Цепи близкой смерти сковывают меня. Что же он там натворил? Это месть? Но ведь я ещё не умерла! И за это ему придётся платить! Кто-то падает на землю. Опять кровь. Сколько же можно её проливать?! «Ярость… Ярость…» Это последнее, что мелькает в моём сознании прежде, чем наступает тьма.