intimidation

Если говорить коротко и по факту, то Карелин хочет выебать в рот сессию и Мирона Яновича, но пока что и то и другое довольно далеко от осуществления. И если с профессором дело еще кое-как двигается (а если учесть выбранную Славой стратегию, это может затянуться надолго), то сессия… «Хуй с ней, с сессией», — хочет сказать он, но уж в этом-то семестре так не прокатит. На это любезно намекнули и Роман Евгеньевич, и Ксения Алексеевна, и Дарья Николаевна, и даже декан Илья Виленович. Надо пройтись и побазарить с преподами, подлизаться, подсунуть бумажку да пропуски отработать, пока не поздно, а часики тикают, а время на месте не стоит. Надо-то надо, вот только в среду Слава остается один и напивается до состояния безжизненного тела, поэтому проебывает и четверг, сосредоточенно изучая унитаз в квартире Светло. К вечеру четверга его все еще немного штормит, но он все же более-менее возвращается к жизни, обещая себе никогда больше не понижать градус. Сумерки уже начинают сгущаться, когда он наконец находит в себе силы, чтобы взять в руки телефон и проверить, что там вообще в мире творится. Два пропущенных от Лизы, один — от Вани, который свалил еще утром, один — внезапно от замдекана. Слава с горечью принимает тот (отвратительный) факт, что универ — это, все-таки, не плод его пьяных фантазий и ему там еще учиться и учиться. Перезванивать он, конечно, никому не собирается, но ни о чем не думать, к сожалению, не получается. От замдекана мысли плавно перемещаются к сессии и, конечно же, к Мирону. Куда же без него теперь. Про таких людей, как Мирон, Славкина мать говорила «в тихих омутах ходят черти в хомутах». Он понимает, что чертей у Мирона не быть не может — он слишком… Ну… Вот так вот коснулся его разок — а потом топчешься на месте и не можешь перестать о нем думать. А Слава, походу, вообще влип по полной: он уже и не в омуте вовсе, а в болоте, трясине непролазной, потому что палец сам нажимает на иконку «Контакты» и ищет в довольно длинном списке, состоящем из друзей-алкоголиков, знакомых-наркоманов, барыг, одногруппников и преподов, Оксаночку. Охмурила пацана девчонка Оксана. Где-то на улице вдруг начинает играть «Смуглянка-молдаванка» в исполнении Льва Лещенко, и Карелину прямо что-то в голову бьет — он, даже не думая, звонит. Новинка сезона, арфы нет — возьмите бубен; звонить так звонить, терять-то особо нечего. Один гудок, два, три… Станем мы с Мироном зорьки летние встречать. Может, опять позвать его куда-нибудь погулять? Слава, на самом деле, честно не знает: серьезные отношения, которые подразумевали свиданки и поцелуйчики, а не просто секс, у него были всего дважды в жизни. Один раз — в родном Хабаровске, с Сашенькой, в десятом классе. Они провстречались один весенний и два летних месяца, ходили всего три раза в парки всякие и кафе, а потом Сашу увезли в другой город. Второй раз — с Викой, довольно истеричной особой, и её Карелин бросил уже сам — спустя месяц постоянных доебок и скандалов на публике. Так что с идеями для свиданий напряженка. Федоров трубку так и не берет, а на улице, оказывается, играет попурри из всяких советских песенок — там уже Юрка Шатунов поёт про беззащитные белые розы. Слава решает написать сообщение. Долго раздумывает над содержанием, но в итоге выбирает незамысловатое «Добрый вечер, Мирон Янович. Это Слава Карелин». Что написать дальше — решит, когда он ответит. На словах про то, как жестокие люди оставляют розы умирать на белом холодном окне, телефон коротким писком извещает о новом сообщении. На экране всего три слова: «Вы опять пьяны?». Слава давит вопрос «Почему опять?» (потому что ответ очевиден) и переворачивается на живот. Нет, что вы, ничего подобного. Я вообще не пью 20:07 Со вчерашнего вечера? 20:09 Слава даже приподнимается на локтях и оглядывается, чтобы убедиться, что Мирон не стоит прямо за его спиной. Усмехается. Потом набирает «С сегодняшнего утра» и прибавляет череду скобочек. Я вот что пишу: вы завтра вечером свободны? 20:11 Отправляет и только потом вспоминает, что нихуя ни про дела не спросил, ни про настроение, вот так вот ни к селу ни к городу. «Не комильфо это, Славка», — сказала бы ему Лиза. Если бы речь шла об особе женского пола, разумеется. Лиза — она хоть и довольно смышленная девушка, но категорически не понимает, как вообще можно хотеть человека с тем же набором гениталий, что и у тебя. Нет. 20:14 Вот так вот серьезно и с точкой. Отшил, отрубил, закрыл тему. Слава тяжело вздыхает, откладывает телефон и думает, сколько еще ему осталось лежать, прежде чем он снова начнет таскать свой полутруп по всем углам, когда внезапно слышит еще одно уведомление. Я действительно занят, Карелин, не подумайте. У меня встреча с бывшими одногруппниками. Десятилетие с выпуска. 20:17 Слава пялится в экран, пялится, медленно подсчитывает в уме, вспоминает вполне себе гладкое ебло Мирона и его тощий зад. Затем снова заходит в список контактов и звонит. Тот берет спустя три гудка. — Да? — Я никогда бы не подумал, что вам больше тридцати. Мирон молчит буквально мгновение. — Мне тридцать два. В его словах Слава отчетливо слышит насмешливый вызов. Вообще у него настроение сегодня довольно хорошее, судя по интонациям. Тридцать два года, значит. Нихуевая выходит разница. — А мне двадцать. Будем знакомы? И тут Карелин слышит на том конце тихий и совершенно искренний смешок. — Для двадцати лет вы чересчур… Я не знаю. Чересчур хамоватый? — Хамоватый по отношению к таким взрослым дядькам, как вы? Ну вы простите, Мирон Яныч, вам по виду дашь двадцать пять. — Это должно звучать как комплимент, по-вашему? Хрен знает, что на него сегодня нашло, но все лучше, чем хмурые односложные ответы. — Если бы я хотел сделать вам комплимент, я бы сказал, что у вас типа заебись ебало, красивое такое. Ну вы поняли, да? Мирон все же, видимо, немного тормозит (или просто еще не отучился выпадать со всякой херни) и молчит. Слава даже слышит, как на заднем плане бормочет телик. — Но это я вам попозже скажу. Так что там насчет свободного времени? Мирон мнется, мнется — Славе кажется, что мучительно долго — и наконец выдает: — Это все слишком далеко зашло, вы не находите? — Да камон, вы че, серьезно? Это все зашло слишком далеко еще тогда, когда вы… — Короче, — торопливо перебивает Федоров, не желая в очередной раз вспоминать про свою проебку, — что вам от меня надо? — Я думал, что мы это уже обсудили, — давит зевок Слава. — Просто погуляем, Мирон Яныч, как два человека, у которых разница в возрасте двенадцать лет. Ну я не ебу — в киношку на ночной сеанс вкатимся, например? В субботу. — На ночной? — хмыкает Мирон. — И что в конце? — А что в конце? — Вы… каким-то немыслимым образом вдруг окажетесь на мне? И тут Слава (в который раз) знатно так охуевает. Не столько от самого смысла сказанного, сколько от выражений, которые Мирон умудряется подобрать. Впрочем, берет в руки он себя довольно быстро. — Обычно предпочитаю наоборот. Ну, знаете, ощущения совсем другие. В том числе и у вас. Если он думал, что Мирон после этого как минимум замолчит минуты на две, а как максимум — положит трубку и занесет его номер в черный список, то он ошибся. Капитально так. Федоров еще раз фыркает: — Меня совсем не… привлекает… секс по телефону, Карелин. Его голос как-то совершенно неуловимо изменяется — как будто понижается на полтона. Слава только тихонько хмыкает — умеет же он спиздануть — и быстро генерирует ответ: — Так вы на меня залезаете или как? Тут Мирон все-таки подвисает с непривычки и замолкает — Слава решает не перебивать его напряженную работу мысли и тоже молчит. Это все затягивается аж на двадцать секунд, пока Федоров наконец не говорит, быстро и отрывисто: — Завтра точно не могу, и в субботу тоже. Могу сегодня. Согласился, значит. Этим вечером Слава вряд ли сможет удивиться сильнее. — Сегодня? — сегодня-то он сам едва ли может, но до ночных сеансов, в принципе, еще есть время. Нужно всего лишь привести себя в человеческий вид и пожрать чего-нибудь. — А вы шугаться там не будете? — Но вы же умеете соблюдать субординацию? Это звучит скорее как утверждение. Слава представляет, как Мирон, вытянувшись в струнку, сидит рядом с ним в темноте и поджимает губы, изо всех сил стараясь соблюдать субординацию. — Вот и проверим, — чувствуя, что Мирон легко может передумать и слиться, он торопится договориться о встрече. Все-таки не каждый день фартит настолько, что можно гульнуть за счет препода (Слава надеется на это), да еще и в кинчик, да еще и невзначай положить ему руку на коленку. — Давайте я тогда сейчас подыщу нам сеанс и отправлю? На часиков одиннадцать вам удобно будет? — Да… вполне. Только давайте серьезно, Карелин… Лишнего себе не позволяйте. Слава даже подумать об этом не успевает, а хитрый жид прямо на корню все попытки пресек. А ведь столько всего можно сделать, да хоть на коленки к себе посадить и прямо так… Ну и хуй с ним тогда. — Конечно, — успокаивающим тоном заверяет он. — Как хотите. — Спасибо. До встречи. Вот так вот официально, почти что пафосно прощается и сбрасывает. Слава пялится в потухший экран с полминуты, а потом тяжело вздыхает, поднимает свою тушу с дивана и идет в ванную. Свиданка так свиданка.

***

Этим майским вечером Слава в буквальном смысле демонстрирует чудеса изобретательности: во-первых, он каким-то образом откапывает в сваленной в шкафу куче старых маек с Масяней и Бэтменом настоящую хлопковую (а возможно, даже чистую) рубашку. Впрочем, она оказывается настолько мятой, что он отказывается от этой затеи, выбирая приличную однотонную белую футболку. Во-вторых, находит на полочках шампунь с яблочным запахом и из душа выходит вполне себе привлекательным молодым человеком, как сказал бы его отец; во всяком случае, пахнет от него теперь просто заебись как. Умывается, одевается, скидывает сеанс, перекусывает бутербродиком, сигаретку выкуривает и двигает в кинотеатр. Кавалеру все-таки положено раньше дамы приходить, да и Мирон наверняка заклеймит последний ряд как мешающий соблюдению субординации, если покупать билеты при нем. На самом деле фильм Слава выбрал далеко не самый интересный, и навряд ли в зале вообще будет кто-то, кроме них. Это, естественно, для того, чтобы не отвлекаться на сюжет и всякую хуйню, а сосредоточиться на самом главном. Конкретно — на Мироне, еще конкретнее — на его ладони и коленке. В таких размышлениях Слава едва успевает заметить, как хлопает входная дверь кинотеатра. — Добрый вечер? Карелин внимательно смотрит на Мирона и буквально не может поверить своим глазам. Вот этот человек заставлял его приходить на пересдачу дважды. Вот этот человек — тридцатидвухлетний преподаватель одного из сильнейших вузов Питера. Это он сейчас выглядит, как едва получивший диплом парнишка в футболке с логотипом Blink-182. Blink-182, блять, ебаный в рот. — Здравствуйте, — ухмылка появляется автоматически. Он еще раз оглядывает Мирона с ног до головы и удерживается от комментария по поводу облегающих чёрных джинсов. Ему бы еще бейсболку да кеды Ванс (ну, и морщины в уголках глаз разгладить), и Слава окончательно разубедится в своей наклонности к геронтофилии. Взгляд цепляется за шею, доселе вечно скрытую всевозможными воротниками. — Чего вы уставились? — почти что возмущенно спрашивает Мирон, смешно дергая бровями. — Да так, — пожимает плечами Слава. — Пойдемте попкорн покупать? Они берут одно большое ведерко на двоих, хотя Мирон настаивает на двух маленьких. Расплачивается, конечно же, Слава, и, если они будут продолжать в том же духе, он довольно скоро разорится окончательно. Заходят в зал; он абсолютно пустой. Мирон даже не спрашивает, на каком они ряду, и сразу идет на последний. — Как будто вы могли выбрать другие места, — поясняет он непонятно для кого и садится на место где-то посередине ряда. — Который час? — Без пятнадцати двенадцать, — Слава усаживается рядом с ним и заглядывает в телефон. — У нас вся ночь впереди. — У нас? Мирон внезапно зевает, прикрывая рот рукой. — А где это вы хотели всю ночь, — еще один зевок, — шататься? — В городе, где еще-то. У меня сигареты и пиво в рюкзаке. — Я не пью пиво. — То есть пошататься по улицам вы согласны? Мирон чуть ерзает на своем сиденье. — Мне завтра на работу, вообще-то. У меня три лекции. Свет внезапно гаснет, и на экране появляется реклама какого-то ресторана. Мирон устраивается поудобнее и откидывается на спинку кресла. — Да забейте, — Слава придвигается поближе к нему. — Мы все успеем. — Тш-ш-ш, — Мирон недовольно смотрит на Славину коленку, находящуюся в непосредственной близости от его собственной. — Вы же помните, что я вам говорил? — Конечно, — Карелин кладет ладонь на подлокотник между ними. Все именно так, как он и предполагал: Мирончик шипит и плюется в попытках соблюдать свою обожаемую су-бор-ди-на-ци-ю. По экрану плывут вступительные титры: это то ли какая-то вымученная драма, то ли третьесортный фильм ужасов, Слава даже не помнит. — Карелин, — Мирон наклоняется к его уху, — мы ведь не на ужастик пришли? — Ну… А что такое? — Ненавижу эту… Это дерьмо. — Так я же рядом, — фыркает Слава, — чего бояться? Если что, могу вас за руку подержать или глаза вам прикрыть. Тут Мирон громко фыркает и ощутимо хлопает его по ладони, и Слава совершенно искренне смеется. — Давайте сюда свою руку. — Нет. Это все-таки драма: на экране в качестве экспозиции сменяют друг друга какие-то скучные однотипные пейзажи. — Давайте. — Зачем? — Ну дайте. Мирон протягивает ладонь, и Слава мгновенно ухватывается за нее, изо всех сил стискивая пальцы. Мирон даже едва слышно вскрикивает от боли. — У вас тут татуировка? Он не знает, как не заметил её раньше; конечно, её закрывали длинные рукава рубашек, но она была довольно крупной и заметной даже в тусклом свете, исходящем от экрана. — «Do what thou wilt». Интересно. — Если утрировать, то это что-то вроде «Делай, что хочешь». Конец его реплики чуть заглушает начавшийся в фильме диалог. — Это приказ? — Совет. Второй рукой Слава оглаживает его коленную чашечку и проводит ладонью вверх до бедра. — А у вас хорошие советы. Мирон ничего не отвечает, только быстро облизывает губы и делает вид, что пялится в экран. Но его руку он не сбрасывает, и Слава идет дальше: поднимается до края футболки. — Мирон… — Карелин. В мыслях Слава уже сто раз хорошенько дал ему в рожу, раздел и отымел прямо на глазах у страшненькой главной героини, но в жестокой реальности Мирон аккуратно отстраняется и бормочет: — Я же вам сказал… Он прав. Он с самого начала сказал. И, что самое странное, — Слава даже разочарования не чувствует. Он вдруг понимает одну очень важную вещь: все закрутится само собой. Без давления с чьей-либо стороны, без ужимок и притворства. — Извините, — прямо говорит Слава и, по-видимому, делает правильный выбор, потому что ладонь Мирона остается в его ладони, а еще чуть погодя — минуты через три — он ощущает его голову на своем плече. Это, блять, какое-то странное чувство. То есть Слава буквально не может его идентифицировать. К Мирону он испытывал и испытывает дохуя всего, здесь и ненависть, и похоть, и даже полушутливое желание дать ему прямо в жидовский шнобель, но вот такое — впервые. В смысле… Все отходит на второй план, и остается только Мирон. От него все так же приятно пахнет цитрусами и чем-то своим, особенным, а ладонь оказывается сухой и теплой. Слава честно не ожидал, что он, пропивший к херам Пелевина, Платона и Библию, еще может испытывать нечто подобное. Пока Карелин теряется в неоднозначности своих ощущений, а в фильме кто-то пытается решить, что лучше — социальное дно или общественный Олимп, дыхание у Мирона становится глубже и медленнее, а голова постепенно сползает по плечу все ниже и ниже. — Эй, — тихо бормочет Слава и аккуратно прикасается губами к его затылку. — Ты заснул там, что ли? Он не реагирует, и приходится вырвать у него руку и удержать от приземления на колени. Бля, реально спит, причем довольно крепко: Слава для проверки треплет его по волосам и тычет в бок. Да ебаный в рот, что с этим человеком не так? Просиживать штаны в кинотеатре со спящим Мироном на плече — вообще не вариант. Придется как-нибудь растолкать его и еще проследить, чтоб он попал домой. Слава, вообще-то, не протестует.

***

Выходят из кинотеатра они кое-как: Слава приобнимает Мирона за плечи и практически тащит его за собой, пока он тщетно пытается сориентироваться в пространстве. Карелину приходится несколько раз проорать ему в ухо «Адрес? Адрес у тебя какой?», прежде чем Мирон выдает свое место жительства. Слава быстро вычисляет дорогу и почти что жалобно вздыхает: на общественном транспорте они будут добираться где-то тридцать-сорок минут, а на такси денег не остается. На самом деле… есть еще один вариант. Буквально в семи минутах ходьбы отсюда — многоэтажка, в которой живет Лиза. У Славы есть запасной ключ от ее квартиры. Но, учитывая, что сегодня четверг, Лиза наверняка дома и вряд ли будет счастлива, если Карелин припрется к ней с каким-то сонным мужиком. Решить довольно сложно. С одной стороны — неохота тащить на себе Мирона туда целых полчаса и тащиться самому обратно. С другой стороны — риск потратить лишних двадцать минут. Направо или налево? На размышления уходит секунд тридцать; Слава поворачивает налево. Спустя десять минут, две запинки об асфальт и несколько откровенно любопытных взглядов немногочисленных прохожих они стоят перед массивной дверью в квартиру Лизы. Слава открывает ее своим ключом и заглядывает внутрь. Бинго. В квартире тихо, темно и абсолютно пусто. Остается только надеяться, что хозяйка не появится до самого утра. — Проходи, проходи, — он подталкивает Мирона в сторону спальни. Он доходит кое-как, по пути чуть не уебавшись башкой об стенку, и сразу же ложится на кровать. — Где мы? — Слава внезапно различает его бормотание. — Здесь можно переночевать, — уклоняется он от ответа. Он шарит рукой по кровати и нащупывает край одеяла. — Спасибо, — говорит он еще тише. Слава ложится рядом и сам вытаскивает из-под него одеяло. — Не за что. Полутени и блики от проезжающих на улице машин играют на его лице, и в тусклом свете он кажется таким… хрупким? Нет, неподходящее слово. И вообще Слава технарь по профилю, а не филолог. Но есть один факт — прямо сейчас, в этот момент он как-то по-своему красив. Он не удерживается и снова зарывается пятерней в его мягкие волосы на затылке. Мирон уже спит и почти не реагирует, только тихонечко вздрагивает. Он так и засыпает: в уличной одежде, с рукой в чужих волосах и с сопящим Мироном под носом.

***

— Алле, блять! Этот яростный шепот Слава узнает даже сквозь сон. Он просыпается почти мгновенно (скорее из-за того, что его очень агрессивно трясут за плечо) и тут же садится в кровати, лбом стукаясь об подбородок Лизы. — Что… — Сука! — Лиза отпрыгивает назад и хватается за ушибленный подбородок. — Карелин, блять! — Лиза… — Карелин, ты в курсе, что это моя квартира?! — А… — Что. Здесь. Делает. Этот?! Она широким жестом указывает на что-то за его спиной. Слава быстро оборачивается и видит безмятежно спящего Мирона, занявшего чуть ли не две трети кровати. — Это моя квартира, слышишь? Моя кровать, моя… — Пойдем, — Слава быстро встает и, грубо схватив ее за предплечье, идет на кухню. Лиза встает посередине помещения, уперев руки в боки, а Слава плечом опирается о дверной косяк. — Мне все равно, с кем ты спишь, — начинает она. — Абсолютно похуй, еби, блять, хоть собак… — Лиз… — Но не на моей кровати, Слава. Понимаешь? Я прихожу от Левы уставшая, а тут какой-то… — Это мой препод. — Да мне вообще… Короче. Вы оба — ты и этот — уебывайте. Слава скрещивает руки на груди. — Он никуда не пойдет. Лиза звереет на глазах. — Я могу свалить, если надо, но он доспит до утра и уйдет только после этого. — Ты, блять, понял, что… — Он ни в чем не виноват, Лиз. Это я его сюда привел. Если хочешь — я могу хоть заплатить за него. — Съебитесь. У меня тут не постоялый двор. — Лиза… Послушай. Он не может сейчас никуда уйти. Я — хорошо, я уйду и могу не возвращаться, он — нет. Одна ночь. Она хмурится еще сильнее и прожигает его взглядом. — Пусть переляжет на пол. — Нет. — Да пошел ты! — её симпатичное лицо искажает злобная гримаса. Она срывается с места и быстро шагает к нему. — Пошел нахуй, Карелин! И тут она влепляет ему такую увесистую пощечину, что у него аж голова в сторону дергается. И сразу же отталкивает его от двери и несется дальше, в прихожую. — Чтоб в девять утра вас здесь не было, — слышит он оттуда. Судя по звукам, Лиза быстро натягивает свою обувь и хватает сумочку. — И я тебя больше не хочу видеть. И тут же — громкий хлопок двери. Слава прикладывает ладонь к горящей щеке и тяжело вздыхает, мысленно посылая Лизу в те же отдаленные места. Она всегда легко выходит из себя, но на этот раз — совсем уж быстро. Слава может ее понять, но ведь всегда можно найти компромисс? Надо бы лед достать, но как-то неохота лезть в холодильник. Он идет в спальню, по дороге вспоминая, какой сегодня день недели. Завтра, по идее, нужно в универ идти. И Мирону тоже. Он устало падает на кровать и поворачивается к Федорову, который выглядит все таким же мирно спящим. Вздыхает еще раз и уже хочет укрыться одеялом и отвернуться, когда Мирон вдруг что-то говорит. — Что? — переспрашивает Слава. — Это твоя девушка? Карелин растерянно молчит несколько секунд, а потом улыбается во весь рот. — Нет. Нет-нет-нет. Спи. Мирон послушно закрывает глаза и вдруг, пододвинувшись к нему вплотную, утыкается носом в чужую шею. Слава легонько поглаживает его по голове и мысленно повторяет: «Спи».