Терновая корона

— Вы с Ричардом спелись, не так ли? — из уст Эдварда это звучало скорее как упрек. — В кой-то веки мне удалось найти общий язык с твоим дядей, — ответила она равнодушно, не отрываясь от вышивки. — Меня волнует, что вы сделали это в обход моего мнения. — Нашли общий язык? — Ты знаешь, о чем я, Изабель. Она нервно отложила шитье, резко выдохнув. Начавшийся несколько дней назад судебный процесс и без пререканий Эдварда не давал ей спокойно спать. Если Ларсонам удастся оправдать себя, репутации королевской семьи придет конец, и ответственность целиком и полностью будет на ней. — Если всё удастся, твоей власти не будет границ, Эдвард. — А если нет — у меня не будет никакой власти. — Видимо смелости тебе хватает только на то, чтобы залезать чужим женщинам под юбки. Это вырвалось само, случайно, ведь Изабель обещала и себе, и ему, что забудет это, но женская мудрость на этот раз подвела ее. Эдвард, державший до этого в руке хрустальный кубок с вином, сжал его в кулаке, и стекло лопнуло прямо в его ладони. Он не издал ни звука, яростно смотря Иззи прямо в глаза, а она молчала, смотря, как по его коже стекает красное вино вперемешку с алой кровью. Он встряхнул рукой и, выходя из комнаты, небрежно бросил: — Можешь обсудить это с Ричардом. Поздней ночью, в который раз лишившись сна, Изабель пошла в детскую. Порой, она до сих пор не верила в то, что стала матерью. Малышка Софи с каждым годом все сильнее становилась похожа на нее, а смотря на своего единственного сына, Изабель понимала: он наследник престола, навечно принадлежащий государству. Сейчас ей не хотелось, чтобы он становился похож на своего отца. В детях сейчас было ее единственное спасение, в них текла кровь Севера и Юга, и именно за ними было будущее. Но они всего лишь дети. Ее дети, жертвовать которыми казалось ей кощунством. — Не спится, миледи? — он вновь появился неожиданно. Опережая вопросы, Ричард продолжил. — Я увидел, что в вашем кабинете горит свет, и решил составить компанию, — из-за спины он достал бутылку крепкого алкоголя, и, подойдя к ее столу, разлил по кубкам. — Уже которую ночь не могу сомкнуть глаз. Он рассмеялся, сверкнув серыми глазами, а затем протянул ей кубок. Изабель покорно взяла его и сделала небольшой глоток. — Мы выиграем суд, Изабель. Откупиться они не смогут, не в этот раз. Всё идет по плану. — А если нет? — Я не берусь за заранее проигрышные дела, моему опыту ты можешь довериться, не так ли? — Никогда бы не доверилась тебе, если бы не знала, что если потону я — потонешь и ты. — Твоя неприязнь и твое недоверие — результат страха или я как-то обидел тебя? — Зачем ты рассказал мне о его интрижке? — Вы уже пьяны, моя королева, хотя сделали лишь пару глотков. Отвечать вопросом на вопрос не кажется мне вежливым, — он так вальяжно сидел напротив нее, так расслабленно говорил, что раздражал даже больше обычного, но вместе с этим она впервые за долгое время чувствовала себя спокойно. — К черту вежливость, Ричард! — она нахмурилась. — Ты просто хотел посмотреть на мою реакцию, признайся. Ты наслаждаешься моментами, когда удается меня разозлить. — Нет, такими глупостями занимаются глупцы или юнцы. Я хотел научить тебя. — Научить… Чему? — Тому, что всегда нужно полагаться на себя. Даже если кажется, что рядом есть тот, кто подставит плечо. Даже если кажется, что любовь — это навсегда. Она молчала некоторое время. — Ты ненавидишь меня. Зачем тебе давать мне уроки? — Со временем ты поймешь, что личное должно остаться на втором плане, когда видишь потенциал. И я не ненавижу тебя. Даже если мне не хочется этого признавать, за тобой, Изабель, будущее этой страны. — Потому что ты хочешь Юг. — Это второстепенно. Юг и Север должны быть едины, это история, это гармония, это правильно. Но все это пустое, ведь ты знаешь, как сейчас страдают южане. Они ждут, когда ты придешь и освободишь их. — Война — это хаос. — Все появилось из хаоса, — он внимательно смотрел на нее, а у самой Изабель уже начинала кружиться голова от выпитого. — Ты хочешь спать. На суде тебе лучше появиться со свежим румянцем. — Думаешь, я усну? — Это поможет, — он отсалютовал ей кубком, и вновь улыбнулся. — Добрых снов, Изабель. И пусть ее единственным желанием сейчас действительно было лечь в собственную постель, закрыть глаза и наконец-то забыться сном, что был ей недоступен на протяжении уже нескольких дней, Изабель свернула в покои короля. У тяжелых дверей ее встречала охрана, и если раньше королева бы просто вошла внутрь, сейчас, наученная горьким опытом, она остановилась перед ними. Войти и увидеть Эдварда с кем-то казалось ей мерзким. — Его Величество один? — спросила она, и только получив утвердительный ответ, постучалась. Его покои казались ей совершенно другими, не такими большими и не такими теплыми, как в тот вечер, когда она оказалась здесь впервые. Тогда она еще была так молода, так наивна, хотя ей и казалось, что умнее и хитрее ее на свете нет ни одной женщины. — Эдвард, — позвала она тихо и ласково. Король не спал, смотря в окно, вероятно, специально отвернувшись от нее. Характер Изабель никогда нельзя было назвать идеальным, ее мать, порой, говорила, что упрямство погубит Иззи. И сейчас ей было сложно отступаться от собственных убеждений и признавать толику своей вины за их ссоры. — Я пришла извиниться. Мужчина и ухом не повел. Изабель нервно выдохнула, но заставила себя подойти ближе. Она коснулась его плеча, мягко поглаживая обнаженную кожу мужа. Затем она коснулась губами его лопатки и прикрыла глаза. Он пах ее первой любовью. Казалось, все это было слишком давно. Ей было приятно осознавать, что он все еще реагирует на ее прикосновения. — Я не должна была быть так резка с тобой. И ты должен был узнать о том, что я нашла письма первым. Прости, я была не права, — прошептала она. — Эдвард, ты все еще меня любишь? Он, наконец, развернулся к ней лицом, и она улыбнулась, касаясь подушечками пальцев его нижней губы. Он был не против, Изабель видела огонек в его глазах, переплетающийся с нежностью и вновь просыпавшейся любовью. — Да, — он перехватил ее руку и опустил на свою грудь. Иззи чувствовала, как колотится его сердце. Он улыбнулся ей впервые за долгое время и затем, прижав ее к себе за талию, поцеловал. Она впервые позволила ему прикоснуться к себе, возможно, это был алкоголь, возможно, дело не в этом, но Изабель не вспоминала о том, что он был с другой, она думала лишь о том, что хочет поскорее ощутить своего мужчину всем своим телом. Казалось, весь Север собрался посмотреть казнь самых влиятельных дворян, на плаху их вели в кандалах, однако позволили оставить красивые одежды. Но оба Ларсона были так обезвожены бесконечными допросами, тяжестью ожидания и добиты смертным приговором, что меха, украшения и бархат потеряли свой шик. Толпа скандировала «позор». Они погубили более сотни жизней, и Изабель ничего кроме неприязни к ним не испытывала. По южным обычаям, королевская семья на казнях не присутствовала, и Иззи с братьями иногда тайком наблюдали за осуществлением приговора с башен замка, на Севере же все было наоборот. Она видела потухшие глаза дворянки, и почему-то представила, что было бы, окажись сама королева на ее месте. По коже пошли мурашки, и она постаралась прогнать эти мысли из своей головы. Им обоим на шею надели деревянные таблички: «убийца», а толпа все кричала, причем так громко, что у Изабель закладывало уши. Эдвард оставался абсолютно спокойным, ни одна мышца на его лице не дрогнула. Сердце королевы сжималось едва ли не до потемнения в глазах, и ей как никогда хотелось просто закрыть глаза и зажать руками уши. Эдвард действительно не боится смертей или просто должен вести себя так? Как только на плац поднялся чтец, толпа, наконец, замолкла. — Манифестом Верховного Совета, граф Ларсон и графиня Ларсон признаются виновными в смерти ста шестидесяти трех крепостных душ. Приговорены к лишению всех титулов и всех земель без права возвращения. Приговорены к вечному позору и смертной казни, путем отсечения головы. Изабель никогда не забудет, что время будто остановилось, когда лезвие топора оказалось в воздухе, оно блеснуло холодным светом на солнце, а затем алая вязкая кровь окрасила сталь. Королеве стоило больших усилий не вскрикнуть, она до побеления пальцев вцепилась в деревянные поручни. Пусть приговор был единогласно одобрен Советом, пусть топор над головами занес палач, истинно эта кровь была на ее руках. Она вновь посмотрела на мужа: он устремил хмурый взгляд куда-то вдаль. Изабель проследила направление, и по коже прошелся холодок. Поодаль от плахи, совсем одна, на коленях стояла девушка, потерявшая все: наследство, родителей, имя, будущее. И ее муж испытывал к ней жалость. Изабель же лишь отвращение. Сидя в своих покоях, отогреваясь у камина, Иззи в компании вина и Пенни, пыталась забыть все увиденное. — Он смотрел на нее, Пенни. С жалостью, но все же смотрел, — вдруг сказала королева. — Раньше он ни на кого кроме меня не смотрел вообще. — Я не знаю, что сказать Вам. Он ведь не любит ее, — она хоть и была подругой Изабель, в первую очередь оставалась фрейлиной, служанкой королевы, а потому боялась сказать лишнего. — Не любит, верно. Но что если на ее место придет другая? И ее он полюбит? — Моя королева, Его Величество любит только Вас. Изабель пьяно рассмеялась. Отчего-то именно в эту минуту все стало так просто и понятно, что даже по-настоящему смешно. Она покачала головой и самостоятельно налила себе еще вина, которое сегодня почему-то казалось каким-то особенно сладким. — Пенни, ты прекрасно знаешь, как устроена жизнь. Мужчина не может всю жизнь любить и быть верным одной женщине. Мой муж — не исключение. Знаешь, что сделала моя мать, когда отец начал гулять по женщинам? — Что? — Она отдала себя политике. — Я не совсем понимаю, Изабель. — Мне нужны свои люди в Совете, дорогая. Достань-ка мне как можно больше информации о каждом из них: слабые стороны, финансовые отчеты, семья, друзья, я хочу знать даже их любимое вино. А сейчас… — она встала, сделала еще один большой глоток вина, вновь улыбнулась фрейлине, во взгляде которой читалась даже толика страха. — Я иду к своему мужу. Он мне так нужен. И он должен нуждаться во мне не меньше.