Умирая - умирай

Слабость присуща всем, даже самым закаленным из нас. Тесс Герритсен. Сад Костей. IRL # 1 Гриммджо вышел из тронного зала, держа спину очень прямо. Ни один мускул на его лице не дрогнул за эти одиннадцать шагов до выхода. Ни одного стона он не позволил себе, пока открывал тяжелую дверь. Только лишь когда тяжелая створка хлопнула за его спиной, Джаггерджак пошатнулся и схватился за то, что осталось от его левой руки: теплая кровь толчками, в такт пульсу, утекала сквозь пальцы. «Нужно наложить жгут, а то ведь все вытечет», - апатично подумал Шестой, пытаясь пережать перерубленные сосуды. Из последних сил он рванул в сонидо, стремясь как можно быстрее добраться до своих покоев. Мысли путались, а сердце глухо стучало в груди, словно метроном, отмеряя секунды. Перед глазами мелькали черные плитки пола и белые гладкие стены. А вот и дверь, такая знакомая с царапинами около ручки: он сам их оставил, когда один раз завалился к себе, не выйдя из ресурексиона. Он толкнул дверь правым плечом и, едва удержавшись на ногах, ввалился внутрь. Борясь с накатывающей тошнотой и слабостью, Гриммджо добрался до аптечки и, открыв ее, вытащил несколько стерильных бинтов в хрустящих упаковках. Дрожа от слабости, Джаггерджак осторожно снял куртку с левого плеча: за тканью потянулись свежие сгустки крови, и рана стала кровоточить с новой силой – тяжелые багровые капли разбились о чистый пол. «Какая у меня темная кровь и воняет сырым мясом», - отвлеченно подумал Гриммджо, разглядывая ранение. Рука была ампутирована чуть ниже плеча, в ране виднелись срезы сосудов, похожие на рассыпанный рис, и мелкие осколки кости. Черт, с этим бы надо было к врачу, но он не мог. Точнее не хотел сейчас показывать свою слабость кому бы то ни было. Вскрыв зубами упаковку бинтов, он кое-как наложил жгут. С одной рукой сделать это было совсем непросто, пришлось исхитряться и тянуть ткань зубами. С перевязкой же было еще сложнее: антисептик, который Гриммджо, не подумав, вылил на рану, пенился и шипел. Боль была такая, что хотелось орать и кататься по полу, но он лишь хрипел, вцепившись в собственную ладонь зубами. Придя в себя, Шестой дрожащей рукой провел по лицу. «Что это?», - подумал он, разглядывая свои мокрые пальцы. «Пот и неужели… слезы? Как глупо, но это всего лишь от боли». Гриммджо забинтовал рану. Получилось очень небрежно, но сейчас это волновало его в последнюю очередь. Безумно хотелось лечь и забыться. Джаггерджак с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся в сторону кровати. Чуть-чуть не дойдя, упал, кое-как подполз, прислонился спиной к массивной ножке. «Моя сила ушла. Мои люди погибли. Это конец. И все из-за чего? Из-за рыжего ублюдка? Или моей глупости? Похоже, эти две вещи неразрывно связаны, и я сильно глупею, когда вижу его». Гриммджо горько усмехнулся. В его нелегкой судьбе было много всяких перипетий, но такое отчаянное положение вещей как сейчас, определенно впервые. Дико болела голова, и арранкар хотел взяться за виски, поднял руки… точнее руку. Странно, конечность отсутствует, а он ее как будто чувствует. Удивительно. Мысли путались, в ушах нещадно шумело, а перед глазами замелькали какие-то раздражающие точки. Гриммджо сполз на бок и потерял сознание… Flash # 1 Слезы текли по его щекам без остановки и сейчас они были вызваны бессилием. Девятилетний ребенок, которого звали Джо Джаггерджак, ничего не мог противопоставить здоровенному амбалу с ярко-рыжими волосами, который беззастенчиво его лапал. Это был его отчим – здоровенный ирландский сапожник Патрик О´Коннор. Ублюдок с ярко-рыжими волосами, красной веснушчатой рожей и отвратительным характером. Патрик ненавидел Джо. Обычно это выражалось в том, что он орал на пасынка благим матом и не упускал возможности дать подзатыльник или зуботычину, а еще никогда не называл Джо по имени. По мнению Патрика «выблядок» или «сученыш» было вполне нормальным обращением к неродному ребенку. Еще у маленького Джо была мать: маленькая ростом, очень худая женщина с вечно озабоченным выражением лица по имени Сибилла Джаггерджак. У нее были ярко-голубые глаза, но они уже давно утратили свой блеск и сейчас казались блеклыми, безжизненными. В ее взгляде всегда отражались тревога и печаль, вызванные опасением за своих близких и страхом за наступающий день. Она работала на одной из больших ткацких фабрик Нью-Йорка. Из-за постоянного вдыхания большого количества пыли на работе у нее развилась астма. Однако оставить свою работу она не могла – муж очень часто уходил прикладывался к бутылке и Сибилла была главным добытчицей в семье. Даже сейчас будучи на седьмом месяце беременности она была вынуждена ходить на работу и проводить там по девять часов кряду. Мама всегда встала на защиту Джо, нередко, сама подставляясь под пудовые кулаки муженька-пьяницы. Однако сейчас ее не было дома и помочь Джо было некому. Вчера днем у Сибиллы начались схватки, и она была доставлена с кровотечением в один из госпиталей Нью-Йорка. Отчим куролесил всю ночь, и Джо, убежав из квартиры, спрятался в подвале дома, около трубы парового отопления. Там было темно и душно, а также там было много крыс, которые блестящими глазками таращились на дрожащего от страха мальчишку. Несколько особо нахальных даже попытались подойти поближе, но Джо прогнал их, найденой здесь же палкой. Утром Джо вернулся обратно, надеясь, что Патрик уже уснул. За окнами бурлила жизнь большого города: лаяли собаки, верещали клаксоны автомобилей, ругались дворники. Тишину в квартире нарушало только бормотание радио: там выступал сам Джордж Кеннеди. Оказывается, Советы ухитрились разместить ядерные боеголовки под боком у США, и президент выступил с обращение к нации. Сквозь зашторенное окно пробивался солнечный свет и яркими пятнами разливался по полу. Бесцветные пылинки танцевали в теплых лучах, вызывая умиротворение, которое совершенно не вязалось с сообщением о грозящей опасности. Джо остановился и прислушался. «… сегодня 22 октября 1962 года последует объявление карантина и это будет лишь первый шаг. Пентагон получил приказ к проведению дальнейших военных мер…», - вещало радио голосом Кеннеди. - Эй, - послышался грубый окрик прямо над ухом. – Ты где был, сученыш? Джо резко обернулся и увидел рыжую небритую морду своего отчима. Он инстинктивно отступил и уперся спиной в стену. Остановился, цепенея от страха. - Чего молчишь? – Патрик шагнул вперед и, грубо схватив пасынка за плечи, резко встряхнул. От ирландца нестерпимо воняло перегаром, немытым телом и гуталином. Джо зажмурился, ожидая, что его будут бить, однако ситуация повернулась совершенно в ином ключе. Патрик наклонился, обхватил Джо огромными ручищами и прижал к стене. Правой рукой он грубо ухватил мальчишку за подбородок и сильно запрокинул ему голову. Прижался губами к шее, потерся заросшей щекой. Джо дрожал, пытаясь оттолкнуть мучителя. Ему было ужасно стыдно и мерзко от этих прикосновений. - Сученыш, а сученыш, - ненавистный голос отчима ворвался в сознание Джо нестерпимым потоком, словно расплавленный металл, выжигая все на своем пути. – Мамашка твоя не дала, так хоть с тебя какой-то прок будет… Удивительно, но это похабное упоминание о его матери придало Джо сил. Он вдруг представил ее осунувшееся лицо, худые дрожащие руки и взгляд затравленного зверя: мама будет очень страдать, если сейчас произойдет что-то стыдное и неправильное. Маленький Джаггерджак изловчился и вцепился зубами в ладонь отчима, прокусив ее до крови. Рыжий мудак взревел дурным голосом и отвесил пасынку изрядную оплеуху. Джо отлетел в сторону, словно тряпичная кукла, больно ударившись о край стола. Не обращая внимания капающую с рассеченного виска кровь, мальчишка вскочил на ноги и со всех ног припустил из ненавистного дома. Он выскочил за дверь, сбежал с лестницы, перескакивая через три ступеньки, и оказался на улице. Как был в легкой домашней одежде и босой побежал прочь, не разбирая дороги и совершенно не чувствуя октябрьского холода. Он остановился лишь тогда, когда запыхался настолько, что заболело в груди. Согнулся в три погибели, упершись ладонями в колени. Спустя несколько минут, окончательно продышавшись, Джаггерджак выпрямился и увидел свое отражение в витрине магазина. На него смотрел худенький темноволосый мальчик с огромными синими глазами…