Пророчество о Драконе и Фениксе.

У нас не было слов. Совсем. Глядя на эту девушку с затаенным страхом, ужасом и жалостью, не могли найти подходящих слов, чтобы описать собственные чувства. Я смотрел в её глаза и никак не мог понять: кого же я вижу за этой скрытой стихией, что была заточена в хрупкой девушке с самого момента её зачатия. Смотря на неё двояким взглядом двух разных, но таких одинаковых созданий, не мог решить: кому принадлежат ему смешанные чувства? Были ли они мои или же принадлежали Шу-Тену? Было тяжело принять то, что я и Зеленый Дракон прошлого — два разных человека, разделяющие одну жизнь. Точнее сказать, и не люди вовсе… Внутри меня кипел огонь, он распространялся по венам, жилам, по всему телу и жаждал вырваться наружу. Мне не нужно было смотреть на себя, чтобы почувствовать, как укрепляются клыки, как сужается и без того узкий зрачок, как плотная чешуя переползает на лицо. «Онори, моя Онората…», — шептал чужой голос в моей голове, всё тот же, что пробудил во мне кровь дракона, велев защищать потомка императора Хирю. И снова же, какая-то часть меня твердила, что защищать следует не просто императора, а собственного брата, ныне — сестру. Странное чувство, не находите? Хана точно никого не замечала вокруг, продолжая смотреть на меня и улыбаться. А у меня от этой улыбки душа в пятки уходила, а сердце предательски пропускало удары. Одно лицо, одна судьба, но разные имена… Каково же её настоящее имя? Узнай я его, чтобы случилось? На секунду прикрыл глаза и коротко выдохнул, собираясь с мыслями. Но Феникс уже повернулась к Зено и, чуть нахмурившись, произнесла: — Fiatt Fabianee raa nee? Amm haa nea. Прозвучало это с таким искренним недоумением, что смутился даже бессмертный Желтый Дракон. Как объяснить элементалю, потерявшему память, что её создатель уже сотни-тысяч лет как мертв? Судя по тому, что я видел глазами Шу-Тена, Истинный Дракон создал фениксов из сгустка чистой стихии, придав им людской облик, наделив их человеческими чувствами и чувственностью… Такая сила да в руках простого человека?.. «У них пока нет имени. Те имена, что вы дадите им — будут с ними до конца. Не позволяйте смертным узнать их. Силу, что я скрыл в этих телах, обычные люди не смогут контролировать», — слова, сказанные Истинным Драконом в прошлом, прозвучали в моей голове слишком отчетливо, чтобы проигнорировать их. Обычные люди… А кто они такие, эти обычные люди? — Nee quess, — Зено не стал утаивать истину, глядя прямо в глаза феникса, в которых бушевала стихия. А Хана будто бы и не выглядела расстроенной. Девушка лишь слегка изогнула тонкие, смоляные брови, выражая удивление. Но, тем не менее, лицо её осталось непроницаемо. Хак сжал тонкие пальчики девушки, потянув её за собой, и Хана послушно пошла следом, более ничего не говоря. Мы вновь переглянулись между собой, прекрасно понимая, что это — катастрофа! Жрица была настолько опустошена, что не произнесла ни слова, лишь беззвучно шевелила губами, читая какую-то свою молитву. Шин-А вскинул голову сперва на нас, затем бросил косой взгляд на Нишу и спокойно произнес: — Что может повредить воспоминания Феникса? Обращался вроде бы ко всем, но жрица вздрогнула и, обхватив свои дрожащие плечи руками, сухим, точно после рыданий, голосом отозвалась: — Возможно, кто-то украл то, что принадлежало ей по праву. Какую-то её часть… Никогда прежде гейла Хель не говорила об этом… — бессвязно пробубнила она себе под нос, не обращая на нас никакого внимания. Хак повернулся к сестре и, скинув с неё одежду, откинул темные волосы за спину. Невольно, но испытал укол ревности, едва не зарычав вслух. Малыш Юн смущенно покраснел, отвернув голову, но любопытство взяло вверх, и мальчик украдкой стал подсматривать за тем, что делает старший брат Ханы. Феникс стояла и не шевелилась, позволив рассмотреть себя со всех сторон. — Какая-то её часть, говоришь… — Громовой Зверь заправил за ушко сестры выбившийся локон, на секунду задержав руку на её лице, и прищурился. Перебросив все волосы на одну сторону, подцепил пальцами одну короткую прядку возле самого виска. С противоположной стороны таких коротких волос не было. — Взгляните! Но мы уже и так всё прекрасно видели. — Но кому могло понадобиться отрезать ей волосы? — изумилась принцесса Йона, поворачиваясь то к Нише, то к Хаку. Кажется, она уже забыла, что с телохранителем не разговаривает… — На память? — Не смешно, — насупилась девочка, видимо вспомнив, как сама себе откромсала волосы. А ведь они в последствие были преподнесены Су-Вону, как знак того, что принцесса уже почила с миром. — То есть, чтобы её память вернулась, надо найти неизвестно кого и любезно попросить прядь волос обратно? Но это же глупо! Кто будет хранить волосы девушки? Быть может, кто-то во время драки случайно срезал прядь. Ниша отрицательно мотнула головой. — Прядь находится у этого человека. Он словно бы держит частичку феникса у себя, словно посадил птицу в клетку… — Прекрасно! Просто прекрасно! И кто же этот счастливчик? — скептически спросил я, зная, что ни у кого, кроме самой Ханы на этот вопрос нету ответа. — Быть может, у Шерзенана? — неуверенно предположил Киджа. — У него был шанс отрезать ей волосы. На что Хак удручающе покачал головой. — Шерзенан ценит свободу людей и он не стал бы лишать свободы феникса, посадив его в золотую клетку. К тому же, три года назад такой проблемы не было. А три года назад шах уже знал о том, кто она на самом деле. Если бы это был он, то он сделал бы это ещё тогда. — Постой-постой! — всплеснув руками, удивленно округлил глаза. — Три года назад Ха… То есть, водный феникс совершала харакири? Но почему? — на что Хак лишь пожал плечами, мол, сестра ему об этом не докладывала. Я вновь украдкой взглянул на Хану, но девушка лишь самозабвенно смотрела куда-то в сторону, и мыслями явно была не здесь. Груди вдруг стало настолько тепло, что рука невольно потянулась к кафтану, чтобы расстегнуть несколько пуговиц на вороте. Стало невыносимо жарко. — Джи-Ха, что за разврат средь бела дня? — возмутился Киджа, гневно посверкивая на меня глазами. — А я виноват что ли? — не нашел ничего лучше, чем огрызнуться в ответ. — Мне жарко! — Так медальон Цамуры сними, он, видать, нагрелся на солнце. А ведь точно… Медальон! Сняв со своей шеи массивную цепочку, еще раз хорошенько оглядел его со всех сторон. Выплавлен из какого-то дорого сплава, но очень легкий по весу. Медальон закружился в моих руках вокруг своей оси, а глаза Зеленого Дракона и Синего Феникса так и замерцали на свету. Взяв две половинки в руки, легко разъединил их. Что ни говори, а в ладони металл был прохладным, будто это и не он вовсе жег мне кожу на груди только что. Задумался, кажется впервые в своей жизни, а затем решительно стянул с волос ленту и, скрутив её в жгут, продел в специальное кольцо на одной из половин. Хана вскинула на меня вопросительный взгляд, когда подошел к ней вплотную и решительно надел половинку с Синим Фениксом ей на шею. Едва кусочек медальона коснулся её груди, как он тотчас засветился мягким голубым светом. Но всего на секунду, потом свет стал медленно угасать, пока не исчез в сапфире, что служил глазом вырезанной птицы. — Шу-Тен?.. — тихий шепот девушки опалил мне ухо, а когда её нежные руки оплели мою шею, зарываясь пальцами в волосы, то и вовсе потерял дар речи. — Шу-Тен, это ты! Не сразу понял, что она говорит на привычном нам языке, потому что… Ну, просто потому, что трудно мыслить здраво, когда на тебя набрасывается с поцелуем та, кого ты желаешь больше всего. Удивленное «а-а-ах!» позади себя, как ни странно, отрезвило. По крайней мере, я перестал в шоке таращить глаза, решая, обидеться на это создание или же нет. А впрочем… Когда мне выпадет такой шанс? Одна рука решительно притянула девушку к себе за талию, вторая рука легла на затылок, дабы точно не вырвалась, углубив поцелуй. «Онори! О, Онори, любовь моя!». Какого черта? Зажмурился и, как бы мне того не хотелось, но пришлось насильно отстраниться от столь желанных губ. Девушка смотрела на меня с искренним недоумением, явно не понимая, кто перед ней. Шу-Тен, вот ты гад! А впрочем, грешно обвинять того, кто умер тысячи лет назад. «Да взгляни же, идиот! Это не твоя феникс, которую ты знаешь!», — раздраженный голос Зеленого Дракона резаную по барабанным перепонкам, от чего пришлось поморщиться. Создалось такое чувство, что кто-то упорно чешет мне по мозгам. Странное ощущение… Положив ладони на плечи, чуть нахмурился, глядя ей в глаза. А ведь старик прав, это не глаза Ханы! Не они! — Это не она… — прошептал, прижимая феникса к себе и гладя её по голове. — Не она. — Я ничего не понимаю, — громким шепотом произнес Киджа на ухо Зено. — А ты? — в ответ Желтый Дракон лишь пожал плечами. Хотя на пару секунд мне показалось, что в его золотистых глазах мелькнул огонек понимания. Но он потух до того быстро, что во взгляде осталось лишь сочувствие. — По крайней мере, кулон блокирует её силу… — прошептал старец в теле юноши. — Сейчас она, как никогда прежде, похожа на человека. — Но почему медальон проклятого бога обладает такой силой? — поинтересовалась принцесса Йона, разглядывая вторую половинку кулона у меня на шее. Тут Желтый Дракон зашелся в приступе неконтролируемого кашля и уставился на меня так, будто я должен был знать ответ на этот вопрос. Моему возмущению не было предела и, уже собираясь сказать, что я впутан во всё это не по собственной воле, выпустил воздух из легких, когда Зено удивленно прохрипел: — Это медальон Шу-Тена, он выковал его своими руками. Так кулон принадлежал Зеленому Дракону? И он выковал его специально для Феникса? Точнее сказать, часть медальона принадлежала Онорате, которую любил Шу-Тен… Тогда почему в храме Феникса проклятый бог Цамур держал именно этот медальон? Голова гудела от всего этого недопонимания и вопросов, на которые не было ответов. Я обнимал черноволосую девушку, чувствуя невообразимую грусть, а ещё от неё отчетливо пахло смертью. Хак взглянул на нас, затем медленно поднял своё убойное копье и, закинув его на плечо, тихо произнес: — Нам пора идти. Даже если феникс потеряла память и свое имя, но воинов Су-Вона это не остановит. — И до тех пор, пока мы не решим, что с ней делать, — кивок в сторону застывшей девушки. — Не произносите её имя. — Чем ближе исполнение пророчества, тем тяжелее сохранять лицо… — как бы невзначай заметила Хана, обведя всех безразличным взглядом. — Исполнять чужую волю всегда больно. Не знаю, как у остальных, а у меня мурашки пробежали по телу из-за её слов. Да, возможно она и потеряла часть воспоминаний, но ведь фениксы раз за разом возвращаются в мир людей, чтобы исполнить пророчество. Они помнят о нём перед смертью, после неё и даже после своего перерождения. Это прочно вбито в них. Но Онората — первородный Феникс Воды, она никак не может затрагивать исполнение пророчества. Словно бы в опровержение моих мыслей, феникс нараспев протянула: — Феникса крылья несут меж мирами, Трое других давно похоронены за волнами. Слышишь, как мертвый друг твой плачет и поет? Он давно в могилу тебя зовет. Изменится всё, когда солнце умрет, Смерть птицы счастье для всех принесет. Прозрачные слезы его прольются на брег, И в пепел обратится Феникс навек. . Я мотнул головой, окончательно растерявшись. Вроде бы и Хана, но вроде и не она вовсе. Вроде как и Онората, но не она. Тогда, кто это сейчас стоит передо мною и так спокойно рассуждает о своей грядущей смерти? Спокойно и горько, что хочется плакать.

***

К счастью или же нет, но вскоре мы покинули лес и оказались на открытой равнине. Малыш Юн всё ворчал, что это не к добру, что нам негде будет укрыться, но, по крайней мере, мы уже видели возвышающийся на горе город. Здесь начиналась территория столицы империи Кай. Из-за наступающих холодов дни становились всё короче, а ночи длиннее. Вечера наступали очень быстро, и единственной возможность согреться было развести костер. Но из-за риска быть обнаруженными на равнине, где каждый мог увидеть пламя огня, мы пребывали в темноте и холоде. Принцесса Йона поплотней укуталась в плащ и звонко чихнула, между тем, как феникс, казалось, совершенно не чувствовала холода. Вдруг остановившись и вырвав свою руку из захвата брата, она взглянула на небо. Не понимая, мы последовали её примеру и не поверили своим глазам. Весь небосклон был усыпан миллиардами ярких звезд, словно кто-то рассыпал на черное полотно крупу. Они задорно посверкивали перед глазами, играючи освещая нам дорогу. Но самым невероятным было северное сияние, которое в мгновение ока рассекло всё небо. Три неровные полосы, медленно соприкасающиеся друг с другом, наливались яркими цветами. Не прошло и минуты, как в небе появились три силуэта птиц. Одна была рыжей, словно пламя костра, вторая была зеленой, как молодая листва, а третья серебристой, как свет луны. Они были нечеткими, но вполне себе бодрыми и живыми. Никому не пришлось засомневаться в том, что перед нами духи трех погибших фениксов — братьев и сестры Онораты. Сияющие птицы пронеслись по небу, затмевая своими крыльями звезды, а за их длинными хвостами утихал «лисий огонь»*. А затем всё вновь погрузилось во мрак. — Северное сияние — это танец умерших душ, что открывают врата из мира смертных в мир небожителей, — прошептала Хана, всё продолжая глядеть в небо, надеясь, что души погибших вновь вернуться и пролетят над нашими головами. — Есть хочу, — пробормотал Юн, доставая яблоко и впиваясь в него зубами. — У нас осталось немного вяленого мяса, — Ниша развязала плотный вощеный мешок, на ощупь доставая хрустящую корочку. — Шер может наловить дичи, — в ответ тигр самодовольно заурчал, подтверждая слова жрицы. Вроде всё, как обычно, но каждый из нас сейчас до конца осознал то, что смерть всегда ходит рядом. Кто-то сталкивается с ней лицом к лицу, смело глядя в глаза, а кто-то трусливо несется прочь, в надежде на спасение. Ну а кто-то встречает её, как свою давнюю подругу. Возможно, все эти воскрешение и бессмертия были Хане в тягость. Девушка будто говорила: «Что же ты не заберешь меня с собой?». Возможно, она и хотела жить, как все, но устала от навязанной ей воли. Разложив на промерзлой земле походные одеяла, увернулись в теплые плащи. Принцесса доверчиво прижалась к своему телохранителю с одной стороны, а малыш Юн с другой стороны, согреваясь от горячего тела Хака. Сонно заворчав, он прижал засыпающих ребят к себе. Шин-А аккуратно подложил под голову жрицы свой меховой капюшон, а Шер бесшумно лег рядом, накрывая своим полосатым хвостом. Соединив два одеяла между собой, Киджа и Зено с восторгом закутались в своеобразный кокон, мгновенно отключаясь от реальности. Я же прижал к себе феникса, с удивлением находя, что она очень маленькая в моих объятиях. Уткнувшись носом в пушистые волосы, прикрыл глаза, хотя и чувствовал, что девушка и не думает засыпать. Погладив её по голове, тихо, хрипло прошептал: — Человеку знать не дано, Сколько времени он будет жить. Но дано выбирать одно: Как ему с этим временем быть — жить! Хана замерла и напряглась в моих объятиях, легонько опершись ладонью о мою грудь. Убедившись, что все вокруг спят, немного повысил голос, переходя на песню. Хотелось как-то успокоить, приободрить её. —Жить, жить, жить! Как научиться просто жить? С людьми родными рядом быть, Вместе мечтать, вместе любить — И каждым мигом своим дорожить. Почувствовав, как тонкие пальчики девушки сжимают ткань одежды на груди, а мои собственные объятия стали настолько крепкими, что я даже через плотные рукава камзола понял, что она плачет. Под ладонями содрогнулись её хрупкие плечи. Не удержавшись, чуть отстранил её, едва коснувшись губами её лба, убирая упавший на лицо темный локон и немного задержав ладонь на её щеке. Большим пальцем стер невольные слезы и, вновь поцеловав, прижался лбом к её лбу. Мой бедный, милый, маленький воробушек… Сколько же бед и зла ты натерпелась за восемнадцать лет? Сколько раз ты поступала так, как велит долг? Понял, что не сдержу своё обещание, находясь рядом с ней. Мне хотелось прикасаться к ней! Хотелось вечно вот так вот держать её в своих объятиях, защищая ото всех на свете, чтобы ни один человек, ни одна беда не касались её. И чтобы ей больше не приходилось плакать в одиночестве, скрывая свою слабость от чужих людей. Пусть живет. Не помню, как погрузился в сон, но проснулся от того, как чья-то легкая рука коснулась моего плеча, встряхивая и прогоняя остатки сна. Когда открыл глаза, то был яркий, солнечный день. В нос ударил одурманивающий запах цветущей вишни, но даже через него почувствовал родной, нежный, любимый аромат. Повернулся, с широкой улыбкой, которая была так мне несвойственна, глядя на миловидную девушку в красивом голубо-сиреневом кимоно. Её длинные иссиня-черные волосы слегка шевельнул ветер, и мягко зазвенели серебряные колокольчики, украшавшие её прическу. Почувствовал, как всё моё нутро переполняется невообразимым счастьем, сердце забилось чаще, а глядя на неё тело бросало, то в жар, то в холод. Онори подхватила длинный подол кимоно, закатав белые воздушные рукава и, обнажив ноги, быстро подбежала ко мне. Не растерявшись, живо поднял её на руки прежде, чем она повисла на мне, обхватив шею руками. Закружив девушку под её звонкий смех, смеялся сам, как никогда прежде радуясь этому моменту. Онората была миниатюрной и легкой, спокойно могла сидеть на, согнутой в локте, руке, придерживаясь пальчиками за шею. — Снова ты босиком, — с укором произнес я, бегло взглянув на её ступни, изящно сведенные друг к другу и прикрытые нежной тканью подола. — Зато так я чувствую своего брата, — улыбнулась она, пропуская между пальцами прядь зеленых волос. На секунду её образ поник, а из груди её вырвался горестный вздох. Я нахмурился, коснувшись ладонью с резко заострившимися когтями её лица, заставил приподнять голову. Мне не понравилась резкая перемена её настроения, и сердце беспокойно сжалось. — В чём дело? Поделись со мной, и я смогу помочь. В её синих глазах отразилось недоверие, точно она сомневалась в том. Но вот она доверчиво прильнула ко мне, обхватив шею двумя руками и склонив голову на моё плечо. — Меня беспокоит то, что ты любишь меня. — Разве ты не любишь меня? — сухо уточнил я, напрягаясь всем телом. Ощутил, как по щеке заструилась тонкая полоса из зеленой чешуи, доходя почти до самого глаза. На секунду её губы тронула блаженная, преданная улыбка, а в глазах её были именно те чувства, от которых я терял рассудок. Осознавая, что это я — Джи-Ха, но вновь в чужом теле, с чужой судьбой, загрустил, понимая, что нескоро настанет тот час, когда Хана взглянет на меня такими влюбленными глазами. Но слова, сказанные когда-то давным-давно Шу-Теном, слетали с губ легко, движения были уверенными, но мысли принадлежали тому Зеленому Дракону, что наверняка сейчас спит непробудным сном. — Люблю, — произнесла она. — Всем сердцем и душой люблю. Но что будет, когда узнают твои братья? Что скажет, когда узнает отец? Признаться, этот вопрос тревожил и меня тоже. Сознание жаждало ответа, хотя уже мысленно понимал, что всё обернулось не лучшим образом. Но сейчас Шу-Тен, обуреваемый страхом, должен был защищать свою возлюбленную даже от мрачных мыслей. Прикоснувшись своим лбом к её собственному, прошептал: — Ты мечта моей жизни, Онори, и так будет всегда, во всех мирах. Он не дал точного ответа, потому что сам не знал, что именно может вызвать гнев отца. Феникс — создание Истинного Дракона, созданная из живой стихии. Разве он не должен порадоваться тому, что его сын готов оберегать её до конца своих дней? Вот только почему он не мог сказать свои мысли Онорате?.. Будто только ждал того, что произойдет какая-то трагедия… Чтобы развеять всё её сомнения, коснулся губами её губ, запечатлев на них страстный поцелуй. Люблю. Просто люблю. «Я видел в мечтах тебя рядом со мной, я слышал слова, что шептала ты страстно. И даже закат любовался тобой… О, как это было прекрасно!». Неземная, необыкновенная, ласковая, нежная Онората, моя небожительница, моя отрада. Люблю с первого взгляда — и готов повторять эти слова раз за разом, ни капли не сомневаясь, и любя всё сильней и сильней. — Кстати, у меня есть для тебя подарок. — Правда? — удивленно приподняв брови, она улыбнулась уголками губ. — И что же это? — А ты глаза закрой, — хитро прищурился, наблюдая за тем, как девушка через смех выполняет просьбу. Запустив руку в карман, достал кое-что. — Открывай, — как только девушка распахнула свои большие синие глаза, я разжал ладонь. С тихим перезвоном серебряной цепи, перед ней повис платиновый медальон, напоминающий знак Инь-Ян. Аккуратно выгравированные чешуйки Зеленого Дракона отливали золотой пылью, а аметистовый глаз сверкал при свете солнца. Под крепким стеклянным фениксом плескалась самая настоящая вода, разбавленная кристаллами блестящего опала. Сапфир, что заменял глаз был именно того оттенка, который был у Онораты. Девушка восторженно ахнула, принимая подарок. Две половинки, намагниченные до предела, легко отделились друг от друга и сошлись вновь, не желая расставаться ни на миг. — Какая красота! Спасибо, Шу-Тен… — девушка надела на шею медальон, с нежностью сжав прохладный металл в ладони. — Онори… — Да?.. — Ты хочешь прожить жизнь рядом со мной, как… как человек? Не сказал лишь одного: медальон, которому было дано название «Сердце Лиан-гу», является единственным в своем роде артефактом, который блокирует не только силу дракона и феникса, но и их истинное обличие, делая их максимально похожими на людей. Единственный недостаток этого медальона в том, что он каплю за каплей забирает не только силу, а вместе с ней воспоминания, мысли, чувства владельца, бережно храня их в себе, но и бессмертие. Лишь только сняв его, можно будет вернуться к своей первоначальной сущности. А потом меня закружило в каком-то безумном водовороте, буквально вырвав из объятий счастья, которое могло быть только во сне. Сперва, не было ничего. Лишь одна темнота. Пугающая, беспросветная мгла. Вокруг было тихо настолько, что я невольно задался вопросом: не потерял ли я слух? Темнота, что было чернее ночи, давила со всех сторон, не давая дышать. А я и в самом деле чувствовал. что задыхаюсь в этом пространстве. Что это? Сон или же явь? Настоящее или прошлое? А быть может, это моё будущее? В последнее время именно таким я его себе и представлял - пустым и одиноким. Но вдруг в темноте что-то сверкнуло. Маленькая серебряная звездочка то появлялась, то пропадала вновь. Она кружилась вокруг себя, становясь всё больше и больше, до тех пор, пока я не услышал тихий перезвон, словно от хрустального колокольчика. Нечто небольшое, круглое... Медальон? Да, и очень похожий на тот, что дал мне монах Шейх. Я видел, как сверкают синие глаза голубого феникса и фиалковые глаза Зеленого Дракона. Медальон медленно, словно нехотя вновь крутанулся вокруг своей оси, и стало заметно, как его кто-то держит. Чья-то темная рука с черными когтями держала серебряную цепь медальона, чьи-то золотые глаза разглядывали его с любопытством, но затаенной грустью и печалью. Одна рука, вторая, третья... Три пары таких знакомых и родных рук. Проклятый бог Цамур вдруг резко повернул голову, вперив в меня свой испытующий взгляд. Мне стало нехорошо от осознания того, что он не видит меня, но точно знает, что я здесь. В следующий момент меня выдернуло из темноты, словно рыбу копьем. Успел заметить только то, что вся кожа проклятого бога стала покрывать крепкой алой чешуей, какая была лишь у драконов. И я готов был поклясться всем святым, что его глаза цвета расплавленного золота насмехались надо мной. Резко распахнул глаза и понял одну единственную вещь: Хана исчезла. Так что ребят разбудил яростный рык Зеленого Дракона, что проснулся от многовекового сна.