Пророчество о Драконе и Фениксе.

Зено устало прикрыл желтые глаза, прислонившись спиной к деревянной двери каюты и откинул голову назад. Светлые пряди его отросших голос упали на лицо, неприятно щекоча нос, но тело, абсолютно нечувствительное к боли, никак не отреагировало. А Желтый чувствовал, как по груди вверх «взбираются» золотистые чешуйки, откликаясь на его внутренние эмоции. То, что он увидел и почувствовал, открыло старые, давно затянувшиеся раны. Бессмертный дракон помнил каждое мгновение своей жизни, а боль, что он испытал была такой, словно причиненная только вчера. Он помнил всё, и это пугало. Зено до последнего надеялся, что увиденное ему только почудилось, но если глаза могли лгать, то кровь никогда не лгала. Ещё тогда, когда он увидел этих двоих вместе, на него обрушилось острое дежавю, что хотелось волком выть. С самого начала ему было не по себе от того, что Хана до безумия похожа на Онорату, до ряби в глазах. Тогда Желтый опешил, что события, произошедшие две тысячи лет назад, никуда не исчезали, что всё это продолжается, как кошмар, но нет… Бессмертному даже показалось, что он сходит с ума: те же лица, та же история… Да! История! Пророчество проклятого бога Цамура сбывается. Но какой будет цена в этот раз? В тот раз все они заплатили слишком высокую цену, и к чему это привело? К разрухе, полному хаосу, к утрате веры, надежды и, какого-никакого, счастья. В тот день разрушилась любовь, которую смертные через века вполне могли назвать «великой историей любви», о которой бы слагали легенды, восхищались и боготворили. В тот день Шу-Тен потерял свою возлюбленную, а Зено потерял горячо любимого брата, отец потерял сына, который не смог оправдать его ожиданий… Желтый и сам не до конца понимал, что Истинный хотел сделать, зачем поступил именно так, как поступил. Будто все в одно мгновение перестали быть самими собой. Внезапная ярость отца, которая быстро сменилась недоверием и непониманием, необдуманные слова Онораты, вырвавшиеся в порыве эмоций, и трусость Шу-Тена, который так и не смог раскрыть истину. Почему? Ответ на этот вопрос, увы, знал лишь сам Зеленый Дракон. Зено тихо скрипнул зубами, надеялись лишь на то, что судьба была настолько благосклонна, что решила дать этой любви второй шанс. Но всё портило проклятье, из-за которого девушку вновь ждала смерть. Чего хотел Цамур, накладывая его на Дракона и Феникса? Чего добивался?.. Но отец мертв, а мысли вышестоящего божества неизвестны даже самим богам. Да, Джи-Ха и Хана сильно отличались от своих предшественников. Их взгляды на жизнь, линия поведения, ценности и так далее, даже внешность слегла была изменена, но то, как стремительно переплелись их жизни — настораживало. Шу-Тен хотел избавиться от своей сущности, прожив свою жизнь рядом с любимой женщиной, как обычный человек, но… Но Хана и Джи-Ха родились и выросли людьми. Просто они были не такими, как все. Но Желтый любил этих ребят и никогда не пожелал бы им зла. Ни тогда и ни сейчас. Будучи бессмертным, невольно начинаешь ценить не только дни и часы, но и минуты, проведенные рядом. Пусть Шу-Тен и Онори скрывали свои отношения до последнего, явно не веря в поддержку окружающих, но было невыносимо на душе от осознания того, что всё закончилось столь трагично. А теперь Джи-Ха и Хана… Девушка привыкла к вниманию со стороны мужчин, буквально купалась в их любви и роскоши, но при этом была невероятно хладнокровна и одинока. Молодой дракон же не отставал от неё, смотря на жизнь до того простым взглядом, что хотелось смеяться. Определенно, куртизанка, что ценит свое тело столь высоко, что за это порой приходилось расплачиваться жизнью и ловелас, заботящийся о своей неотразимость, будучи при других обстоятельствах, нашли бы друг друга. Но исход был бы не таким, каким его ожидаешь увидеть. Вспомнить хотя бы их первую встречу, когда девушка поймала его на подсматривании в борделе и явно собиралась вскрыть ему глотку, да и потом особой симпатии к нему не питала. Однако прожив столько веков бок о бок с людьми, Зено осознал одну простую истину: люди постоянно лгут. Не только окружающим, но и себе. Некоторые делают так, как лучше для других, а многие стараются лишь ради себя. Так вот, Хана относилась к первому типу. Она сразу поставила себя с такой стороны, чтобы отвратить от себя. Сперва брата, затем принцессу, ну и Зеленого Дракона… Девушка знала, насколько больно будет тем, кто привяжется к ней, знала, что от общения с ней гибнут люди. Желтый видел, каковы фениксы на самом деле: это добрейшей души и чистейшего сердца создания. Они готовы жертвовать собой снова и снова, лишь бы не страдали другие. Но пророчество извернулось так, что феникс вынужден разорваться между своим долгом и своими ценностями. Сейчас у этой истории две стороны медали. Первая из них является стороной феникса: она не исполняет пророчество, остается счастливой рядом с возлюбленным, но при этом обрекает своих братьев и сестру еще на несколько тысяч лет бессмысленного существования на земле. До тех пор, пока вновь не родится реинкарнация Хирю. Вместе с этим, мир, возможно, погружается в хаос. Энергия четырех элементов, что две тысячи лет назад поддерживала гармонию, итак не стабильна, и есть большая вероятность того, что за неисполнением пророчество землю уничтожит необузданная стихия. В данном случае — вода. Зено всегда считал, что среди четырех стихий вода — самая опасная. От неё не спрячешься, от неё не убежишь. Вода покрывает большую часть мира, она способна потушить даже самый яростный огонь, она одной только волной способна смыть с лица земли целое население, о котором в последствие даже и не вспомнят. Вода — отвратительное оружие убийства. Даже огонь, в котором возможно сгореть заживо, тлеет перед обычным озером. Горя заживо, ты вскоре перестаешь чувствовать боль, но в воде ты умираешь медленно и мучительно, задыхаясь, барахтаясь и глядя на картинки своей жизни, что стремительно проносятся перед глазами. Неудивительно, что Ниша являясь жрицей Феникса так боится этой смерти, которая может настичь её за неверность и предательство. Но зато Хана и Джи-Ха будут вместе, да. Недолго правда, но всё же. Вторая же сторона является стороной дракона. И, к сожалению, эта сторона никак не касается Великого Истинного Дракона. Она целиком и полностью принадлежит Зеленому дракону. Хана вновь, как и две тысячи лет назад, жертвует собой, оставляя Джи-Ха одного. К сожалению, драконы моногамны, для них не существует никакой другой пары, кроме мэйелит. Но кто-то может справиться с утратой, как, например, справился с потерей жены Зено, а кто-то нет… С наибольшей вероятностью, что парень повторит судьбу своего предшественника. Но зато всё будет хорошо: Истинный возродится, гармония стихий восстановится, на трон взойдет настоящий правитель, а люди вновь обретут веру и покой. Всё это хорошо, но… Но фениксы больше никогда не появятся на земле. Души, что веками терзались в агонии, вновь и вновь переживая сотни жизней и смертей, наконец, обретут вечный покой, без права на возрождение. Но что будет с Хаком, от которого, в буквальном смысле, оторвут частицу его души? Находясь ещё в утробе матери, близнецы уже связаны родственными нитями, они уже заочно не могут друг без друга. Они вдвоем через столько прошли… Пусть хоть тысячу раз Хак изображает безразличие к сестре и говорит, что такова её судьба, но они всё равно будут тянуться к друг другу на интуитивном уровне. Пусть хоть сотни раз Хана и Хак твердят, что после гибели Кэр-Ис вода случайно закинула их в разные места, но каждый из них знал, что только так они смогли спастись, только так отгородили друг друга от смерти. Хана отгородила брата, почти заставила поверить в то, что ей никто не нужен. Зено же мог только догадываться о том, насколько тяжело таким, как она любить кого-то, не причиняя ему боль своей скоропостижной смертью, насколько мучительно мечтать, заполняя иллюзиями пустоту внутри себя, насколько больно надеяться и верить, зная, что прошлого уже не вернуть, а будущее для них никогда не наступит. Фениксы могут лишь только биться в бессильной ярости, не зная, когда наступит тот самый «последний раз». Удивительно, что при всём этом они умудряются сохранить человечность, какой лишены смертные. Желтый Дракон до сих пор с ужасом и содроганием вспоминает смерть Онораты, которая просто растворяется в воздухе, тает, словно снег, попавший на самый солнцепек. И о ней напоминает всё вокруг: от утренней росы до морского шторма. А Шу-Тен он… Он не смог справиться, не захотел… Дракону, принявшему свой истинный облик, порой бывает тяжело вернуть свою человеческую форму. Их охватывает какая-то определенная эмоция, и они тонут в ней, буквально выжигая её в своей крови. И драконы могут забыть обо всем на свете, даже о том, откуда в их жилах бежит разочарование, ярость или же тоска. Они забывают всё человеческое, теряют свои воспоминания, а их огонь, подпитываемый чувствами, порой не может сдерживаться. Шу-Тен потерял себя. И Цамуру — их отцу — пришлось подарить сыну желанный покой. За считанные дни драконы потеряли своих братьев, своего отца, своих подопечных, потеряли веру в людей… Так как же будет лучше?.. Для кого будет лучше?.. — А что, если не исполнять пророчество? Что если она будет жить, как обычный человек? — внезапно спросила принцесса, поглаживая между ушами белого тигренка. Её фиалковые глаза были необычайно задумчивы, а тонкие брови сошлись на переносице. Желтый вздрогнул, уже забыв, что он уже давно находится в обществе остальных ребят. Скривился, но не собирался это скрывать, буквально говоря о том, что тема «человечности» для него неприятна. Принцесса Йона, на удивление, оказалась очень проницательна. Возможно, сказывалась женская солидарность, возможно, обстоятельства из-за которых ей пришлось так быстро повзрослеть, а возможно — заиграла древняя кровь правителей, что текла по её венам, заставляя видеть вещи под другим углом. Именно принцесса сразу сказала, что Хана не та, кем хочет казаться, что она совсем не плохой человек. Она хороший человек, с которым случилось много плохо, который просто пытается хотя бы сыграть в жизнь. Она куртизанка, но… Она никогда не говорила, что рада этому, что её всё устраивает. Единственные люди, которые знали больше, чем все остальные: гейши и наемники. Женщины запросто получали необходимую информацию через постель и могли распоряжаться ею так, как им заблагорассудится. Могли продать её повыгодней, могли использовать для себя, не высовываясь в свет и накапливая её в пределах борделя, а могли и работать на вышестоящих. Наемники же получали информацию непосредственно от первого лица. Видимо, Хана была из второй категории, избавляясь от нежелательных клиентов своими силами. А затем… Затем под грузом мрачных мыслей от совершенного убийства, из-за стыда за продажу собственного тела, из-за касаний мужчин, что были ей откровенно противны, чтобы очиститься от греха и порока — она совершала харакири. Раз за разом она переживала страх смерти, боль возрождения и продолжала жить так, как жила. И убивала себя каждый раз, как проводила ночь с нелюбимыми и отвратительными мужчинами, приходивших в бордель за утехами. Она ненавидела себя за это, но оставалась, чтобы собрать хотя бы крупицы той информации, какую она имеет сейчас. Да и жить, предоставленной самой себе, тоже надо. Сжав руки в кулаки, Зено тихо, твердо, словно убеждая себя в своих же словах, произнес то, что должен был произнести. Даже если из-за этих слов на душе скребли кошки. — Пророчество должно быть исполнено. Это — порочный круг. А знаете, что это такое? — и, не дожидаясь, пока кто-нибудь помотает головой, отчеканил: — Вечные муки, которые испытываешь сотни и сотни лет, каждый миг своей жизни. И от этих мучений не избавиться ни в смерти, ни после неё. Феникс рождается вместе с последним драконом и умирает вместе с ним, — от этих, казалось, уже ранее сказанных слов, Шин-А вздрогнул всем телом, — зная, что следующий его брат или сестра будут следовать велению до тех пор, пока пророчество не будет исполнено. Главная проблема в том, что вы, Ваше Высочество, сейчас живы, — Желтый тяжело вздохнул и, опрокинув голову на руки, прошептал, стараясь, чтобы голос предательски не дрогнул. — Да, она может жить дальше, но какой ценой? За мимолетное счастье расплата лишь горечь и боль, которых им выпадает достаточно за их короткую жизнь. Вы, принцесса, перерождение Алого Дракона, а следующая ваша реинкарнация может появиться, ох, как не скоро… И феникс будет вновь и вновь перерождаться, пока не выйдет из этого круговорота. А братья-фениксы слишком любят своих сестер, чтобы заставлять их мучиться от бесконечной жизни. Ну а сестры-фениксы слишком дорожат своими братьями, что готовы буквально на всё, чтобы освободить их от страданий. Поверьте мне, не многие мирится со своей судьбой, многие не хотят умирать, а хотят жить… Но все без исключения хотят покоя и свободы. Просто вам ни разу не довелось слышать того, как плачет феникс, который не может жить и не может умереть, который страдает от того, что не может помочь своим собратьям. Который плачет и проклинает своё рождение… А Зено видел. Видел и помнил, каково это. Печальное зрелище. И самое отвратительное, что действительно ничем нельзя помочь, нельзя ни утешить, ни облегчить страдания, а уж тем более избавить от них. И он действительно был рад тому, что наконец-то пророчество будет исполнено, что отец будет жив, что фениксы обретут покой. Он был счастлив, пока судьба не сыграла злую шутку, возродив древнюю историю. Теперь же, он не был уверен в том, что им делать. С одной стороны встало благополучие Джи-Ха и Ханы, а с другой стороны освобождение невинных душ, что страдали ни за что много веков. Что делать? Как быть? — Зено, — принцесса ласково улыбнулась, дотронувшись до его руки и слегка сжав пальцы, — скажи, пожалуйста… Ты так действительно думаешь или же, так и должно быть? — Должно не означает непреложно и правильно… — туманно ответил старец в теле юноши. Киджа задумчиво потер когтистой лапой подбородок и замер, недоуменно глядя на свою драконью руку так, будто впервые увидел её. И в его серебристых глазах промелькнула такая гамма эмоций, как будто кто-то ему в еду подкинул земляного червя. С таким же ужасом и презрением. — А нельзя ли просто обойти пророчество? Ну там и Истинного возродить, и чтобы феникс не погиб? Это ведь не лучше, чем жертвоприношение. Так что за варварство? — спустя несколько секунд произнес он, опуская руку себе на колени. — Если бы всё было так просто… И если бы только вы знали… — но юноша быстро осекся, сообразив, что сболтнул лишнего. — Знали что? — прищурившись, Хак упер свой тяжелый взгляд в бессмертного, сразу уловив суть. — Что Джи-Ха в полном порядке, — раздалось за их спинами. Ребята повернули головы, глядя на веселую девушку, что шла с пустым тазом. На её лице так и цвела довольная улыбка. — Останется парочка небольших шрамов, но в целом шаг герой в полном здравии и даже присоединится к нам на ужин, — подумав немного, добавила: — Когда прекратит причитать, глядя в своё отражение. — Пусть причитает, — сдержанно усмехнувшись, Громовой Зверь повернулся к сестре. — Сегодня ему можно. — Далеко ещё плыть? — устало спросил Юн, развалившись на палубе. — Император Акбар сказал, что не следует торопиться, но все-таки я нервничаю… Кстати, — встрепенулся он, внезапно подскакивая со своего места, — вы отдали свиток, который дал монах Шейха? Ниша возмущенно фыркнула, мол, вспомнил. Хана натянуто улыбнулась и кивнула, словно говоря, что ей известно всё и без этого свистка. Сев рядом с братом и сложив по-восточному ноги, девушка откинула голову назад, позволив своим волосам растрепаться. Без своей яркой косметики, она выглядела даже младше своего возраста, однако, так ей, несомненно, очень шло. — Полагаю, пара дней пути, — задумчиво протянула феникс. — Я уже как-то себя странно чувствую… — В каком смысле «странно»? — прищурился Киджа, немного подавшись вперед. Видимо, Белый дракон очень сильно разнервничался после слов Зено, потому теперь смотрел на Хану несколько иным взглядом. Так обычно смотрят на блаженных или ведомых, которые не понимают, что они делают, но вызывают у прочих людей лишь недоумение и испуг. В один момент дракон даже позабыл о том, что девушка, что сейчас сидит перед ними, спокойно может продать своё тело за деньги или информацию. Он не понимал, как на одном человеке может быть столько масок? То маска дорогой куртизанки, готовой ублажать мужчин часы напролет, то хладнокровный убийца, расправляющийся со своими жертвами без жалости и сожалений. В иных случаях это была маска древнего, могучего существа, повелевающего водой. Вольная птица, не привыкшая сидеть взаперти. То это насмерть перепуганная и уставшая от собственной жизни девушка, которая крутится, словно белка в колесе. Так где среди этих масок её настоящее лицо? — Я не могу это объяснить, да и вы не поймете, — лишь отмахнулась она, прерывая эту тему на корню. Пока не стало хуже. Ребята переглянулись, но развивать тему не стали, верно предположив, что «странные чувства» феникса напрямую связаны с её скорой смертью. В голове не укладывалось то, что меньше, чем через восемнадцать дней её просто не станет. Хана умрет, исчезнет из этого мира, без права на перерождение. Страшно было представить, что она чувствует в глубине души на самом деле… Боялась? Надеялась? А, быть может, жаждала? Или же смирилась?.. С таким невозможно мириться! Рано или поздно, но всё живое всё равно должно вернуться в землю, но об этом не думаешь ни в детстве, ни в юности… Ты знаешь, что, рано или поздно, умрешь, то ты не знаешь ни даты, ни места, ни причины своей смерти. А какого знать всё это с рождения? Когда твоя смерть заранее предрешена? Когда она лишает тебя прошлого и будущего? Ты просто живешь для того, чтобы умереть… POV. Хана. «Приди… Приди же к нам, птица певчая. Мы ждем тебя, Водный, ждем лишь тебя. Приди, и мы останемся с тобой. Навеки-вечные останешься ты с нами. Вечность и больше будем мы с тобой парить под облаками. Так приди же, Феникс, и стань таким же, как мы, частью бесконечности». Резко распахнув глаза, я проснулась, буквально задыхаясь в собственном вопле. Всё кричала и кричала, и не могла остановиться. Слезы градом катились по щекам, а крик всё не прекращался. Не слыша испуганных возгласов товарищей, вцепилась пальцами в копну темных волос,, намереваясь выдрать их с корнем. Взгляд устремлен в никуда, в голове ни единой здравой мысли. Они пели! Не говорили со мной, как прежде, а пели! Пророчество начинает сбываться… — Хана! Хана! Успокойся, слышишь? Успокойся! — меня схватили и хорошенько тряхнули за плечи. Голова на плечах безвольно и больно мотнулась туда-сюда, черные кудри, выбившись из толстой косы упали на глаза, загородив обзор. — О!.. Моя маленькая девочка… — в одно мгновение я оказалась прижата к крепкой мужской и, безусловно, надежной груди. Всё ещё всхлипывая, вцепилась пальцами в черную рубаху и изо всех сил зажмурившись, попыталась унять дрожь в теле. Руки были ледяными, но жар чужого тела слегка согревал. — Всё хорошо, всё уже позади… — и широкая ладонь провела по моим волосам, приглаживая их, заставляя чувствовать себя в безопасности, но… Но я-то понимала, что о никакой безопасности и речь быть не может, да и спокойствие светит лишь посмертное. Это же понимал и сам Джи-Ха, в объятиях которого я невольно оказалась. Удивительная способность оказываться рядом именно тогда, когда нуждаешься в нем больше всего. Всхлипнула, поддаваясь на ласки его нежных прикосновений. Как давно я не чувствовала себя кому-то нужной… А я была нужна ему, уверена в этом! Иначе… Иначе я никак не могу объяснить это влечение на грани инстинктов, разума, воспоминаний и сердца. Сколько болезненных воспоминаний, что причиняло прошлое, сколько несбывшихся надежд. Жаль, что всё повторяется. Мне не хотелось подпускать его ещё ближе, но сознание и чувства твердили, что так нужно, что так будет правильно. — Успокоилась? — мягким, вкрадчивым голосом поинтересовался он, пряча в моих волосах напряженную улыбку. Думаю, он, как никто иной, понимал, что именно я вложила в тот жуткий вопль, перепугавший ребят по первой седины в волосах. — Да… — тихо, на грани шепота отозвалась я, напряженно глядя поверх его плеча. Возле входа стояла побледневшая жрица, сжимая в руках вырывающегося белого тигренка. Губы её беззвучно шептали какую-то молитву, а взгляд закрытых слепых глаз был устремлен на меня, и в них чувствовалась некая мольба. «Ты должна молчать, Ниша, ты поклялась Водой и своей жизнью», — говорили мои глаза. Жрица напряглась. «Знаю… Знаю, но это слишком жестоко, Феникс», — так и кричало всё её тело. Выдохнув, ещё крепче обвила мощную шею дракона всё ещё подрагивающими руками. Flashback. После спасения жрицы из рук ализонцев. Отряхнувшись и сбрасывая с себя остатки воды, приняла свой человеческий вид. Превращаться обратно с каждым разом становилось всё трудней и трудней. Надо бы начать ограничивать себя, иначе боюсь, что скоро и вовсе не смогу снова стать человеком. К счастью, пока что в облике мне удавалось сохранять разум, но… Но как-то не хотелось остаток своих дней провести в облике водного феникса. А у меня этих дней раз, два и обчелся. Фыркнув, провела рукой по волосам. Те, мгновенно высохнув, слегка завились и сами собой сложились в сложную прическу. Как все-таки хорошо, что одежда никуда не исчезает, а то было бы перед ребята неловко… На земле тихонько застонала жрица, и я присела перед ней на корточки. Нда уж… Совсем ещё дитя. Цамур бы побрал эти законы, но все-таки таковы были законы: жрицам с раннего детства выкалывали глаза, чтобы она не могла ни видеть, ни предать феникса, используя его в своих целях. Краем уха услышала мягкую, но тяжелую поступь по земле. Повернув голову по направлению звука, увидела молодого тигра. Хранитель жрицы остановился в паре шагов от меня, глядя на меня внимательным взглядом своих желтых, кошачьих глаз. Я же ответила ему приветливой улыбкой и протянула руку, намереваясь дотронуться до мягкой, короткой шерстки. Поняв, чего я добиваюсь, тигр подался вперед, позволяя коснуться своей головы. Ну а мне же нужно было раскрыть свою душу… Жрица резко поднялась и повернулась ко мне, безошибочно определив мое местоположение. Тигр уже нагло развалился возле моих ног, мурча и требуя немедленно ласки. Девушка пару раз кашлянула, окончательно отплевываясь от воды, которой наглоталась достаточно за время нашего короткого перелета. — Кристальной глади и тихого моря вам, жани Хана, — и, встав на колени, она поднесла три пальца сперва ко лбу, а затем, опустив руку, поклонилась. — Летите высоко… — Дыши глубоко, кьяла Ниша, — я склонила голову в легком поклоне. Один из плюсов зверей-хранителей в том, что они знают куда больше, чем их жрицы. Зачастую потому, что ни одна из жриц не может видеть в той мере, в какой хотелось бы. Ну а раз тигр решил незамедлительно сообщить мне имя, оберегаемой им, девушки, то ошибки быть не может. Она действительно жрица Водного Феникса и моя духовная сестра. Да, так бывает, особенно когда напрямую связан с богами. Всё, что чувствует феникс, передается и жрице. Потому любая из нас безошибочно может сказать, где одна из нас и что ей грозит. Ниша видит глазами своего тигра, а я же напрямую могу передавать им то, что вижу или чувствую сама. На самом же деле, такие узы весьма опасны, потому что даже родным и близким людям не можешь открыть свою душу, свои потаенные страхи и желания. Их могут использовать тебе во вред. Но жрицы фениксов идут на этот риск, безбоязненно жертвуя своим телом и своими желаниями. Нет, они не телохранители. Элементали неуязвимы и почти бессмертны, так что если им и нужна физическая защита, то только от самих себя. Но такие, как эта девушка, она являются, своего рода сосудов, вместилищем воспоминаний и жизни феникса. Не всем жрицам удается служить фениксу, и потому повстречаться с ним — большая честь. Однако, надо быть сильным духом, иметь чистый разум, чтобы принять всё то, что принимает феникс. Случались случаи, когда жрица не выдерживала давления эмоций феникса и сходила с ума. Впрочем, не удивительно. Такие же, как я переносят страх смерти, боль возрождения, агонию своих жизней столько раз, сколько мы умираем, и передаем эти чувства жрицам. Когда мы возрождаемся, то находимся в, своего рода, трансе. За те несколько дней, часов или даже минут, что мы возрождаемся, то снова и снова проживаем свои жизни заново. И лишь только пройдя через эту боль — получаем своё имя. Кстати, раньше жрицам не выкалывали глаза. То тогда у феникса не было власти над ними. Это странно, быть зависимым от глаз и зрения. То именно тогда, когда у жриц ещё были глаза, чаще происходило так, что они «продавали» имя феникса, и тогда случались ужасные вещи. Во-первых, у кого есть власть над фениксом — становится всесильным. Как бы того не хотелось, но мы вынуждены исполнять желания того, кто владеет именем. Тогда наша сила становится фактически безграничной и мы превращаемся в сгусток чистой энергии, способной уничтожить всё, лишь только пожелай. Во-вторых, погибали сами жрицы. Всё зависело от стихии, которой они служили. Кто-то сгорал заживо, кого-то разрывал на части ветер, многие тонули, даже если умели плавать. Ну а те, кто служил земле либо хоронили заживо, либо на них свалилась груда камней. В любом случае, каждая из смертей была ужасна. Так невольно и вздохнешь с облегчением, что живешь не так долго. К счастью, жрецы довольно быстро смекнули, что если что-то не сделать для сохранения имени феникса, то люди сдуреют от всесильности и вседозволенности. Когда и где феникс возвращается к жизни — это большая тайна, о которой знают лишь жрицы. И потому, чтобы никто не знал, как выглядит птица, и не поджидал её после очередного воскрешения, жрицам стали выкалывать глаза, чтобы они не могли сообщать об особенностях внешности элементаля. А люди не могли дать возрожденному фениксу новое имя. Как ни странно, но жрицы сколько угодно могли произносить имя феникса — тот все равно не подчинялся ему. Впрочем, оно и правильно. Потому то жрица всегда должна быть на месте воскрешения, ибо если что-то пойдет не так, и птица забудет свое имя, именно жрица первым назовет его, тем самым вернув воспоминания. Ментально девушки могли называть наши имена хоть сотни, хоть две сотни раз, но разница от этого не менялась. Так, выкалывание глаз у юных жриц — всего лишь дикая предосторожность во благо остальных людей. — Поверить не могу, что действительно встретилась с вами… Это такая честь служить вам, — на её лице расплылась блаженная улыбка, и мне стало немного неловко. Все-таки в жизни я привыкла полагаться лишь на себя и делать все самой. — Не надо всего этого официоза, я не намного тебя старше. К тому же, я этого не люблю, — постаралась произнести как можно более ласковым голосом, но все равно невольно скривилась, понимая, что она в своем праве так обращаться ко мне. В конце концов, если бы не вся эта ситуация с двойным проклятием, то сейчас бы я спокойно жила в королевстве Алария в качестве принцессы. Что ж, забудем об этом… — К тому же, ты мне не служишь, а помогаешь, — нравоучительно изрекла я и вздрогнула, услышав недалеко шум. — Времени мало… Ниша, у меня к тебе будет просьба. — Говори, жани, я сделаю всё, что ты скажешь, — серьезно кивнула она, а я невольно улыбнулась, радуясь, что она так быстро исправила свое отношение на более свободное и панибратское. — С минуты на минуту сюда прибудут четыре дракона, потомок императора Хирю, — Ниша невольно приоткрыла рот, точно не веря, что пророчество действительно может быть исполнено при ней, — мой брат-близнец и мальчишка-лекарь. Никто… слышишь? Никто не должен сблизиться со мной ближе, чем того требует пророчество. Особенно, Зеленый Дракон. Жрица замерла, а затем, легонько склонив голову к плечу, серьезно произнесла: — Дракон? Ты полагаешь, что история может повториться? — Опасаюсь, — честно признала я, озираясь по сторонам. — Ты должна всеми правдами и неправдами отвести их от меня, даже моего родного брата. Очерни меня, припугни, скажи им в открытую, что я могу и даже захочу нанести удар в спину, предав их. Пусть ждут этого от меня! Пусть постоянно будут на чеку и держатся на расстоянии, не подпускай их ко мне. Ниша нахмурилась и сжала кулаки. Браслеты на её руках слабо зазвенели. — Ты хочешь чтобы я солгала о том, чего быть не может? Ты хочешь быть одной? Поджав губы, я раздраженно мотнула головой, из-за чего волосы упали на лицо. Нервно убрав выбившиеся пряди с глаз и, заправив их за уши, раздраженно, стараясь скрыть предательски дрогнувший голос, произнесла: — Я хочу защитить их, даже таким отвратительным методом. Я не перенесу, если ещё кто-то умрет за меня, а с моим проклятием таких жертв не избежать. Пусть думают обо мне, что хотят, но раз мне дано вынести такое бремя, то и с одиночеством как-нибудь справлюсь. — Ты даже родного брата отправила на другой берег, чтобы только защитить… — нет, она не спрашивала, просто говорила очевидные вещи. — Неважно! Ниша, я никогда никого ни о чем не умоляла и не просила, но сейчас… Молю, сделай так, как я прошу, и сама подыгрывай в этом фарсе. Если мой план ей и не нравился, а это было вполне очевидно, то говорить вслух она об этом не стала. Лишь только недовольно поджала губы, выдавая неодобрение, и легонько кивнула. Облегченно улыбнувшись, притянула девушку к себе и, выдав тихое: «Спасибо», крепко обняла её. — Но если всё это правда, то повторение истории не избежать… — тихо отметила она, сжимая мои плечи в ответ. — Не волнуйся, — прошептала, помогая ей подняться и чувствуя приближение ребят. Итак затянула волну, как могла. — Я не позволю ему страдать снова. Не в этой жизни, — и торопливо переместила девушку с тигром подальше. И за секунду до того, как волна хлынула на берег, оставляя после себя злых и промокших ребят. Взмахнула руками, создав видимость крыльев и хвоста. И попутно видимость того, будто прилетела только сейчас. Будто и не было всего этого разговора. Натянула на губы привычную счастливо-насмешливую улыбку, склонила голову к плечу. «Ты сильная, Хана, а значит со всем справишься», — подбодрила сама себя прежде, чем выдать очередную насмешливую фразу. Конец Flashback. Мне было совестно смотреть на то, как страдает Ниша. Слишком многим я ей обязана, и слишком многое я ей задолжала. Конечно, я знала, что она не сможет отказать мне в такой маленькой лжи, хотя это в разрез шло с её принципами. Но думаю, что мы обе не ожидали, что всё обернется именно так. Боль и страх смерти становились всё более и более осязаемыми, разум разрывался от голосов того мира, всё труднее становилось сохранять в себе человеческие черты. Тогда, когда я возродившись потеряла память и имя, Ниша пыталась достучаться до меня. Сколько раз она произнесла тогда мое имя? Думаю, такой цифры даже не существует. Немудрено, что она перепугалась до полусмерти. Но, скорее всего, она испугалась того, что я могу и не воскреснуть или потерять свое тело и разум. Как ни стыдно признавать, но если бы Джи-Ха не надел на меня часть медальона «Сердце Лиан-Гу», то вряд ли бы я пришла в сознание так быстро. Все-таки легче достучаться до феникса, чем до элементаля. В моем же случае, элементаль был куда теснее связан с медальоном, чем феникс с именем. Или же дело в его создателе… Сама того не желая, но я заставила всех поволноваться. И вся эта наигранность пошла трещинами. Даже я ни на миг не поверила в то, что брат меня ненавидит. Хотела было не замечать чувства Джи-Ха, но и это мне не удалось. Кто же мы? Лишь продолжение истории или же те, кто пишет её? Кто?.. Те, кто умерли для того, чтобы жить, или же те, кто живут для того, чтобы умереть? Как отличить чувства, что пронеслись через много веков? Почему-то я точно знала, что если бы мы не встретились сейчас, то обязательно встретились бы через год, два или же в другой жизни. И так же я знала то, что несмотря на чувства в прошлой жизни, чувства, что испытывала сейчас — все они были искренними и настоящими. Просто те чувства нашли отклик в наших душах и телах, воскресив разум и воспоминания. Но я с Оноратой, и Джи-Ха с Шу-Теном — это все равно мы. У каждого из нас одно тело, одна душа, одни воспоминания и одна история, которая требует продолжения, которая не хочет заканчиваться… Потому то чувства радости и страха, что я испытывала сейчас, находясь в объятиях мужчины, — это мои чувства. Не Онораты, не феникса и не элементаля, а мои. А я — это Хана. Думаю, примерно то же сейчас испытывал и сам Джи-Ха. Ниша тяжело вздохнула и тихонько вышла из каюты, прикрыв за собой дверь. Вскоре я почувствовала исходящее от неё тепло. Видимо, к ней подошел Шин-А. Синий Дракон в последнее время не хотел оставлять девушку ни на минуту, хотя и жутко смущался своих же действий и желаний. — Ты умрешь, да? Губы невольно растянулись в горькой усмешке. Хорошее начало разговора, мне определенно нравится. — Да… А к чему ложь? Об этом не знает лишь глухой, да и то, если понадобится, просветим. — Но зачем? Зачем рисковать жизнью ради других? — его рык мог контузить любого, даже дракона. А-а-а… Ну да, почти забыла. — Живи для себя! Если бы всё было так просто, мой зеленоволосый спесивец. Если бы так просто… Улыбнувшись, легонько отпрянула от него, но освобождаться из объятий не стала. А зачем? Врать и себе, и ему, что неуютно и некомфортно? Да кто ж теперь поверит? Протянув чуть подрагивающие пальцы к его лицу, очертив контур скул, губ и, остановив ладонь на его щеке, большим пальцем легонько погладила большим пальцем его свежеприобретенный шрам. — Знаешь мудрость про бабочку, которая летела на огонь? Она летела на свет, хотела чувствовать тепло, раствориться в нем, как в самом прекрасном и опасном чувстве. Никто не рисковал приближаться так близко к огню, как она. Бабочка хотела, чтобы огонь был счастлив, чтобы знал, что и он кому-то нужен в этом мире. Но бабочка знала, что сгорит, но все равно летела к свету, даже когда её крылья горели. — И что же? — голос Джи-Ха внезапно осип, и я поняла, что его взгляд мечется от моих глаз к моим губам. Улыбнувшись искренне и широко, обхватила его лицо двумя руками, чувствуя, как предательские слезы скатываются по щекам. Снова. — Так вот… Мой огонь — это ты! Я рискую всем не ради кого-то, а ради тебя. Чтобы ты избавился от своего проклятия и перестал «обжигать» лю… Договорить мне не дали, завершив то, что не завершили днем в каюте мужчины. Да, у Джи-Ха тоже было, своего рода, проклятье, что передалось ему от Шу-Тена. И проклятье его заключалось в том, что он полюбил меня, вопреки всем мирам и законам, полюбил, чтобы дать мне умереть. Но, видимо, он и слушать об этом не желал, целуя так, что я действительно чувствовала себя бабочкой с горящими крыльями. И никогда так сильно мне не хотелось сгореть до пепла!