Кровавая Луна

      Понедельник начался для Алана с долгих и малоуспешных попыток проснуться. Сонливость смог прогнать только в душе, добавив изрядную долю холодной воды, и к первому уроку пришел вялым и хмурым.       Урок французского прошел с относительным успехом. Язык давался Десалю легко, и сестра, у которой с французским всегда были проблемы, похоже делала успехи. Айрис то и дело поглядывала на сидевших у окна сестер ван Хоссен, и те таинственно улыбались девушке в ответ.       Вторым уроком была история. Услышав от Фитча, что вести его будет все тот же Влад Кантемир, Десаль напрягся. Остатки сна сняло, как рукой.       За свою парту он опустился полный дурных предчувствий, лихорадочно вспоминая, что же было домашним заданием. Пусть, по заверениям Фитча, Кантемир всегда брал новую тему, спросить мог и то, что было задано Фэйном.       Со своим везением Алан не сомневался, что поднимут его первым, и он неминуемо получит самый низкий бал из всех возможных.       Но, вопреки его опасениям, Кантемир, войдя в класс, о домашнем задании не вспомнил и перешел к уроку, блистательно излагая тему войны Белой и Алой розы. Десаль помимо воли заслушался, следя за тем, как Кантемир, оседлав стул, ведет урок. Лицо мужчины было одухотворенным и красивым.       — Человечество романтизировало свою историю на протяжении веков. Прошлое выставлялось в крайне выгодном и романтичном свете. Особенно Средневековье — время прекрасных дам, рыцарей, менестрелей, королей и принцев и конечно же благородных разбойников и пиратов, — Кантемир послал шутливый поклон в сторону зашумевших девушек. — Ни в одно другое время так не воспевали женскую красоту и величие воинов. Однако на самом деле это были времена войн, голода и древнего невежества. Бесчисленные междоусобицы разоряли земли, приводя селения и города к запустению, а эпидемии уносили десятки тысяч жизней — эта подлинная история. И одним из самых известных гражданских конфликтов средневековой Европы была так называемая Война Алой и Белой розы, развернувшаяся в Англии во второй половине XV века.       — А кто ее так назвал?       Заслушавшийся мужчину, Алан встрепенулся, услышав вопрос. Он почти не удивился, поняв, что его задала сестра.       Айрис со знакомой полуулыбкой смотрела на Кантемира.       — Хороший вопрос, — похвалил Кантемир, шутливо отсалютовав Десаль от виска. — Свое название этот период получил лишь в XIX веке благодаря писателю Вальтеру Скотту. Розы действительно были отличительными символами двух враждующих лагерей: белая принадлежала Йоркам, а алая — Ланкастерам.       — И какая же из роз победила? — вопрос сорвался с губ Алана, прежде, чем он осознал, что задал свой вопрос вслух.       — Формально алая, но на самом деле никакая, — Кантемир переключился на юношу, разглядывая его с любопытством. — И Йорки, и Ланкастеры в результате почти истребили друг друга, и к власти пришла династия Тюдоров. Дабы завершить междоусобицу Генрих VII, первый из Тюдоров, женился на дочери Эдуарда Четвертого — Елизавете и объединил в своём гербе обе розы. Это и свело долгий конфликт на нет, воевать дальше было уже практически некому. Английская знать фактически истребила друг друга, а заодно и разорила собственную страну. Отчего весьма выиграли французы.       Кантемир, поднявшись, двинулся между рядами парт, продолжая вести урок.       — Интересно то, что повод развязать войну Белой и Алой розы был весьма благовидным. На момент ее начала Англией управлял король Генрих VI. Этот английский монарх оказался единственным, кому удалось короноваться так же в качестве короля Франции. Но он был безумным и слабовольным, и фактическая власть оказалась в руках его супруги, королевы Маргариты Анжуйской, француженки по происхождению. — Кантемир остановился у парты Десаля, и Алан вздрогнул, почувствовав прикосновение руки мужчины к своему плечу. Казалось бы просто скольжение пальцев, но он задержал дыхание, едва не вскочив с места. — Маргарита оказалась весьма властной и желала править страной вместо своего супруга. — Кантемир усмехнулся. — Ох, уж эти французы.       Класс понимающе загудел. Вражда между двумя странами была древней, как сама история.       Десаль сглотнул, пальцы на его плече сжались, и по лопаткам Алана промаршировал полк мурашек. Руки Кантемир так и не убрал, застряв рядом с ним. От мужчины исходил запах дорогого парфюма. Этот аромат кружил голову.       — Но и местная знать оказалась не хуже, — Кантемир, наконец, снял руку и двинулся дальше, к последней парте, где сидел ден Адел. Брюнет смотрел на мужчину, закусив губу. — Ланкастеры и Йорки принялись рвать собственную страну без всякой жалости. Остановившись у парты ден Адела, Кантемир устремил взгляд к лицу брюнета. Тот поспешно опустил глаза. Граф, удовлетворившись демонстрацией его покорности, развернулся к доске.       — Они были ничем не лучше и помогали раздирать страну междоусобицей, что и привело ее к упадку.       Вернувшись к столу, Кантемир сел на стул.       Алан, вновь словив на себе взгляд мужчины, заалел щеками. Дальнейшую часть урока он сидел не шевелясь, пропуская половину из того, что слышал.       В голове шумел ток крови, а в ноздрях стоял аромат парфюма Кантемира. Нечто терпкое и пьяняще сладкое одновременно. Он никак не мог подобрать определение, но хотелось, чтобы мужчина вновь застыл рядом и уложил ладонь на его плечо.       Осознав чего желает, Алан распахнул глаза. Захотелось вскочить и бежать из класса, но страх надежно припечатал его к стулу.       Прозвеневший звонок, оповестивший учеников, что урок окончен, Десаль воспринял как чудо. Влад как раз закончил свою увлекательную лекцию, и резкий звук вернул учеников из прошлого в настоящее, в XXI век.       Кантемир, складывая карты на учительском столе, поднял голову.       — Мисс Десаль, я попросил бы Вас зайти после уроков в кабинет профессора Валентайна, — сказал он, когда класс покидал аудиторию. — Он намерен поручить вам организацию одного мероприятия.       — Конечно, профессор Кантемир, — отозвалась девушка, поднимаясь со стула, вслед за остальными.       Алан, закидывавший учебник и тетрадь в свою сумку, насторожился. Взгляд, которым обменялись Кантемир и Айрис, ему не понравился. Кажется оба знали, что под словами графа подразумевалось нечто иное, чем то, что прозвучало.       Его опасения, что Владу всё же удалось убедить своего любовника позволить ему приударить за ученицей, расцвели пышным цветом.       Десаль поспешил выскользнуть из класса вслед за сестрой.       — Тебе нужно было отказаться, — сказал он своей сестре, когда они, покинув класс, шли на следующий урок химии.       — Почему? — удивилась Айрис. — Задание поможет мне поднять оценки. А уж если мне что-то поручит сам Кантемир… — глаза Десаль мечтательно сверкнули. Похоже ей известный писатель-историк нравился.       — Да… потому что… — Алан не знал, как ему объяснить, а прямо сказать он не мог.       — Очень содержательно, — уколола брата Айрис и, войдя в класс, села на своё место. Алан побрел за свою парту.       Да, переубедить сестру ему так и не удалось, а он хотел её уберечь.       В классе Айрис опустилась у окна, ближе к столу учителя, и сразу же встретилась взглядом с сестрами ван Хоссен. Обе сидели у противоположной стены и внимание Десаль встретили таинственной улыбкой, синхронно отразившейся на губах. Щеки Айрис порозовели, и она поспешила отвести взгляд.       В класс вошел учитель химии, и Десаль сосредоточилась на уроке. Впрочем не особо успешно, в голове кружились мысли о Кантемире и сестрах ван Хоссен. При мысли о каждом из них Айрис охватывало будоражащее чувство, природу которого она пока до конца не определила.

***

      Сразу после уроков Алан решил продолжить своё ознакомление с жизнью Майкла Рэя. Фитч снова предоставил комнату в полное его распоряжение, и Десаль мог делать всё, что угодно. Он достал дневник из ящика стола, где прятал его под грудой разных учебников. Лег на кровать и погрузился в недалекое прошлое этого места.       Похоже юноше весьма досаждала некая Джессика Грей. Она настойчиво пыталась ему понравится. Но автора дневника она нисколько не привлекала. Тот засматривался на учителя истории и на учителя анатомии и латыни… Алан ещё раз перечитал абзац. Похоже Майкл был вовсе не так гетеросексуален, каковым его считал Алан. Чем дальше он читал его дневник, тем больше убеждался, что Рэя интересовали исключительно лица своего же пола и преимущественно учителя.       Описание обычных будней и уроков Алан пропускал, в них было мало интересного. Но из записей следовало, что Рэй был куда как более прилежным учеником, чем сам Алан. Этот факт весьма уязвлял его самолюбие. Потому он и не вчитывался в это. Но одна запись заставила Десаля внимательнее читать дальше. «Похоже я определенно влюблен в него, — писал Рэй. — Едва увидев его лицо, я тону в синеве глаз, а руки так и тянутся погрузиться в белокурые пряди. Мое дыхание сбивается, а ноги дрожат, и я боюсь упасть перед ним на колени, как перед ангелом, сотканным изо льда».       Перечитав последнюю запись, Алан опустил дневник на колени. О ком ведет речь Рэй? Дневник вернулся на стол, и Десаль продолжил чтение. Ответ на свой вопрос он получил уже на следующей странице. Майкл вновь писал об объекте своей страсти. «В ночь Рождества школа давала концерт для родителей учеников. Каждый спешил похвастаться своим мастерством в пении, танцах и миниатюрах. Но, когда на сцену вышел Он и уложил подбородок на скрипку, зал замер. Едва смычок коснулся струн, время остановилось, растворившись в созданной Им музыке. Никогда я не слышал столь искусной игры на скрипке».       Дочитав запись в дневнике, Десаль надолго погрузился в рассеянное созерцание картины за окном.       Он знал лишь одного белокурого синеглазого преподавателя, умевшего своей игрой на скрипке повергать душу в вихрь волнения.       Графа Фэйна Валентайна.       Итак, Рэй вел речь о Фэйне. Именно в него был влюблен хозяин дневника, и похоже его чувства нашли некое продолжение. В этом Десаль убедился, продолжив чтение. Его гнало вперед желание убедиться или опровергнуть собственное подозрение в том, что школа уже давно жила «двойной жизнью» и внешние чопорность и приличия царившие днем, ночью сменялись пороком и тайнами, так или иначе касавшимися двух фигур — Валентайна и его возлюбленного — графа Кантемира. И, если он был прав, в этот круг следовало включить и ден Адела и его липового врага — Нэйта Хэйла, поскольку их обоих опекал Валентайн, и они не могли не знать, что происходит вокруг.       Но самым сложным для понимания оказалось путаница во времени. Объяснить то, как в дневнике Майкла Рэя оказались упомянуты те, кто нисколько не изменился с того времени, как в школе учился Рэй — Алан никак не мог. С тех пор прошло четырнадцать лет, а главные действующие лица его записей всё те же, как Майкл их описывал. Ладно, ещё оба графа, но Антоний де Новель и Нэйтан Блэдхел, а Десаль подозревал, что это не кто иные, как Антоний ден Адел и Нэйтан Хэйл, должны были вырасти и давно покинуть школу.       Взгляд Десаля уцепился за следующие строки. Майкл писал о том, что получил некое право, что сделало его ближе к тому, кого он стал называть на страницах дневника «Мой Ангел». Из туманных записей, которые вдруг потеряли свою прежнюю четкость выходило, что Майкл обрел то, что так желал, и по первому же зову уходил в некое место, где предавался безмерному счастью встреч со своим возлюбленным. Об этом месте Рэй оставил закодированную запись, указав лишь то, что вход в него следовало искать в библиотеке школы. На полях были вписаны таинственные цифры, походившие на номера страниц «145-146».       Чтение дневника Десаль продолжил после ужина и возвращения Фитча и, закончив, еще долго сидел за столом, перелистывая страницы и раздумывая о том, что похоже попал не просто в место полное тайн, а в совершенно иной, неизвестный ему мир.

***

      Когда уроки закончились, Айрис вместо того, чтобы подняться к себе в комнату, направилась на первый этаж. Опустевший коридор привел ее к студии. Дверь была открыта, но комната пустовала.       Остановившись на пороге, Десаль скользнула взглядом по приготовленному к работе мольберту и пустой платформе для натурщиков. Айрис сама не знала, зачем пришла сюда. Опустив сумку с учебниками у двери, Десаль шагнула внутрь. В память вскользнуло ощущение тепла на губах, прижимавшихся к ней тел сестер ван Хоссен.       Десаль не могла выбросить из головы то, что произошло накануне. То, что началось, как игра, безвинный флирт и всплеск гормонов, переросло в нечто большее — волнующее и беспокоящее одновременно.       Айрис никогда не относила себя к тем, кто предпочитал свой пол. Ей нравились парни, она уже влюблялась, по-детски, наивно, и объектом ее влюбленности никогда не становилась девушка. Тем более сразу две представительницы ее же пола. А к сестрам ван Хоссен ее влекло с одинаковой силой. И для неё это было дико и ненормально.       Подойдя к мольберту, Десаль провела тонким пальцем по пустовавшей раме. Перед внутренним взором предстало полотно — четкие мазки кисти изображали прекрасное юное тело — Персефона возлежала в шелках с призывной улыбкой, дразнящей, обещающей неземное блаженство.       Айрис закрыла глаза, — ощущение чужого присутствия вернулось. Ее вновь целовали, прохаживаясь ладонями по ребрам, лаская грудь: ненавязчиво, осторожно, будто изучая и приучая к себе одновременно.       Губы Персефоны гуляли по плечам, пальцы нежили маленькие розовые ушки, пока язык Артемиды властвовал во рту Айрис, а руки брюнетки пощипывали соски, сквозь тонкую ткань блузы Десаль.       Когда рука Артемиды пробралась под юбку Десаль, разомлевшая от ласк Айрис сопротивляться не стала, позволив скользнуть ловким пальцам под белье. Стыдно не было, возбуждение затопило с головой, и касание чужих рук сорвало стон с ее губ. Брюнетка удовлетворенно хмыкнула, вернув руку на талию Десаль, и притянула девушку к себе.       — Ты наша… — прошептала в губы, глядя в глаза Айрис, и та отрицать не стала.       — Наша, — эхом повторила Персефона, куда-то в затылок, и Айрис развернула к ней голову, принимая жадный поцелуй.       Ее отпустили, только всласть заклеймив поцелуями, и оставили одну в студии. Осевшую на пол на ослабевших ногах.       Десаль открыла глаза, со вздохом отпуская воспоминания.       Весь день случившееся прокручивалось в воспаленном сознании. Десаль не понимала, что же с ней происходит.       Чувства испытываемые ею к сестрам ван Хоссен, пугали, требуя от девушки, разобраться в самой себе…       Часы показывали шесть, когда она поднялась на четвертый этаж, в кабинет Валентайна. Девушка постучалась. Дверь ей открыл Фэйн. Отступив в сторону, Валентайн пропустил ее в кабинет.       Кантемир ожидал девушку, стоя под портретом у камина. Мужчина, небрежно облокотившись о каминную полку, дегустировал янтарный виски. Появление Десаль, граф приветствовал легким кивком.       — А, мисс Десаль, вот и Вы, — улыбнулся он. — Надеюсь не сочтете нашу встречу компроментирующей? Она пожала плечами, скользя взглядом по обстановке кабинета. Пахло стариной и тонким вкусом хозяина кабинета.       — Нет, мне ведь нечего боятся, — ответ прозвучал как вопрос. Кантемир усмехнулся, храбрость девушки ему импонировала.       — Если Вы хотите, мы позовем Вашего брата. Он станет свидетелем того, что Ваша честь не пострадала.       — Мне не нужна дуэнья.       По губам Кантемира прошлась улыбка. Согласись она с его предложением, и это несколько бы затруднило их задачу. Впрочем, Кантемир бы не отказался увидеть рядом с Десаль хорошенькое личико ее братца. Мальчишка зацепил его, и в сознании неотрывно вертелся тонкий образ с умопомрачительным запахом юности. Кантемир, оторвав локоть от холодного мрамора, шагнул к девушке.       — Как Вы думаете, кто изображен на этом портрете, Айрис? — спросил вкрадчиво, слегка кивнув подбородком в сторону картины.       Айрис, не понимая вопроса, подняла глаза к портрету. Добросовестно окинув взглядом темную фигуру на полотне, Айрис задумалась над вопросом.       — Историческое лицо? — неуверенно предположила она.       — А точнее? — подстегнул Кантемир.       Десаль оглянулась на переместившегося к столу блондина, ожидая от него подсказки. Но Валентайн, так же выжидательно смотрел на неё. Айрис вернулась к изучению портрета, сосредоточившись на чертах красивого сурового лица брюнета.       Смутное осознание того, что узнает черты древнего воина, заставило ее переключиться на Кантемира.       Взгляд Десаль скользнул по лицу Влада, спустился на грудь и застрял на правой руке с тяжелым золотым перстнем. Брови девушки, надломившись, поднялись вверх.       — Раньше я бы предположила, что это один из правителей государства существовавшего в Средневековой Европе, — произнесла она, задумчиво. — Но сейчас вижу, что ошиблась бы.       — Почему же? — удивился граф.       — Судя по лицу и украшениям, что я вижу на портрете, думаю, это Ваш предок. Кантемир, усмехнувшись, сложил руки на груди. Рубин в перстне сверкнул багрянцем.       — Ммм, интересная мысль. Скажите, Айрис, Вы умеете хранить секреты?       — Умею, — осторожно подтвердила она.       — Уверена? — спросил он, внезапно переходя на «ты». — Это будет непростой секрет, который… может изменить твою жизнь. Раз и навсегда.       — Уверена, — кивнула она.       — Хорошо, но у меня будет к тебе просьба, очень важная, но это потом, — сказал мужчина, делая шаг к девушке. — Не бойся, эта тайна не навредит тебе. Но сделает тебя частью нового мира, что откроет для тебя новые просторы, не имеющие границ. Готова открыть его для себя?       Айрис смотрела в его глаза, думая о том, что тонет в их абсолютной темноте. Кантемир завораживал красотой и властью, что исходила от него вместе с аурой, подавлявшей ее волю. Что с ней делается рядом с ним, что она совершенно не думает о том, что делает?       — Я готова, — сорвалось с ее губ, прежде, чем она додумала свою мысль. Он притянул Десаль к себе, подхватывая за тонкую талию.       — Ты не пожалеешь, Айрис.       — Надеюсь, — храбро ответила она, не опуская взгляд.       — Идемте, — угрюмо оборвал их Фэйн, открывая дверь кабинета.       Айрис, вздрогнув, встряхнула наваждение, отступая от мужчины. Щеки запоздало залил румянец стыда. Мрачный взгляд Фэйна, полный нескрываемой ревности, от Десаль укрылся. Кантемир повлек девушку за собой на выход. Фэйн шел следом.