Пари

14 - Ты не уснул? Шульдих смотрит на Фудзимию, потом растягивает губы в улыбке: - Это моя фраза. Странно, что ты ее сказал. - Мне стало скучно, – говорит Шульдих потом. – Давай свалим отсюда. Айя не отвечает – ни да, ни нет. Они выходят из клуба. На улице холодно. Темно и холодно. Темное небо, холодный ветер. - Знаешь, - говорит Шульдих, – вообще-то я планировал соблазнить тебя именно сегодня. Ты бы никуда не делся. Могу поклясться. Он стоит, засунув руки в карманы, и ежится – ветер забирается под одежду, и он мерзнет. Айя молчит и Шульдих даже не хочет знать, о чем он думает. Он поднимает лицо и смотрит в небо, но ничего там не видит. Тоска. Айя кладет Шульдиху руку на плечо, скользит пальцами под волосы, чуть-чуть забирает волосы в кулак - Шульдих замирает - и по коже пробегает дрожь. Потом они целуются. Потом они ловят такси и едут. Потом они что-то говорят портье. Потом бегут по лестнице, потому что не хотят ждать лифт. Темно и жарко. *** Айя прижимает Шульдиха к стене – пожалуй, слишком резко. Пожалуй, даже грубо. Они ничего не говорят – физически не могут - задыхаются от страсти – всхлипы и хрипы и сдавленные стоны. Он целуются, и Шульдих кусает Айю за губы – сильно, больно, и Айя знает - он делает это нарочно, ему нравится причинять боль – а еще он знает, что это ерунда, чепуха, не имеет значения - Шульдих сейчас принадлежит ему – и он может делать, что хочет – кусайся, сколько хочешь. Потому что сейчас Айя сильнее. Он срывает куртку с плеч Шульдиха. Шульдих помогает ему и сразу же стягивает с себя футболку – а потом с Айи. Айя берет его за плечи, вдавливая подушечки пальцев в кожу, впиваясь ногтями – ему хочется оставить синяки, царапины – метки своего присутствия на этом теле. Потом касается торчащих сосков Шульдиха – и это сводит с ума. Шульдих извивается в его руках – то прижимается, то пытается отстраниться. Руки Айи как стальные, и последнее не удается - и Шульдих просто льнет к его голому телу. Шульдих ищет его губы. И вот уже Айя кусает Шульдиха, и тот вскрикивает – не то от боли, не то от наслаждения – и это доставляет удовольствие - Айя успевает поймать себя на этом, удивительно – помучить Шульдиха. - Давай, – единственное, что он говорит, единственное, что может сказать - с трудом, задыхаясь. - В постель! Давай! Скорее! Не расцепляясь, они падают на кровать. Глаза Шульдиха полузакрыты, а губы полуоткрыты. - Брюки, – извиваясь шепчет Шульдих, – сними брюки, идиот! Как ты собираешься меня трахать? Айя хватает Шульдиха за горло и тот выгибается. Абиссинец чувствует биение крови под своими пальцами - слабые, торопливые удары. - Никогда, никогда не смей называть меня идиотом! Учти это! Никогда! – и этот хриплый голос ему самому кажется незнакомым. По телу Шульдиха проходит дрожь, и он как-то всхлипывает – от удовольствия? Без сомнения. Руки Шульдиха находят пуговицу на брюках Рана – и эта помощь очень кстати. Очень. Молния расстегивается с трудом – или Шульдих нарочно тянет время? - Повернись ко мне спиной! - Черта с два, - горячий шепот - Давай. Давай, – Айя чувствует как мир кружится – Давай!!! Было так, как сказал Айя. Одна рука на бедре немца, другая на плече. Вот так. Вот так. И еще раз. И еще. И еще. Фейерверк в ночном небе. *** - Воды, – говорит Шульдих. – Я сейчас умру. Он встает с кровати – каждое движение равно немыслимому усилию - и подходит к столу. Нетвердые шаги, неловкие движения. Айя смотрит на него – на голую задницу, на худую спину, на растрепанные рыжие волосы. Шульдих наливает воды в стакан и пьет, потом замечает, что Айя на него смотрит, улыбается, ставит стакан обратно, возвращается. - Мне так хорошо, – немец падает на кровать.- Черт, мне так хорошо! Плохо только то, что я всегда думаю, что это закончится – вот это хорошо - и будет... Он замолкает. - Продолжим? Хочешь, я сделаю для тебя нечто особенное? – он переворачивается на живот и смотрит на Айю, продолжая улыбаться. - Что, например? - Нууу. Могу поклясться, что у тебя никогда не отсасывали, Фудзимия, – Шульдих смеется. - Мы, что, будем обсуждать подробности моей интимной жизни? - Айя тоже улыбается. - Ну конечно, – Шульдих подползает поближе. – Убери одеяло. Айя усмехается и убирает одеяло. Шульдих кивает, берет его член в руку, приоткрывает рот и облизывает член языком. - Вот так, – говорит он. – Это было по часовой стрелке, – и снова смеется. – А сейчас – наоборот – против часовой, – и он еще раз обводит языком головку члена. Чувствуешь разницу? Айя закрывает глаза и откидывается на подушку. - Нет, – говорит Шульдих. – Смотри. Я хочу видеть твои глаза, когда ты кончишь. На этот раз. Это непривычно и безумно возбуждающе – видеть, как Шульдих сосет его член. Грубо? В этом своя прелесть. Унижать. Унижаться. Игра? Максимальная открытость? Это важно? Это постель. Все важно и все неважно. Это - твой стоящий член. Это - чужая тощая задница. Это - чужой развратный рот. Рукой – вверх-вниз и еще большим пальцем по кругу, там где только что был рот, палец легко скользит по слюне – когда ненадолго выпускает член изо рта - а потом опять губами – губами? – глоткой. И языком. Слишком. Это слишком. Ощущения смешиваются, но именно сейчас пропорции неважны - и невозможно понять что происходит. Это выглядит… гадко? Грязно? Восхитительно! *** - Увидел? И как? – Айя притягивает Шульдиха к себе и касается губами его губ. Пара минут после разрядки. - Хочешь попробовать? _ Шульдих усмехается. – Еще осталось. - Думаешь, я испугаюсь? Своей спермы? - Докажи сам себе – скажи - я смогу это слизать! Айя, улыбаясь, долго целует Шульдиха - пробует языком его язык, небо – ничего. - Тебе почти не досталось, – фальшиво сожалеет Шульдих. – Я зря пообещал. - Ничего. До следующего раза. – Айя это сказал?!!! Они обнимаются – крепко и сильно. Шульдих облизывает мочку уха Айи, потом оставляет мокрую дорожку на его шее, чуть-чуть захватывает кожу зубами. Айя целует его в волосы, раздувает их, зарывается в них. Шульдих подставляет свою шею – конечно, конечно - Айя целует и шею, и ключицу, и плечи - потом укладывает Шульдиха на спину - и соски – может быть они всегда торчат? или Шульдих всегда возбужден? – и живот - языком в ямку пупка – это же так естественно – Шульдих выгибается – ему щекотно, и Айя задерживается на пупке немного дольше – чтобы это еще раз это увидеть - прогиб спины. И спускается немного ниже. - О, ты готов на такие подвиги? – Шульдих приподнимается на локте. - Заткнись. - Ха-ха-ха-ха, – Шульдих опять начинает смеяться – почти как сумасшедший. - Я сойду с ума от восторга! Боже мой! Ха-ха-ха! Нет. Нет. Не сегодня. Нееет. Но я обещаю тебе это. Хахахаха! Ты хочешь мне это сделать! Ты! Я достоин памятника! Триумфальной арки! Ха-ха-ха-ха! Он смеется как ненормальный, целует Айю, Фудзимия ловит его, снова опрокидывает на кровать, сам наваливается сверху и тоже целует, целует - и оставляет безвкусные собственнические метки на плечах, шее и чуть ниже ключицы. А потом они засыпают. ...а днем он затащил тебя в этот магазин - ну, он-то наверняка задумал это еще пятьсот лет назад, просчитал и рассчитал как обычно...а может, и нет - ты просто отвлекся, и вот пара шагов по лестнице, дверь открывается, и ты оказываешься в тесном помещении в окружении странных предметов. "Секс-шоп" - вот что было на вывеске. Хотя нет, на вывеске было другое - что-то слащаво-пафосное, но смысл - тот же. - Выглядит устрашающе. - Тебе не придется на это смотреть, - подавленный смешок, - если что. - Не думаю, что это хорошая идея. Шульдих радостно улыбается и берет с полки огромный фаллос. - Нет? Нет? Ты сомневаешься? - А ты выдержишь? – усмехается Айя. Шульдих на секунду замирает, потом ставит орудие - пыток? - обратно. - Черт, а я и забыл, кто будет иметь с этим дело. Раздражение, смешанное с любопытством – дурацкая, дурацкая ситуация! А еще - стеснение. Айя внешне спокойно осматривает полки, но он бы с удовольствием отсюда удрал. Ушел, да. Ушел. Спокойно и с достоинством. Постараемся не доставить радости тому, кто так ее ждет. Особенность таких магазинов – все выглядит дешево, независимо от того, сколько это стоит – это всего лишь своеобразная игра в бордель, ведь так? - игра по своим правилам, но ведь в любом случае все покупается для сексуального удовольствия - или удовлетворения - почувствуйте разницу! - с каким бы пафосом вам все это не представили. Нелепое белье. Плетки, корсеты, фаллосы, смазка. Резиновые женщины. У них даже есть имена. У резиновых женщин есть имена. И даже у отдельных... хм... их частей есть имена. Все не так просто. Оказывается. Хм. Ну, ты просто никогда об этом не думал - назвать гелевый член (или резиновую вагину - вариант для женщин) своим именем. Возможно, у тебя отсутствует воображение. Даже скорее всего. Ты - скучный персонаж. А кому-то повезло больше. Кто-то фонтанирует идеями. Кому-то - возможно - радость. Оттрахать иллюзию порнозвезды - или быть оттраханным точной (точной ли? - сомнительно) копией чьего-то достоинства. Некоторые вещи выглядят устрашающе, но если присмотреться – совершенно безопасны. Но это - если присмотреться. У Айи же нет ни малейшего желания присматриваться. А названия - Господи! О, Господи. Он даже боится читать, как называется вон та леденцово-розовая подушка с торчащим посередине членом. - Не стой как истукан - это смешно и глупо, посмотри что нибудь, возьми что-нибудь в руки, сделай вид, что ты разбираешься во все этом, что ты, вообще, здесь не просто так. Ну! - горячий шепот над самым ухом. И, в первый момент не сообразив, что это провокация, Айя берет с полки какой-то фиолетовый флакончик. - Ооо, ты хочешь вечную эрекцию, – шепчет Шульдих.- Отличный выбор! Как ошпаренный Фудзимия мгновенно ставит флакон на место. Наверное, даже отступает на шаг. Лицо Шульдиха выражает притворное разочарование. Продавцы, кажется, не обращают на них внимания. Или? Или? Ему не показалось? Айя испытывает что-то похожее на панику - искусственный, как и все вокруг, блондин - длинная челка на пол-лица, красивый изгиб рта, накрашенные черным ногти - не слишком ли внимательно он смотрит на тебя и не слишком ли сладко улыбается? - Умоляю, пойдем отсюда, - не выдерживает Айя. - Это чересчур для меня. Пойдем! - Еще минуточку, - шепчет Шульдих и виснет у тебя на руке и скалит зубы в сторону поскучневшего блондина. *** Потом они сидят в кафе, а рядом стоит пакет с покупками. - Жаль, что в таких магазинах почти всегда такие скучные пакеты, – говорит Шульдих, – серые и невзрачные. Никто не знает, как разумно, и с каким знанием дела, - сдавленный смех, - мы все выбрали. - А может, и хорошо, – говорит Айя. Кофе невкусный, какой-то кислый, допивать не хочется, но и уходить отсюда не хочется – какое-то странное ощущение. Ощущение расслабленности. Непривычного покоя. Голоса людей вокруг – жжжжжж - ровный негромкий гул, ни слова непонятно - и неяркий солнечный свет в окно. - Нет, – говорит Шульдих, – нехорошо. Это постоянное желание держать Айю в напряжении - тот боится, что Шульдих сейчас принародно начнет распаковывать и рассматривать покупки - с подробными и ненужно громкими комментариями - Шульдих это знает, он знает про этот страх, и в темных глазах танцуют огоньки, но он ничего такого не делает, просто пьет кофе. - Невкусно, – говорит он, отставляя чашку. - Да, – говорит Айя. Они встают и уходят - встают одновременно - они делают что-то одновременно уже не в первый раз - это, наверное, самое смешное - а еще невыразимо странно и абсолютно естественно – идти рядом с Шульдихом, болтать с Шульдихом, что-то обсуждать с Шульдихом, даже смеяться - с Шульдихом. Испытывать постоянное желание обнять узкие плечи. Ощутить запах волос и запах кожи - просто его запах, совершенно неважно - приятный, неприятный, не пытаться подобрать вычурные соответствия, не делить на составляющие - солнце, холодный воздух, туалетная вода - все чепуха, чепуха - просто его запах. *** -Знаешь - говорит Айя - я бы хотел что-нибудь сделать для тебя. 15 Когда Айя проснулся после той ночи – Шульдиха рядом не было. Он не почувствовал горечи - горечи в полном объеме - не успел - только ее тень- царапнуло по сердцу неприятно, остро, больно - но в этот же момент услышал шум воды из ванной. Поднялся и пошел на этот шум. Шульдих лежал в ванне с закрытыми глазами. Айя повернул кран и выключил воду. Шульдих открыл глаза и сел. Мокрые волосы кажутся темнее, а лицо совсем бледным - Залезай! – кивнул он. Айя наклонился, молча взял лицо Шульдиха в ладони и поцеловал, теряясь в собственных - новых- незнакомых - волшебных! - ощущениях. Шульдих обнял его за шею мокрыми руками, пальцами касался его кожи - на ключицах, шее, гладил его спину, чуть-чуть приподнялся - языком скользнул по мочке уха - и прижался щекой к щеке. - Не хочешь? - Я потом. Шульдих кивает, отстраняется, встает и стоит голый в ванне. - У меня все болит. Дай мне полотенце. Айя протягивает ему полотенце, Шульдих небрежно вытирается и обматывает полотенце вокруг бедер. Идет по холодному полу, оставляя мокрые следы. Айя смотрит вслед - не может не смотреть. Шульдих падает на постель - Попросим завтрак в номер? – говорит он и тянется к телефону. Айя успевает принять душ - впрочем, он сильно торопится - разрывает пакетик с гелем, поспешно, криво - крупная капля перламутровой жидкости падает на пол и уносится в дренаж - он провожает ее взглядом - его голова пуста, ему просто нужно на что-то отвлечься. Он выходит из ванной и видит горничную - она привезла завтрак - и Шульдиха - уже в кресле, но по прежнему в полотенце вокруг бедер - ну, конечно, штаны надеть он не удосужился. Айя успевает пожалеть девушку - отличная закалка, и глазом не моргнула - забыв, что сам сейчас выглядит не лучше. И сомнений у девушки - если вдруг оставались - больше нет. Совсем. - И еще нам нужна пара полотенец, Это же возможно? Помимо положенных, - Шульдих усмехается. - Конечно. Шульдих всем своим видом показывал, что да, у них была прекрасная ночь - да что там!- просто волшебная ночь - вот вам, дорогие мои, пища для обсуждения. Айя даже не хотел прерывать этот вполне предсказуемый перфоманс - Шульдих не может, чтобы о нем не шептались вслед - неважно о чем, совершенно неважно, это все равно неправда, все, что придумают будет абсолютная неправда - но именно это и приятно - такое чувство, такое ...не пойман не вор - может быть, так. Нельзя обидеть, ранить, выследить того, кого нет. А так - лишь бы шептались. - Почему ты все делаешь напоказ? – спросил Айя, когда горничная ушла. - Не знаю – Шульдих пожимает плечами. – Просто, когда я это делаю, я чувствую, что живу, словно что-то колышется вокруг меня. Странное, тревожное и очень приятное ощущение. И не волнуйся, кстати - ты же больше ее не увидишь - гостиниц в городе полно - можем съехать хоть сейчас. - Я не волнуюсь, - говорит Айя, – мне просто интересно, почему ты так делаешь. 16 - Позвони ему, – говорит Кен. - Телефон отключен. Да и не хочу я ему звонить! Странное сочетание -"отключен" и "не хочу", но никто этого не замечает. Дурацкая, отвратительная манера молчать пару секунд, прежде чем ответить - Еджи невыразимо бесила эта манера - сначала внимательно посмотреть - но это внимание всего лишь иллюзия - взгляд скользит мимо, не касаясь тебя, Еджи Кудо, ты слишком незначительная персона, чтобы господин Фудзимия тратил на вас свое драгоценное внимание - а потом ответить - ровно, спокойно, без интонации - ответ в никуда, никому конкретно - тебе, или Кену, или чайной чашке на столе - никакой разницы. Эти мгновения ожидания заставляли Еджи жалеть, что он вообще обратился к Фудзимии с вопросом - и безудержно злиться на самого себя - что опять совершает ту же самую ошибку. В миллионный раз. С упорством идиота. Зачем раненый бык бежит на красную тряпку? Какой смысл в красной тряпке? Какой смысл что-то доказывать Фудзимии? Что тебя так злит - равнодушие, высокомерие, как тебе кажется... невозможность доказать, что ты чего-то стоишь? Зачем это тебе? Тебе так важно подтверждение своей ценности именно из этих - красивых, поджатых, упрямых, недоступных, проклятых - губ? А еще - закрывать глаза по вечерам и представлять... Некий вымышленный мир - он возникает сам по себе - каким бы охренительным реалистом ты себя не считал. Кем тебе нравится себя считать, Еджи Кудо - бестолковым романтиком или пресловутым охренительным реалистом? Очень смешно. Вариантов не слишком много, честно говоря. И все какие-то... Мы любим себе льстить, вот в чем беда. Зануда думает, что он поэт, а тряпка мнит себя крутым и правит миром в собственных мечтах. Все зависит от точки зрения. Хорошо быть умным - вот это непреложная истина, я вам скажу. Если знать, что вкладываешь в понятие - умный. Да вот незадача - умным ты себя не считаешь, Еджи Кудо! Досадно. Разочарованный во всем распиздяй с затаенной на дне души болью - вот так сложно и многословно называется твоя роль в программке. Так что ты представляешь себе по вечерам, а? Да ничего! Отстаньте! Еджи зол на самого себя. Ну, как это получается? - вполне банально, ведь так? Человека не выносишь, он слишком отличается от тебя самого - ты так думаешь. И он так думает - ты абсолютно уверен. Ты изучаешь его, присматриваешься, ходишь вокруг да около, проигрываешь по очкам в битвах эго, иногда – как кажется - выигрываешь – но проигрыши помнишь острее, хотя выигрыши помнишь ярче – иногда вы не ссоритесь – вот странность! - и ты невольно открываешься перед ним. Замечаешь слишком поздно - это происходит само собой. Иногда вы просто разговариваете - без полуминутных пауз между вопросом и ответом, и тут-то самое забавное – ты замечаешь, что он тебе нравится. Очень нравится. Или это было сразу? Он сразу тебе понравился, разве нет? Может и так. Просто твое обычное покровительственное дружелюбие в его случае не сработало - бестолковое упрямство в ответ, а результат - твое собственное раздражение, твоя собственная настороженность вытесняют симпатию. Пытаются вытеснить. Ничего не получается - все просто смешивается, а странное притяжение никуда не уходит. Твой тип, так? Внешне - твой тип? Говорят, это многое значит. Ну да. Конечно. Но не в этом дело. Сортировать ощущения – это сюда, это туда - бессмысленно. Абсолютно бессмысленно. Ты не хочешь упрощать. Ведь на самом деле все не так. Это вторично - тип внешности, сексуальные предпочтения и длинные статьи на эту тему. Выдумки, чтобы объяснить необъяснимое – нельзя же что-то оставить без причинно-следственных связей. Они держат мир, черт побери! Наплевать, в общем-то, на это. Из окна второго этажа. Да. Еджи опять узнает, что телефон отключен – ему вежливо-равнодушно сообщают. "Да-да" - ехидно отвечает он неизвестному голосу – конечно, конечно, но это уже не новость, вы повторяетесь и вообще – идите подальше. - Кому звонишь, Айе? - Девочки по вызову, Кен. Не желаешь? 17 Нестерпимое ощущение под названием "неужели больше никогда"? Шел, так долго шел и очутился – нигде? Весь твой путь - просто бессмысленный сон? Пробуждение - всего одна секунда? Нельзя увидеть тот же сон дважды? Пусть не тот же. Нет. Не надо тот же. Просто продолжение сна. Кен больше не набирает номер Шульдиха миллион раз за сутки. И даже не хватает трубку первым, если кто-то звонит. Он действительно хочет проснуться, отчаянно хочет - даже пытается слушать то, что ему говорят - кто бы ни говорил. И что бы ни говорил. Ничего не получается, но он хотя бы пытается. Изо всех сил. Он даже больше не шепчет – "ну, пожалуйста, пожалуйста" – в никуда. Что, пожалуйста? Вернись? Останься? Просто скажи что-нибудь? Скажи мне - "Привет!" И положи трубку, если хочешь. Он просто чувствует, что его разорвали на две части – и одна часть там – с Шульдихом, навсегда – там, с Шульдихом. Там он может говорить с Шульдихом. Целовать Шульдиха. Видеть эти странные улыбки, слышать слова - необидные издевки и ласковые прозвища. Рыжие волосы. Рыжие волосы. Чертовы рыжие волосы. Что хуже - потерять или никогда не иметь?