Забытый в звёздах

      Я вернулся в деревню только через пять лет. Я не знаю, как так вышло. Просто я не приезжал к дедушке чертовски долго. Все каникулы я проводил дома, не изъявляя ни малейшего желания съездить в деревню. Но через пять лет я понял, что мне нужно туда приехать.       Из-за Дзеты. Из-за сомнений. Из интереса. Мне хотелось повидаться с Сержиком. Мне хотелось прогуляться по тому самому лесу, где я в детстве потерял сознание. Потерял сознание. Как же это подходит к моему случаю.       Я давно уже не хожу к доктору. У меня больше нет проблем с психикой. Я обычный пятнадцатилетний парень, таких, как я, тысячи. И я почти всё забыл о Дзете, но, что я хорошо запомнил, так это то, что проход в неё открывается раз в пять лет. Но, разумеется, это не имеет значения, ведь я выдумал идеальный мир, чтобы скрыться в нём от суровой реальности. Приблизительно так мне всё объяснил врач, когда я был десятилетним маленьким мальчиком.       В деревню меня отвёз папа. Теперь у него новая машина без лающего металлическим голосом гудка.        — Автомат сделал жизнь водителей спокойнее и проще, — сказал он, переключая передачу.       — Автомат Калашникова сделал бы чью угодно жизнь спокойнее и проще, — отозвался я, не отводя глаз от окна.       Мне было страшно возвращаться в деревню. Конечно, я был рад снова пожить у дедушки. Мне нравилось, как он готовил, я любил слушать его истории. И ловить рыбу, и купаться в озере мне тоже очень нравилось. Но я боялся, что буду один. С того момента, как мы дружили с Сержем, прошло столько времени! Да и расстались мы не самым лучшим образом.       Возможно, он меня даже не узнает. Я похудел, когда перестал пить таблетки, которые мне выписывал психиатр. Я стал серьёзнее. И ещё я стал общительнее. Но нет, Серж меня точно узнает. А я его — тем более. Он, наверное, единственный в мире человек, у которого от рождения волосы такие, будто он их каждый месяц старательно красит в салоне. Блондин с чёрной полоской там, где обычно делают пробор. Пожалуй, я возвращаюсь, хотя бы для того, чтобы снова на это взглянуть.       Мы приехали где-то в три часа дня. Отец помог донести до веранды вещи, попрощался со мной и уехал. Я смотрел, как его чёрная машина, едет по пыльной песчаной дороге и удивился контрасту. В городе таких машин полно, но в деревне они кажутся чем-то из будущего, словно все здесь всё ещё ездят исключительно на лошадях.       От дедушки я узнал, что Вольф недавно умер. Он был очень старым псом и прожил хорошую жизнь. Мы помолчали, а потом я надел кепку и сказал, что хочу пройтись и посмотреть, изменилось ли что-нибудь. Под чем-нибудь я имел в виду Сержика. Как-никак он был моим лучшим другом в детстве. И, наверное, я немного скучал по нему всё это время.       Нет, я не был совсем один. У меня появились друзья после перехода в новую школу. Но это всё было таким прогнившим и фальшивым, что я часто вспоминал о Сержике, как об идеальном для меня друге. Тогда, в детстве, всё казалось таким простым и понятным. Всё было так, как должно быть. Жаль, что я всё испортил.       Но, может быть, спустя столько лет мы снова сможем стать лучшими друзьями. Нужно только встретиться с Сержиком, нужно поговорить с ним. Нужно, чтобы он хотя бы узнал, что я приехал. Вот поэтому я и пошёл к нему во двор. Дверь его дома никто мне не открыл, и, когда я дёрнул за ручку, оказалось, что она вообще заперта.       Но я не ушёл. Вместо этого я направился в мастерскую. Сержика там, скорее всего, не будет, но вот его отец должен там что-нибудь делать. И тогда я узнаю всё о Сергее от него. Конечно, если он меня не прогонит: уж очень злым был его взгляд, когда я целовался с его сыном пять лет назад. Что ж, нет никаких сомнений, что я, обычный пятнадцатилетний парень, был очень странным десятилетним мальчиком.       Дверь в мастерскую была открыта, и оттуда доносились звуки работы. Я готов был встретиться с папой Стражникова, но не с ним самим. В детстве Сержик ненавидел мастерскую и все работы связанные с деревом.       Я тихо вошёл и стал наблюдать за тем, как стоящий ко мне спиной Серж стругал какую-то изогнутую доску. Я знал, что это Серж, только из-за какого-то чувства внутри, из-за интуиции, если хотите. Он покрасил волосы в чёрный, и на его голове больше не было той странной полоски, которая так мне нравилась.       Я наблюдал за ним довольно долго. Мне нравится смотреть на то, как люди что-то делают. Ещё больше мне нравится наблюдать за тем, как люди что-то делают, думая, что никто на них не смотрит. Мне нравится, как занятие способно поглотить человека целиком.       Серж обернулся и замер.       — Привет, — я поднял руку.       Может, он и не хотел так радостно улыбаться, но на его лице вспыхнула почти детская улыбка. А потом, словно всё вспомнив, он принял равнодушный вид и взволнованным голос ответил:       — Привет, Дэн.       — Я приехал в деревню на лето. Как раньше.       Мне было жутко неловко. Было бы проще, если бы мы обнялись, как старые друзья, которые не видели друг друга пять лет. Но, пожалуй, учитывая, как мы расстались, бросаться на него с объятиями было бы чем-то ошибочным.       Вертя в руке деревянную статуэтку в форме лисы, я сказал:       — А ты, значит, решил пойти по стопам отца? Я-то думал, тебе не нравится мастерить из дерева.       — Мне не нравится, — Серж отложил инструмент в сторону и сел на колоду, — но платят за это неплохо, так что…       — Понятно.       Я не знал, о чём нам говорить. И он тоже не знал. Время сделало из нас чужих людей. Или мы уже такими расстались, а я из-за своей детской наивности не смог этого понять.       — Так значит, ты целое лето будешь здесь? — чтобы прогнать тишину, спросил Сержик.       — Да. Мы могли бы сходить на рыбалку, — а потом я вспомнил, что он даже наживку на крючок не надевал, когда мы рыбачили, и добавил: — Или ещё чем-нибудь заняться.       — Поиграть в воображаемую страну?       Он спросил это так, словно нажал из любопытство на чужую рану. Но и я молодец, ответил ему честно, ответил так, как отвечать не следовало:       — Проход открывается каждые пять лет, там какой-то праздник летом. Я уже и не помню точно, — сказал я, как бы оправдываясь, — но можно попытаться. Проверить.       — Ещё скажи, что ты и ракушку сохранил.       И я достал её из кармана. Да, сохранил. Я берёг её всё это время.       — Иди домой, Дэн, — Серж снова принялся за работу. — Не отвлекай меня, я занят.       — Меня не было пять лет! — вдруг вспыхнул я. — Ты должен был хоть немного скучать!       — Нет, — коротко обрезал тот. — Выйди из мастерской.       — Нет, — сказал я так же сурово, как только что произнёс это слово он сам.       — Тут может находиться только покупатель или мастер, поэтому уходи.       — Я покупатель, — сказал я, размахивая деревянной лисой. — Я собираюсь это купить. Но прежде объясни, в чём дело. Почему ты меня даже видеть не хочешь? Почему ты мне не рад? Это из-за того, что было пять лет назад? — и не дав ему ответить, я сказал, — Это ведь было так давно! Это забыто!       Я всё ещё продолжаю говорить то, что думаю. Я всё ещё, как и в детстве, ставлю в замешательство людей, спрашивая у них то, о чём принято догадываться самому. Но я привык так делать. Нет ничего зазорного в том, чтобы уточнить то, что не понял.       — Мы больше не друзья, Дэн. Это всё было в детстве. Сейчас мы ведь даже не знаем друг друга. Может быть, если бы ты за всё это время приехал хотя бы пару раз, ещё можно было бы о чём-то говорить. Но пять лет — это слишком много.       — Для настоящей дружбы нет.       — А она была?       Я почувствовал, как у меня покраснело лицо. «Иди ты к чёрту, Серж!» — подумал я, круто развернувшись. Я даже громко хлопнул дверью, как истеричная девица. Хорошо было бы выскочить из прохладной мастерской в снежную зиму или хотя бы в дождливую осень. Но вот, сгорая от обиды и злости, бежать под палящее солнышко лета — глупейшая идея.       Хотя солнце не так уж и палило. Скорее на улице было душно и безветренно. Всё предвещало сильную грозу. Даже освещение было таким, каким оно бывает только перед грозой. Я брёл по главной улице и пытался отвлечься на забытые мной дома и деревья. Всё, что я видел, казалось мне чужим, словно я не гулял здесь каждое лето детства, а видел эту улицу в какой-нибудь глупой передаче по телевизору.       А потом я увидел курящего Доминика. Он, как это обычно было в детстве, сидел на лавочке перед своим домом. Я сел рядом, а он посмотрел на меня отсутствующим взглядом. Но в этом взгляде всё же читалось некоторое любопытство.       — Невский? — Доминик первым нарушил молчание.       — Да. Давно не виделись.       — Это точно, — он протянул мне сигарету, — будешь?       — Нет.       Я без стеснения начал его рассматривать. Он выглядел бедно, очень бедно. Хотя, должно быть, в этой богом забытой деревне никто богатым не выглядит. Да и в деревне все кажутся бедными и несчастными. Или мне так только кажется после безвылазной жизни в большом городе?       — Деньги нужны? — спросил я и достал из кармана пару купюр, которые мне ещё в машине сунул в руки папа.       Доминик посмотрел на меня, склонив голову на бок, как умная собака.       — Окажешь небольшую услугу и они твои. Мне-то они здесь по любому не нужны, — и тогда я решился озвучить только что родившийся в моей голове план. — Ты общаешься с Сергеем Стражниковым?       — Ну, — кивнул тот.       — Так вот отведи его в лес, к пруду. Знаешь, где там находится пруд?       — Да, — голос Сержа ясно дал мне понять, как же дико звучит моё предложение.       — Вот отведи туда Сержа, и, желательно, чтобы он встал в воду. Тогда ещё столько же добавлю. По рукам?       — Ты что, — Сержик наклонился к моему лицу и внимательно в него всмотрелся, — пьяный?       — Нет, а ты? От тебя несёт пивом.       Доминик несильно рассмеялся, прежде чем сказать:       — Нет, а несёт от меня счастьем и радостью.       — Ты алкоголик? — я даже поднял бровь.       — Что? Нет, я просто много пью и не могу остановиться.       Я понял, что мы отвлеклись, и спросил:       — Так что, по рукам? Сможешь отвести туда Сержика и сделать так, чтобы он стал в воду, хотя бы по щиколотку?       — За такие деньги я готов его там утопить, — улыбнулся Доминик и протянул руку вперёд: — Аванс, мажорчик.       — Не называй меня так, — и я дал ему половину суммы. — Сделаешь это через два часа?       — Да, ладно.       — И не говори ему обо мне.       — Об этом я уже догадался. Спрашивать, что это за дикое желание, наверное, тоже не стоит?       — Именно.       — Значит, часа через два увидимся у того пруда?       — Да, и я отдам тебе остальную сумму.       — Прекрасно.       — Да, прекрасно, — согласился я, встал с лавочки и пошёл к себе домой.       Там я провёл в гараже где-то полчаса, реанимируя велосипед. Что уж тут говорить, за пять лет в здорово вымахал, так что пришлось подстраивать велик под себя. А я ведь в таком совершенно не разбираюсь, поэтому было достаточно сложно понять, что к чему.       Меньше чем через час после разговора с Домиником, я уже прятал велосипед в разросшиеся у входа в лес кусты. Мне понадобилось какое-то время, чтобы вспомнить, куда идти. Я бродил по лесу, сжимая в одном кулаке ракушку, а в другой палку, которую использовал как посох. Я соскучился по лесу. Большие города — это точно не моё, они меня угнетают, а здесь, в царстве зелени и тени я чувствовал себя, как дома.       Я так увлёкся, что вместо того, чтобы пойти и спрятаться где-нибудь у пруда, пошёл к нему кругами, ведь мне так хотелось прогуляться по лесу после столь долгого заточения в городе. Конечно, за эти пять лет я ездил иногда за город, но это другое: там все равно было много людей. А здесь я один.       Я спокойно раздвинул ветви руками и прошёл к пруду. На лицо попала паутина, я убрал её тыльной стороной рукой, не замечая, как мои ноги ускоряют шаг: в пруде, по колено в воде стояли Серж с Домиником. И они стояли ко мне спиной! Какая удача!       План мой был таков: сжать ракушку в кулаке покрепче, чтобы она не выпала, обнять Сержика со спины так резко и неожиданно, чтобы он хотя бы на секунду от неожиданности закрыл глаза. А дальше я бы действовал по обстоятельствам. Скорее всего, получил бы от Сержа в зубы.       И я помчался вперёд, сжимая ракушку в ладони. Когда я уже был у самого берега, Серж обернулся, но я решил не отступать. Я в два прыжка оказался перед ним и раскрыл руки, чтобы его обнять. А он этим воспользовался, чтобы ударить меня в живот. Но я каким-то чудом увернулся, поэтому его кулак скользнул по моему боку, и я смог вцепиться в него руками. Вместо того, чтобы обняться, мы стали драться.       Мы прошли, вцепившись друг в друга, где-то по пояс в воду. И, наверное, мы бы доковыляли и дальше, по горло, если бы Доминик не очнулся и не стал нас разниматься. В какой-то момент моя нога скользнула по илу, и я упал под воду, не выпуская из рук Сержика. Под водой я словно бы стал сильнее и сжал его, наконец, в своих объятьях.       После нескольких секунд под водой мы с Сержем вынырнули на поверхность. Я отцепился от него. Ракушки в моей руке больше не было, в какой-то момент я её уронил. Я стоял на дрожащих под водой ногах и откашливался. Солёная вода забилась мне в нос, попала в уши и словно бы щекотала мой мозг изнутри.       Солёная вода?! В пресном пруду?! Я открыл глаза!       — Да! Да, вашу мать! — бешено заорал я, увидев место, которое так долго считал выдуманным. Психиатр заставил меня поверить, что я выдумал Дзету. — Я знал! Я знал, что нужно проверить! Да!       Я стукнул ладошкой по красной, как кровь, воде.       — Это ещё что за…       Я обернулся на ошарашено моргающего Доминика. Что? Он-то здесь что забыл? А Серж?! Серж здесь? Да, Серж смотрел по сторонам, поджав тонкие губы.       — Это Дзета, — сказал я Доминику, счастливо улыбаясь. — Расслабься, я здесь правитель. Нас встретят, как подобает.       Но Доминика мои объяснения явно не устроили. Убрав ладошкой с лица волосы, он медленно спросил:       — Что за хуйня?       — Этого не может быть, — наконец, сказал что-то Сержик. — Это ведь всё было игрой.       — Нет, это было на самом деле! — торжествующе воскликнул я. — Это не я тогда спятил, а ты! Ты не мог принять того, что Дзета настоящая, вот и решил, что это была игра! А мы снова здесь! Мы снова здесь!       И я пошёл, рассекая красную воду, к берегу. Воздух ощущался так же, как это было пять лет назад. Но всё остальное изменилось. Мы покинули Дзету, когда был закат. Так вот, солнце так и не село. Неужели все пять лет здесь был закат? И трава! Трава стала чёрной! И во всём чувствовалась такая боль.       А ещё я почувствовал тревогу.       — Что-то не так, — сказал мне Серж, встав рядом и посмотрев, как и я, на почерневшие кусты, за которыми должна была лежать мраморная дорога к замку.       — Кажется, они так и не смогли победить Омикрон.       — Кто-нибудь мне объяснит, что за хуйня тут творится? — Доминик загородил нам вид на чёрные, как сажа, кусты. — Или я перепил? Да у меня таких трипов даже от наркоты не бывало. Что происходит? Это, бля, на самом деле всё, да? Чего вы молчите? Что? Я сказал что-то не то? Эй, Невский, какого чёрта ты такой бледный? Всё в порядке? — а потом до него дошло. — Мне что, надо обернуться, да?       Доминик развернулся и увидел то, что заставило нас с Сержом замерить. Обнажив мечи, перед нами стояла пара. Невероятной красоты девушка с волнистыми розовыми волосам по лопатки и парень белый, как снег. Кстати, он был не менее красив. Очень красивая пара.       — Поднимите руки! — сказал нам парень, и мы все трое подняли в растерянности руки.       — Кто вы и что вы здесь делаете? — спросила девушка.       — Я принц Дзеты, — ответил я. — Но кто вы?       — Тихо! Здесь мы задаём вопросы.       Они нас связали. Точнее, мы сами дали им себя связать. Наверное, мы бы могли легко убежать. Или дать отпор, ведь всё-таки нас было трое сильных парней. Но мы от растерянности покорно протянули руки и позволили розоволосой красавице связать нам руки.       Они вытолкали нас через почерневшие кусты на мраморную дорогу и повели в сторону замка. Я пытался заговорить с ними, но всякий раз парень наигранно важно приказывал:       — Тихо! Молчи!       Почти всю дорогу к замку мы прошли молча. Но в какой-то момент девушка, видимо, устала молчать и спросила у своего приятеля:       — Думаешь, они шпионы?       — Скорее всего, а иначе как они могли там оказаться?       — Может, если бы ты не заставлял этого юношу молчать, он бы нам рассказал бы об этом.       — Это не наша работа, — ответил парень серьёзно. — Они могут быть людьми Омикрон. Они опасны.       — Омикрон! — выкрикнул я. — Вы так и не поставили её на место?! Я сражался с ней.       — Тихо! — снова крикнул на меня наш конвоир.       — Мирт! — не выдержала девушка. — Пусть он говорит!       — Роза! — вспыхнул тот, кого она назвала Миртом. — Ты забыла? Нам нельзя, чтобы они знали наши имена!       — Кажется, эти двое не самые умные в Дзете, да? — шепнул мне Доминик, с интересом разглядывающий всё вокруг.       — Ой, я забыла! Прости! — Роза сложила руки в мольбе. — Не говори про это Малиновскому! Он такой злой и нервный последнее время! Лаванда говорит, что он не спит уже третью ночь!       Серж остановился, Доминик врезался в него, а я врезался в Доминика.       — Что такое? — спросил Мирт наигранно строгим голосом.       — Мы друзья Малиновского, — Серж обернулся и посмотрел на Мирта свирепым взглядом. — И ему не понравится, если его друзей приведут к нему связанными.