Он это я, Я это он

***

      Бывшая квартира Александра была продана его папой ещё три года тому назад, поэтому Саньку разместили на раскладушке в комнате Даниила. Даниил был как на крыльях, он чувствовал, что вот она — та его внутренняя завершенность, та полнота ощущений, которой ему так не хватало без Саньки. Он его стал называть уже не Саней, а Сашей, иногда даже Александром. И ловил себя на мысли, что хочет его смять, сжать в объятиях и не отпускать больше от себя. Вспоминал о долго длящемся ощущении потерянности ещё тогда, четыре года назад, когда Санька так внезапно уехал. И уже точно не хотел больше проходить через это.       А вот сейчас? Сейчас-то что его так беспокоит? Санька же сейчас рядом, вот он — руку протяни. А дальше… А дальше хотелось… Мысли путались. Как? Почему? То, что он чувствовал — для него находилось за гранью допустимого. Выходило, что он хочет Александра? От одной этой мысли бросало в жар. Нет, так не может быть, так не должно быть! Но одно то, что стоило ему только представить Александра в своих объятиях, стоило на секунду представить ощущение мягкости его губ на своих губах, как Даниила накрывало столь мощное возбуждение, что сомнения в том, что он запал на малого, уже отпадали сами собой. Душевая стала настолько частой комнатой посещения Даньки, что если бы не жара, стоящая как положено в августе, то родные бы точно заподозрили неладное. Да и Санёк, вроде как, поддерживая его легенду о жаре, тоже по два-три раза залезал в душ.       А Александр злился. Ему никак не удавалось остаться с Даней наедине и уже всё ему рассказать, открыться в своих чувствах, а дальше будь что будет. Держать в себе всё и молчать ему уже за четыре года ох как надоело. Он хотел знать чётко: или «Да» или «Нет». Первую неделю он часто провоцировал Даньку: то прижмется к нему, мол, показать, как он соскучился и рад, что снова вместе; то ежик его волос погладит ладонями, говоря, что ему нравится его новая прическа; то якобы неосознанно хватал за руку, имитируя боязнь страшных сцен, когда они сидели в кино и смотрели ужастик; то падал на него в его, такие желанные, подхватывающие горячие руки, показывая, что он ещё не изжил свою неуклюжесть и споткнулся. Но никакой маломальской реакции, что Даниил как-то заинтересован в Александре более, чем просто в друге, Санька не видел.       Через неделю Даниил вдруг решил, что вместе с ними гулять по паркам, ходить на пляж, в кино или клуб должен ещё Кирилл с подругой и Ленка. О-о, эта Ленка. Александр сразу же возненавидел её. А когда он ещё спросил Даньку, кто она для него и он ответил: «Да так, подруга. Спим иногда вместе, ну и на вечеринках тоже бываем вместе, удобно», эта ненависть взмыла просто до небес. Теперь, когда они собирались куда-нибудь пойти компанией, Санька, как мог более «нежно», издевался над ней. То духи её сравнит с ипритом; то подчеркнёт, что кофточка ей очень идет — оттеняет зелёный цвет лица; то скажет, что ей бы каблуки иметь повыше, чтобы ноги имели хоть какую-то длину. Ленка за словом в карман не лезла, конечно, и у них шла война без пленных. Но в одном они сходились безоговорочно — их никто не должен слышать. Ни Даня, ни Кирилл с его подругой.       А ночью Данька, лежа на своей кровати, а Саня на раскладушке, вели беседы обо всём и ни о чём. Но иногда Данька в шутку говорил, что не хочет ли Санька отбить у него Ленку, что так часто они друг с другом перешептываются. А он лежал и думал, что время уходит, что минуты, как песок, текут сквозь пальцы, а он даже ни на миллиметр не приблизился к своей цели выяснения: «Да» или «Нет». В конце второй недели Санькиного пребывания в гостях у Дани, приехал со своей пасеки Данькин дед и пригласил порыбачить у него, искупаться в речке и вообще подышать свежим воздухом. Сам он собирался съездить к другу в соседний город на недельку и посмотреть как у него, тоже заядлого пасечника, идут дела, да и без повода давно проведать не мешало бы.       Санькиной радости не было конца. Ес-с, вот оно — то, что нужно. И, чтобы никто не видел его загоревшихся счастливых глаз, он отвернулся и уставился в кухонное окно. А Данька искал выход. Ему хотелось, очень хотелось поехать с Саньком к деду на пасеку и провести там с ним несколько дней, но он боялся. Боялся самого себя, трусил, что не выдержит и ему там точно голову снесет от уединенного нахождения вместе с Саней. Он и так еле терпел, по ночам находясь вместе с ним в одной комнате; останавливало только знание, что за стенкой спят родители. Да если они с Александром там останутся одни, то он же его там немедленно сграбастает своими ручищами, зацелует и не выпустит больше. А захочет ли этого Саня? А что будет потом? А не расстанутся ли они вовсе? А хочет ли он этого такой ценой? А что важнее: дружба или потеря Сани для него, но уже навсегда? Данька почему-то был уверен, что все эти крышесносные желания только в его неправильной голове могли родиться, а Санька у него правильный, вон, мужчиной каким растет самостоятельным. И он решил, что на пасеку нужно ехать также компанией — уж когда будет посторонний народ рядом, то, как и здесь, дома, неправильные такие желания его поутихнут. И быстренько спросил у деда, можно ли с ними на пасеку поедут ещё три человека: Кирилл, его подруга и Ленка. На что дед согласился. У Санька всё внутри так и ухнуло. Опять пролёт? Опять терпеть эту Ленку? Опять не побыть с Даней наедине? Ну что за хрень такая. Вдруг из окна увидел идущего к ним в гости Кирилла. Мысль сработала быстро, и, со словами: «Я сейчас», он вылетел из квартиры. Подождав того на лестничной площадке первого этажа и прижав оторопевшего Кирилла к стенке, прошептал в ухо:       — Если ты согласишься на предложение Дани, то я тебя просто урою, понял?       — Не понял, — сказал удивленный таким поведением Александра Кирилл.       — Данька тебя с девчонками пригласит на пасеку, а ты откажешься. Так?       — Нет, не так, я бы с удовольствие покувыркался на пасеке с девочками. Может, и тебе пригласить какую, а? — расплылся Кирилл.       — Мне. Никого. Не надо. Мне. Нужен. Только. Даниил. Теперь понял?       Милая беседа продолжалась минуты три, после чего Кирилл, усмехнувшись, клятвенно заверил, что ни его ноги, ни девчонок на пасеке не будет. Скрепив клятву рукопожатием, они поднялись наверх в квартиру. А у Кирилла, после такого горячего убеждения Саньки не соглашаться на предложение Даниила, в голове возник вопрос. А почему?       И вот уже они ехали на пасеку. Вдвоем. Добравшись туда и побросав вещи в комнате, решили сначала искупаться в речке. Санька был на седьмом небе от счастья, а Даниил — задумчивым сверх меры. Переодевшись, в одних плавках направились до берега речки. Тростянка в это время в районе пасеки была уже обмелевшей, и парни пошли на излучину, где поглубже, да и народа там практически никогда не бывало, так как берег крутой, глинистый, неудобный для загорания. Но им было всё равно. С разбегу нырнув в воду, нарезали саженками от берега до берега. Данька радовался, что на него таки снизошло спокойствие и, кроме приятного обтекания воды по телу и плескания Саньки рядом, ему больше ничего не хотелось. После очередного ныряния до дна, Саша вдруг вынырнул со словами: «Я, кажись, ногу поранил». Данька перепугался, его опять накрыла боязнь за Александра, когда с ним что-нибудь происходило, как в детстве. В два гребка доплыв до берега и притащив за руку Саньку, усадил его на камень, что торчал в воде. Рана была длинная, начиналась чуть выше колена с внутренней стороны бедра и заканчивалась зигзагом на икре. Кровь шла достаточно сильно.       — Так, всё, поднимаемся наверх, — сказал Даня.       Два метра подъема, падая на колени по скользкому склону, они всё-таки преодолели. Рана у Сани была испачкана глиной, надо было срочно промыть, до пасеки всё-таки тридцать минут идти. Данька, недолго думая снова сбежал со склона, снял плавки, намочил и, не отжимая, держа руки ковшиком с мокрыми плавками, поднялся кое-как по склону. Саня сидел на попе, откинувшись на руки. Буркнув Саньке «Не смотри», Даниил стал обтирать рану от грязи. А Санька наоборот смотрел. Смотрел во все глаза. На свою рану, на дрожащие Данькины пальцы, на его такое прекрасное тело с белой нежной не загоревшей кожей под плавками. Рана уже не так кровоточила, Данька её промыл, но вот над коленкой с внутренней стороны бедра кровь так и шла.       Санька вдруг вспомнил, как Даня облизывал рану на его запястье там, в общежитии.       — Дань, — произнес он хрипло, — сделай как тогда.       Даниил всё понял. Его как молния прострелила. Это же Санька просит, чтобы он прикоснулся к его ране языком. Он ведь тогда губами сможет ощутить кожу на его бедре! Руки продолжали дрожать, кровь схлынула и помчалась туда, в средоточие его желания. Он уставился вопросительно в глаза Сани и, кроме всё сжирающей на своём пути страсти, ничего не заметил. Страсти, созвучной Данькиному желанию. Не отрывая взгляда от глаз Сани, Даниил наклонился и припал губами к ране. Сердце билось так, что, казалось, ещё немного — и оно выскочит. Они смотрели друг другу в глаза и никто не желал расцепить этот взгляд. Санька протянул руку и дрожащими пальцами погладил Даньку по голове.       Всё, это был конец. Вернее, начало. Конец сомнениям, терзаниям, сжигающим изнутри, и начало новому, чистому, нежному обоюдному чувству любви. Санька первый потянулся к Данькиным губам и впился в них поцелуем. Для Александра всё без слов стало ясно. Не надо ничего больше спрашивать. Своё «Да» он уже получил. И он был счастлив.       А Даня, не теряя ни минуты, упал сверху на Александра, покрывая его поцелуями со словами: «Мой. Мой. Как же я тебя хочу». В его голове не умещались огромное изумление и радость от того, что его не оттолкнули, что Саня позволяет себя обнимать, целовать, так как он это раньше себе представлял-фантазировал.       И всё переплелось, стремясь к единению сердец и тел. Они понимали друг друга с полувздоха, с полустона. Музыка душ сплеталась в едином ритме. И, когда на пике крещендо одновременно зазвучал в небо их стон, то небеса, невольные свидетели возрождения прекрасного, ответили благословенной тишиной. И лишь после соития сбитое дыхание и счастливый приглушенный смех, перебиваемый легкими чмоками поцелуев, нарушали эту тишину.       Четыре дня и три ночи безмерного всеобъемлющего счастья. Они не думали ни о чем. Был безбрежный океан яркого удовольствия, разделенный на двоих. Три заветных слова легко слетали с губ и снова тонули в поцелуях.       Было уже всё сказано и оговорено. Когда Александр уедет в Москву, то Даниил сразу с ним не поедет. А приедет чуть позже, когда подготовит родителей к своему отъезду. Да и с Владом надо бы связаться, может, поможет с работой и местом жительства. Всё-таки друг, наверное, уж не забыл за год. На что Александр предложил самому с ним встретиться в Москве и все вопросы порешить. Даниил согласился, попросив Саню напомнить ему о том, что он обязан дать ему адрес Владислава, если вдруг сам забудет.       Был последний день нахождения их на пасеке. Умиротворенные и счастливые, переплетя пальцы соприкасающихся рук, они лежали на склоне реки, где у них всё начиналось, и наблюдали за закатом. Наутро собирались домой, а уже через день должен был первым уехать Александр. Даниил пообещал ему, что если уж и задержится, то не больше двух недель.