"The Austrian: Book Two"

Берлин, февраль 1939 - Хорошо, что само здание сконструировано таким образом, что никто не видит, как мы вывозим заключённых из подвала. Мой "гид" по берлинскому Гестапо, агент Кунц, указал в сторону заднего хода, ведущего из подвала РСХА в подземный гараж, откуда машины с заключёнными отбывали в сторону Дахау, вдали от посторонних глаз. Конечно, при условии, что эти заключённые выжили после допроса. - Ну конечно. Кому же хочется травмировать остальных "законопослушных граждан" видом из изукрашенных лиц? - бросил я в ответ. Полагаю, что сарказма в моём голосе он не уловил, судя по тому, как он мгновенно просиял и продолжил: - Так точно, герр группенфюрер. Это наша наипервейшая задача - служить нашему обществу и защищать его от подобных криминальных элементов. И, как вы верно подметили, им вовсе не нужно видеть, как именно мы это делаем. Я молча развернулся и направился в сторону выхода, весьма довольный результатом инспекции. На момент моего приезда у них едва оставались заключённые, с которыми ещё никто не работал; Гейдрих, должно быть, не только предупредил их о моём визите, но и пригрозил, чтобы представили всё в лучшем виде, вот его люди и расстарались так, что допрашивать было больше некого. Я даже вздоха облегчения не сдержал, когда Кунц упомянул в самом начале инспекции, что допросов на вечер назначено не было, и что они обо всём уже позаботились за день до того. - Что ж, выходит, я вам тут и вовсе не нужен. - Я даже улыбнулся агенту с бритой наголо головой, который чуть из кожи вон не лез, чтобы произвести на меня благоприятное впечатление. - Как я вижу, вы и сами тут прекрасно управляетесь под началом группенфюрера Гейдриха, и я просто не вижу, как ещё можно улучшить ваши показатели. Поздравляю с успехом, так держать, и передайте мои комплименты вашему шефу. Он салютовал мне так хорошо, как только мог, и я начал подниматься наверх по ступеням, уже вовсю воображая себе удивлённое лицо Мелиты, когда я появлюсь у неё на пороге меньше, чем через полчаса. Я так страшился этой инспекции, а она оказалась обычным невинным туром по подвалу. Я задержался в коридоре первого этажа, чтобы зажечь сигарету, как к огромному моему разочарованию снова услышал голос Кунца у себя за спиной. - Герр группенфюрер! Подождите одну минутку, прошу вас! Я развернулся, не скрывая раздражения на лице, пока гестаповец пытался восстановить дыхание после того, как ему пришлось бежать вслед за мной по ступеням. - Герр группенфюрер, мне ужасно неловко вас снова беспокоить, но эти идиоты только что вручили мне новое дело! Говорят, боялись нас прервать, пока мы были заняты. - Он виновато улыбнулся. - Дело, кстати, весьма занятное: девушку обвиняют в фальсификации её документов и сокрытии её еврейской национальности. - Что же в этом, простите, интересного? Да сейчас каждое второе дело проходит именно по этой статье, - я усмехнулся, всеми силами пытаясь избавиться от надоедливого гейдрихова подчинённого. - Без меня справитесь. К тому же, женщины - не моя специальность. По крайней мере, когда речь заходит о допросах. Он услужливо посмеялся над моей шуткой, но папки, что держал передо мной, всё же не выпустил, явно надеясь стать свидетелем хоть одному "мастер-классу" по проведении интенсивных допросов от "самого страшного дознавателя во всём Рейхе." - А интересно дело тем, что девушка эта замужем за офицером СС, герр группенфюрер, - забросил уловку Кунц, зная, что мимо такого дела никто бы не прошёл. Не хотелось признавать, но мне действительно стало любопытно. - Как же так вышло, что её муж ничего об этом не знал? Арийский сертификат почти невозможно подделать. - Да я и сам толком не знаю, герр группенфюрер. Разрешите мне её самому сначала допросить? А я пока велю моим людям принести вам кофе, если вас не затруднит подождать в моём кабинете. Я глянул на часы, мысленно проклиная и Кунца, и эту его треклятую еврейку, и Гейдриха заодно, но всё же последовал за гестаповцем обратно в подвал. Он сопроводил меня в свой рабочий кабинет, лишённый окон, и, прежде чем исчезнуть за дверью, поинтересовался: - В случае если она решит в молчанку играть, разрешите... рассказать ей немного о вас и ваших методах? Ну, вы понимаете, чтобы её немного разговорить. - Очень даже разрешаю, - почти с радостью согласился я в надежде на то, что девчонка так напугается, что подпишет признание и без моего личного визита. - И вообще, не сдерживайте своей фантазии, Кунц. Наговорите ей с три короба, любые самые устрашающие и мерзкие вещи, какие вам только взбредут на ум. И желательно в деталях. Он снова просиял и едва ли не выбежал из кабинета на встречу к своей новой жертве. Кофе, который мне подали в изящной фарфоровой чашке всего минуту спустя, был действительно отменного качества, но и это не остановило меня от того, чтобы благополучно уснуть прямо за столом Кунца: почти бессонная ночь в поезде всё же взяла своё. Проснулся я от того, что он осторожно тряс меня за плечо. Я сонно потёр глаза, и только затем смог сфокусировать взгляд на настенных часах. - Вы почему раньше меня не разбудили? - я сразу же набросился на Кунца, который, казалось, смутился от моего вопроса. Интересно, почему, учитывая, что он дал мне проспать целых два часа. - Прошу прощения, герр группенфюрер. Я думал, вы устали с дороги, и решил вас не беспокоить. Я попытался распрямить спину, затёкшую от неудобной позы, в которой меня сморил сон, и покрутил шеей из стороны в сторону, пока не услышал характерный хруст позвонков. Чего, хотя, я на него взъелся? Их и так Гейдрих постоянно терроризировал, так чего удивительного было в том, что они ходили на цыпочках, боясь потревожить ненароком "австрийского Гейдриха," или кем они там меня сегодня именовали. - Ну и? Получили вы своё признание? Я могу идти? Кунц виновато опустил глаза и переступил с ноги на ногу. По одному его мешканью я уже догадался об ответе. - Простите, герр группенфюрер. Я приложил все свои усилия, чтобы достать из неё признание без, гм... применения физической силы, но она продолжает настаивать, что её бумаги подлинны, и что в доносе на неё нет ни капли правды. - А откуда вам знать, что донос и вправду не фальшивка? - устало спросил я. - Потому что писать фальшивые доносы - уголовно наказуемое преступление, герр группенфюрер. Сомневаюсь, что та, другая девушка, что написала его, стала бы рисковать заключением безо всякой причины. Я заглянул в свою чашку, надеясь найти там хоть глоток кофе, пусть и давно остывшего. Кунц немедленно бросился к двери, чтобы приказать своим людям принести мне свежего, хотя я и слова не успел сказать. - Так что там, говорите, за история? - поинтересовался я безо всякого энтузиазма. - По всей видимости наша подозреваемая была поймана своей коллегой за ношением кулона со Звездой Давида... - Постойте, постойте, что? - прервал я его жестом руки. - Кулон со Звездой Давида? Та самая девица, что замужем за эсэсовцем? - Так точно. Не знаю, часто ли тут подобное в Берлине происходило, но вот в Австрии я, например, ни разу ещё не встречал ни одного нормального еврея, скрывающего своё происхождение, который расхаживал бы, с гордостью демонстрируя свои религиозные символы прямо на шее. Кунц, однако, казалось, был не так удивлён сим фактом, как я. - Ладно, продолжайте, - пробормотал я после паузы. - А это, собственно говоря, и всё, герр группенфюрер. Её коллега заметила кулон и сорвала цепочку у неё с шеи. Завязалась небольшая потасовка, и наша подозреваемая сбежала с уликой в руке. - То есть у вас ещё и никаких прямых доказательств нет, подтверждающих слова этой самой коллеги? - Боюсь, что нет, герр группенфюрер. - Кунц снова опустил глаза в пол. Я тяжко вздохнул, предчувствуя долгую ночь. Поднявшись с неохотой со стула, я забрал дело из рук гестаповца. - Что ж, пошли навестим эту вашу еврейку. Он бросился открыть передо мной дверь и даже слегка склонил голову, пропуская меня в коридор. Я же думал о Мелите, и снова начал мысленно клясть на чём свет стоит Гейдриха, эту его инспекцию и Кунца ещё больше. Он остановился перед одной из камер, отпер её и шагнул внутрь. Я проследовал за ним и остановился посредине, не веря своим глазам. У привинченного к полу металлического стола, на таком же железном стуле, обхватив голые плечи обеими руками и глядя на меня глазами, преисполненными вселенского ужаса, сидела никто иная, как фрау Аннализа Фридманн. "Вот так совпадение," промелькнула мысль у меня в голове. "Но как такое возможно? Что она вообще здесь делает? Это, должно быть, какая-то нелепая ошибка..." - Что ж, герр группенфюрер, вы видели её дело, - Кунц обратился ко мне в официальной манере, явно с целью произвести впечатление на свою пленницу. - Там все доказательства налицо, но она по-прежнему упрямится. Так что... делайте, что считаете нужным. Она ни разу не моргнула с тех пор, как встретились наши глаза, и по какой-то непонятной причине мне вдруг вспомнилась дедова ферма, и как он послал меня принести кролика, попавшего в ловушку. Бедное животное смотрело на меня такими же глазами, полными страха и отчаяния. "Почему, только вот, она на меня так смотрит? Мы же уже встречались раньше, и насколько я припоминаю, я был с ней сама вежливость и учтивость. Она так тепло улыбалась мне..." - Герр группенфюрер? Вместе с голосом Кунца меня внезапно осенила догадка, от которой меня едва не бросило в холодный пот: чего он должно быть ей обо мне тут наговорил. "Наговорите ей с три короба, любые самые устрашающие и мерзкие вещи, какие вам только взбредут на ум. И желательно в деталях." О, господи, вот идиот! - Вы можете быть свободны, Кунц. - Я бросил папку с её делом на стол, не глядя на гестаповца. - Но я думал, что вы хотели, чтобы я присутствовал при допросах, чтобы в дальнейшем я мог применить предложенные... - Я сказал. Вы можете быть свободны, - повторил я тем знаменитым своим тоном, от которого у всех сразу отпадало всё желание мне противоречить. Только вот я слишком поздно понял, что сделал всё ещё хуже: девушку начало по-настоящему трясти. Кунц быстро покинул камеру, оставив нас наедине. Я молча смотрел на неё какое-то время, мысленно перебирая в уме варианты. Я, конечно же, был на сто процентов убеждён, что она была невиновна ("она? Еврейка? Да это же просто смешно. И что этот идиот Кунц вообще думал?"), вот и пытался придумать, как бы мне с ней заговорить, чтобы ещё больше не напугать. Двигаясь намеренно медленно, я достал из кармана свой портсигар и щёлкнул зажигалкой. - Признаюсь, я не ожидал, что мы так скоро встретимся, фрау Фридманн, - попробовал я нейтральную фразу и осторожно ей улыбнулся. Она продолжала смотреть на меня так, будто ожидала, что я с секунды на секунду начну жечь её этой самой сигаретой. "Кунц, идиот," снова мысленно выругался я, "должно быть сказал ей, что я частенько так делаю." - Почему вы дрожите? - спросил я, пытаясь хоть как-то её разговорить. - Вам холодно, или вы боитесь? - И то, и другое. - Она едва пошевелила губами в ответ. "Ну хоть что-то," с облегчением подумал я. Решив, что я ещё немного завоюю её доверие, если предложу ей свой китель, я снова нарочито неспеша снял с себя кобуру. Она продолжала внимательно наблюдать за моими действиями, принимая всё более настороженную позу. Когда я начал расстёгивать свой китель, она явно интерпретировала мои намерения каким-то другим образом и начала смотреть на меня с ещё большим ужасом, едва не плача. Но стоило мне приблизиться к ней, чтобы накинуть одежду ей на плечи поверх её тонкого платья, она и вовсе вжала голову в плечи и зажмурилась, будто ожидая удара. К этому моменту я готов был убить Кунца за его истории, что он ей тут про меня наплёл. Как можно осторожнее я укрыл её своим кителем и присел на край стола перед ней, наблюдая за её реакцией. Она глянула на меня вопросительно, но со всё ещё заметным недоверием. Я не сдержал улыбки, когда она завернулась в мою форму так, что только кончики пальцев выглядывали из-за бортов. - Так-то лучше, верно? - я кивнул на китель, улыбаясь. - Здесь бывает ужасно холодно, а особенно по ночам. Она прошептала едва слышное "благодарю вас, герр группенфюрер," и я вздохнул с облегчением. Она потихоньку начинала проникаться ко мне доверием. Вся эта история, как я и думал с самого начала, оказалась полнейшей и безосновательной чушью. Какая-то завистливая девица из театра, где она танцевала, устроила сцену после того, как фрау Фридманн назначили на роль замены примы балерины вместо неё, вот и не придумала ничего лучше, как сочинить какую-то басню, на основании которой её соперницу арестовали бы, а то и вовсе сослали в один из лагерей. Я мысленно вознёс молитву богу, что по счастливому стечению обстоятельств оказался здесь в эту ночь, а не то этот недоумок Кунц отправил бы её прямёхонько в Дахау, с доказательствами или без. "Какая же куча остолопов," думал я, вслушиваясь в её мелодичный голос с характерным северным произношением, пока она рассказывала мне свою историю. "Они что, совсем ничего не видят? Как она может быть еврейкой? Это же просто глупо." Я изучал взглядом её выразительные, голубые глаза с длинными ресницами, которые были на пару тонов темнее её волос и всё ещё слипшимися от недавних слёз. Волосы её были по-прежнему забраны в высокий пучок (она, видимо, так и не успела его расплести, когда за ней явилось Гестапо), и только пара завитков выбивались из причёски над её ушами, обрамляя идеальный овал её лица. Хорошенькая, как куколка, только бледная очень, но и это должно быть от страха. Я не сдержался и протянул руку к одной из этих выбившихся прядей, пропуская её волосы между пальцами. Ещё и натуральная блондинка, не тронутая этой уродливой жёлтой краской, на которую сейчас была такая мода среди женского населения Рейха. Заметив, как она насторожилась от моего слишком интимного прикосновения, я быстро опустил руку, не желая снова её напугать. Не знаю почему, то ли от её беззащитной позы, то ли потому, что я воображал себе эту нашу встречу сотни раз за последний месяц, но явно не так и не здесь, где она смотрела бы на меня как на какое-то чудовище во плоти, как и те, что притащили её сюда, но меня всё больше переполняло чувство вины и желание защитить её ото всех, и первым делом от людей Гейдриха. Хвала небесам, что теперь это было в моей власти. - Что ж, фрау Фридманн, - я снова ободряюще ей улыбнулся. - Что скажете, если мы избавимся от всей этой чуши в вашем так называемом деле, и забудем, что оно вообще когда-либо существовало? - Это значит... что я свободна? - спросила она после паузы одновременно с надеждой и недоверием в голосе. - Совершенно свободны, фрау Фридманн. - Благодарю вас, герр группенфюрер, - проговорила она наконец, и улыбнулась мне такой благодарной, сияющей улыбкой, что я уже и вовсе перестал жалеть, что приехал на эту инспекцию. - Был рад вам помочь, фрау Фридманн. - Я помолчал немного, но затем всё же решил задать ей вопрос, мучивший меня всё это время. - Вы же меня не боитесь? Она помешкала недолго с ответом, но затем сказала с решительностью: - Нет, герр группенфюррер. Вы были очень добры ко мне. Спасибо вам ещё раз. Я поднялся со стола и предложил ей свою руку. - В таком случае, идём. Я подвезу вас до дома. Ваш муж должно быть места себе от беспокойства не находит. Она попыталась что-то возразить, не желая меня стеснять, но я и слушать не стал. Не отправлять же её назад домой в машине с теми же гестаповцами, что её сюда привезли... А может, мне просто не хотелось с ней расставаться. В машине она и вовсе ожила и повеселела. Я продолжал бросать незаметные взоры на её изящный профиль, пока она рассказывала мне что-то о своём театре, в ответ на мои вопросы, которые я забывал, как только задавал. Она улыбалась уже совсем смело, и очаровательно поправляла мой китель у себя на плечах каждый раз, как ей приходилось вытягивать из-под него свою тонкую руку, чтобы указать мне направление. А мне почему-то было безумно приятно, до каких-то сладких мурашек на коже просто от того, что она сидела рядом в моём кителе, таком до смешного огромном на её хрупкой фигурке. Аннализа была довольно высокой девушкой, но худой настолько, что моя мать наверняка пришла бы в ужас, увидев её. Я усмехнулся своим мыслям, не понимая, почему мне вообще пришла в голову эта мысль... Хотя матери моей она точно понравилась бы куда больше, чем Лизель, моя жена, которую она на дух, откровенно говоря, не переносила. Как впрочем и я, в последнее время. - А вот здесь заверните за угол, и четвёртый дом по улице будет мой, - прощебетала она, указывая на дорогу и нетерпеливо ёрзая на сиденье. Я снова не сдержал ухмылки, замечая про себя, что она обладала какой-то до невероятного милой манерой себя держать, пусть и жесты её ещё были по-детски непосредственными, но оттого ещё более милыми в своей естественности. - Вот этот! Я остановил машину у её дома и, в последний раз за ночь, она одарила меня одной из теплейших своих улыбок. - Я и вправду не знаю, как вас благодарить, герр группенфюрер. Вы спасли мне жизнь. Как я могу вам отплатить? - Может, однажды вы спасёте мою? - отшутился я. Она улыбнулась, вдруг неожиданно поймала мою руку и на секунду сжала её в своих, и быстро вышла из машины. На полпути к дому она вспомнила, что на ней всё ещё был мой китель, и бросилась обратно к машине, держа его перед собой. Я выскочил ей навстречу, быстро забрал форму у неё из рук и велел ей быстрее бежать домой, пока она не простыла в своём тонком платьице без рукавов в морозную февральскую ночь. Аннализа обернулась в последний раз, уже после того, как постучала в дверь, и помахала мне на прощанье. Я стоял у машины и смотрел, как её муж вышел на порог и стиснул её в объятиях, прежде чем завести её в дом. Я опустил глаза к кителю, всё ещё хранившему тепло её тела, и быстро надел его на себя, чувствуя, как едва ощутимый аромат её духов окутал меня лавандовым одеялом. Я глубоко вдохнул, снова глянул на закрытую дверь её дома, тряхнул головой и поспешил назад в машину, так и не понимая своего крайне странного состояния.