"The Austrian: Book Two"

Вена, март 1939 Я находился в каком-то престранном состоянии в течение последующих нескольких недель после той неожиданной встречи, так что было неудивительно, что вскоре моя крайне ревнивая любовница, с которой я провёл последние полгода, начала что-то подозревать. - Да что с тобой такое происходит? Так и будешь от меня прятаться тут весь вечер? Скрещенные на груди руки Шарлотты и её обиженное сопение начали действовать мне на нервы. Может, не стоило, конечно, так грубо её отталкивать, когда она в очередной раз заявилась ко мне в кабинет без разрешения, но со всеми этими докладами касательно ситуации в Польше, которые мне пришлось взять на дом, мне было совсем не до её настойчивых объятий. - Я же просил тебя не беспокоить меня, когда я пытаюсь работать, Лотта, - холодно ответил я, не отрывая глаз от бумаг на письменном столе. Мне и не нужно было видеть её лица; я и так уже наизусть выучил все её повадки и знал, что она наверняка сейчас делала - надула губы и хмурилась, как избалованный, капризный ребёнок. - Что-то раньше ты не жаловался, - с обидой в голосе ответила она, ни с того ни с сего вдруг вообразив себя моей законной супругой. - И не выгонял меня вот так из комнаты. Я поджал губы, игнорируя её замечание. Впрочем, она была права: раньше, когда она приходила ко мне в кабинет и усаживалась ко мне на колени, я действительно бросал то, чем занимался, и переключал всё своё внимание на неё. Шарлотта была дочерью владельца кофейного дома здесь, в Вене, зеленоглазой красавицей с эффектной внешностью и копной роскошных, каштановых волос. Она прекрасно знала и о всех своих достоинствах, и о том, какой эффект производила на мужчин. Но вот что портило всю картину, так это был её незавидный темперамент. Шарлотта была невероятно ревнивой и воспринимала всех без исключения особ женского пола как личную угрозу, даже несмотря на свою красоту. Поэтому стоило мне только взглянуть в сторону другой женщины, как она принималась мстить мне, в открытую заигрывая с первым подвернувшимся под руку мужчиной. Я такого, естественно, терпеть не собирался и начинал кричать на неё, она - на меня, пока я не посылал её ко всем чертям и не выходил из ресторана или кафе, где мы в тот момент сидели, швырнув деньги на стол. Она, конечно же, выбегала за мной вслед, швырялась в меня упрёками, бросалась в слёзы, когда крики не помогали, и сетовала на то, каким я был бездушным негодяем, и как я ни во что её не ставил. Из чувства вины я вёз её домой, и уже на полпути она забывала недавнюю ссору и начинала лезть ко мне с объятиями и уверять, как сильно она меня любила. Все эти её истерические припадки и смены настроения меня только раздражали до невозможности, и, в отместку за испорченный день, я толкал её лицом вниз на столик для почты, как только мы переступали порог моей квартиры, и учил её тому, как выказывать мне неуважение на публике. Только этой ненормальной это, похоже, нравилось, судя по её громким стонам и тому факту, что она ни разу меня не остановила. Через какое-то время я начал подозревать, что она нарочно это делала - провоцировала меня на грубость. В общем, ничего не скажешь - "хорошенькая австрийка," которых Отто так нахваливал. Меня что-то всё больше и больше начинало тянуть на тихих и послушных пруссачек, пусть и в постели они были - опять-таки согласно утверждениям Отто - холоднее сбитого на дороге енота. - Ты изменился после твоей последней поездки в Берлин, Эрнст. Ты там кого-то встретил, да? Новую женщину? - Шарлотта снова приняла обвинительный тон. - Да. Да, встретил, Лотта. Ты права. Мою новую любовницу зовут Райни Гейдрих. Высоковата чересчур, да и нос чуть длинноват на мой вкус, но зато блондиночка, и в постели - хоть куда! - Эрнст! Прекрати со своими дурацкими шуточками! - Да чего ты от меня хочешь?! - Я швырнул ручку на стол и повернулся к ней. - Я пробыл в Берлине всего полтора дня, почти всё время из которых я провёл, инспектируя подвал РСХА. В чём ты меня обвиняешь? Шарлотта впилась в меня взглядом, по-прежнему хмурясь. - Поклянись, что не виделся ни с одной женщиной в Берлине. - Лотта, мне этого от жены хватает, - раздражённо бросил в ответ я и снова развернулся к ней спиной, уткнувшись в бумаги. - Ещё и от тебя подобное выслушивать меня совсем не прельщает. Так что если ты и впредь намерена мне такие сцены ревности закатывать, может, нам стоит и вовсе всё это прекратить. - Ты точно кого-то встретил, - тихо проговорила она с дрожью в голосе. Я тяжко вздохнул, мысленно готовя себя к её слезам. - Я так и знала. - Лотта, я никого не встретил, правда. И мне действительно нужно работать. Так что, пожалуйста, пойди займи себя чем-нибудь. Почитай журнал или радио послушай. А лучше поезжай-ка ты домой; у меня дел невпроворот, и я скорее всего всю ночь за бумагами просижу. Она молча стояла у моего стола какое-то время, прежде чем произнести со слезами в голосе, которые, по правде говоря, не пробудили во мне ровным счётом никаких эмоций, кроме раздражения: - Ты меня больше не хочешь, да? - Сейчас точно не хочу. - Но раньше ты всегда... - Шарлотта, уйди, я сказал! - крикнул я, не сдержавшись. Она отступила назад, будто я ударил её, тут же бросилась в слёзы и выбежала из комнаты. Я же только вздохнул с облегчением, когда за ней захлопнулась входная дверь. На следующий день, когда я встретился с Отто, только что вернувшимся из Германии и до сих пор пребывавшим в расстроенных чувствах из-за того, что его не приняли в Люфтваффе, я поделился с ним новостями, но не забыв над ним вначале поиздеваться. - Так что случилось? Самолёта твоих размеров ещё не построили? - Не удержался от подначки я, как только мы заказали пиво. Он глянул на меня исподлобья, но как ни странно не обругал меня в ответ. - Да. Сказали, что я слишком высокий. - На кой чёрт тебя вообще в лётчики потянуло? - Не знаю. - Он немного смущённо ухмыльнулся и пожал одним плечом. - Есть что-то во всём этом... Самолёты... Романтика... - У меня от твоих слов сердечко тает. - Я с наигранно умилённым выражением прижал руку к груди. Отто только отмахнулся от моих издёвок и с облегчением принял пиво от вовремя подошедшей официантки. - С тобой серьёзно ни о чём поговорить нельзя, - буркнул он, отпивая из своей кружки. - Я расстался с Лоттой, - объявил я, невольно удивившись тому, как неожиданно радостно это прозвучало. - Совсем из ума выжил? Она же красотка, эта девица! - Да, только вот она превратилась в мою жену. - Ну, это с ними со всеми случается, рано или поздно, - согласился он с ухмылкой, и мы чокнулись бокалами. - Угадай зато, кого я встретил, когда ездил в Берлин. - Гейдриха? Рейхсфюрера? Гёббельса? Дитриха? Хотя нет, подожди, это наверняка вопрос с подвохом. Мелиту, да? - Да, да, нет, нет и нет, - рассмеялся я. - И ты всё равно так и не угадал. Отто сощурил на меня свои проницательные глаза, видимо, мысленно перечисляя варианты, но затем поднял обе руки вверх в шутливом поражении. - Я могу назвать кучу имён, но что-то мне подсказывает, что ты думаешь о ком-то конкретном. - Сдаёшься? Так и быть. Помнишь ту девушку из личного дела, что ты нашёл у меня в столе? - Аа, та пруссачка! - Отто щёлкнул пальцами. - Она самая. Только теперь она никакая не пруссачка, а еврейка. - Улыбнулся я. - Почему это еврейка? - Потому что я встретил её в гестаповской тюрьме. - Чего она забыла в гестаповской тюрьме? - Согласно обвинению, скрывала своё еврейское происхождение. - Какая из неё к чёрту еврейка? - Никакая, в том-то и дело, - рассмеялся я. - Одна из её коллег по труппе, которой пришлось против шерсти её недавнее повышение, написала на неё донос, в котором утверждала, что якобы видела, как та носила Звезду Давида на шее. - Какому идиоту в нынешние времена прийдёт в голову носить что-то подобное? - Никому, конечно же, в том-то и вся суть. Ну так вот, эти гейдриховы недоумки напугали бедняжку до полусмерти, ничего толком даже не расследовав. А тем временем все её бумаги в полном порядке, но их, похоже, и это не остановило. Так они там работают, представляешь? Я спорить готов, что из всех тех людей, которых они по лагерям отправляют, половина и вовсе ни в чём не виновна, а признания подписывают просто потому, что их до ужаса запугивают в допросной. Мы в Австрии хотя бы доказательства трудимся собирать, прежде чем кого-то осудить. - Так что там с этой девушкой? - Ничего. Мы с ней побеседовали, она мне всё толком объяснила, а потом я отвёз её домой. - Ты отвёз её домой? - Отто грязно мне подмигнул, прежде чем хлопнуть меня по спине. - Ну и кобель же ты всё-таки! - Подвёз домой. К ней домой, уяснил? Назад к её мужу. - Я глянул на него с укоризной. - Она, вообще-то, замужем, если ты уже забыл. - И когда это тебя останавливало? Я фыркнул в ответ и отпил пива, не найдя, что ответить. Тут он был прав. - Война скоро начнётся, - решил сменить тему я, заметно понизив голос, так, чтобы никто вокруг кроме Отто меня не услышал бы. - Правда? - Отто спросил так же тихо, подаваясь вперёд. - Гейдрих тебе сказал? - Да скорее ад замёрзнет, чем Гейдрих начнёт делится со мной подобной информацией. - Я похлопал себя по карманам в поисках портсигара. - Это доклады, что мои люди мне всё чаще кладут на стол... Пахнет на востоке палёным. - Польша? - Отто сразу смекнул, на что именно я ссылался. - Да. Думается мне, он давно туда метит. - Не важно, как тихо бы мы не говорили, слова "фюрер" мы в людных местах старались никогда не произносить, обсуждая подобные вещи. Отто придвинул свой стул вплотную к моему так, что мы теперь почти шептали друг другу на ухо, потому что, будучи шефом австрийского Гестапо, я слишком хорошо знал, что такие методы предосторожности лишними не будут: слишком много разрешений я подписывал собственноручно на установку прослушки в ресторанах и других общественных местах. - А что же Мюнхенский пакт? Разве мы не сошлись на том, что после Богемии-Моравии больше не будем требовать никаких территориальных уступок? Не думаю, что британцам такое придётся по вкусу. - Конечно, только вот по-моему ему уже давно на их мнение наплевать. Да и вообще на чьё бы то ни было. Что-то они там у себя в Берлине затевают, Отто. Требуют от меня всё больше инфильтрированных агентов именно в той области. Всё больше разведданных. Гейдрих от меня еженедельные отчёты требует, и все по ситуации в Польше. А тут ещё и данные по нашей, австрийской производственной инфраструктуре запросил. - Что, серьёзно? - Да. К чему, ты думаешь, всё это срочное перевооружение идёт? Все эти афиши с армейской пропагандой? Даже тебя в их Люфтваффе потянуло. Не вижу, зачем им все улицы и города ими обклеивать, если они не к войне готовятся. - Но напади мы на Польшу... Англичане объявят нам войну. - Так и есть. - Ты думаешь, мы к ней готовы? - К войне? - Да. - С Польшей - определённо. С Англией - не знаю, честно скажу. Мы занимались перевооружением на протяжении всего шести лет, Отто, и нам всё приходилось отстраивать с нуля. Не знаю, в каком состоянии сейчас наша армия находится. Но опять-таки, у меня же нет никаких данных, даже касательно австрийской военной техники. После Аншлюса все департаменты строго разделили, и мне теперь к вооружению доступа нет, только к промышленной части. Всё было переведено в ведение Берлина. Я ничего больше не знаю, Отто... А я ведь шеф разведки.