"The Austrian: Book Two"

Варшава, сентябрь 1939 Я представления не имел, сколько мне ещё потребуется съесть аспирина, чтобы только избавиться от этой дикой головной боли. Противный из-за проскальзывающих в нём высоких нот голос Гейдриха казалось только ещё больше её усиливал. Должен признать, меня немного удивил приказ Артура Зейсс-Инкварта немедленно отправиться в польскую столицу в качестве главы безопасности и официального представителя Австрии, прошу прощения, Остмарка. Австрии больше не существовало; она была стёрта как суверенное государство со всех карт ещё в марте 1938, став частью германского рейха. Странно было, что ведь это именно я с таким пылом сражался за этот чёртов Аншлюс, а теперь вот морщился болезненно каждый раз, как столичные немцы вежливо поправляли меня, когда я по привычке называл родину старым именем. Части польской столицы ещё дымились от недавних бомбёжек, а рейхсфюрер Гиммлер уже созвал первое собрание в своей новой ставке в одном из бывших правительственных зданий. Сегодня он председательствовал за круглым столом, за которым присутствовали все главы основных департаментов, однако с начала заседания он едва ли обмолвился парой слов. Я и раньше был осведомлён об этой его привычке. Гиммлер крайне редко высказывал своё мнение или давал прямые распоряжения, ловко перекладывая сию ответственность на своих непосредственных подчинённых с Гейдрихом во главе. Подобная стратегия была весьма неслучайной: таким образом он подстраховывал себя на случай, если что-то пойдёт не так, фюрер придёт в ярость, и полетит голова кого-то ниже по званию. А он будет молча наблюдать с загадочной улыбкой и мягким интересом стороннего наблюдателя, будто это не его идеи этот подчинённый только что имел несчастье выразить. Что ещё более усугубляло положение на подобных собраниях так это тот факт, что даже в присутствии рейхсфюрера говорил в основном Гейдрих, и я ещё больше ломал голову, пытаясь определить, чьи из этой парочки это были идеи. Вот так и выходило, что я заканчивал тем, что мысленно махал на обоих рукой и терпеливо высиживал минуты, развлекая себя тем, что рисовал бессмысленные загогулины у себя в блокноте и мысленно подсчитывал свои шансы найти хоть какой-то приличный бар после того, как вся эта тягомотина наконец-то закончится. - Перейдём к делам четвёртого отдела. - Я вскинул голову, как только Гейдрих упомянул Гестапо. - После того, как наши отважные герои Вермахта и Люфтваффе молниеносно побили внешнего врага, настаёт ваш черёд приступить к не менее важной работе: уничтожить врага внутреннего и продемонстрировать при этом такую же эффективность, какую проявили ваши коллеги из армии. Польша была выбрана как страна-кормилец, выступающая в роли огромной фермы, которая должна будет обеспечить немецкую армию, а позже и весь немецкий народ своими ресурсами. Подобная честь - кормить и поставлять промышленность немецкому народу, - которую фюрер оказал польскому народу, ни в коем случае не должна восприниматься легкомысленно местным населением. Вашей задачей будет собирать сведения и принимать незамедлительные меры при первых признаках враждебных настроений на вверенных вам территориях. Любой польский гражданин, подозреваемый в проявлении антиправительственных или антигерманских настроений, должен быть немедленно арестован как враг немецкого народа. Публичные казни приветствуются. Также я предоставляю вам полную свободу помещать имена подобных вражеских элементов в местные газеты, вместе с подробным описанием их преступлений против Рейха и народа Германии. Хотя консультации с министерством пропаганды в подобных случаях всё же желательны. Полагаю, никаких затруднений при распределении обязанностей между немецким отделом Гестапо и Гестапо Остмарка не возникнет. Я не удержался и глянул на Гейдриха, не сумев вовремя скрыть своё раздражение. Он заметил и довольно ухмыльнулся, конечно же. - Остмарку, - он снова нарочно медленно просмаковал слово, не отрывая взгляда от меня, - я дам более подробные инструкции касательно шефов отделов и их непосредственных прямых обязанностей чуть позже. Это все инструкции касательно основного населения. Теперь перейдём к еврейскому вопросу. Я ожидаю незамедлительного начала депортаций, а также-- Я расхохотался, не в силах себя сдержать. Никто из присутствующих ко мне естественно не присоединился. - Что именно из моих слов так сильно вас позабавило, группенфюрер Кальтенбруннер? - он откинулся на стуле, скрестив руки на груди и сузив на меня глаза. - Ваша последняя фраза, группенфюрер. - Я оглядел серьёзные лица окружавших меня немецких коллег, хоть и не рассчитывал на их поддержку, и продолжил, всё ещё улыбаясь. - Мне просто показалось это безумно ироничным, что сначала вы решили депортировать всех ваших немецких евреев, и все они мигрировали в Австрию. - Остмарк. - Австрию. Тогда она ещё звалась Австрией, - упрямо возразил я. - Затем вы пришли в Австрию и первым делом потребовали от меня депортировать их всех куда-нибудь ещё. И вот большинство немецких и австрийских евреев переселились в Польшу, так что вы делаете дальше? Идёте и оккупируете Польшу! Я снова рассмеялся, и снова на меня уставились непонимающие глаза немцев. - Вы их что, до самой Палестины так и будете гнать? - в шутку спросил я, но у высокопоставленных немецких офицеров как оказалось напрочь отсутствовало чувство юмора. Они только молча переводили встревоженные взгляды с меня на Гейдриха и обратно, будто ища в лице своего главнокомандующего подсказки касательно того, как им реагировать на слова "ненормального австрийца." - Нет, конечно же, группенфюрер Кальтенбруннер. - Шеф РСХА наконец нарушил повисшее в зале молчание. - Никто за ними гоняться не собирается. Депортации, о которых я говорю, будут происходить внутри страны. Бежать им отсюда больше некуда. Последовала новая пауза, ещё более глубокая и тревожная. Гейдрих молча наблюдал за моей реакцией с улыбкой сфинкса на лице. - Прошу прощения, но я вас не совсем понимаю, группенфюрер... Как вы собираетесь депортировать внутри страны? - спросил я наконец. - А вы подумайте, Эрнст, - вдруг подал голос Гиммлер, только сейчас напомнив о своём невидимом присутствии. После того, как прошла ещё одна бесконечная минута, а я так и не проронил ни слова, Гейдрих написал что-то в своём блокноте и поднял его так, чтобы я увидел написанное. С белого листа бумаги чёрным росчерком на меня смотрели всего две буквы: KZ. Konzentrationslager. - Концентрационные лагеря? - озвучил я его невысказанный ответ. - Но вам никак не удастся вместить всех этих людей даже битком набив все те лагеря, что уже существуют в рейхе. Я же знаком со статистикой; я на память знаю все цифры. Места попросту не хватит. Даже если взять в расчёт австрийские лагеря-- - Лагеря Остмарка! - Да, конечно, Остмарка; так они уже заполнены до предела. Можно будет конечно попытаться втиснуть туда ещё несколько десятков тысяч человек, положив их по пять-шесть человек на двухместные нары, но группенфюрер, это же ничего не решит! Речь идёт о миллионах евреев, а не жалких тысячах. У вас же теперь и польские на руках. Куда вы их намерены депортировать? Гейдрих обменялся заговорщическим взглядом с Гиммлером, и оба одинаково мне ухмыльнулись. У меня почему-то волосы на загривке сразу же поднялись от этой их ухмылки. - Мы работаем над решением этой небольшой жилищной проблемы, группенфюрер Кальтенбруннер, - сахарным голосом проговорил шеф РСХА. - Вам же остаётся их пересчитать, задокументировать, и собрать в специально отведённые для этого гетто, чтобы они у нас были под рукой и готовенькие, когда мы готовы будем привести в исполнение наше... финальное решение их вопроса. "Он перебьёт их всех," понял я в ту минуту с необычайной ясностью. "Не знаю как, но точно перебьёт. Причём вдали от глаз простого населения, в закрытых гетто." - Позвольте мне в таком случае заняться предварительными депортациями, группенфюрер, - проговорил я, не обдумав даже свои слова или мотивы. Может, ещё был шанс выгнать хоть часть из них из страны, предложив им выездные визы в обмен на их имущество. Гиммлеру-то ведь именно их деньги и были нужны; на кой чёрт ему возиться с такой кучей евреев? Он же всегда сам говорил, что не хотел их присутствия в стране, да и только; так может удасться спугнуть их, пока Гейдрих не взялся за дело? - У меня довольно обширный опыт в этой сфере после того, как я занимался депортациями в Остмарке. Мой отдел успешно изъял и арианизировал всю частную собственность и принадлежавшие им банковские счета. Я более чем уверен, что смогу достичь подобных результатов и в отношении польских евреев... - Группенфюрер, вы не поняли нас. - Гейдрих переплёл свои длинные пальцы, слегка склонив голову на одну сторону. - Нам больше не придётся ничего арианизировать в обмен на выездные визы. Никаких выездных виз больше не будет. Фюрер ясно выразил своё желание: он не хочет, чтобы евреи бежали в другую страну. Он хочет, чтобы они попросту исчезли с лица земли, раз и навсегда. Он помолчал, изящным жестом поднял фарфоровую чашку с кофе со стола и отпил из неё, глядя на меня из-под опущенных ресниц. - Вы и так слишком многих из них выпустили на свободу из Остмарка, группенфюрер. Нет уж, я уже назначил своего человека, Эйхмана, руководить приведением в исполнение этого вопроса. Вы ведь хотели заниматься разведкой, настолько я помню? Так вот и займитесь. У нас теперь русские под боком; идите шпионьте за ними, а евреев оставьте на нас. - Слушаюсь, группенфюрер. Кроме этого ответа больше мне говорить ничего не оставалось.