"The Austrian: Book Two"

По пути к своей машине по окончании собрания я продолжал думать о том, что сказал Гейдрих. Мой водитель как всегда поприветствовал меня вытянутой в салюте рукой и бросился было открыть для меня дверь, но я остановил его жестом и объявил, что хочу немного проехаться без сопровождения. Он снова щёлкнул каблуками и выбросил руку в салюте с ещё большим энтузиазмом, явно обрадованный тем фактом, что может провести остаток дня как ему заблагорассудится. Я осторожно выбирал дорогу между всё ещё дымящимися обломками в незнакомом городе, погружённый в размышления о том, каковым должно было быть моё отношение к новым идеям Гейдриха касательно еврейского вопроса. Должно ли меня вообще это беспокоить? Если таково было желание фюрера, то он явно знал, что делает... Фюрер на то и фюрер, что он всегда прав, и не по-солдатски это - сомневаться в его идеях. По крайней мере до сих пор всё, что он делал для Рейха вело исключительно к процветанию империи. Территории наши почти утроились за какой-то год, и теперь включали в себя протекторат Чехословакии, Австрию, а теперь ещё и Польшу. Безработица почти и вовсе исчезла, благодаря строительству автобанов и увеличению числа новых земель для возделывания... "Но ведь земли эти были отобраны у их законных владельцев," вкрадчиво заговорил внутренний голос. У еврейских владельцев. И поделом им. "Поделом? А за что конкретно поделом? Они никого не трогали, возделывали себе свою землю и никому не мешали, пока мы не пришли и не вышвырнули их вон." Не надо переходить на личности. Я никого не вышвыривал. Это приказы фюрера. Действует он в интересах Рейха и немецкого народа. Да и какой из меня идеологический солдат СС, если я в каждом его приказе сомневаться начну? "Ну а с Гейдрихом что? Что если он и вправду их всех перебьёт?" А мне-то какая беда? Пусть хоть лично их всех перестреляет. Мне до того, что они там нового с Гиммлером напридумывали, никакого дела нет. Я и так уже этим евреям помог чем мог. Я раздавал выездные визы так, как будто они из моды вот-вот выйдут. Если фюрер одобрил их эту новую задумку, то значит так тому и быть. А теперь, помоги-ка мне лучше найти хоть один приличный бар в этом захолустье! "Прятать голову в песок и делать вид, что ничего не происходит, проблемы не решит. Как её не решит и алкоголь." Да пошёл ты к чёрту! Чего я вообще тебя слушаю?! "Может, потому что я - твоя совесть, или то, что от неё осталось?" Нет у меня совести. А если ты действительно считаешь себя таковой, то насколько хочешь поспорить, что я заткну тебя всего вторым бокалом бренди? Голос замолчал. - Так-то лучше! И впредь помалкивай! - проворчал я вслух и включил радио погромче - на всякий случай. Настроение моё заметно улучшилось после того, как я выкурил сигарету и стало совсем хорошим, как только я случайно нащупал фляжку с коньяком под водительским сиденьем. - Вот же проныра! - вслух пожурил я своего непосредственного подчинённого и, с ухмылкой оценив качество вполне приличного коньяка, решил его даже не наказывать. Голова моя к тому времени почти совсем прошла. Я притормозил у немца в полевой форме, направлявшего движение на дороге, и осведомился у него, где в местной столице можно было бы со вкусом надраться. Стараясь не рассмеяться в ответ на мою последнюю ремарку, парень указал мне улицу на карте, где по его словам находился лучший ресторан в Варшаве. Поблагодарив солдата, я направил машину в указанном направлении, время от времени бросая оценивающие взгляды на местных женщин. Место, где подавали алкоголь, я уже нашёл; если бы теперь подобралась подходящая компания, вся эта поездка наконец оправдалась бы. Однако, как назло, все местные девицы выглядели более чем мрачно, да и одеты были чересчур скромно - по крайней мере на мой вкус. Я невольно начал вспоминать моих венских красавиц с их заливистым смехом и то, как игриво они махали мне в ответ, стоило мне только посигналить им, проезжая мимо. Спустя ещё десять минут я и вовсе было смирился с тем фактом, что хорошенькой полячки мне сегодня было не найти, как вдруг я заметил девицу, явно выделявшуюся среди местного населения. Высокая, да ещё и блондинка, одета она была по последней берлинской моде. - Ну здравствуйте, фраулейн, - пробормотал я себе под нос и сбросил скорость, любуясь своей ничего не подозревающей жертвой, пока она вышагивала вдоль бульвара своими стройными ножками. "Неплохо было бы эти ножки увидеть без этой юбки сегодня вечером," подумал я, ухмыляясь краем рта. "Чего она только такое несёт? Чемодан? Странно. Ну что ж, вот зато и повод нашёлся предложить ей подвезти её. Явно же не откажется, с такой-то ношей." Она остановилась посреди тротуара, ожидая зелёного света светофора, и немедленно начала нетерпеливо притопывать ногой. А затем впервые повернула голову в мою сторону. - Чтоб мне провалиться, - вырвалось у меня, пока я глазел на неё, не в силах поверить такому совпадению. - Аннализа Фридманн. Вы что тут делаете? Я подъехал к ней вплотную и вышел из машины. Она посторонилась и только потом взглянула на меня, и почему-то вздрогнула, будто от испуга. Я немного удивился такой реакции; ведь расстались мы, насколько я помнил, на весьма дружеской ноте. И всё же, я решил немного разыграть её и состроил суровый вид самого устрашающего гестаповца, на который только был способен. - Фрау Фридманн, вы арестованы. Она непонимающе моргнула пару раз, и я мысленно поздравил себя с такой убедительной актёрской игрой. Нервно сглотнув, она наконец спросила едва слышно: - За что? Я наконец не выдержал и рассмеялся. - За то, что разгуливаете в такой юбке. Аварийную ситуацию на дороге создаёте, знаете ли. - Простите, герр Группенфюрер? Она по-прежнему выглядела немного сконфуженной; но, боже, до чего же она была хороша! И куда только девалась та перепуганная девчушка с огромными заплаканными глазами и в скромном ситцевом платье? Фрау Фридманн явно изменилась с нашей последней встречи в Гестапо, и эта новая фрау Фридманн могла запросто соперничать с актрисами с постеров Гёббельса с её небесно-голубыми глазами, обрамлёнными густо-накрашенными ресницами, лёгкой тенью румян на высоких скулах и со вкусом подобранной помадой. Она явно научилась акцентировать свои самые выдающиеся черты и укладывать волосы по последней моде. С каким-то непонятным удовольствием я отметил про себя, что локонов её за то время, что я её не видел, не касались ни ножницы, ни краска. Да, эта новая фрау Фридманн была ещё лучше той, какой я её помнил, и нравилась мне куда больше теперь, когда не походила так сильно на перепуганного ребёнка. - Что это у вас такое? - я силой воли заставил себя перестать глазеть на неё и вместо этого махнул головой в сторону её чемодана. - Не похоже на дамскую сумочку, с которыми обычно ходят хорошенькие девушки, как вы. Она улыбнулась мне, и на этот раз даже улыбка её была совсем другая: она беззастенчиво сверкнула всеми своими белыми зубками в ответ на мои слова, как только Мелита умела. - Я в городе вместе с мужем, герр Группенфюрер. А это один из наших чемоданов, что они умудрились потерять на станции; Генрих на собрании, ну я и решила забрать его, пока они снова его куда-нибудь не девали. - Позвольте мне в таком случае вас подвезти. - Я забрал тяжёлую ношу у неё из рук и, уложив чемодан в багажник, пошёл открыть пассажирскую дверь для моей хорошенькой спутницы. Она забралась внутрь и снова тепло мне улыбнулась. Обходя свой Мерседес, я начал думать о том, что Польша может быть и не была такой уж и дырой. По крайней мере ни в каком другом месте я сейчас оказаться бы не хотел. С самым невинным видом я спросил её, не прочь ли она будет выпить со мной чашечку кофе, сославшись на то, что я пропустил ланч из-за всех этих собраний, да и муж её всё ещё был занят - по её же словам. Фрау Фридманн согласилась с неожиданным энтузиазмом, и остаток пути мы провели беседуя о ситуации в стране и о её успехах в балете. Ни с того ни с сего она вдруг заявила, что подумывает бросить свою карьеру танцовщицы. - Бросить? - я ушам своим поверить не мог. - Но вы же только что стали примой! Ваши хореографы явно считают вас достойной кандидатурой на такую ответственную должность. Откуда вдруг такие мысли? Она какое-то время молча смотрела на дорогу перед собой с задумчивым видом на лице, будто погружённая в какой-то свой мир, куда мне доступа не было. - Та девица, что заявила на вас в Гестапо, она же вас больше не беспокоила? - я попробовал выудить из неё ответ, истолковав её молчание нежеланием что-то со мной обсуждать. Её выражение снова изменилось будто по волшебству, и она опять заулыбалась, будто ничего и не произошло. - О, нет. Совсем даже наоборот. Я слышала, вы с ней ту ещё воспитательную беседу провели? - Это ещё мягко сказано. - Усмехнулся я. - Она радоваться должна, что я её вовсе в тюрьму не бросил за дачу ложных показаний. Я вдруг вспомнил, с каким рвением обвинительница фрау Фридманн - Гретхен Вульф - защищала свою позицию, клянясь всем богам, что она действительно сорвала цепочку со Звездой Давида с шеи своей соперницы. Когда даже все мои самые угрожающе взгляды не возымели на неё никакого действия, я извлёк из кармана порванную цепочку с кулоном в виде пары пуант, которую мне отдала сама фрау Фридманн днём ранее в виде доказательства. - Похоже это по вашему на Звезду Давида?! - я снова повысил голос, держа цепочку у фраулейн Вульф перед глазами. - Ну так что? Похоже или нет?! - На ней были две цепочки. Эта, и другая, со Звездой Давида. Упрямая девчонка наотрез отказывалась отступать от своих слов. Я сунул кулон обратно в карман и несколько раз стукнул кулаком по двери, чтобы охрана снаружи открыла её. Через пару минут я вернулся в камеру с одним из последних выпусков Der Sturmer в руках. - Значит, вы настаиваете, что Аннализа Фридманн - еврейка. Так?! - Я так громко гавкнул последнее слово, что девушка напротив нервно сглотнула. - Да, так и есть. Я открыл газету на первой странице и сунул её фраулейн Вульф под нос. - Посмотрите хорошенько на эту фотографию, фраулейн. Вот это - еврейка. Вот как они все выглядят, в случае если вы не знали: темноволосые и черноглазые, с весьма заметными носами. А теперь скажите мне, Аннализа Фридманн похожа на эту женщину на фото? Ну?! Отвечайте же! Похожа она на еврейку или нет?! - Нет, герр Группенфюрер. Я наконец отбросил газету и уселся обратно на стул, подготавливая бумаги о даче ложных показаний для её подписи. Но тут эта девица с просто-таки завидным упрямством пробормотала: - Но на ней всё равно был кулон со Звездой Давида. - Да чёрт тебя побери!!! - Не сдержавшись, я долбанул кулаком по столу, заставив её невольно податься назад. И тем не менее, хоть она и была явно напугана, фраулейн Вульф упрямо поджала губы, продолжая гнуть свою линию. Я сделал глубокий вдох, стараясь взять свои эмоции под контроль, и открыл дело, в котором содержались копии всех документов фрау Фридманн. - Хорошенько взгляните на эти бумаги. Это - паспорт фрау Фридманн. Это - её свидетельство о рождении. Это - её арийский сертификат. Каждый из этих документов был тщательнейшим образом проверен офисом Рейхсфюрера СС перед её свадьбой. Он нашёл их подлинными и в полном соответствии с законом. А теперь ответьте-ка мне, кто из вас ошибается: вы, с вашими неслыханными заявлениями, или же Рейхсфюрер СС, который, судя по вашим словам, собственных бумаг и расовой политики различить не может? Ну?! Я жду ответа! Она открыла и закрыла рот несколько раз, но так ничего и не сказала. - Я вас в последний раз спрашиваю: выходит ли так, что Рейхсфюрер Гиммлер ошибся?! - Нет, герр Группенфюрер. - Так это приводит нас к единственно логичному выводу: вы всё это время мне лгали. Так?! - Да, - тихо ответила она, пряча глаза. Я чувствовал, что хоть она и признала поражение, позиции своей она так и не изменила. Но до позиций её мне больше дела не было. - Подписывайте признание о даче ложных показаний и убирайтесь к чёрту отсюда. И чтобы я больше ни слова от вас не слышал. Дача ложных показаний против своих сограждан - одно из тех преступлений, за которое я вас запросто на рудники сослать мог. Второго шанса испытать мою доброту вам не представится, так что не советую больше подобным баловаться. - Я пододвинул ей бумагу и швырнул ручку поверх неё. Фраулейн Вульф подобрала её и быстро подписала документ, ни разу не подняв на меня глаз. - Вы всё поняли? - Да, герр Группенфюрер. Проигрывая сцену заново у себя в машине, сидя рядом с виновницей произошедшего, я до сих пор никак не мог взять в толк, с чего вдруг Гретхен Вульф так настаивала на своей версии событий. - Так она больше вас не донимает? - снова спросил я фрау Фридманн. - Нет, герр Группенфюрер. И спасибо вам за тот ваш с ней разговор... но нет, она никакого отношения к моим мыслям о том, чтобы бросить балет, не имеет. Дело в том, что... - Она снова задумалась на секунду, но затем вдруг тряхнула головой, будто отгоняя мрачные мысли, и тёплая улыбка снова осветила её лицо. - Давайте не будем об этом. Поговорим о чём-нибудь ещё. Я улыбнулся ей в ответ. - Обязательно поговорим, фрау Фридманн, но только уже внутри. Мы приехали. Я остановил машину у входа в ресторан, узнав имя, названное немецким регулировщиком движения, отдал ключи парковщику и поспешил подать руку фрау Фридманн. Мэтр д'отель поприветствовал нас лучезарнейшей улыбкой, явно появившейся при виде моих генеральских погонов и пригласил нас внутрь, не поленившись даже слегка поклониться моей спутнице. - Фраулейн. - Фрау, - холодно поправила она его. Бедняга побледнел так, что стал белее своей накрахмаленной рубашки, и тут же бросился бормотать свои извинения, в то время как я старался не рассмеяться в голос. После того, как он проводил нас к своему лучшему столику и исчез, чтобы принести нам ведёрко с шампанским за счёт заведения, я глянул на фрау Фридманн с лукавой ухмылкой. - Не стоило вам его поправлять. Он ведь подумал, что вы - моя жена. - А что? Вы что-то имеете против? - невинно поинтересовалась она, не отрывая хитрого взгляда от меню. Нет. Ровным счётом ничего.