Трудности перевода

Кто бы мог подумать, что всё это безобразие начнётся с безобидного Витиного замечания мелкому касательно не вымытой после праздничного ужина посуды: - Любишь кататься – люби и саночки возить. - А у вас зимой снег всегда тает сразу или бывает, как в кино – режит везде, и по нему можно на санках кататься? – поинтересовался Юри. - Кто о чём, а вшивый о бане… - отпустил непонятное замечание Георгий. - Эта пословица была не только о санях. Если хочешь достичь чего-нибудь приятного, то надо для этого упорно работать – вот в чём её смысл. Любить что-то не только тогда, когда оно приносит тебе радость, но и тогда, когда радости не приносит. Например, любишь ездить на автомобиле – люби его ремонтировать, любишь вкусно поесть – люби и приготовить еду, и помыть потом посуду, любишь хорошо выступать на льду – люби и тяжко тренироваться. Ну, и конечно, санки на горку тащить, чтобы с ветерком потом с неё спуститься, - объяснил Виктор. - Ясно. Интересно, будет в этом году снег, чтобы можно быро покататься на санках? А то я сторько прожир в России, и ни разу не съехар с горы на санках, – вздохнул Юри. Георгий тут же предался ностальгическим воспоминаниям о том, как они с одноклассниками в детстве упоённо катались с горки на пустыре за школой. Сейчас там, правда, не было ни пустыря, ни снега. - А давайте-ка съездим в парк имени Бабушкина, - предложила устами Виктора водка, нелегально подмешанная в ананасовый сок в честь дня его рождения. – Снега нет, но ночью подмораживает, так что там наверняка зальют водой выстроенные из дерева горки. - Витя, а как же спортивный режим? Тебе выспаться и протрезветь не мешало бы, - урезонила его Мила. - Я уже отстрелялся вчера, так что имею право расслабиться, - душа именинника развернулась и требовала продолжения банкета. - Виктор, зачем врать? Ты вчера не стрерял, а торько катарся на гара и гуряр на банкете, - вставил свои пять копеек Юри, прождавший накануне своего благоверного до глубокой ночи. - Так он как раз на банкете пробками от шампанского и стрелял, так что расслабился на славу, - мстительно заложил старшего товарища Плисецкий. Юрка до сих пор не мог простить этой сладкой парочке того, что они оттеснили его с первых мест на пьедестале почёта в Финале Гран-при. Хотя на самом деле ему некого было винить кроме себя – сам ведь наебнулся на ровном месте, исполняя дорожку шагов. Если бы не это, то не видать бы свинтусу золотой медали, как своих ушей без зеркала. Но здоровая психика подростка моментально свалила вину за то, что его нога попала в ямку, на Никифорова, который выступал до него и наверняка пропахал во льду эту борозду. Тем не менее, именно Виктор спас Юрку от международного скандала, когда тот во время церемонии награждения с крайне недовольным видом снял со своей шеи бронзовую медаль. Если бы Никифоров не схватил его за руку, злой на весь мир подросток наверняка зашвырнул бы несчастную медаль куда подальше или засветил ею кому-нибудь в глаз. - Виктор, так вот почему ты быр вчера таким весёрым, - понял Юри. - Наконец-то твоя свинка догнала, что ты пришёл домой навеселе, - снова плюнул ядом мелкий, не сумев переплюнуть Виктора даже на национальном чемпионате. Причём, тут уже виной был не лёд, а его собственные нервы – выйдя исполнять лирическую программу, Плисецкий выглядел так, словно собрался убивать, причём с особым цинизмом. - Кого я догнар? – не понял Юри. - Муженька своего. Виктор, почему он у тебя такой тормоз? – снова захихикал Юра. - Ребята, давайте жить дружно, - миролюбиво предложил двоюродный брат Виктора Саша. - Нам обязательно нужно поехать проветриться. Как говорится: готовь сани летом… - А у тебя есть санки? – сверкая восторженными глазищами, поинтересовался Юри у Виктора. - Конечно, нет, но у родителей могли остаться. Надо им позвонить, - не обратив внимания на позднее время, Виктор пошёл в спальню за телефоном. Вернулся он через пару минут с виноватым видом. - Оказывается, их давно отдали кому-то из родственников. Ничего, мы в парке на прокат возьмём, - добавил он, глядя на сникшего Юри. Компания быстро собралась и, пугая громким хохотом пассажиров метро, добралась до Ломоносовской. Однако там их ждало разочарование – в виду позднего времени пункт проката был закрыт. Но Витю было уже не остановить. - А помнишь, как мы катались на фанерках с трамплинчика? – напомнил он Гоше. - Весело было. Особенно, когда ты не смог вовремя затормозить и въехал под припаркованный под лестницей КамАЗ? – улыбнулся тот. - Где же вы фанеру найдёте посреди ночи? – скептически поинтересовался Юрка – единственный до безобразия трезвый в этой компании. Ну, и после безобразия – тоже. - Где-где… в Караганде, - ответила Мила и направилась к ближайшему мусорному контейнеру. Фанеры там не было, зато она стала счастливой обладательницей старой сидушки от стула, а парням пришлось довольствоваться картоном и пенопластом от упаковки какой-то бытовой техники. Первым с горы покатился Виктор, крича и улюлюкая: - Гошан, мы столько потеряли, почему мы не ходили сюда раньше? - Наверное, потому, что заняты были, - с угрюмого Поповича вмиг слетела вся серьёзность, стоило ему только скатиться первый раз с горки. Вслед за ним рискнул спуститься по крутому склону-жёлобу Юри. От высоты и скорости захватывало дух, на отбитом мягком месте завтра наверняка выступят синяки, но оно того стоило – испытанные им страх и последовавший за ним восторг могли сравниться разве что с успешным выступлением на финале Гран-При. - Надо было предупредить, что сюда нужно брать с собой запасные штаны, - выдал Сашка, едва не задавивший массой съехавшего перед ним Юри. Не поняв, что именно имел в виду кузен Виктора, Юри с ужасом посмотрел на испачканные брюки и пальто Никифорова и попытался почистить их рукавом своей куртки. - Юри, потом, - отмахнулся тот и побежал назад на горку, не желая упускать такой настрой. Скатываясь вниз, Милка всю дорогу пронзительно визжала. Юрка, поначалу скептически взиравший на великовозрастных балбесов, попробовав съехать один раз, быстро вошёл во вкус. Шутя и смеясь, компания каталась с горки, пока не изгваздала в грязи всю одежду, а отбитые задницы не запросили пощады. Только после этого они разошлись по домам, клятвенно пообещав, что непременно вернутся сюда, как только выпадет снег, чтобы повторить развлечение. Плисецкий увязался за Виктором. - Я к вам пришёл навеки поселиться, надеюсь я найти у вас приют, - прокомментировал Никифоров. Когда они вернулись, Маккачин на пару с Петей тырили со стола оставленную на тарелках нарезку: забравшийся на стол кот сталкивал лапой кусочки ветчины и сыра, а пёс подбирал их с пола и утаскивал в укромный уголок под компьютерным столом, где можно было спокойно поживиться добычей, не рискуя огрести тапком от хозяев. - Ворюги, можно подумать, мы вас не кормим, - укоризненно произнёс Виктор. - Если кот не вор, то у него что-то не в порядке с психикой, - сказал Плисецкий. - Кошачий психотерапевт, если бы ты вовремя убрал со стола, как тебя просили, то у животного не было бы такого искушения, - заметил Виктор. - Если бы кто-то не крутил в онсене своей голой задницей, то у Кацудона не было бы искушения… - начал Юрка, привыкший, чтобы последнее слово оставалось за ним. - Цыц, маленький ещё! – прервал его Виктор. - Не ссорьтесь, я могу посуду помыть, - предложил Юри. - А я лучше Маккачина выгуляю. Терпеть не могу посуду мыть, - заявил мелкий. Юри быстро управился с посудой, после чего принял душ и, выключив свет, улёгся рядом с Виктором. Вернётся Юрио с прогулки, увидит, что свет у них не горит, подумает, что они спят, и не станет ломиться. После долгого и насыщенного дня они хотели лишь одного – поскорее лечь спать. Но разве можно уснуть, всласть не пообнимавшись друг с другом? Они и правда не собирались заниматься сексом. Виктор расслабленно лежал на спине, на его правом плече умостилась голова лежащего на левом боку Юри. Левая рука Юри была просунута под шею Виктора, а другая легонько поглаживала его член. Свободная рука Виктора медленно двигалась между сомкнутых бёдер Юри, одновременно прижимаясь к его члену и лаская складочки во впадине между ягодиц. Шаловливая рука как бы намекала, что Виктор не намерен сегодня довольствоваться одними объятиями. Несмотря на усталость и желание выспаться, Юри был с ним солидарен. Кровь приливала к коже Юри в тех местах, где её касался Виктор, делая её ещё более чувствительной, будоража воображение и пробуждая желание. Свободной рукой Виктор погладил шею Юри, прижимаясь к недавно обнаруженной чувствительной точке спереди у её основания, и потянулся за поцелуем. Когда язык Виктора вторгся в его рот, Юри замер, как тогда, когда они впервые поцеловались, но вскоре перехватил инициативу, посасывая его язык и двигая бёдрами. Именно тогда Виктор и понял, что не останется сегодня без десерта, но не стал торопить события. Пока ему достаточно было того, что член Юри сочится смазкой, увлажняя его руку, дыхание его мальчика становится сбивчивым, перемежаясь со стонами, а его собственный член всё больше наливается кровью. - Потрогай сосочек, - попросил Виктор, и Юри погладил встопорщившийся бугорок, не видя в темноте, но явственно представляя, как Виктор закрывает глаза от удовольствия. Наконец Виктор не выдержал и прошептал на ухо Юри: - Далеко у нас презервативы? Юри ненадолго убрал руку с его паха, чтобы достать из-под подушки серебристый квадратик из фольги. Ага, спать он собирался, как же, как же… Свет включать не хочется, но надевать презерватив на ощупь – тоже не вариант, поэтому Виктор просит Юри: - Можешь посветить мне телефоном? Телефоны у них всегда под рукой, даже в постели, так что Юри не видит ничего удивительного в его просьбе и легким касанием пальцев снимает блокировку с экрана. Силуэт Виктора в этом призрачном свете кажется таким прекрасным и загадочным, что Юри в который раз удивляется, что этот потрясающий мужчина делает в его постели. Миллионы хотят Никифорова, но тот выбрал его. Загадка природы. Они вместе уже столько времени, но до сих пор не наскучили друг другу, и у них каждый раз, как первый. Потому что никогда заранее неясно, кто из них будет сверху, и как именно всё будет происходить. Вот и сейчас Юри не знает, какую позу ему принять. Виктор ничего не объясняет, просто переворачивает любимого на другой бок, становится на колени и кладёт его ногу себе на плечо. Юри привычно сгибает в колене ногу, на которой лежит. Презерватив хорошо смазан, а Юри уже настолько расслаблен, что Виктор не заморачивается с растяжкой и сразу входит в него. Возможно, будь он не пьян, то проявил бы больше заботы о партнёре, но сейчас алкоголь ещё не выветрился из головы, и ему слишком хорошо, чтобы задумываться о чём-то всерьёз. Юри немного больно только в первый момент, а потом становится хорошо от чувства заполненности и такого близкого контакта. Руки Виктора обнимают его за грудь и притягивают к себе, насаживая на член до самого основания. Их ягодицы с такой силой стукаются друг о друга, что завтра наверняка будут болеть лобковые и тазовые кости. Но это будет завтра, а сейчас Юри негромко вскрикивает от особо удачных движений Виктора, а тот нецензурно восхищается его растяжкой, поднимая лежащую на плече ногу партнёра всё выше и целуя её под коленкой. Это место настолько чувствительное, что Юри кажется, он мог бы кончить от одних лишь поцелуев туда. Поскольку они сопровождаются резкими толчками внутри него, задевающими простату, то ему не нужно прикасаться к своему члену, чтобы утонуть в оглушительном оргазме. Вслед за этим Виктор стонет и изливается в презерватив внутри него. Так хорошо после этого расслабленно лежать в объятиях друг друга. И пофиг на то, что мокрые от пота тела липнут друг к другу, что намокшая простыня холодит бок, а под дверью уже скулит соскучившийся Маккачин. Весь мир подождет, потому что им настолько хорошо, что хочется как можно дольше растянуть это мгновение. - Это был самый лучший день рождения, - шепчет Виктор и незаметно для себя засыпает.