Viva New Vegas

Полковник Мур не успевает проспать и часа, когда ее поднимают с постели; у нее болит голова и мутит, как с похмелья, хотя она не пила ничего, кроме воды и «Сансет саспариллы». Она трет глаза, зевота едва не вывихивает ей челюсти, когда Кассандра встает с продавленной койки; от бугристого матраса у полковника ноет спина, но сейчас Мур кажется, что мягче и желаннее его ничего нет и быть не может. Женщина натягивает ботинки на обмотанные несвежими портянками ноги; на пятке горит лопнувшая мозоль, портянка присохла на кровь и сукровицу, и Кассандра сжимает зубы: теперь если снимать, то только с кровью. Это раздражает и мешает, сапоги сжимают отекшие со сна ноги, шов вдавливается прямо в мозоль, и каждый шаг дается полковнику с болью, однако она прогоняет сонливость и немного проясняет голову. Кассандре нужен ясный ум: просто так ее бы не стали беспокоить, значит, случилось что-то действительно важное. Мур надеется, что дело не в летучих отрядах Легиона, пробивавшихся к недавно освобожденному Нельсону, и не в очередных стычках во Фрисайде. За последние несколько лет у нее не было ни одной спокойной ночи, ни часа глубокого, безмятежного сна. Врачи, эти коновалы, вроде той медички из клиники Нью-Вегаса, болтали о ПТС, паранойи и навязчивом состоянии, прописывали какие-то ублюдские таблетки, которые полковник забросила в стол и благополучно о них забыла. К дьяволу, ей не нужны эти пилюльки, она в порядке. Легиону и фрисайдским говнюкам не сломать полковника НКР, она столько дерьма в жизни повидала, что этим засранцем впору захлебнуться. Вот когда Республика окончательно установит свои права на Мохаве, тогда Кассандра сможет и выспаться, и отдохнуть. Тогда и таблетки будут не нужны, и она сможет швырнуть их прямо в смазливую мордочку докторши, будь она неладна. Доктор Усанаги ничего не сделала Мур, вообще была достаточно мила и вежлива, обращалась с полковником ровно, как с человеком, а не как с умственно отсталой, как любили некоторые мозгоправы, но женщина злится именно на нее, такую умную, ученую, рядом с которой полковник чувствует себя грубой, туповатой солдафонкой, умеющей только выплевывать приказы да гонять бойцов. Кассандра близоруко щурится, шагая по темному коридору; одинокая лампочка, мигая, качается под потолком, мрак скачет по стенам, жмется по углам, собственная тень кажется полковнику чужой. Рядом ней идут двое – сержант Даллас и лейтенант Грета О'Хара. Сержант с опаской и плохо скрытой неприязнью косится на Грету, у которой одна щека ввалилась – под ней почти нет зубов, и сломанная когда-то скула неправильно срослась, - а из-под провисшего века тускло поблескивает искусственный глаз, больше похожий на грязную стекляшку. Лейтенант О'Хара постоянно причмокивает, влажно ворочает языком, говорит неразборчиво, глотая целые слога, но она одна из самых верных полковнику Мур солдат; туповатого громилу Далласа к Кассандре приставил Крокер, вернее, его ручная шелковая змея Лайза О'Мэлли. Полковник знает, что за ней шпионят, что сержант Даллас не так прост, каким хочет себя изобразить, и дважды в неделю связывается по рации с человеком из посольства. Об этом Кассандре сообщила Грета, но это остается между ними – Мур совершенно не с руки выискивать нового соглядатая О'Мэлли среди военнослужащих дамбы, когда провалившегося Далласа переведут на «Гелиос Один» или в Форлорн-Хоуп. Но это злит, раздражение забирается под кожу, словно жало дутня, пускает яд по венам; что Лайза здесь вынюхивает? У нее нет причин сомневаться в верности Мур; Кассандра знает обо всем, что происходит на дамбе, это ее цитадель, неприступная крепость, жемчужина Мохаве в короне НКР. Легион ее не получит, пусть хоть Цезарь и его легаты отсосут каждому солдату Республики. Кассандра протяжно выдыхает через нос, оттягивая воротник; чем ближе она подходит к тяжелой бронированной двери, тем быстрее колотится сердце, едва не толкаясь в глотку. Ей не сказали, в чем дело, и там может быть кто угодно; Мур надеется, что это Курьер, которая принесла хорошие вести. НКР нуждается в добрых новостях; после стольких побед им нужно закрепить успех. Курьер – символ и нужна Республике; Кассандре не хотелось бы ее убирать, но, если другого выхода не будет… женщина чешет подбородок обломанными ногтями и даже не морщится, когда случайно сдирает подсохшую ссадину на месте недавно выдавленного прыща. Курьер была полезна, но даже самое лучшее ружье рано или поздно приходит в негодность; ее гибель может так же послужить НКР – если переложить вину на Легион, это вдохнет в солдат гнев и жажду отомстить герою Республики. Жаль, что придется возиться с инсценировкой, но покойнице будет все равно, что сделают с ее телом: распнут на кресте или отрубят голову, чтобы насадить на шест. Створки двери с лязгом расходятся в стороны, а Кассандра думает о Буне; она не доверяет ему, слишком уж снайпер близок с Курьершей. Хитрая сука сманила парня, и теперь он верен скорее ей, нежели НКР, но его смерти полковник не хотела – при удачном раскладе он может стать самым рьяным мстителем Легиону. Женщина цинично усмехается, но ее лицо тут же застывает, приобретая равнодушно-снисходительное выражение; она переступает порог, сцепляя руки за спиной, но брови приподнимаются в удивлении, глаза округляются, когда вместо разбитной, вульгарной Курьерши она видит мужчину. Он, сидя за столом, жадно пьет воду из пластиковой бутылки, но, заметив Кассандру, давится, забрызгав столешницу, и заходится кашлем; на шее у него багровый след от ошейника, ноги черные от крови и грязи, худой, как высушенное зноем дерево, и глаза у него дикие, совершенно шальные, как у налакавшегося «гидры» шакала. Мужчина неловко встает, одергивая замызганную набедренную повязку, нерешительно кланяется, исподволь поглядывая на полковника; Кассандра не может скрыть непонимания и брезгливости при виде него. Отвернувшись от мужчины, она хлещет требовательным взглядом Далласа и О'Хару – они могли хотя бы ее предупредить, - и вопросительно изгибает бровь. Сержант чешет в затылке, глупо ухмыляясь, Грета только моргает и дергает головой в сторону рейнджера Пейсона, стоящего возле стены; лицо у него хмурое, сосредоточенное, встретившись глазами с Кассандрой, он расправляет плечи и, щелкнув каблуками, отдает полковнику честь. Женщина сухо кивает в ответ; двери закрываются с оглушительным грохотом, и мужчина, втянув голову в плечи, по-крысиному бросается обратно за стол. - Мэм, - рейнджер подходит к Кассандре, которая сварливо поджимает губы и демонстративно смотрит в сторону: пусть говорит, раз считает, что это важно. – Простите, что потревожил в столь поздний час, но дело слишком серьезное, чтобы ждать до утра. - Неужели? – с сомнением тянет Мур; мужчина за столом дышит тяжело и часто как загнанная собака, крутит в руках пустую бутылку. Полковник сразу понимает, что перед ней беглый раб, но не считает это достаточно веской причиной, чтобы поднять ее среди ночи. - Через двадцать минут после полуночи на другом берегу началась свистопляска, - рейнджер Пейсон трет верхнюю губу, морща лоб под шляпой, которую не снимает даже в помещении и при разговоре с женщиной, да еще и старшей по званию. Кассандра улыбается уголками губ: рейнджеры всегда были снобами. - Дым, взрывы… голосили так, что и нам было слышно, - Пейсон смотрит на сгорбившегося за столом раба поверх плеча Мур: мужчина сидит, обхватив ладонями шею, будто не в силах поверить, что на нем больше нет ошейника. – Не знаю, что там произошло, но это земли Легиона. Туда только черт сунется, и то спьяну. - Легион напал на своих? - тянет Даллас, глупо усмехаясь; Кассандра недоверчиво морщит лоб; на той стороне реки НКР ходу нет, власть Легиона там так крепка, что нет возможности даже ступить на берег без ведома Цезаря. Республика уже не единожды пыталась внедрить на тот берег Колорадо своих людей, и все они сгинули где-то на Востоке - просто перестали выходить на связь, пропали, словно их и не было вовсе. Дэвид Шоу, Эдвард Буке, Мейсон Финниган – все они были парнями, верными Республике до мозга костей, с ненавистью к Легиону, пылающей в крови, но тот берег сожрал их, не оставив даже костей. Кассандра не верила и не верит, что они могли предать НКР; их исчезновение – на совести Легиона, как и смерти многих славных ребят до них. Полковника радует, что Цезарю подпалили зад, но у кого хватило столько наглости и сумасбродства напасть на Легион на его же территории? - Легион понес потери? – спрашивает Мур спокойно, даже отстраненно, будто речь идет о чем-то незначительном и скучном. Рейнджер пожимает плечами, сдвига шляпу на затылок. - Не могу знать, мэм: горы закрывали обзор. Но вот он, - Пейсон кивает на раба, - кое-что знает. Кассандра поворачивается к мужчине, растягивая губы в вежливой улыбке. Ей кажется, что он немного не в себе: у беглого невольника совершенно дикий взгляд животного, которому насилу удалось вырваться из капкана; полковник даже не уверена, что он в состоянии говорить, а ей нужны сведения, чем скорее, тем лучше, чтобы успеть составить рапорт к утру и решить, что им делать дальше. - Вы там были, сэр? – мягко спрашивает Мур; наверное, не лишним будет пригласить врача, чтобы осмотрел бывшего раба и, при необходимости, провести пару сеансов психотерапии. Полковник кривится с плохо скрываемым раздражением: это займет много времени, непозволительно много; большой риск, если вся его болтовня окажется ничего незначащим бредом. Они не имеют право впустую просирать ресурсы. - Я… сбежал, - признался мужчина, и его руки, сжимающие пустую бутылку, задрожали. – Я давно готовился. Хотел… уйти. Сбегал раньше, но ловили. Наказывали сильно, но я хороший техник, поэтому не распяли. - Вы были рабом в Легионе? – осторожно переспрашивает Кассандра; она не подходит к столу, старается держаться в стороне от мужчины, чтобы не нагнетать обстановку: парень явно в напряжении, может взбеситься или, напротив, закрыться в себе. - Я сбежал, - продолжает он, словно не слыша Мур, - но я все видел. - Что вы видели, сэр? – полковник старается говорить ласково, хотя ее злит эта возня с невольником. НКР не применяет рукоприкладство по отношению к военнопленным, но он и не пленник, и мало кто знает, кто этот человек на дамбе. Глядишь, стал бы разговорчивее после пары тумаков, но это крайние меры; Кассандра просто не любит ждать. Бездействие бесит, как и лопнувшая мозоль, из-за которой вся нога горит, будто Мур сунула ступню в тлеющие угли. - Лагерь начал гореть, - шепчет бывший раб, закрывая голову руками, и бешено косится на Кассандру; склеры его глаз красные из-за лопнувших сосудов, - Горелый вернулся… Горелый вернулся, чтобы положить конец бесчинствам Цезаря. Он вернулся, чтобы заставить гореть тех, из-за кого горел сам. Кассандра молча косится на рейнджера Пейсона, но тот стоит, отвернувшись, ковыряя мизинцем в ухе; глаза Далласа отливают сталью, хотя на лице сержанта прежнее глуповатое выражение, а Грета О'Хара жует вытянутую в рот нижнюю губу, задумчиво морща лоб. Все это звучит как полный бред, это понимают все присутствующие, но полоумный беглый раб – единственный на этой стороне Колорадо, кто знает, что случилось на том берегу. - У этого типа не все дома, вот как пить дать, - выдает сержант Даллас, разрубая ладонью воздух. – Какой еще, мать его, Горелый?! Наверное, легионеры между собой поцапались, да и все, а не вот эти вот бабкины байки. - Легионеры не из тех, кто будет просто так цапаться, - сухо замечает рейнджер, - но согласен – версия о Горелом – полная чушь. - Тогда кто? – тихо спрашивает Грета; она говорит, стараясь не разжимать губ, иначе язык начинает вываливаться в щель на месте выбитых зубов. Полковник Мур отходит от невольника, который, обхватив себя за дрожащий плечи, начинает раскаиваться из стороны в сторону, что-то протяжно мыча себе под нос. - Только у одного врага Легиона хватит сил и отваги напасть на его же территории – и это НКР, - произносит Кассандра негромко, но торжественно, сверка глазами. Рейнджер Пейсон ошеломленное присвистывает, хватаясь за шляпу, у Далласа смешно вытягивается лицо, а изо рта Греты вырывается сдавленный булькающий звук. - Мэм… - рейнджер смущенно прочищает горло. – При всем моем уважении я не получал никаких распоряжений… Женщина пожимает плечами. - Потому что их и не было. Но гражданским это знать не обязательно. Я сама все объясню Крокеру и генералу. - Что мы должны сделать? – спрашивает лейтенант О'Хара, и Кассандра довольно улыбается: Грета все быстро смекнула, в отличие от мужчин, которые продолжают пялиться на полковника так, словно впервые видят. Мур цинично щурится: если на рейнджера она еще может положиться, то Даллас слишком предан Лайзе, и этой его верности, как и верности Крейга Буна – Курьеру, она не понимает. Перед ним стоит цель, великая, масштабная, которая стоит куда больше, чем жизнь одной потрепанной суки с Пустоши. Полковник не желает думать, что к нападению на земли Легиона может быть причастна Курьерша, ей и так слишком много чести. Если еще и это приписать к ее заслугам, то впору создавать республику имени этой бешеной стервы; ее раздутое влияние станет еще более опасным, а НКР не нужны рядом такие народные герои. Маленькая ложь никому не повредит; разросшаяся сплетня может быть не менее полезна, чем выигранная битва. Хватит уже Мохаве чествовать Курьеру, пора бы вспомнить, кто настоящие герои пустоши. - Не важно, что там произошло, но все должны поверить, что за очередным поражением Легиона стоит НКР. Это поднимет боевой дух солдат и заставит местных с нами считаться, особенно – во Фрисайде. Кирен не справляется, Курьер ненадежна, и мы забыли, что рассчитывать нам не на кого, кроме самих себя. - А если кто-то захочет знать подробности? Или окажется, что таких вот перебежчиков больше одного? – довольно здраво высказывается Даллас, почесывая кончик носа; Грета бросает на него заинтересованный взгляд и слегка краснеет, встретившись с ним глазами. Кассандре это не нравится, однако она продолжает: - Это была секретная операция, никто не имеет права раскрывать подробности, - Мур улыбается внезапной идеи отправить на гауптвахту Далласа за нарушение правила о неразглашении и решает обдумать это позднее; так будет и достовернее, и позволит убрать от себя шпиона Лайзы. – Тогда во Фрисайде трижды подумают прежде, чем открывать огонь по гражданам НКР. - А с этим что делать? – рейнджер Пейсон кивает в сторону беглого невольника, и полковник в досаде стискивает зубы; с одной стороны можно попытаться привести его в чувство и выведать, что же там все-таки произошло, а с другой – теперь он опасен. Если ложь обнаружат, это подорвет и без того слабое доверие к Республике. Она отправляет Пейсона в казармы, чтобы он отдохнул и набрался сил перед возвращением на пост, выставляет у дверей караульных, закаленных в боях бойцов, из которых война вытравила всю жалость и желание спорить со старшими по званию. Возвращаясь в свою комнату, полковник Мур знает, что беглый невольник не доживет до утра. Кассандре почти жаль, но зато он умрет свободным человеком, а не рабом Легиона.