Viva New Vegas

Солдаты НКР покидают Фрисайд: отряды уходят через южные ворота, гордо маршируют по улицам, провожаемые недобрыми взглядами местных, а через северные ворота во Фрисайд врывается поток беженцев. Среди них не только скваттеры из Нельсона и Биттер-Спрингс, но и фермеры с запада Мохаве, бродячие торговцы, жители Норт-Вегаса: все ищут убежища в стенах Вольницы. У большинства нет крышек на комнату даже в полуразрушенной многоэтажке, многие спят прямо на улицах, на голом асфальте под открытым небом. Еды не хватает, ни дня не проходит, чтобы у колонки кто-то не схватился за нож; королям насилу удается справляться с беспорядками. Фрисайд и раньше был не самым спокойным местом, но теперь на минном поле безопаснее, чем на улицах Вольницы, где бутылка воды или кусок крысиного мяса дороже человеческой жизни. Майор Киран и Последователи Апокалипсиса стараются изо всех сил, чтобы вернуть Фрисайду хоть какое-то подобие порядка, но за еду и медикаменты люди готовы рвать друг друга, словно бешеные койоты. Многие пытаются прорваться на Стрип, от безысходности и отчаяния бросаются на секьюритронов практически без оружия, зная, что не пройдут, но все же надеются. Вероника больше, чем уверена, что у мистера Хауса и боссов казино достаточно средств, чтобы накормить всех голодных. Вот «Атомный ковбой», несмотря на свою репутацию вертепа, оказывает посильную помощь Фрисайду – Гарреты помогают Последователям производить лекарства, жертвуют крышки и еду, однако беженцев без крышек в казино не пускают и отгоняют от здания, не позволяя даже расстелить лежак возле его стен, чтобы скваттеры не отпугнули потенциальных клиентов. Удивительно, но в «Атомном ковбое» по-прежнему толпятся игроки, короли приходят туда каждый вечер, чтобы выпить и поразвлекаться с девками, крышки все так же текут в руки близнецов Гаррет, хотя на улице реками льется кровь, но Веронике кажется, будто до этого никому нет дела: ни Королю, ни Республике, отправившей сюда своих граждан. Люди ищут здесь спасения, а находят только голод и страх, но за стенами Фрисайда еще опаснее – Легион мобилизует войска и готовится напасть на дамбу. Поэтому солдаты НКР стекаются к Колорадо, чтобы дать им бой. Вслух никто не сомневается в победе Республики, но люди все равно напуганы, а Вероника хочет им помочь, но не знает как. Она не медик, не умеет варить гидру и стимуляторы, может только приготовить целебный порошок, но на несколько миль вокруг не найти ни корня зандер, ни цветка брока - беженцы опустошили округу статей голодных гекконов ещё до неё, поэтому Вероника помогает налаживать дистилляторы, следит за оборудованием в Старом мормонском форте и изредка патрулирует улицы. Она забирается в заброшенные дома, ищет еду; сама она не нуждается: Тэсс, мерзавка, хоть и сбежала, но оставила ей достаточно крышек; Вероника может уйти на Стрип, где можно каждый день гулять в нарядном платье, полоскать ноги в фонтане и каждый день есть опунциевые пироги и кексы с мясом болотника, но не хочет бросать Фрисайд. Она так к нему привязалась, так ко всем привыкла; девушка уверена, что без нее здесь все натворят всяких глупостей, а за Королем и вовсе нужно присматривать – он не рад беженцам и очень обижен на Курьера. Король не спрашивает о ней, не присылает цветов, а если выходит на улицу, то обязательно в компании какой-нибудь смазливой девицы, но его люди следят за «Ковбоем», дежурят у обоих ворот, и Вероника не сомневается, что Король ждет возвращения Тэсс. Девушка и сама скучает по ней; она любит Курьера, не так, как Кристин – едва ли Вероника сможет полюбить кого-то как Кристин, - но как сестру. Непоседливую, шуструю, постоянно влезающую в неприятности, но все равно близкую и дорогую, которой хочется надавать по заднице. Тэсс могла бы и предупредить Веронику, сказать, что у нее все хорошо, послать какую-нибудь весточку, это не так уж и сложно, черт возьми! Она же Курьер! Курьеры носят письма; наверное, должны уметь их писать! Сантанджело волнуется не только за Тэсс: у нее много друзей, наверняка она не одна, а вот Братство одиноко; Вероника больше не состоит в его рядах, как презревшая Кодекс, но не может не волноваться. Они стольких потеряли на «Гелиос Один», решающей схватки между быком и медведем Братство Стали может не пережить; взгляд победителя рано или поздно обратится на Хидден-Вэли. Макнамара, Рамос, Лоренцо, Хардин, Таггарт… Вероника оставила их; если что-то случится, их смерти будут на ее совести? Бедные мама с папой, хорошо, что они не видят, до чего дошла их дочь; а вот Кристин бы ее поддержала. Вероника уже не так часто вспоминает о ней, но выкорчевать чувства к ней не может, хотя прошло уже столько лет, и в жизни писца были и другие женщины, но ни одна из них не сравнится с Кристин, ее первой любовью. Веронике не больно, что они расстались, с этим она давно смирилась и приняла выбор Ройс, но до сих пор не может поверить, что Кристин больше нет. Будь она жива, непременно бы дала о себе знать, они были слишком близки, чтобы так просто вычеркнуть друг друга из жизни; а, может, это и к лучшему? Не напоминать о себе, позволить двигаться дальше… Вероника в приливе злости сжимает кулаки; одно дело – оставить прошлое, но совсем другое - вести себя как последняя засранка! Кристин и Тэсс – одного поля морковь, а Вероника должна сидеть и страдать в одиночестве. Даже Рекса рядом нет; собеседник из него неважный, зато пес умеет слушать как никто другой, а девушке иногда нужно излить душу. Хотя бы той же робособаке. Но нет, все бросили бедную девушку, и если Рекса она простить еще готова, то Тэсс точно влетит, и не только от Вероники, но и от Короля – очень уж парень на нее обижен, это видно по его глазам. Их отношения с Курьером не касаются Вероники, хотя немного обидно, что Тэсс с ней ничем таким не делится; Курьер вообще не любительница пижамных вечеринок и девичьей болтовни за ядер-колой, однако разве они не подруги? Вероника не просила и не попросит обнажать перед ней душу, пусть Курьер хранит свои секреты, но Король вьется рядом, как голодный шакал, все выжидает, хочет чего-то, а писец понятия не имеет, что ему дать – совет, надежду или же по зубам. Вероника хихикает, представив лицо Короля, если ей все-таки придет в голову его стукнуть; он явно не привык иметь дело с девушками, способными постоять за себя, поэтому между ними с Тэсс все так и искрит. Писец считает, что чувства между ними – это красиво, но лишено всякого будущего, и от этого немного грустно и щемит в груди, так же, как от старых обещаний Кристин. Они верили, что будут вместе всегда, и даже стае когтей смерти не под силу их разлучить; Веронике немного стыдно за свою юношескую наивность, но при этом воспоминания о Крис, об их свиданиях в подсобке и побегах из бункера, чтобы пострелять радскорпионов, согревают ее. Это приятные, уютные мысли, как вязаное одеяло или напев колыбельной; Вероника усмехается собственной сентиментальности, выходя из номера «Атомного ковбоя»; зал пуст, за исключением пары вышибал и гуля-уборщика, драющего сцену, из игорной зоны доносится сердитый голос Френсин Гаррет, которая вместе с администраторами подсчитывает выручку за ночь. Джеймса не видно, как и Фисто, которого обычно оставляют в зале; сексбот скорее символ «Ковбоя», забавный экспонат, его услугами пользуются крайне редко, однако каждые пару дней ему приходится подзаряжать аккумулятор и менять батареи; система часто перегревается, несколько раз робот самостоятельно отключался, чем ужасно перепугал Джеймса. Гаррет бледнел и потел, бедняга, пока Вероника на пару с Миком осматривали Фисто, бормотал, заикаясь, что клиенты любят Фисто, и казино потеряет большие деньги, если с сексботом что-то случится. Френсин откровенно посмеивалась над братом, Вероника тоже смешила его маленькая ложь, которой он пытался прикрыть свой большой секрет, а вот Мику было будто все равно. Наверное, он просто не понял, в чем смысл. Выйдя из казино, девушка щурится на солнце, заслоняет лицо ладонью; день на удивление погожий и ясный, но улицы Фрисайда затянуты смогом, «Серебряная лихорадка» стоит покинутая, брошенная хозяевами, с заколоченными дверями и окнами. На крыльце, на лежаке из коробок и старых газет, спит, укрываясь курткой, беженец; рядом с ним сидит плохо одетая женщина с лиловым родимым пятном на половину лица. Отщипывая кусочки маслянистого мяса радтараканами, она кормит с рук двоих детей, мальчиков, которые сидят перед ней, открыв рты, словно голодные птенцы. Возле дома, напротив «Ковбоя», стоят еще несколько скваттеров – они тянутся к бочке, из которой валит густой черный дым: жгут в основном мусор, а от него мало огня и тепла. Они провожают Веронику угрюмыми взглядами; у одного из мужчин на затылке сидит язва величиной с маленькую картошку, у другого грязной тряпкой перевязана рука. Всем им не помешает медицинская помощь, да только в форте Последователей и без того тесно – пациенты уже вытеснили их с собственных коек, а новые больные все продолжают пребывать. Веронике жаль, что она не сильна в медицине; пусть Джули и говорит, что им нужна любая помощь и без Вероники им пришлось бы туго, бывшему писцу Братства все это кажется простым утешением. Фаркас такая: она не способна на кого-то сердиться, благополучие других ставит прежде своего, за это ее и любят во Фрисайде. Даже пьяному скваттеру, который в угаре от кукурузного самогона разнес лабораторию Последователей Апокалипсиса, Джули сама накладывала швы; правда, парню потом досталось от местных – избитый до неузнаваемости, он вернулся в Старый мормонский форт, только его лечение затянулось: на разгромленной лаборатории далеко не уедешь. Вероника подозревает, что за нападением на скваттера стоят короли, но не спешит обвинять: ситуация в Вольнице и без того напряженная, нечего нагнетать лишний раз. Подумаешь, поколотили забулдыгу; а ведь могли и убить. Может, лучше бы и убили – тогда не пришлось бы тратить на него лекарства. Девушка, закрывая лицо платком, отходит к тротуару, пропуская рослого мужчину с сизыми от щетины щеками и засаленном плаще; он тянет за собой телегу, груженую трупами; кто-то умер от болезней и голода, кого-то убили в перестрелке. По распоряжению Короля всех покойников отвозят к заброшенной станции метро, где и сжигают; труповозами и могильщиками работают как беженцы, так и местные, даже не за крышки – за воду и еду. Работы много, рук постоянно не хватает; глядя на заваленную мертвецами телегу, в которой раньше разводили молоко, Вероника с тоской думает о Курьере. Ей кажется, что, будь здесь Тэсс, она бы мигом навела во Фрисайде порядок; многие здесь считают так же. Должно быть, из-за этого Король и злится на Курьера, что она оставила его в такое тяжелое время, а ведь раньше они всегда друг друга выручали. Вероника отворачивается от телеги с мертвецами, старается не присматриваться, боясь узнать кого-нибудь среди покойников; если Тэсс вернется во Фрисайд и позовет бывшего писца на пустоши, девушка не сможет ей отказать – все-таки она многим обязана Курьеру. Если бы не Тэсс, Вероника так бы и сидела одиноким вороном на торговом посту 188, а так они вдвоем обошли чуть ли не всю Мохаве и попытались открыть глаза старейшине; без толку, конечно, но не попробовать Вероника не могла. Однако все равно тяжко, что ничего не вышло; теперь ее, верно, и на порог Хидден-Вэли не пустят. Грустно все это; девушка совсем не чувствует себя предательницей, скорее, винит себя, что недостаточно старалась, могла быть решительные, настойчивее, тогда бы Макнамара ее услышал, но сложно докричаться до старейшины, у которого уши забиты серой, песком и собственным упрямством. Если бы Элайджа не ушел, все было бы по-другому, но что толку теперь об этом думать? Сейчас важнее всего выжить и не позволить Фрисайду превратиться в одну большую могилу; если сейчас уже все обстоит худо, страшно представить, что будет, если Легион победит. Вероника не шибко верит НКР, но лучше они, чем Цезарь, при котором Фрисайд и Стрип повторят судьбу Ниптона; девушка там не была, но знает о городе, ставшем призраком, от Тэсс; Хидден-Вэли, скорее всего, ждет то же самое. Бывший писец охотно пошла бы вместе с Курьером бить легионеров, но у нее и во Фрисайде много дел. Помощь Джули Фаркас – одно из самых важных. Вероника не думает, что влюбилась; так, немного увлеклась. Джули совсем не похожа на Кристин и не так миловидна, как зазывалы казино, она не блондинка и не носит платьев, но у Фаркас открытое лицо с правильными чертами, проницательный взгляд, голос, что не хуже, чем у до военной джазовой певицы, и девушке до ужаса приятно находиться рядом с ней. Фаркас добрая и умная; не зря Билл Ронте называет ее ангелом. Они с Вероникой почти подруги, но и с Кристин поначалу они только дружили. Вероника понимает, что Джули сейчас не до чувств и романтики, не отрицает возможности, что может быть не интересна последовательнице, но свою симпатию бережет, словно фермер – проклюнувшиеся семена: это самое светлое, что у нее есть, что поддерживает Веронику, когда совсем худо, и заставляет верить в лучшее. Война ведь закончится, на пустоши станет безопасно, беженцы уйдут, и тогда у них с Джули будет шанс. Наверное; бывший писец иногда так робеет рядом с Фаркас, словно девушек никогда в жизни не видела, и несет иногда всякую белиберду, чтобы скрыть неловкость. Джули чаще молчит, но смотрит на Веронику, как на сумасшедшую, но девушку это ничуть не обижает. Они здесь все сошли с ума, каждый безумен в своей степени; это неплохо, если поможет им спастись. Вероника надеется, что сможет уберечь не только себя, но и Джули. Она бы спасла и Курьера, но ей, кажется, нужно совсем не спасение. Протискиваясь в едва приоткрытые ворота Старого мормонского форта – старые, проржавевшие петли скрипят и заедают, но ни у кого не доходят руки их смазать, - девушка ищет взглядом Джули: если она во дворе, значит, день будет хорошим. Вероника надеется, что он будет хорошим, хотя бы один в череде тяжелых, изматывающих суток, но, видя женщину с почерневшей от гангрены ногой, и мужчину, которого так колотит в судорогах, что его не могут удержать трое Последователей, она понимает, что сегодня будет нелегко. Ну и пусть – Вероника и дальше будет помогать. Она убеждает себя, что это лучше, чем слепо следовать Кодексу и жить в изоляции, но продолжает чувствовать себя предателем.