Viva New Vegas

Легион отступает на восток; сначала уходят рабы и невольники, Луций отправляет жену и сына в Аризону, хотя это решение дается ему с трудом. Луция не хочет уезжать – она почему-то думает, что без нее мужа обязательно убьют солдаты НКР, которые потом придут за ней и Примусом. Понадобилось почти три дня, чтобы уговорить Луцию собираться; многие считают Луция слишком мягкосердечным по отношению к жене, но открыто высказать командиру преторианцев не смеют. Антоний только скалится ему в спину вместе со своими собаками, а Габбан небрежно замечает Вульпесу, что если бы Луций изредка поколачивал жену, она бы остереглась устраивать ему истерики. Иронично, что на своих женщин Габбан никогда не поднимает руку. Воины недовольны отступлением, среди солдат начинаются роптания, которое деканы и центурионы пресекают с трудом. Легионеры рвутся обратно, к Колорадо, но не за дамбой Гувера – их тянет на Стрип, где засел, как паук в гнезде, мистер Хаус. Вульпес признает разумность такого хода: в Нью-Вегасе у него еще остались осведомители, потеря Пика выбила звено из его шпионской цепи, но не разорвала ее. Еще не все потеряно. Пусть Курьер своими уловками вынудила Легион двинуться в сторону Аризоны, но они еще вернутся, когда НКР и ее шавки будут меньше всего ожидать, и ударят не по дамбе, как все ожидают, а по Стрипу, отрежут весь Нью-Вегас, потом отобьют «Красный караван» и «Оружейников», и когда плутократы бросят все силы на освобождение Стрипа, армия Легиона захватит дамбу Гувера. План звучит просто, обещает легкую победу, но это только на первый взгляд кажется несложным делом, еще многое нужно распланировать и сделать. Они так долго шли к захвату Мохаве, но оказалось достаточно одной женщины, чтобы все разрушить; Курьер удалось вырвать победу в нескольких битвах, но до конца войны далеко. Вульпес еще увидит ее в колодках, когда Цезарь с триумфом займет Стрип. Армия идет медленно; спешить им некуда и далеко отходить от границ неразумно – НКР, опьянев от мнимой победы, которую они не заслужили, вполне может вторгнуться на их территории. Вульпес расставляет посты, отправляет несколько контуберний вдоль Колорадо, чтобы исключить возможность вторжения неприятеля, не только солдат Республики, но и роботов Хауса; вдруг Курьер не сдержит своего слова. Фрументарий не доверяет ей; Инкульта удивлен, что она позволила им уйти, не приказала секьюритронам расстрелять всех легионеров, чтобы потом обезглавить Цезаря так же, как и легата Лания. При всей ненависти Курьера к Легиону это странно; верно, она вновь что-то задумала. Вульпес ни на миг не поверил, что Курьер устала от смертей и убийств, ведь это – основа жизни на пустошах, на этом строится политика НКР и порядок Легиона, и если она думает иначе, значит, женщина попросту глупа. На что она надеялась, вступая в борьбу против Цезаря? Спасти Мохаве? Получить награду от НКР? Едва ли Республика будет ей благодарна, узнав, что она позволила Цезарю уйти. За эту ошибку Курьеру предстоит расплатиться в будущем. Вульпес, словно юнец, ждет возвращение в Мохаве с исступленным нетерпением, готов схватить копье и нестись обратно; может, в следующий раз Легион нападет на Новак или столь любимый Курьером Гудспрингс, чтобы заявить свои права на пустошь. За все неприятности, причиненные Легиону, Курьер расплатится жизнями своих друзей, у нее отнимут все, что ей дорого, а после, когда Курьер сломается под властью Цезаря, ей даруют помилование. Она станет не рабом, но трофеем, символом того, что даже самые закостенелые плутократы рано или поздно склонятся перед Легионом. Вульпес искренне верит в это; он предвкушает унижение Курьера, которую проведут по улицам захваченного Стрипа вслед за Цезарем, закованную в рабские кандалы. Одной упрямице удалось скрыться от него, но Курьеру не уйти от заслуженной кары. В этой женщине фрументарию видится причина всех несчастий Легиона; она как шип, заноза в лапе хищника, крохотная ранка, которая может убить, если в нее попадет инфекция. Курьер – это зараза, яд, болезнь, которую Легион излечит огнем и железом. Именно такие речи Вульпес произносит перед воинами, пока Цезарь мучается от головных болей в своем шатре. С каждым днем ему становится хуже; припарки и отвары больше не помогают, гидра провоцирует носовые кровотечения, а стимуляторы, которые могли бы принести хотя бы временное облегчение, лекарки Легиона просто не в состоянии приготовить – у них нет ни знаний, ни компонентов. Нужен врач, настоящий, умелый хирург; в Мохаве наверняка есть доктора, но как доставить к ним Цезаря? Состояние диктатора держат в тайне от воинов, знают только самые верные люди Цезаря, включая нескольких его рабынь и преторианцев, но рано или поздно Цезарь окажется даже не в состоянии встать с постели. У него нет сыновей, которые могли бы повести Легион после его смерти, нет преемников, которые заняли бы его место; пока он жив, никто не смеет вслух обсуждать следующего Цезаря, но Вульпес знает, о чем думают Луций и курсор Лукулл, их мысли буквально написаны у них на лице. Они ждут обреченно, словно перед лицом песчаной бури, застигнувшей их посреди пустыни; нужно бороться, но они не знают, как. Вульпес тоже растерян, но не желает сдаваться. Он готов вернуться в Мохаве; поиски врача и в половину не так опасны, как диверсия в Серчлайт или казнь в Ниптоне, расположенном прямо под носом у НКР. Он ждет только приказа Цезаря; без распоряжения диктатора он не имеет права покинуть лагерь, но Цезарь слишком болен, чтобы открыть глаза, и фрументарий решает действовать самовольно. Промедление может убить Цезаря, время сейчас не менее ценно, чем свежая вода. Луций в курсе его планов; принимая правоту Инкульты, он все же пытается его отговорить: - Может, двигаться нужно не назад, а вперед? – спрашивает он растерянно, пока Вульпес собирается в дорогу. – На востоке тоже есть врачи. Может, Цезарю станет лучше, когда он окажется на родной земле. - А если он не дотянет до Аризоны? – серьезно спрашивает Вульпес; хворь начала прогрессировать после встречи с Курьером, ведьма точно сглазила Цезаря, но это не более, чем нелепые суеверия рабов. Фрументарий понимает, что дело, скорее всего, в стрессе и переживаниях, запущенной болезни и отсутствии современного лечения; не все хвори можно вылечить травами и целебным дымокуром. Бездумное ожидание Инкульта считает преступлением. - И как ты собираешься привести сюда хирурга? Думаешь, найдется много желающих послужить Легиону? Все считают нас проигравшими, особенно, когда мы убрались от Колорадо, поджав хвост. - Не важно, что думают эти плутократы, - бросает презрительно фрументарий; он надевает простую кожаную броню и широкополую шляпу из дубленой кожи, на шее болтаются мотоциклетные очки, которые защитят глаза от песка и ветра, а лицо он укроет платком. Никто не узнает в нем человека Цезаря, все будут видеть лишь полунищего наемника, пришедшего в Мохаве в поисках лучшей жизни. Едва ли он сможет найти хорошего врача близ берегов Колорадо, придется идти к Нью-Вегасу; доктора – те же люди, вкусившие греха, если поманить их крышками, отправятся хоть когтю смерти в пасть. Мэр Ниптона яркий тому пример. Главное – переправить врача через реку; на этом берегу он окажется в полной власти Легиона. - А если Цезарь придет в себя и захочет тебя увидеть? Что ему сказать? Что ты оставил его в минуты немощи? - Я все ему объясню, когда вернусь. - Но если он не доживет до твоего возвращения, что тогда? – шипит Луций, хватая Вульпеса за плечо; он с силой разворачивает фрументария лицом к себе, обхватывает жесткими пальцами его затылок, не позволяя отвернуться. Инкульта спокойно выдерживает взгляд командира преторианцев; у Луция совершенно шальные глаза, горящие на осунувшемся лице, лицо искажено злостью, сквозь которую Вульпес видит печать боли. Луций предан Легиону и Цезарю всем сердцем, но болезнь, пьющая все соки из Цезаря, не то, с чем может справиться его пневмокастет. - Отправь Габбана. Или Алекс. Пусть они этим займутся. А ты нужен здесь. Я не справлюсь один. Среди воинов и так зреют недовольства, если Цезарь все же умрет, Легион взбунтуется. В одиночку мне его не удержать. - Предлагаешь нам, как старухам, сидеть и ждать конца? По-твоему, это лучше? – рычит в ответ Вульпес, отбрасывая руку Луция. Явно, что он не собирается умирать вслед за Цезарем, хотя правила предписывают преторианцами не жить дольше их господина; личных рабов диктатора тоже полагается умертвить. Однако не похоже, что Луций собирается следовать традициям; он не готов бороться за жизнь Цезаря, но уже планирует, как будет командовать осиротевшим Легионом. Вульпес отступает на шаг, глядя на командира преторианцев как на незнакомца; лицо фрументария мрачнеет. Он не в силах поверить, что это ему говорит Луций, один из ближайших соратников Цезаря, чья верность еще вчера не вызывала сомнений. - Неужели ты смирился? – Инкульта говорит тихо, на грани шепота; он опасается, что их могут подслушать. У палатки стоит караул из преторианцев, которых вырастил и воспитал сам Луций, но в лагере всюду уши. – Ты готов сдаться? После того, как мы захватили Аризону и заявили плутократам на западе о своей мощи, ты готов предать Цезаря? - Я никогда не предам Цезаря, - бросает Луций, - часть меня умрет вместе с ним. Но я не могу бросить Легион. И ты не можешь! Легиону мы нужнее, чем Цезарю. - Цезарь и есть Легион, - отрезает Вульпес; командир преторианцев с хриплым смешком опускает голову. - Цезарь – это человек. Великий, но больной и стоящий на пороге смерти. Отон и Антоний проклинают Курьера, говорят, что она наслала на Цезаря порчу, но она здесь не при чем, и ты это знаешь. Она – это то, что мы сами создали. - Значит, мы ее и уничтожим, - уверенно произносит фрументарий; он надеется, что НКР не успеет разобраться с Курьером до возвращения Легиона. Она может сбежать, но возмездие рано или поздно настигнет ее, когда под знаменем Легиона окажутся все земли Республики. - Сейчас наша главная забота не Курьер. Если Марс будет к нам милостив, Цезарь проживет еще достаточно, чтобы вновь нанести удар по Мохаве, но нельзя уповать только на удачу и доброту богов. Ты понимаешь это не хуже меня. - Что ты предлагаешь? – выдыхает Вульпес, опускаясь на табурет; Луций говорит разумно, хотя сердце фрументария отказывается принимать жестокую реальность, оно не в силах смириться с падением Цезаря, как не могло когда-то принять потерю одной женщины. Цезарь не может просто умереть, без него легионеры одичают, словно животные, оставшиеся без хозяина. Легиону нужна твердая рука, что направит его к отмщению и победе. - Мы пойдем на восток – там безопаснее и врача там найти проще, чем тащить его через всю Мохаве. Чем меньше людей будут знать о состоянии Цезаря, тем лучше. Планировать наступление пока рано, нужно решить, как сплотить Легион, если Цезарь не переживет дороги. - Цезарь должен объявить наследника, - Вульпес, прищурившись, смотрит на Луция, - уж не это ли ты задумал? Объявить себя его преемником и возглавить Легион? Ты не справишься, друг. Ты способный воин, и твои преторианцы тебя поддержат, но нужно быть больше, чем просто солдатом, чтобы повести Легион за собой. - Второго Цезаря нет и не будет. Но мы обязаны почитать его память и сохранить Легион. - Он еще жив, хочу тебе напомнить. Почитать его память пока рановато, - ехидно замечает Вульпес, усмехаясь уголками губ. Луций сконфуженно морщится. - Мы должны подумать о будущем. Когда Цезаря не станет, забота о Легионе ляжет на наши плечи. Ты прав, Лис, я не гожусь быть Цезарем. Я не тактик и не стратег, плохо умею планировать и предпочитаю действовать напролом, но мое сердце и душа принадлежат Легиону. И я верю, что ты сможешь привести его к победе. Вульпес меняется в лице. - Я? Ты предлагаешь мне занять место Цезаря? - Ты один из первых его соратников. Воины тебя уважают, а твои ум и хитрость столько раз ставили плутократов на колени, - Луций подходит к фрументарию и кладет ладонь ему на плечо, - ты достоин встать во главе Легиона. - Цезарь еще может сам выбрать своего преемника, - осторожно возражает Инкульта; он никогда не мечтал о власти, не смел и думать о том, чтобы самому стать Цезарем. Его оружие не меч, как у легата Лания, и не слово, коим мастерски владеет Цезарь; в диверсиях и саботажах Вульпесу равных нет. Но этого не достаточно, этого слишком мало, чтобы удержать Легион. - Кого ему выбирать? Ланий мертв, как и Грэхем, сыновей у него нет, а если какой-то из рабынь и повезло забеременеть, пройдут года прежде, чем мальчишка окрепнет настолько, чтобы повести центурии в бой. - То, что ты предлагаешь – измена, - отвечает Вульпес. Луций сжимает челюсти. - Цезарь вторые сутки не приходит в сознание. Легионеры не могут стоять и ждать, когда же он проснется. Он уже не в состоянии отдавать приказы, не то, что вести Легион в бой. И я не верю, что Цезарь хотел, чтобы мы сидели возле его постели, будто он был обычным стариком. Он хотел, чтобы мы позаботились об его детище и не позволили плутократам взять верх над идеалами Легиона. - С кем еще ты говорил? Кого посвятил в свой план? - Только с тобой и Лукулом. Вы ближе всех к Цезарю. - Среди рабов есть немые? Отныне они должны прислуживать в шатре Цезаря, - фрументарий поднимается, хотя вина и неизбежность давят ему на спину, - никто, кроме твоих преторианцев не должен входить в шатер. Алекса и Габбана я все же отправлю за врачом. Нельзя терять возможности исцелить Цезаря. - Справедливо, - довольно кивает Луций, - но захват Мохаве придется отложить до лучших времен. Сейчас нужно подготовить Легион к переменам. Уверен, если бы Цезарь мог, он бы сам выбрал тебя своим наследником. - Это лишь домыслы, - усмехается Вульпес; он верит, что Цезарь решил бы сделать простого фрументария своим преемником, но верит, что Луций старается на благо Легиона. Болезнь Цезаря пугает их, заставляет действовать, и не только ради спасения диктатора. - Если он все-таки умрет, мы должны постараться, чтобы об этом узнали как можно позже. Я буду говорить от его имени, чтобы легионеры привыкли слышать приказы от меня. Вернемся в Аризону, подождем, пока НКР расслабятся и потеряют бдительность, и нанесем удар. Вышвырнем плутократов из Мохаве и в память о Цезаре и его легате превратим Стрип в погребальный костер. Луций смотрит на фрументария, оценивающе сузив глаза, и его губы медленно растягиваются в улыбке. - Знаешь, а ведь ты говоришь прямо как Цезарь, - заявляет командир преторианцев, хлопнув Вульпеса по плечу; Инкульта в ответ лишь согласно опускает веки. Цезарь умирает, так и не проснувшись, на седьмой день пути, но о его смерти объявляют только когда Легион добирается до Аризоны.