Подари мне Имя

1992 год. Начало августа. Ласка шла по Лютному проулку. В связи с близящимся началом учебного года, в Косом, буквально наводненном всеми сортами отбросов магмира царило оживление. Чуя возможную поживу, из глубин клоаки трущоб повылазило такое, что матерые головорезы не выпускали оружия из рук, не без оснований опасаясь оказаться далеко не вершиной пищевой цепочки теневой жизни. Длинная коса удобно пряталась под мешковатой курткой с всегда накинутым капюшоном, свободные немаркие штаны не стесняли движений, сделанные лично для нее на заказ берцы с мягкой, гибкой подошвой делали шаг легким, а их обитые ребристым черненным металлом носки не раз уже проявили себя весомым аргументом в конфликтах. Руки в байкерских перчатках с обрезанными пальцами девочка расслабленно держала в карманах, крепко сжимая рукоятки ножей, готовясь в любую секунду отстоять свое право на свободу и жизнь. Вызывающе детское лицо было прикрыто тканевой полумаской, оставляющей открытыми только глаза, безостановочно шарящие по сторонам, чутко отслеживая обстановку. Заметив, наконец, впереди знакомую сгорбленную фигуру, в огромной ведьминской шляпе, девочка, ничем не выдав свое нетерпение, двинулась к цели. Как вдруг из лавки Горбина почти кубарем выкатился перемазанный в саже подросток в школьной мантии и смачно рухнул на землю. Ошарашенно тряхнув головой, он панически зашарил вокруг в поисках очков, не замечая, как оживившийся контингент Лютного стягивается вокруг, отрезая залетной жертве возможные пути отступления. Первой ожидаемо успела старая Бетси. Не дав пареньку очухаться, она тут же насела на него, потрясая подносом с товарами. Даже издалека было заметно, как резко зеленеет его лицо: к такому домашнего мальчика судьба явно не готовила, однако удача оказалась все же на его стороне. Как в какой-то детской сказке из-за угла вынырнул здоровенный патлатый мужик, и одним рыком шуганув разочарованную таким поворотом шушеру, спас принце… то есть мальчишку. Наблюдая, как тот на подгибающихся ногах подходит к заботливо заквохтавшему гиганту и вцепляется ему в плащ, словно в мамку родную, Ласка не ощущала и тени зависти. Пережитое давным-давно потрясение, наверное, что-то повредило в ее психике, потому что отсутствие письма из Хогвартса она приняла так же равнодушно, как и существование чужого счастья. Собственная ущербность не доставляла сложностей, а в подобных случаях была бесценно полезной, помогая не ждать от жизни подарков или справедливости, поэтому девочка смирилась и продолжала жить, только иногда, в моменты приступов острого одиночества, особенно четко ощущая свою неполноценность. - Что, Бетс, совсем отчаялась уже на малолеток кидаешься? – не скрывая усмешки в голосе, спросила Ласка, подойдя к ведьме со спины, отчего та подпрыгнула от неожиданности и заполошно заметалась. Наконец, догадавшись обернуться, старуха смачно сплюнула на пол и, вызывающе подбоченившись, выдала по-крысиному скалясь единственным оставшимся зубом: - Ба! Кого я вижу, цепная сучка хвостатых собственной персоной! Не удавили тебя еще хозяева? - Ох, даже не представляешь, как тяжела доля моя, - закатив глазки, елейно пропела девочка. – Встала сегодня с кровати, застилать чистым бельем самой пришлось, вышла из дому и не подал никто завтрака, лично ноженьками сходила на кухню и скромную тарелочку мяска с яйцом откушала. До полудня трудилась тяжко травки перебирая, а после, отобедав супчиком наваристым, да в ваши края портнулась, - деланно промокнув рукавом сухие глаза, закончила она со скорбным ликом. - Каждый раз убеждаюсь, что не зря на тебя намордник нацепили, - исходя злобой, процедила торговка. – Чего приперлась? - Тебя искала, - отбросив шутливый тон, сказала Ласка. – Тебе что, чесучего порошка под подол сыпанули? Носишься, как угорелая, пару часов уже бегаю, ищу. Вожак велел пару слов тебе передать. - И чего Лютый хотел? – ощутимо напряглась старуха, мутные глазки тревожно забегали. - Думаю не стоит обсуждать наши личные, я бы даже сказала интимные, дела посреди улицы, - приблизившись вплотную, шепнула девочка, выразительно покосившись на развесивших уши «прохожих». - Нет! Никуда я с тобой не пойду! – с откровенной паникой взвизгнула торговка, пятясь от невысокой фигуры, и выставив перед собой поднос с сомнительным товаром. – Тебя еще в помине не было, когда я с хвостатыми дела вела! И всегда кнат к кнату рассчитывалась, лучшие вещи на обмен несла, от сердца отрывая! У кого хошь спроси, ни один не скажет про меня слова худого, завсегда со своими честна была! - Что ж тогда внимание лишнее привлекаешь, а, Бетси? - предостерегающе покосившись на собирающегося что-то вставить плюгавого мужичка, с нездоровой жадностью наблюдающего за сценой, поймав ее взгляд тот тут же захлопнул пасть и поспешил затеряться за поворотом. – Или чуешь за собой грешок? Борьба взглядов продолжалась недолго. Со стороны, наверное, странно смотрелось, как старая, битая жизнью ведьма «ломается» и отводит глаза, признавая поражения ребенка, но так мог подумать только залетный персонаж. Остальным за три года уже успела примелькаться тонкая фигурка с черными будто бездна ада, до мурашек равнодушными глазами и скорыми на расправу покровителями. - Я… я пойду. Я объясню. Я не виновата, - бубнила, не замолкая старуха, и, повинуясь повелительному движению головы девочки, сворачивая в один из множества ответвлений торгового проулка. Ее мучительница тенью скользнула следом. - Кайся, - зайдя в безлюдный дворик, приказала Ласка, вставая так чтобы удобнее было контролировать оба выхода на предмет нежданных сюрпризов. - Та партия ноготков младенчиков не вся была моя, - тихо начала старая Бетси, смахивая слезы с морщинистых щек. – Мордред попутал, пожадничала, прикупила у одного пройдохи, чтоб вам, значит, побольше на обмен принести. А прошел слушок, что его запытали, да в Лютном бросили истерзанного в назидание. Не простого разумного он видать облапошить попытался, так и узнала - «темные» он ноготки мне подсунул, от мертвых деток. Весна уж на убыль шла, поздно было каяться, подумала: посеяли двуликие мои ноготки, как бы меня, старую, там же не прикопали. - Догадываешься, значит, что зацвели у нас совсем не лечебные цветочки, а с совершенно противоположными свойствами? Не юли, Бетс, не той ты породы, чтобы так налажать и спокойно ждать, утрется вожак или лично придет тебе глотку выдирать за загубленный урожай. Колись, давай, почему не пришлось напрягаться и выкуривать тебя по крысиным норам. - Все скажу, как на духу! – как болванчик закивала торговка. – Как узнала, так и побежала искать вам покупателя на «темную» календулу! - Иии? – поторопила девочка. - И нашла! Зельевар один всю партию до последнего соцветия готов выкупить, я уж постаралась сторговаться в вашу пользу, чтоб, значит, прибыток был хороший, - льстиво заглядывая посланнице двуликих в глаза, закончила ведьма про себя переводя дух, что ей таки позволили оправдаться. Помолчав, обдумывая предложение, и заодно давая старухе «помариноваться», прочувствовав как жизнь висит на волоске, Ласка, наконец, кивнула: - Больше одного процента не получишь, чтобы в следующий раз тщательнее приятелей выбирала. Товар принесу в сентябре, уточни у заказчика потребуется ли ему партия в следующем году и поспрашивай насчет других возможных заказов, наш перечень ты знаешь. Бывай, Бетс, и больше не огорчай Лютого - он этого страсть как не любит. Развернувшись, девочка поправила капюшон и растворилась в хаотичном переплетении ветхих строений. Выждав некоторое время, старая торговка из Лютного хрипло с мукой выдохнула, ощущая, как меч, почти физически висевший над ее головой более двух месяцев, в этот раз пронесся мимо. Истово перекрестившись и поплевав через левое плечо, она поспешила убраться с места, где провела далеко не самые приятные минуты. Повидав за свою долгую жизнь на изнанке магмира столько пороков и дерьма, сколько не каждый ассенизатор представить сможет, Бетси научилась виртуозно разбираться в людях, однако объяснить, почему малявка в «наморднике» пугает больше, чем ее старший коллега - не смогла бы. Наверное, это была пресловутая женская интуиция, не раз спасавшая ей шкуру, а потому неоспоримая. Возвращение домой после работы за три года стало обыденностью. Прошли времена, когда Ласку трясло как припадочную от отходняка стоило «приземлиться» после портала в поселении. В первый раз ее и вовсе весь вечер не оставляли одну, отпаивая успокоительным отваром, а Рой, стоило женщинам отвернуться, заставил проглотить грамм десять разбавленной настойки. Тот день она будет вспоминать, наверное, и на смертном одре. Оборотни, довольно сдержанно относящиеся к тогда еще Малой из-за неопределенного статуса, а при общинном строе он значит абсолютно все, вдруг разом оттаяли и еще вчера скупые на эмоции в отношении нее женщины в голос рыдали, тиская и закармливая самодельными сластями. Мужчины же, улыбаясь в бороды, развели в общинном доме кострище и, перешучиваясь, запекали на нем цельного кабана. Девочка даже глазам своим не сразу поверила. Самое большое строение в середине поселения называлось общинным домом. Там проходили все праздники, там готовили в общих котлах женщины, там зимой собирались абсолютно все: плели, вязали, делились опытом и обучали молодежь бою и многое-многое другое, на что не хватало времени в теплое время года. Поднятые бокалы в ее честь, смех, похвалы, огни костра и свет звезд, все смешалось перед глазами в яркую отогревающую душу карусель, и когда в полночь вожак поднялся со своего места и, мягко погладив ее по голове, нарек Лаской, девочка ощутила давно позабытое чувство пощипывания в глазах. С силой прикусив губу, сдерживая внезапно подступившие предательские слезы, она поняла, что, если понадобится действительно готова расстаться с жизнью, отстаивая интересы своей стаи. Все разошлись по домам только перед рассветом, и каждый перед уходом нашел для Ласки доброе слово. Оставшийся последним Рой неожиданно крепко ее обнял, и сказал только одно слово: «горжусь». Это стало последней каплей, девочка разрыдалась. Судорожно цепляясь за решившего когда-то ее судьбу мужчину, она, давясь слезами и соплями, путаясь в словах пыталась объяснить, что наконец-то у нее появилось собственное Прозвание, почти Имя, собственным трудом заработанное и никто не посмеет его забрать: ни вышвырнувшие родители, для которых она ненавистное воплощение ошибки, ни дед, отказавший в Имени Рода. Проснувшись поздним утром в своей постели в огороженном закутке общинного зала Ласка смутно помнила, что, расчувствовавшись, наговорила Рою лишнего, но слово не воробей, поэтому она надеялась у мужчины хватит тактичности не поднимать неприятную тему. - Ласка! Эй, Лаа-а-ска! - знакомый тягучий вопль привел в себя погрузившуюся в воспоминания девочку. - Чего орешь, чудовище? – возмутилась она, хмуро глядя на ехидно сверкающего желтыми глазами подростка. - Тебя не доорешься, - возмутился тот, скребя когтями и без того встопорщенную русую шевелюру. – Вожак тебя звал, велел как появишься бежать к нему. Накосячила чего? - Когда бы успела? – возмутилась девочка. – Вчера перед залетным темным хвостом крутила весь день, чтоб хоть пару не активированных портключей сторговать в обмен на шкурки бумсланга… - Это те, что Боб у колдуна на прошлой неделе стырил? - Угу, только не стырил, а подобрал, то что валялось бесхозным. - Еще бы тот, получив по башке, не свалился… - Цыть, мелочь, - шикнула Ласка на пятнадцатилетнего оборотня, возвышающегося над ней почти на две головы. – Ничего ты не понимаешь в охоте на двуногую дичь! Сбил, блин, с мысли… А! Сегодня же старую Бетси вылавливала, чтобы прояснить некоторое… взаимонепонимание. Интересно, что хочет Лютый, я ж само трудолюбие и послушание. - Хех, - ухмыльнулся парень, сверкнув выдающимися клыками. – Пойдем, провожу. - Да уж как-нибудь не заблужусь у себя дома, а ты опять от тренировок косишь? – подозрительно прищурилась девочка. - Как ты могла такое обо мне подумать? – возмущенно выпучил глаза молодой оборотень, но под скептическим взглядом подруги быстро «сдулся». – Да надоело просто, целый месяц одно и тоже, тоска смертная. Ни побегать, ни на охоту сходить, сиди да проводи частичную трансформацию раз за разом: зубы, уши, когти, лапы, морда, зубы, уши, когти, лапы, морда… И так до бесконечности! Одуреть можно! - Хорош ныть, - не прониклась трагизмом ситуации Ласка. – Не беси меня, и иди упражняться, смотреть уже на твой прикус не могу. - Завидуешь, завидуй молча, - гордо задрав нос, процедил парень и, демонстративно отрастив клыки в палец длиной, отчего нижняя губа забавно выпятилась, свернувшись трубочкой, зашагал к уединенной беседке на краю селения. Рожденные оборотни в отличие от укушенных первый раз оборачивались в зверя лет в пять, после чего с легкостью меняли облик по желанию. И только в полнолуния оборот был обязательным, луна манила внутреннюю сущность ликантропов заставляя забыть о человеческой половине и проводить ночь в бездумном поклонении инстинктам. Для зараженных эти дни были проклятьем, безумие овладевало ими, желание жрать и рвать всех на своем пути сводило с ума. У второго и последующих поколений полнолуние было днем свободы, его ждали, а не боялись. Зрелище, когда почти сотня мужчин, женщин, подростков и детей одновременно обращается в волков, захватывало дух. Три дня стая вольно бегала по лесу, звери дрались, отстаивая место в иерархии, женихались, учили волчат ловить мелкую дичь и ориентироваться, позволив себе на какое-то время забыть, что они изгои, парии, исторгнутые обществом жестоким к неподходящим под его изменчивые стандарты. С пятнадцати до шестнадцати лет у двуликих наступал период окончания полового созревания, подростков жестко корежило на гормональном уровне, настроение менялось каждую минуту и, как следствие, «прорезалась» частичная трансформация. Зрелище молодых оборотней с волчьей головой или ушами было совершенно обычным, в этот период их старались не трогать, если не успеть взять под контроль такие хаотичные изменения, можно было навсегда лишиться шанса обрести промежуточную форму между волком и человеком. Потому и просиживал сейчас Тони часами на струганых досках беседки, учась сознательно трансформировать части тела. Оставаться неполноценным он конечно не собирался, но поныть вволю не стеснялся. Вот и сейчас Антонин, прозванный Львом, покорно шел тренироваться, делая вид, что вовсе не собирался хвастаться перед подругой филигранно контролируемыми зубами, а вообще просто помочь хотел, а его такого замечательного не любят и не ценят. Подавив смешок над этим воплощением вселенской обиды, девочка зашагала в сторону дома вожака, перекидываясь по пути хотя бы парой слов с встречающимися оборотнями, трудящимися в огородах оборотницами так и норовившими сунуть ей кто морковку послаще, кто стручок горошка или просто искренне улыбнуться, интересуясь самочувствием. Деликатно постучав в косяк, и дождавшись громогласного: «входи, кто там такой застенчивый», Ласка отодвинула завешивающую проход плетенку, которая в теплое время года заменяла дверь. - А, это ты Ласка, - добродушно пробасил вожак, приветственно кивнув и улыбнувшись девочке. – Отчитаешься позже, а сейчас познакомься, Рем, он будет учить тебя пользоваться палочковой магией, тебе как раз летом же одиннадцать стукнуло? Самое время начать, ни к чему зарывать таланты. Учителем оказался тот самый печальный мужчина, которого Ласка помнила со своего первого задания, про себя называя Пьеро. В дальнейшем она еще несколько раз таскала ему записки и с каждым разом он становился все худее, хотя, кажется, куда уж больше. Вид имел все более потасканный, про морщины и говорить не стоит. Если три года назад это был хоть и битый жизнью, но парень, сейчас определенно перед ней стоял мужик лет сорока на вид. - Здравствуй, можешь называть меня просто Рем, - даже тон у него был какой-то… покорный, такой прогнется под все и всех. – А тебя как зовут? - Ласка, - лаконично ответила девочка, ловя серьезный взгляд вожака. Как и думала, не зря он здесь улыбочки расточает, Лютым прозвали этого матерого оборотня далеко не за мягкий нрав, если уж потрудился разыгрывать перед чужаком душку, имеет планы на нее владеющую палочковой магией, а значит - придется выложиться на полную. - Просто Ласка, - повторила она, переключив внимание на нежданно появившегося учителя. - А имя какое? – не отставал мужчина. «Упертая тряпка – интересное сочетание», - с подступающим раздражением подумала девочка. - Нет у меня Имени, только Прозвище. - А почему Ласка? – продолжал нарываться чужак, не замечая, как кровожадно оскалился за его спиной вожак. - Потому что, убивая, целюсь жертвам в глотку, - пояснила воспитанница оборотней как можно более мило улыбнувшись, благо снятая по прибытии полумаска не скрывала ее лица, выбесил таки. - Бва-ха-ха-ха!!! – закатился в припадке ржача Лютый, наблюдая за вытянувшимся и враз позеленевшим лицом гостя. – Да ты не боись, гы-гы, она у нас того… дрессированная! Пфф-ха-ха! Наконец отсмеявшись он обратился к нервно мявшему подол вылинявшего пиджака мужчине: - Поселим тебя в гостевой дом вместе с Лаской… - Но я же могу… - попытался перебить чужак. - Не можешь! – с нажимом отрезал вожак. – Кто лучше нас отслеживает фазы луны? То-то же! А сейчас подожди на улице - нам поговорить с малой надо, потом она тебя проводит, покажет где у нас что находится, и правила заодно объяснит, чтоб не подрали ненароком. - Он обращенный, - было первое, что он сказал, когда гость вышел из дома. Больше ничего добавлять не требовалось. Ей давно, и предельно доходчиво, объяснили, как обращаться с укушенными, и чего от них ждать. Обсудив с Лютым благополучное разрешение проблемы, и получив всецелое одобрение своих действий, девочка уже направилась к выходу, когда старый оборотень вдруг произнес: - Знаю, ты и так будешь осторожна, но… мало ли что ему в голову придет. Заметишь нездоровые наклонности или поползновения — сразу приходи ко мне или к Рою. Да хоть к кому, для всех ты давно своя. Мы ему живо объясним, что такое хорошо, а что такое плохо. Только к Тони, пожалуй, обращаться не стоит, он сначала хребет вырвет, потом разбираться будет, горяч парень. Ступай, малая, и учись хорошо, - заметно смутившийся вожак махнул рукой, отсылая Ласку, и уткнулся в какие-то карты со множеством карандашных пометок. Все бумаги были хаотично свалены на стол. От грубоватой заботы в груди потеплело, словно там зажглось маленькое солнышко. Внимательные старшие всегда готовые помочь и научить чему-нибудь полезному, заботливые женщины, друзья-приятели, виснущая на подоле куртки любопытная малышня: невозможно и мысли допустить, чтобы променять их даже на все сокровища мира. Наверное, со стороны такие мысли могли показаться слащавыми и пафосными, возможно, виновато было начинающееся половое созревание, идущее рука об руку с юношеским максимализмом, но Ласка так чувствовала, а на мнение чужаков ей было в высшей степени наплевать. Спустившись с крыльца к нервно переминающемуся Рему, в окружении заинтересованно принюхивающихся детей, девочка грозно шикнула на них, заставив прыснуть в стороны по мамкам и рабочим местам. - Вот тебе правило первое, не вздумай попасться на провокации этой хитро выдуманной мелочи, лучше вообще держись подальше. Им-то ничего, поспят недельку на животах, пламенея выдранными тылами, а тебя в лучшем случае наши хозяюшки покалечат, - обратилась к Пьеро Ласка. – Правило второе. Территория за пределами поселения контролируется патрулями, но покидать огороженную часть одному не рекомендуется. Тебе как чужаку никто не запретит, поэтому если соберешься, то под свою ответственность. Далее, девок не трогать, совсем и категорически, у нас всяческие «поддался инстинктам» или «помутился рассудок» не прокатят, линчевать будут всем миром без суда, следствия и адвокатов. Основное ясно? Порывавшийся несколько раз что-то вставить в монолог девочки оборотень только молча кивнул, ярко светя покрасневшими ушами и пряча глаза. - Остальные бытовые моменты решим походу дела, жить нам все равно под одной крышей. Доведя о чем-то задумавшегося мужчину до гостевого дома, в котором были шесть не связанных между собой комнат, выходящих в общий коридор где до сего дня, проживала только она с Бобом, и, показав ему свободные апартаменты, Ласка удалилась по своим делам, оставив гостя обживаться. Недели через две, шарясь по барахолкам Лютного, девочке удалось отыскать подходящую незарегистрированную палочку. Причем ей повезло вдвойне: не только продавец оказался дальним знакомым, взявшим плату натурой, то есть ингредиентами, но и гладкая палочка из светлого дерева и неизвестной сердцевины без резьбы и украшений, слушалась на удивление прекрасно, словно предугадывая ее мысли на полшага вперед. Занятия проходили… напряженно. И дело было не в неопытности учителя и не в том, что он на начальных этапах предпочитал пользоваться не учебниками, а собственными конспектами аж почти пятнадцатилетней давности. Просто… ну как реагировать взрослой девице, прошедшей садик, а после и общеобразовательную школу в России, пусть и выглядящей малолетней девчонкой-маугли, когда элементарную тему ей объясняют примерно так: - Присядь, займи максимально удобное положение тела, мышцы должны быть расслаблены, чтобы не отвлекать внимания. Постарайся ни о чем не думать, как бы отталкивая мысли. Можно сосредоточиться на успокаивающей картинке или звуке - это поможет достичь концентрации, то есть расслабиться и успокоиться. Возьми ведущей, то есть, удобной рукой палочку, почувствуй ее продолжением себя. Если не сможешь с первого раза - не переживай, я подожду. После направляешь немного магии… *далее следуют долгие и бесконечно нудные попытки объяснить, как ее почувствовать* …делаешь вот такое движение палочкой… *несколько десятков повторений движения из двух этапов в разном ритме и ракурсах* …и произносишь «люмос», можешь порепетировать, латынь мало кому легко дается… И дальше все в том же духе! Ласка честно держала себя в руках, раз за разом пытаясь объяснить, что она вообще-то умственно полноценная. Старалась не скрипеть зубами слишком громко на снисходительно-покровительственные улыбки этого… учителя. Терпеливо повторяла про себя мантру «я спокойна, спокойна, спокойна», слушая разжеванный даже не до состояния манной каши, до молекулярного уровня материал, вымещая после злобу на тренировках. Но, к сожалению, терпение никогда не было ее добродетелью. Однажды, придя на урок и встретившись с печальными глазами Рема, она поняла, что настал предел ее выдержке. Не размениваясь на приветствия, девочка схватила его за рукав и почти поволокла его за собой на летнюю кухню, где, попросив у заинтригованных ее поведением поварих плошку супа, поставила ее на стол перед мужчиной. - Присядь, займи максимально удобное положение тела, мышцы должны быть расслаблены, чтобы не отвлекать внимания. Возьми ведущей, то есть, удобной рукой, ложку, почувствуй ее продолжением себя. Если не сможешь с первого раза — не переживай, я подожду. После направляешь ее под углом сорок пять-тридцать градусов к тарелке, ой, то есть наклонив, чтобы можно было зачерпнуть содержимое, не расплескав… - в себя разошедшуюся Ласку привел хохот женщин и печальный-печальный, как у без вины пнутой дворняжки, взгляд красного, как свекла, Рема. Урок оборотню пошел в прок, с тех пор занятия он проводил лаконично и четко объясняя материал, после отвечая на возникшие у ученицы вопросы. Через несколько занятий он «оттаял», а после и вовсе «расцвел», не скупясь на похвалы и восхищение хваткой и смекалкой девочки. Было видно, что преподавание ему доставляет истинное удовольствие. Постепенно, по его инициативе с готовностью поддержанной Лаской, предметов становилось все больше и больше. Захватывали и общеобразовательные темы, поприсутствовавший пару раз Лютый посмотрел на пылающего энтузиазмом гостя, в красках расписывающего традиции и нравы времен викторианской эпохи, задумчиво пожевал ус и согнал на следующий «не магический» урок молодняк, приказав сидеть тихо и учиться, пока есть возможность. Натащивший целый шкаф книг разной степени потрепанности и бэушности Рем буквально светился, купаясь во внимании благодарной публики, не уставая все светлое время дня просиживать за учебниками, составляя как можно более широкую и всеобъемлющую программу. Своей открытостью, и в большей степени наивностью, он сумел завоевать симпатии всего населения общины оборотней. И даже, когда он по рассеянности забывал о полнолунии, негативной реакции это не вызывало. Его спокойно сопровождали в специально отстроенную для таких случаев избу с толстенными стенами где, обеспечив всем необходимым, оставляли на три дня безумия. Укушенных кроме него в поселении было еще четыре штуки, все кстати женщины, и к его «проблеме» относились с пониманием. Ласка подозревала, что реши Рем остаться - вожак вовсе не будет против, не зря же поселил в общине и обхаживает теперь, словно пугливую девицу, строя из себя мудрого, но добродушного руководителя. Даже когда через год тот без объяснений покинул селение, вожак не проявил недовольства. Неспроста все это «жу-жу», ох неспроста.