Days gone bye

Потихоньку гвалт за бревенчатыми стенами дома смолкает. Дэрил, конечно, слышит шуршание и мертвецкие всхлипы — Ходячие бродят вокруг да около, но уже тише, степеннее. И можно передохнуть, выплюнуть из глотки напряжение и чрезмерную осторожность. В конце концов, он заслужил. Шляться по лесу, почти не жрать и не спать, таскать за собой приставшую девчонку — ему хочется подышать спокойнее, чуть легче обычного. И Бет похоже это понимает — не донимает вопросами, сидит в продавленном диване, светит свечой на страницы найденной на полках дома замусоленной книги. Читает. И складка меж ее тонких бровей то разглаживается, то вновь появляется. Диксон усмехается — чтение, как бег от реальности, погружение в иное время, в иной мир. Лучше, чем есть сейчас. И Бет простительна такая трусость. Она же девочка совсем. Ребенок. Мужчина думает о друзьях. Где они? Что они? Рик Граймс безусловно не пропадет среди безнадеги и пустоши гнилого мира, остальных вытащит. Но мозги продолжают вскипать от неизвестности, и мысли становятся лишь отвратнее. Он смолит сигарету за сигаретой и подпирает спиной самодельную печку. Надо ложиться спать. Покидать на дощаной пол старые тряпки и забыться крепким сном хотя бы пару часов. Ему давно уже много не надо. Привык к навязанному режиму постапокалипсисом. Хочешь жить — умей вертеться. И Диксон вертится с самого начала. Иного не остается. Никогда не будет. Все они надеялись на излечимость инфекции, на божественное чудо, на гениальную медицину в Атланте. Конечно, жизнь им показала средний палец и отправила нахуй. Типа никаких шуток во вселенной. Новый и совершенно удивительный мир. В кавычках, да. Потому что переменам могут порадоваться только идиоты без умения анализировать, душевно больные. По самому элементарному сценарию в конце сдохнут все. И будут топтать землю пока не разложатся гнильем окончательно. Спойлеры, дамы и господа. Но такие ставки на зеро очевидны. До них даже додумываться не надо. Ныне все бьются за пачку риса и банку тушенки больше, чем прежде за славу и бабки. Теперь никто не хочет высовываться и наводить суету, палиться беспричинно. Ежели рисковать, то только по делу, которое принесет заслуженный плод. А так только смертники идут с саблей на изготовку и под хеви-метал в сабвуфере. — Я читаю о любви, — говорит Бет слегка севшим голосом, и Дэрил поднимает глаза, глядит сквозь отросшую челку. — Так красиво написано. Будто проживаешь чужую жизнь. Счастливую, — она улыбается и находит блестящими глазами мужские глаза. — А ты когда-нибудь любил? — Обязательно любил, — фыркает Диксон и отвечает резко. — Свой байк. — Но я говорю про человека. Про женщину. — Нет. Я не страдаю такой херней, — он кладет руки на согнутые колени и всем видом показывает, что далее разговор продолжать не намерен. Опять она до него доебывается тупыми вопросами. Любовь. У него атрофировано это чувство. Ебанное чувство, которое лишает свободы и сужает поле видимости, горизонт отсекает ровно наполовину. Конечно, у Дэрила были бабы. Полно. И он любил их трахать, спаивать крепким алкоголем, накуривать травой и драть в свое удовольствие в две дырки. Но не будет же рассказывать этой сопливой девчонке, как жил до всей истории с Ходячими. Не будет. Не для ее нежных ушей подобные темы. Он презрительно одаривает Грин раздраженным взглядом и поднимается на ноги. Как отучить ее соваться к нему? Надоела. Ему вообще надо в уборную. Смочить водой рожу хотя бы. А не вести с девчонкой идиотские беседы. Им о будущем стоит подумать. А не о такой поебени, как случка на фоне гребанного чувства. В это Дэрил никогда не верил. У него не было примера перед глазами. Ему не на что опираться и ставить в скелет, на который наращивается знание, что да как правильно. Был лишь брат. И того уже нет давно. Кроме друзей никого нет. В уборной из крана капля за каплей набралось ведро воды. Мужчина стягивает грязную рубашку и штаны, решая все же облиться, потереть мочалкой тело. Мыться ненавидит, но он уже несколько месяцев не знает ни душа, ни ванны. Поэтому какая-никакая процедура гигиены проведется. И подбирает пальцами обмылок, которым до него пользовалась Бет, он уверен, видел ее влажные волосы и смененную одежду большого размера, но зато чистую. Ему она тоже припасла, сложила вон на табурете. Заботливая. И Дэрил даже скупо тянет уголок губ. Ему приятно. И он надевает штаны и кофту после мытья, возвращается в общую комнату. Бет закрывает книгу и поднимает свои круглые большущие глаза. Лыбится. Диксон хмурит лоб и делает вид, что не замечает ее взгляда. Ну обтерся он слегка, а то воняет от него как будто сам Ходячий. А так хоть можно прикинуть, что они вернулись в мир до, когда все было нормальным. Хотя и тот мир был паскудным, только прикрыт красивой оберткой, толщей цветастой мишуры. Сейчас еще паскуднее, зато без прикрас, как он есть в истинном обличье. — Ложись спать, — бросает девочке. — Завтра надо думать, как выбираться отсюда. — Да, пора, — кивает та в ответ. — Можно разложить диван, мы поместимся… — Я лягу на полу. — Ну, хорошо, — соглашается Грин и сворачивается калачиком на диване. Дэрил кидает на пол возле печки шмотье: куртки, плащи, мешковину. Он закрывает глаза и быстро проваливается в сон, изредка продирая веки и слыша сдавленный хрип около уха, будто Ходячие пробрались в дом и желают урвать свеженькой плоти. Его рука молниеносно схватывает нож и выставляет перед собой, но рядом никого не оказывается, и мужчина расслабленно падает на постеленный лежак, засыпает. Когда сопение у его головы и тепло у бока кажутся вполне реалистичными, Диксон шарахается в сторону, оружие нащупывает пальцами, но не поднимает, откладывает. Бет Грин обнаруживает на своих тряпках, льнущую к нему, словно котенок, ищущую защиты и человеческого тепла. Он не будит ее, настороженно изучает юное лицо. Простенькое, но такое живое и милое. Ложится осторожно к ней, позволяет ей сонливо уткнуться ему в плечо. Чудная она. Особенная. Пришла и легла к мужчине. Доверяет. Правда, чокнутая, наверно. Но Диксон понимает, что наслаждается девичьим теплом, впитывает его, ловит ноздрями сладковатый запах. Ему становится нравиться ею дышать. И черт знает, что с этим делать.