Алый меч доктора Лисса

Их путь был короток – даже несмотря на поднимающееся откуда-то изнутри беспокойство, которое, как известно, способно минуту превратить в час, Рейхан едва успел справиться со своим удивлением, когда паланкин особенно сильно качнулся, а после замер в воздухе и медленно опустился на землю. Уфон отодвинул створку в сторону и с изяществом, удивительным для столь грузного тела, вышел из диковинного транспорта. Вслед за ним, помедлив, из паланкина вылез и Лисс, подозревая, что со стороны это выглядит весьма неуклюже. Стоило только мужчинам выйти, как донёсшие их стражи, учтиво поклонившись, подхватили паланкин и, не говоря ни слова, убежали прочь. Рейхан проводил их взглядом, одновременно с этим осматриваясь вокруг. Они с монахом стояли не то на широкой, вымощенной гладкими каменными плитами улице, не то на узкой, вытянутой площади. Прямо перед ними, на расстоянии примерно сотни метров, находились жилые дома – двух- и трёхэтажные, со всё теми же загнутыми кверху карнизами, в большинстве своём они были выкрашены в белый и красный цвета, и выглядели весьма живописно. Между домами проступали узкие зелёные полоски маленьких садиков, отгораживая строения друг от друга живой стеной и разбавляя их чрезмерную яркость. Пробежав по ним взглядом, Рейхан покосился на Уфона и только теперь заметил, что тот смотрит совсем в другую сторону. Доктор развернулся – и на мгновение онемел, поскольку перед его взором предстало поистине грандиозное строение. Оно было похоже и одновременно не похоже на башню: не ниже полусотни метров, слегка сужающееся кверху, это сооружение состояло как минимум из десятка ярусов и выглядело так, будто множество одноэтажных домиков поставили один на другой. Крыши этих домиков алели глазурованной черепицей, стены были выкрашены в белый, а под самым верхним карнизом сверкало, отражая солнечные лучи, огромное зеркало в виде восьмиконечной звезды. К странной башне вели три узких каменных моста, переброшенные через канал, где тихо журчали чёрные воды. По левую и правую стороны от неё высилась массивная стена, явно не ниже городской, выложенная по верху всё той же красной черепицей. – Что это? – спросил Лисс у Уфона. Тот, не отрывая глаз от башни, нараспев отозвался – очевидно, цитируя строчку из какого-то стихотворения: – На балках узорных – там утром летят облака над южным затоном; завесы алеют – под вечер свернутся, как дождь, среди западных гор, – а после нормальным голосом добавил. – Башня Одиннадцати Ступеней. Врата в императорский дворец. Видите зеркало там, наверху? Его тоже изготовила Императрица, как и те зеркала, что помещены на другие городские башни. Сквозь него она может видеть на сотни лю. – Одиннадцати ступеней? – переспросил Рейхан, направляясь к башне вслед за Уфоном. – Говорят, что башню эту возвели сами боги, чтобы спускаться по ней в подлунный мир. На ней лежит божественное благословение. Оно защищает императорский дворец, и горе тому, кто проникнет в него со злым умыслом. – Мне… следует опасаться? – уточнил Лисс, не совсем понимая, рассказывает ли ему монах очередную байку или же всерьёз в это верит. – Только если вы замышляете дурное, – предсказуемо откликнулся Уфон, бросив на спутника косой взгляд. Рейхан вздохнул и ничего не ответил. Миновав вслед за монахом один из трёх горбатых мостиков, он скользнул взглядом по монолиту стены и вступил в гостеприимно распахнутые створки дверей башни. Доктор ещё успел мимоходом удивиться тому, что отчего-то ни на улице, ни возле моста им не встретилось ни единого стражника – не считая тех двоих, что принесли их сюда. А буквально через секунду едва не врезался в спину внезапно замершему на месте Уфону. Однако остановился монах не по своей воле: вокруг него и Лисса сомкнулось кольцо вооружённых людей. Также, как и стражи у ворот, они были облачены в пластинчатые доспехи. Отличие заключалось лишь в том, что их доспехи были целиком заплетены алой нитью, и в руках воины держали не протазаны, а слегка изогнутые длинные мечи с плоскими гардами овальной формы. И оружие это было недвусмысленно направлено на пришельцев. – Зачем вы преграждаете нам путь? – Лисс видел, как напряжена спина монаха, однако голос его звучал ровно и спокойно. – Или вы не знаете, что Императрица ожидает нас? Вы забыли, кто я такой? Кольцо воинов не шелохнулось. Повисла долгая пауза, и доктору уже начало было казаться, что стражи немые, когда один из них, стоящий по левую руку от Уфона, всё же соизволил ответить: – Мы помним, кто вы, господин Уфон. Но дальше пропускать вас нам не велено. Рейхан немного повернул голову и присмотрелся к воину внимательнее. Сперва ему казалось, что он ничем не отличается от прочих, однако, приглядевшись, он заметил золотую ленту, змейкой обвивающую его длинные, почти до лопаток, волосы. Наверняка это тоже был генерал. Доктор задумался о том, владеет ли он, как и другие, одушевлённым оружием, но вынужден был прервать размышления, поскольку издалека послышался чей-то холодный голос: – Императрица изволила изменить свой приказ об участи гадзи с одушевлённым мечом, который принёс смуту на земли Империи Ин-Си. Неужели вам это не известно, Уфон-бон? Рейхан припомнил, что «бон» было достаточно вольным обращением к религиозному служителю, а это, в свою очередь, позволяло сделать вывод о том, что Уфона в императорском дворце не слишком уважали. Впрочем, заключить подобное можно было и после взятия их под стражу… Но мысль доктора уже летела вперёд, анализируя остальную часть фразы незнакомца, и к тому моменту, когда инсиец подошёл ближе, остановившись аккурат за спинами стражей, Рейхан резковато поинтересовался: – Что значит «принёс смуту»? Я не сделал ничего предосудительного… – Прошу вас, помолчите, – немедленно развернулся к Лиссу Уфон и предупредительно стиснул его плечо. Несмотря на свой обычный благодушно-спокойный тон, монах глядел на доктора почти зло, а пальцы его, не то нарочно, не то случайно, вцепились аккурат в место ожога. Доктор тонко ахнул и дёрнулся прочь; едва утихшая было боль вновь впилась своими зубами в его руку, застилая на миг взор Рейхана непроницаемой чёрной пеленой. Болезненные ощущения не прошли даже после того, как монах убрал ладонь. Быстро дыша сквозь стиснутые зубы, Лисс яростно уставился на Уфона, но говорить ничего не стал, когда увидел на круглом лице монаха донельзя виноватое выражение, и вместо этого вновь обратил взгляд на незнакомца. Тот, немолодой, приземистый мужчина в жёлтом халате, с обширной лысиной, доходящей ему почти до макушки, отчего его лоб казался неправдоподобно огромным, глядел на Рейхана с нескрываемым презрением, прикрывая нижнюю часть лица широким, украшенным тонкой вышивкой рукавом. Отвечать на вопрос доктора он, разумеется, не стал, и, посверлив его ещё немного маленькими глазками, повернулся к монаху. – Верно, что Её Императорское Величество сперва отдала приказ доставить гадзи живым, – не убирая рукава от губ, произнёс мужчина. – Но она изменила его после того, как вернулись генерал Сумаки и полковник Увон. Вы знаете, что случилось с ними в лесу, Уфон-бон? – Нет, – вынужден был ответить монах. Рейхан перехватил его косой взгляд в свою сторону и, нахмурившись, демонстративно уставился на не соизволившего представиться обладателя жёлтого халата. Он начинал догадываться, к чему тот ведёт. Очевидно, что генерал, лишившийся своего меча, не замедлил доложить об этом императрице, а полковник, разумеется, его слова подтвердил – у Лисса ещё свежи были воспоминания о том, с какой ненавистью смотрели на них с Саном оба инсийца. И одному богу известно, что они в итоге наплели правительнице. – Вы поступили опрометчиво, приведя этого гадзи сюда. Он… – мужчина махнул в сторону Рейхана рукавом, однако закончить начатую фразу не успел. Доктор шагнул вперёд и, игнорируя едва не упёршиеся ему в грудь лезвия мечей, немедленно выставленных стражами, не менее резко, чем в первый раз, проговорил, не отрывая взгляда от лица инсийца: – Прекратите говорить обо мне так, точно я какой-то преступник. – Рейхан, не глядя, выставил руку, в корне пресекая возмущение Уфона, вздумавшего было снова его перебить. – Не знаю, что сказал вам генерал Сумаки, но мы с Саном всего лишь защищались. Они с полковником Увоном напали на нас, более того – напали подло, вдвоём на одного. А генерал Сумаки и вовсе атаковал Сана в спину. И что нам оставалось делать? Смириться и умереть? – Ты не знаешь, о чём говоришь, гадзи, – слегка прищурился мужчина. – Не знаю? – окончательно вышел из себя доктор. – Хотите сказать, что это вы, а не я, были тогда в лесу и видели всё происходящее собственными глазами? И, чёрт побери, довольно уже называть меня гадзи! Я – Рейхан Лисс, военврач второго ранга, и попрошу впредь называть меня именно так, если вы не хотите, чтобы я в ответ звал вас узкоглазой макакой. В это мгновение, казалось, замер не только каждый присутствующий при данной сцене человек, но весь окружающий мир. Лисс буквально кожей чувствовал жгучие, непонимающе-злые взгляды, обращённые на него со всех сторон, но лишь повыше поднял подбородок, продолжая сверлить глазами инсийца в жёлтом халате. Он понимал, что совершенно по-глупому потерял над собой контроль, и даже позволил себе вслух произнести презрительно прозвище, коим шимарийские солдаты наградили своих врагов, и которое сам до крайности презирал. Однако терпеть подобное ничем не оправданное презрение сил у него уже не было. А, может, тому виной были усталость, боль, гуляющая по телу, или же всё, происходящее с ним, больше похожее на фантасмагорический сон… – Я учту ваши слова, Рейхан Рисс, – медленно и раздельно проговорил мужчина, по-инсийски коверкая его фамилию, а в воздухе повисло несказанное «и вряд ли когда-нибудь забуду». – Я – Юн Сяньшан, третий министр Правой руки Её Императорского Величества, генерала Майри Хакаши, сим повелеваю заточить этого человека в темницу до срока. А вас, Уфон-бон, я попрошу проследовать за мной. Рейхан не успел и глазом моргнуть, как двое стражей, стоящих к нему ближе остальных, крепко стиснули его локти и буквально понесли прочь: оба инсийца обладали весьма внушительным ростом, так что ступни невысокого доктора едва касались пола. Обескураженный, Лисс оглянулся на монаха; тот бросил на него не менее потерянный взгляд, а после отвернулся и заторопился за ушедшим вперёд министром. Доктор попробовал было обратиться к своим конвоирам, но те и ухом не вели на всего его «Эй!» и «Постойте!». Поэтому ему оставалось лишь покорно идти по извилистым коридорам, после спускаться вниз по неправдоподобно-длинной лестнице – Рейхан насчитал сто тридцать семь ступеней, пока не сбился со счёта, – и снова петлять по коридорам, но уже гораздо более тёмным и сырым, нежели предыдущие. В последнем коридоре, куда они пришли, взору Лисса предстали перекрестья деревянных балок, тянущиеся слева и справа и уходящие куда-то в темноту: немногочисленные тростниковые факелы на стенах светили тускло и почти не давали толком ничего разглядеть. Однако и без освещения было ясно, что это та самая темница, о которой говорил Юн. Стражи поместили доктора в одну из камер и так же безмолвно удалились. Рейхан огляделся. С трёх сторон – справа, слева и спереди – путь ему преграждали решётки из балок, каждая из которых была раза в два толще руки самого Лисса. Потолок, пол и задняя стена камеры были земляные. В углу лежала тростниковая циновка, рядом стояла проржавевшая чашеобразная ёмкость, отдалённо напоминающая ночной горшок. Больше в камере ровным счётом ничего не было. Издав тяжёлый вздох, Рейхан поплёлся к циновке, на которую и осел, будто бы враз лишившись всяческой опоры. Он вдохнул носом тяжёлый, застоявшийся воздух подземелья и гадливо сморщился. Доктор не знал, сколько ему придётся теперь провести в этом месте, и выйдет ли он отсюда вообще, ведь кроме Сана надеяться ему больше было не на кого. Рейхан опустил было голову на подтянутые к груди колени, когда в тишине темницы послышались чьи-то осторожные шаги. Лисс вскинулся и подскочил к решётке. – Эй! – на пробу окликнул он, а после повторил чуть громче. – Эй! Шаги ускорились, и спустя несколько мгновений перед Лиссом предстал высокий парень, чью худобу не скрывал даже мешковатый, кое-как повязанный халат. Парень был молод – не старше двадцати, – но глядел так, как смотрят обычно лишь маленькие дети: широко раскрыв глаза, вскинув брови почти до середины лба и по-глупому приоткрыв рот. Узрев Рейхана, он выпучил глаза ещё сильнее, отступил на шаг, вскинул руки, соединяя средний и указательный пальцы в каком-то причудливом жесте, будто увидел не человека, а самого чёрта, явившегося из Преисподней. Он выглядел так, точно собирался в любую секунду удрать прочь, поэтому доктор поторопился к нему обратиться: – Успокойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Это темница, верно? И Лисс даже попробовал улыбнуться. Парень, сохраняя на лице испуганное выражение, тем не менее кивнул. – Верно. Темница дворца Серебряного Дракона. Его юношеский, ломкий голос глухим эхом отдался где-то под потолком. – А ты?.. – Я м-младший помощник господина надзирателя, – откликнулся тот. – Шэнь Исунь. – Вот что, Шэнь, – Рейхан на миг задумался. – Ты не мог бы принести мне воды? Я очень давно не пил и умираю от жажды. При упоминании воды желудок доктора скрутил болезненный спазм, и Лиссу пришлось проявить изрядное самообладание, чтобы сохранить на лице пусть слабую, но улыбку. Поесть ему тоже бы не мешало, однако в первую очередь стоило всё же озаботиться восстановлением уровня жидкости в организме. Парень меж тем кивнул и убежал. Вернулся он быстро, буквально пару минут спустя, однако после помедлил, не торопясь давать Лиссу наполненную водой пиалу. Рейхан нетерпеливо просунул руку сквозь прутья решётки. – Ну же, давай. Я не трону тебя, честное слово. Шэнь не без опаски протянул пиалу узнику, и тот, выхватив её, сделал несколько быстрых, но маленьких глотков, чтобы не травмировать пересохшее горло. Вода показалась ему сладкой, однако Лисс списал это на свою долгую жажду и допил всё до капли. После этого он протянул было пиалу обратно… но в глазах у него внезапно помутилось, Рейхана повело куда-то вбок, и если бы он не успел схватиться свободной рукой за прутья, то непременно бы упал. – Что… что это такое… – с трудом ворочая языком, поднял он на Шэня стремительно мутнеющий взгляд. Тот не ответил. Лисс хотел было повторить вопрос, но сознание его затопила тьма, и мир растворился в ней, оставляя Рейхана парить в пустоте. Последнее, о чём он подумал, стала мысль о том, что подобная смерть была бы бесконечно и бессмысленно глупой.