Алый меч доктора Лисса

К немалому облегчению Рейхана, выглядел ожог не так уж и страшно – особенно после крайне болезненной процедуры снятия с него засохшей повязки, в процессе которой Лисс едва не прокусил насквозь воротник своего халата, а после был вынужден ещё минут пять переводить дыхание и утирать выступившие на глазах слёзы. Небольшое количество омертвевшей ткани было легко убрать даже без некрэктомии, для которой у доктора, впрочем, и без того не было подходящих инструментов, а вторичный осмотр показал наличие весьма приличного слоя грануляционной ткани, успевшей затянуть едва ли не половину всей поверхности ожога. В целом, заживление шло довольно успешно, и потому возвращение Миамори Рейхан встретил широкой улыбкой, лишь позже спохватившись, что старик её всё равно не видит. Хотя тот двигался для слепого более чем уверенно. Ловко удерживая одной рукой заставленный разнообразной мелкой посудой поднос, похожий на столик с небольшими ножками, он вытащил из кармана своего одеяния связку ключей и, с первой попытки попав в замочную скважину, потянул решётку на себя. Приоткрылся проём – не шире пары ладоней, в который Миамори и протянул поднос, после чего стремительно защёлкнул замок обратно, очевидно, боясь, что пленник попробует сбежать. Но Рейхан сейчас не был готов к побегу даже мысленно. Поморщившись от прокатившейся по руке боли, он опустил поднос на пол и взглянул на старика через решётку. Воцарилась короткая пауза, после чего Рейхан кашлянул и машинально потёр ладонью свой и без того взъерошенный затылок. – Спасибо. Миамори, помедлив, кивнул, и его хмурое лицо слегка посветлело. – Скажи, нужно ли тебе ещё что-то? – поинтересовался он у Лисса, а когда тот ответил отрицательно, кивнул в сторону. – Если понадобится, зови, я буду неподалёку. – Спасибо, – повторил Рейхан. Миамори беззубо улыбнулся, несколько раз мелко кивнул, отчего нити его белых усов смешно закачались в воздухе, а после медленной, шаркающей походкой удалился прочь. Когда в подземелье стихли все звуки, Рейхан негромко вздохнул и внимательно поглядел на то, что принёс Миамори. Почти сразу же рот его наполнился слюной: в основном на подносе стояли небольшие плошки, наполненные чем-то съедобным, хотя и выглядело это довольно экзотично. Доктор однозначно идентифицировал лишь рис и морковь, порезанную тонкой соломкой и плавающую в коричневатого цвета соусе. О природе остальных оставалось только гадать: кусочки чего-то красного, похожего одновременно на рыбу и какой-то овощ, белые дольки, покрытые розоватой кожицей, светло-жёлтая пюреобразная масса с терпко-кислым тонким запахом… У Рейхана мелькнула мысль, что будь он чуть менее голоден, то отказался бы как минимум от половины предложенного, но в данный момент выбора перед ним не стояло. Однако одно препятствие всё же оставалось – и заключалось оно в отсутствии столовых приборов. Как Лисс ни осматривал поднос, как ни поднимал плошки, ничего, кроме двух тонких палочек, обнаружить не смог. Придирчиво на них покосившись, но так и не сообразив, для чего они предназначены, Рейхан громко позвал Миамори. Когда тот не откликнулся, доктор крикнул громче, потом ещё и ещё – единственным ответом ему была мёртвая тишина. Не отозвался старик и позже, после продолжительной паузы, в течение которой Лисс успел заново перевязать свой ожог. И доктору ничего не оставалось, кроме как плюнуть на правила приличия и использовать в качестве столовых приборов собственные простерилизованные рисовой водкой пальцы. Голод ли был тому виной или же вызванная неловкостью торопливость, однако Рейхан почти не почувствовал вкуса пищи, проглотив всё в течение каких-то считанных минут. После он отставил от себя поднос с пустой посудой, прошёл в угол камеры, где и устроился, улёгшись на жёсткой циновке. В желудке его впервые за долгое время приятно потяжелело, боль после перевязки почти прошла, однако в голове, в кои-то веки не озабоченной вопросом выживания, закрутились мысли о текущем положении дел – и были они совсем не такие радужные, как хотелось бы. Один, в чужой, больше смахивающей на край антиподов, стране, оторванный от родины не только расстоянием, но и самим временем, имеющий в числе союзников одного-единственного человека, которому, к тому же, грозит скорая гибель по его собственной, Рейхана, вине – более чем печальная картина. А если добавить ко всему прочему тюремное заключение, которое с лёгкостью может закончиться петлёй – или какие там способы применяют инсийцы для казни преступников? В самом деле, что стоит тому же Хакаши, являющемуся, судя по всему, важной шишкой, употребить своё влияние и потребовать для Лисса смертного приговора? Ведь кто знает, какие тут, в Ин-Си, законы… Рейхан судорожно вздохнул, подтягивая колени к груди и искренне жалея о скудости материала, полученного в своё время на уроках инсийского языка. В самом деле, неужели не ясно, что одной лишь зубрёжки слов и заучивания грамматики недостаточно, что изучать надо к тому же культуру, быт, письменность народа, в конце концов. Лисс вспомнил оставленное в кармане кителя письмо Хаторэ и досадливо цыкнул. В самом деле, что мешало взять его с собой или дать прочесть тому же Сану? Может, в нём объяснялось, как следует обращаться с одушевлёнными мечами?.. Впрочем, что теперь об этом вспоминать – письмо вместе с кителем осталось в доме Сана, а сам он… Рейхан покосился на низкий тёмный потолок камеры и невесело хмыкнул. Интересно, что сказал бы профессор Лэмпгард, вновь обнаружив своего студента за решёткой? А Рейхан ведь клялся ему, что ничего подобного больше не повторится… Хотя что тогда всё произошло неожиданно и довольно по-идиотски, что теперь. Новый сомнительный закон, чрезмерная активность полулегальной и молодёжной прессы, страдающие от безделья между сессиями студенты, не знающие, куда деть свою плещущую через край энергию – и никто глазом не успел моргнуть, как на улицах уже заполыхали тут и там стихийные митинги и демонстрации. Впоследствии Рейхан, размышляя, неизменно приходил к выводу, что всё могло бы закончиться ничем, стихнуть столь же стремительно, как и возгорелось. Однако правительство внезапно решило показать молодёжи свою силу и спустило на демонстрантов едва ли не всю местную полицию вкупе с расквартированными в городе солдатами. А те, недолго думая, загребли всех попавшихся под горячую руку в ближайшие кутузки. Конечно, те, кто был посильнее и половчее, от цепких лап стражей порядка успешно отбивались, но у хилого невысокого Рейхана, сроду не державшего в руках ничего тяжелее книги да скальпеля, шансов не было никаких. Поэтому к вечеру первого же дня волнений он уже обживался на новом месте, зло глядя сквозь решётку на надзирателя, вольготно развалившегося за письменным столом. Он не особо надеялся на помощь приятелей – те, кто остался на свободе, затаились по квартирам и вряд ли соизволили бы явиться даже на занятия в академию, – а уж, тем более, на родителей, оставшихся за сотню миль, однако реальное положение дел оказалось куда печальнее. Ближе к вечеру в полицейском участке появился декан его, лечебного, факультета собственной персоной и сообщил, что за подобный проступок Лиссу грозит по меньшей мере отчисление из академии, причём с невозможностью восстановления. Впрочем, пока Рейхан пытался осмыслить услышанное и не удариться в панику, поскольку жизни своей вне медицины он уже не представлял, профессор Лэмпгард смилостивился и предложить спустить всё на тормозах, если Рейхан в ответ пообещает ему больше никогда в жизни не участвовать в подобных сомнительных мероприятиях – а после добавил, снизив голос и косясь в спину надзирателя: «Или, по крайней мере, не попадать за решётку». Разумеется, Лисс немедленно ему в том поклялся, после чего и был отпущен – под солидный залог, – и с этих пор бежал от всевозможных политических треволнений как от огня. Однако, как говорится, однажды и коса находит на камень. И кто бы знал, что произойдёт это при подобном фантастическом стечении обстоятельств?.. Следующие трое суток – по примерным подсчётам, поскольку часов у Лисса не было, а место Миамори занял какой-то другой инсиец, оказавшийся вовсе немым – Рейхан провёл, таращась в потолок, слушая собственное дыхание и мучительно размышляя над выходом из сложившейся ситуации. Он чувствовал себя ненужной вещью, забытой в кладовой: ни Отоёри, ни Хакаши и Шэнь, ни Уфон или Макубо – никто не приходил к нему, не считая разве что какого-то надменного инсийца, пришедшего на второй день и показавшегося доктору смутно знакомым. Безмолвно постояв возле решётки и поразглядывав Рейхана, точно животное в зверинце, он довольно презрительно проронил что-то о сверчке, попавшем в клетку, после чего удалился, не реагируя на окрики Лисса и оставляя доктора гадать о тайне его личности. Генерал Отоёри появился в начале четвёртого дня. Спокойно, пусть и без особого дружелюбия кивнув Рейхану, он отпер замок, открыл решётку и лишь после этого пояснил: – За то время, пока вы находились в заключении, я размышлял, что в моих силах возможно сделать для облегчения участи Сангина. – И моей? – уточнил Лисс, не без опаски приближаясь к генералу. Тот несколько замешкался, но после кивнул и отступил в сторону, освобождая доктору путь. – И вашей тоже. – Хотите сказать, что у вас появился план? – План – достаточно громкое слово. Лучше будет сказать, некоторые идеи, которые могут окончиться как успехом, так и крахом. Поэтому если вас одолевают сомнения… – Я в деле, – Рейхан поторопился выйти из камеры – сейчас практически любой исход виделся ему куда более радужным, нежели перспектива ещё хоть сутки просидеть в темнице. – Что за идеи? Что я должен делать? – Идёмте, – вместо ответа Отоёри запер клетку и быстро, однако без лишней торопливости, зашагал по коридору в ту сторону, где, насколько помнил Лисс, находилась ведущая наверх лестница. – Вы узнаете всё, что необходимо – в своё время. Это был не тот ответ, на который рассчитывал доктор, однако он сдержался и не стал выспрашивать у генерала подробностей, справедливо полагая, что нужную информацию тот рано или поздно будет вынужден сообщить ему сам. Вместо этого Рейхан глазел по сторонам и старался как можно точнее запомнить путь наверх, чтобы в случае чего хотя бы знать, в каком направлении двигаться. Впрочем, на деле запоминать оказалось особенно нечего. Длинная – не меньше пары-тройки сотен ступеней – и оттого достаточно крутая лестница вывела Отоёри и Лисса в небольшую полутёмную комнату, где не было ничего, кроме высокой вазы с сухим букетом, стоящей в углу. Генерал, не задерживаясь, прошёл комнату насквозь, а после отодвинул в сторону одну из решётчатых, затянутых бумагой створок. Рейхан отступил на шаг и зажмурился, ослеплённый хлынувшим снаружи ярким солнечным светом. Когда же он решился открыть глаза, взору его предстал небольшой, тонущий в зелени и цвету садик с мощёной камнем дорожкой, ручейком и песчаной площадкой, огороженной низким деревянным заборчиком. На песке тут и там были раскиданы булыжники разных форм и размеров, а меж ними вились неглубокие бороздки, чем-то похожие на детские рисунки волн. Отоёри перехватил несколько обескураженный взгляд доктора и, посторонившись, сделал плавный жест рукой. – Прошу вас. – Напомните мне, зачем мы здесь? – спросил Лисс, не без некоторой опаски ступая на мощёную дорожку. Конечно, он не ожидал, что из ближайших кустов на него выпрыгнут стражи и потащат обратно в клетку, однако несколько суток, проведённых за решёткой, были способны обострить паранойю у любого, даже самого доверчивого человека, коим Рейхан и без того не являлся. Однако Отоёри вновь промолчал, и лишь когда доктор, нахмурившись, повернулся к нему, издал лёгкий покорный вздох. – Разве вам за эти дни не надоела сырость и затхлость дворцового подземелья? – в своей излюбленной манере говорить загадками поинтересовался инсиец. – Разве не хотелось вновь увидеть поднимающееся над горизонтом солнце, росу, сверкающую на листьях, цветы… – Всему этому я предпочёл бы ответы на вопросы, – резко прервал его разглагольствования Лисс, складывая руки на груди. – Вы сказали, что у вас есть план, однако я его так и не услышал. Что я должен делать? Зачем мы здесь? И только не говорите, что решили привести меня в этот сад, дабы скрасить последние часы моей жизни. – Временами меня посещает чувство, что большего удивления испытать я уже не в силах, – с секундной заминкой отозвался Отоёри, отводя взгляд в сторону. – Однако вам неизменно удаётся развеять это заблуждение. Вы хотите знать, что вам следует делать? Что же, я отвечу вам. Ждите. Ждите, и если боги решат проявить свою милость, несчастья ваши подойдут к концу. – Ждать – и всё? – скептически вскинул брови Рейхан. – Вы шутите? – Отнюдь. Отоёри адресовал Рейхану лёгкий кивок и отступил на шаг. Повинуясь движению его руки, дверная створка бесшумно встала на место, оставляя Лисса в одиночестве стоять посреди садика. В первое мгновение доктор хотел было окликнуть инсийца, однако вовремя спохватился и поджал губы. Всё же неразумно кричать и привлекать к себе лишнее внимание, особенно если ты ещё не избавился от статуса пленника. Рейхан вздохнул и отвернулся от дверей, пообещав себе при случае вытрясти с генерала ответы, хотя бы и силой. Заложив руки за спину, доктор неспешно пошёл по дорожке, медленно, но не особо внимательно оглядываясь вокруг. В конце концов, даже если его предположение о последних часах жизни оказалось верным, куда лучше скоротать это время не в темнице, а в саду, пусть даже и столь маленьком, как этот. Лисс остановился, поднял голову к небу и глубоко вдохнул чистый, напоённый тонким цветочно-терпким ароматом воздух. Он не слишком верил в неожиданную помощь высших сил, однако ничего больше, кроме как ждать, ему всё равно не оставалось.