Алый меч доктора Лисса

Больше в эту ночь Рейхан и Макубо не разговаривали: ни он, ни она не находили в себе сил нарушить молчание, душным пологом опустившееся на комнату первого министра. Не встречались они и взглядами ‒ как только Лисс менял позу или поднимался, чтобы посмотреть за Хакаши, Ширки устремляла взор на боковую ширму и не отводила его, покуда доктор вновь не усаживался на лежак. Впрочем, тишина не слишком тяготила Рейхана ‒ она предоставила ему возможность поразмышлять о случившемся и разработать хотя бы примерный план дальнейших действий. Хотя последнее получалось плохо: переменных было слишком много, и сделать из них однозначный вывод не представлялось возможным. Но раздумья, по крайней мере, заняли большую часть внимания Рейхана, отвлекая доктора от печалей Макубо и вытаскивая его из паутины сна. Так, в тишине, нарушаемой лишь тихим стуком деревянных створок, подрагивающих от порывов ветра, и едва слышным свистом дыхания первого министра, прошла эта длинная ночь. А наутро, чуть только посветлело небо, в двери постучал генерал Отоёри. Даже не взглянув на Макубо, которая встрепенулась при его появлении, будто заметившая хищника птица, он подошёл к Рейхану и чуть наклонил голову. Судя по всему, генералу ночью поспать тоже не удалось: он выглядел осунувшимся и бледным, а под глазами у мужчины проступили тёмные, будто тушью нарисованные синяки. Доктор поприветствовал его кивком, не спеша подниматься с лежака. ‒ Доброе утро, генерал. Что-то случилось? Отоёри слегка поджал губы. ‒ И да, и нет, господин Рисс. Ничего такого, что потребовало бы вашего вмешательства как врача, но… Он замялся, и Рейхан в порыве внезапного озарения сообразил, что Отоёри не терпится продолжить их разговор, тот, что они начали вчера. Подобное рвение было достойно похвалы, однако выбор времени оставлял желать лучшего. Лисс слегка поморщился. ‒ Мне тоже хочется с вами поговорить, генерал, но сейчас я не могу уйти: нужно смотреть за состоянием господина Хакаши. Отоёри повернулся к спящему министру, некоторое время поизучал его внимательным взглядом, после чего опять посмотрел на Рейхана. А затем с какой-то нетипичной для него солдатской прямотой довольно громко поинтересовался: ‒ Зачем за ним следить? Он мирно спит, и вы можете… ‒ Не могу, ‒ жёстко перебил его Лисс. ‒ Да, к счастью, сейчас он спит, но в следующую секунду может проснуться, перевернуться набок, сбить трубку и на сей раз действительно задохнуться. Поэтому я не могу оставить его без наблюдения ‒ по крайней мере, пока трубка торчит из его шеи. И кроме того, генерал ‒ не вы ли прошлым вечером просили меня следить за состоянием господина Хакаши? Отоёри чуть скривился, а после вынужденно отозвался ‒ на сей раз гораздо тише: ‒ Прошлым вечером я говорил с вами как глава императорской стражи. Сейчас же я говорю с вами как Отоёри Гинку, ваш друг и, ‒ он покосился в сторону Макубо, даже не скрывающей свой интерес к разговору, и закончил одними губами, ‒ тот, кто хорошо знал Сангина. Его тон намекал на то, что о Сане появились какие-то новые сведения. Первым порывом Рейхана было вытащить генерала в коридор и узнать поскорее, что за информацию тот получил ‒ но вместо этого Лисс медленно покачал головой. ‒ Как только я освобожусь, ‒ ответил он, не глядя собеседнику в лицо. ‒ Когда я буду убеждён, что жизни и здоровью господина Хакаши ничего не грозит, я незамедлительно выслушаю всё то, что вы хотите мне сообщить. Но пока что… Он поднял голову и взглянул на Отоёри. На лице последнего отразилось горькое разочарование, однако он ограничился лишь вежливым кивком и вышел из комнаты. Рейхан посмотрел на Макубо. ‒ Прошу прощения, ‒ проговорил Рейхан на всякий случай ‒ уж очень странное выражение лица было у женщины. ‒ Наверное, я должен был выйти и побеседовать с генералом Отоёри в другом месте. Ширки пожала плечами и вновь уставилась на ширму, не удостоив Лисса ответом. А вскоре, заворочавшись, проснулся первый министр. Рейхан приблизился к его постели, стараясь не замечать Макубо, поднявшуюся на ноги и тенью вставшую за его спиной, и чуть натянуто улыбнулся: ‒ Доброе утро. Как самочувствие? Хакаши открыл было рот, но после, поморщившись, сомкнул губы и ограничился коротким кивком. Лисс оглянулся на Ширки: ‒ Будьте добры, принесите светильник. Сейчас я осмотрю ваше горло, ‒ женщина скользнула к столику, а доктор вновь обратился к первому министру. ‒ Если воспаление прошло, я вытащу трубку. Хорошо? Хакаши снова кивнул и покорно открыл рот, когда Макубо встала у изголовья его постели и приблизила светильник к лицу лекаря. Придерживая голову Хакаши за лоб и подбородок, Рейхан внимательно осмотрел его горло. Выглядело оно неплохо: воспаление за ночь успело совсем спасть, и трахею больше ничто не перекрывало. Лисс уложил министра обратно и жестом разрешил ему закрыть рот. ‒ Сейчас я заткну трубку, а вы попробуете дышать. Дайте знать, если что-то пойдёт не так. Он мягко обхватил горлышко чайника правой ладонью и закрыл отверстие большим пальцем. Прошли тридцать секунд, минута. Хакаши, закрыв глаза, вдыхал и выдыхал воздух ‒ его грудь равномерно поднималась и опускалась. Но Рейхан держал горлышко немногим менее пяти минут, не желая рисковать, и только после этого удовлетворённо хмыкнул: ‒ Хорошо. Трубку можно вынимать. Потерпите, может быть немного неприятно. После извлечения горлышка Рейхан перевязал шею Хакаши заранее заготовленными чистыми бинтами, не забыв проверить рану на наличие воспаления, и, сделав знак Макубо убрать светильник, выпрямился, оправляя на себе халат. ‒ Попробуйте что-нибудь сказать. Хакаши на мгновение замер с занесённой над горлом рукой. После перевёл взгляд на Лисса и тихо проговорил: ‒ Спасибо. В его голосе слышались небольшие хрипы, характерные для пострадавших с травмой горла, и Рейхан нахмурился: очевидно, в спешке он действовал несколько грубовато. Но вслух он, разумеется, говорить этого не стал. ‒ К вашим услугам, ‒ ответил доктор. ‒ Сегодня и завтра старайтесь говорить поменьше, есть только мягкую пищу и побольше пить. Я буду периодически заглядывать к вам, ‒ Рейхан потёр затылок. ‒ Но если что, сразу же зовите. Хакаши устало усмехнулся: ‒ Вам не стоит это говорить. Я тоже врач и знаю… ‒ внезапно он осёкся, и уголки его губ опустились. ‒ Хотя, конечно, мне до вас как песчинке до пагоды. Ответить Рейхан не успел: за его плечом громко и возмущённо ахнула Макубо. Когда мужчины повернулись к ней, она чуть отступила, но после вызывающе вздёрнула подбородок и проговорила звенящим голосом: ‒ Как можете вы, господин Хакаши, императорский лекарь, произносить такие слова? Как можете вы сравнивать себя с ничтожной песчинкой, а этого гадзи, ‒ её палец обвиняюще указал на Лисса, ‒ с величественной пагодой, куда сходят сами боги? Конечно, он помог вам ‒ но разве вы не спасали людей Ин-Си задолго до его появления здесь? И разве не станете спасать после? А он… может статься, что сделанное им лишь результат удачи, или… или… ‒ Ширки замешкалась, подыскивая иной вариант, ‒ может, ему помогают демоны? Рейхан отвернулся, поморщившись от странной горечи, хинным настоем разлившейся по языку. Он слышал о людях, испытывающих ненависть к свидетелям их вынужденной откровенности, но подумать, что одной из таких окажется Макубо?.. Или дело было в другом? Может, после визита Отоёри женщина окончательно утвердилась в мысли, что они с Лиссом злоумышляют против Хакаши? Или же всё это время она просто умело скрывала свою изначальную неприязнь? Впрочем, вмешиваться Рейхан не собирался. В конце концов, его пациентом была не Макубо, а Хакаши… который вдруг припечатал твёрдо и зло, буравя Ширки тяжёлым взглядом: ‒ Дура. Женщина вздрогнула и будто бы сжалась. Но первый министр на этом не остановился. Придерживая горло одной рукой, точно то собиралось вот-вот рассыпаться на части, он поднялся на ноги и со знакомым Рейхану презрением процедил: ‒ Этот гадзи, лао, спас мне жизнь. Он сделал то, на что я бы никогда не решился. Ты, верно, считала меня кем-то вроде бога, способного на всё, ‒ министр покосился на Рейхана, и взгляд его погас, сделав лицо Хакаши строгим и задумчивым. Чуть спокойнее он добавил. ‒ Я и сам так считал. Я пребывал в клетке своих иллюзий, лао, и даже себе не мог сознаться в обратном. Но вчера… ‒ Его пальцы на бинтах судорожно сжались. ‒ Вчера я почти перешёл грань миров. И на ней я понял, что… понял, что он… Министр замешкался: казалось, он затрудняется подобрать нужное слово. Но потом он как-то хрипло вздохнул ‒ и вдруг согнулся пополам, заходясь в кашле. Рейхан и Макубо поспешили придержать его за плечи, и приступ постепенно сошёл на нет. Лекарь выпрямился, вытирая слезящиеся глаза. ‒ Всё в порядке, ‒ просипел он, но Рейхан решительно увлёк его на постель и вернул в горизонтальное положение. ‒ Я же сказал, поберегите горло, ‒ хмуро сообщил Лисс. ‒ Если госпожа Макубо считает, что мне повезло спасти вас ‒ что ж, она совершенно права, мне действительно повезло. А теперь прошу меня простить. Не удостоив Макубо взглядом, Рейхан кивнул Хакаши и вышел из покоев, чувствуя внутри неприятную, слякотную пустоту. Он хотел посильнее стукнуть дверью, но обуздал свой детский порыв и притворил створки так аккуратно, как только позволили его подрагивающие руки. В коридоре Рейхана уже ждали. Генерал Отоёри, до того прогуливающийся взад и вперёд, поспешил подойти к доктору и коротко ему поклонился. Выглядел он на сей раз гораздо спокойнее, нежели в комнате. ‒ Я должен принести вам извинения за своё резкое поведение, ‒ начал он. ‒ Ночь без сна... ‒ Ничего страшного, ‒ махнул рукой Лисс, ‒ я понимаю. Вы хотели поговорить о Сане? ‒ Да, верно, ‒ генерал сделал приглашающий жест, предлагая Рейхану проследовать с ним по коридору. ‒ Я хотел бы обсудить с вами некоторые детали… Отоёри осёкся, когда прямо перед ними вырос Уфон, преграждая дорогу своей массивной фигурой. Он смотрел только на Лисса, и взгляд его горел каким-то нездоровым, лихорадочным блеском. Не размениваясь на приветствия, он протянул руку к доктору, желая то ли взять его ладонь, то ли ухватить за рукав. ‒ Господин Рейхан, ‒ игнорируя Отоёри, произнёс монах, ‒ что с господином Хакаши? ‒ Его жизни ничто не угрожает, ‒ подавляя жгучее желание смыться от Уфона подальше, отозвался Лисс. ‒ А вы… ‒ В таком случае я прошу вас о помощи. ‒ Какого рода? Вместо ответа монах цепко схватил Рейхана за локоть своими сарделькообразными пальцами и потянул за собой. ‒ Идёмте, я покажу, ‒ туманно сообщил он, всё ускоряя и ускоряя шаг. Сопротивляться его напору Лисс не мог, чувствуя себя игрушкой на верёвочке, которую разыгравшийся ребёнок тянет по двору. Он обернулся через плечо и посмотрел на генерала. Отоёри шёл за ними с мрачным лицом и вопросительно изогнул брови, перехватив взгляд Рейхана. Тот в ответ лишь недоумённо пожал плечами, не имея не малейшего понятия, чего монаху от него понадобилось. Но все вопросы решились сами собой, когда Уфон привёл их в соседнюю комнату. Там стояло несколько лежаков ‒ все они пустовали, за исключением одного, крайнего слева, придвинутого к самой стене. На нём, закутанный в одеяло, полусидел генерал Баншун. Когда открылись двери, он беспокойно повернулся на звук, и Лисс поразился нездоровому, синевато-зелёному цвету его лица, выглядывающего из-под рассыпанных в беспорядке прядей волос. ‒ Что с ним? ‒ поинтересовался Рейхан у Уфона, но вместо него доктору ответил сам Баншун. ‒ У меня, ‒ с усилием прошелестел он, сморщился и болезненно сглотнул. ‒ У меня очень болит голова. Господин Хакаши… посоветовал мне носить целебную повязку, но она… ‒ Повязку? ‒ переспросил Лисс. Баншун обеими руками собрал волосы и приподнял их над головой. Рейхан едва удержался от ругательства: голову генерала стягивала узкая кожаная полоска, врезающаяся в кожу так сильно, что та по краям уже приобрела синюшно-багровый цвет. Лисс осторожно прикоснулся ко лбу Баншуна кончиками пальцев и едва не отдёрнул руку: тот буквально пылал. ‒ Дайте угадаю, ‒ со сдерживаемой злостью процедил Рейхан, ощупывая повреждённую кожу, ‒ вы пожаловались, что у вас раскалывается голова, а он воспринял это буквально. Ответом ему послужило молчание. Доктор тяжело вздохнул и потёр переносицу двумя пальцами. ‒ Мне понадобится нож. И, пожалуй, та лечебная мазь, которую вы мне давали в лесу, господин Уфон. ‒ А это поможет? ‒ с затаённой надеждой переспросил тот. Сил отвечать у Рейхана не было. Но, кажется, по лицу его было всё понятно и так ‒ монах кивнул и унёсся из комнаты с прытью, удивительной для его могучей комплекции.