Алый меч доктора Лисса

Вопреки своим опасениям, следующие три дня Рейхан о Сон Бо совсем не вспоминал. На это у него попросту не было времени: когда Лисс и Хакаши покинули дворец и подошли к особняку первого министра, то наткнулись на толпу людей, стоявших возле ворот. Их было не меньше десятка, и все они, как выяснилось позже, горели желанием попасть на приём к новому лекарю, которому, по слухам, было подвластно одолеть любой недуг. Выругавшись про себя, Рейхан попросил Хакаши выделить ему какую-нибудь комнату посветлее и с головой погрузился во врачебную рутину, не успев толком из неё выкарабкаться. Приём в первый день закончился далеко за полночь. Спровадив последнего пациента, Лисс вышел на террасу и уселся на пол, обессиленно прислонившись спиной к колонне и вперившись в темноту ночи воспалёнными глазами. Меланхолично грустя о сигаретах, которых ему отчаянно не хватало, Рейхан в то же время наслаждался сонной тишиной, опустившейся на Синхо с наступлением сумерек ‒ после гомона инсийцев, так и норовящих разом набиться в небольшую комнатушку и совершенно не желающих ждать своей очереди, она казалась райской музыкой для его слуха. Увы, наслаждаться ей долго Рейхану не пришлось. Вскоре на улице замелькали огни, послышались голоса ‒ громкие, возбуждённые, звучащие всё ближе и ближе и ставшие совсем оглушительными, когда мимо особняка Хакаши потянулась длинная процессия в белых одеждах. Люди размахивали красными и белыми стягами, потрясали в воздухе бамбуковыми трещотками и пели ‒ нестройно, хрипло и тягуче, будто читая молитву. Из-за шума Рейхан не мог разобрать слов, уловил лишь что-то про природу и времена года. И потому не преминул поинтересоваться у Хакаши, когда тот вышел на террасу и встал за его спиной: ‒ Что это такое? ‒ Хана-ацунэ, ‒ чуть помедлив, Хакаши опустился на пол рядом с Лиссом. ‒ Фестиваль дня осеннего равноденствия. Целая неделя праздненств… ‒ Неделя? ‒ переспросил Рейхан. Лекарь кивнул, не отрывая взгляда от бредущих белых фигур. ‒ Сперва три дня люди, лао, будут завершать свои дела, подводить итоги года, готовиться к зиме. После, на четвёртый день ‒ непосредственно в сам день осеннего равноденствия ‒ сначала во дворце, а после во всём городе пройдёт большой фестиваль: праздник с выступлениями артистов и музыкантов, фокусников и танцовщиц, с посещением храмов, пением и пусканием фейерверков. Затем ещё три дня люди будут ходить в гости к своим родным и друзьям. А в последний, седьмой день все потянутся на кладбища и к семейным усыпальницам, дабы воздать должное своим почившим предкам. ‒ Вот как, ‒ пробормотал Рейхан, прикрывая глаза. ‒ А они?.. Доктор, не глядя, махнул рукой на процессию. ‒ Считается, что чем раньше начнутся празднования, тем благосклоннее будут боги. Каждый, кто желает, может присоединиться к шествию ‒ и тогда удача не оставит его вплоть до следующего осеннего равноденствия. ‒ Интересное поверье. А вы почему же к ним не присоединитесь? ‒ не без некоторого ехидства поинтересовался Лисс. ‒ Судя по тому, что произошло во дворце, лишняя удача сейчас вам явно не помешает. ‒ Это верно, ‒ вздохнул Хакаши. ‒ Чудо, если Её Величество не подвергнет нас наказанию. Однако… Хана-ацунэ столь широко празднуют лишь жители северо-западных областей Ин-Си. А на востоке, в провинциях И, Ло, Саку, Кироки, либо вовсе его не отмечают, либо устраивают скромные гулянья непосредственно в сам день осеннего равноденствия. Поэтому я, лао, как-то не привык участвовать в шествиях или… ‒ Что, даже на артистов с музыкантами не ходите смотреть? ‒ Лисс открыл глаза и повернул голову к министру. Тот покачал головой. ‒ Крайне редко. Я предпочитаю занимать своё время чем-то более полезным, нежели глазеть на деревенских увальней в глупых костюмах. В его голосе послышалось плохо скрытое раздражение, поэтому Рейхан предпочёл не продолжать тему, поднялся на ноги и шагнул было к дверям, но после, не удержавшись, хмыкнул и коротко отметил: ‒ Судя по тому, с каким трудом вашим слугам удалось сегодня выпроводить пациентов из дома, в ближайшее время у нас с вами вряд ли появится шанс просто на улицу выйти, не говоря уже о посещении всяких там увеселительных мероприятий. Слова его, что неудивительно, оказались правдой. Если в первый день перед воротами особняка Хакаши стояло всего человек десять, то на второй день их было уже вдвое больше ‒ сарафанное радио работало как часы. Несмотря на посильную помощь министра и нескольких наиболее грамотных слуг, Рейхан сбился с ног, стремясь принять всех желающих. То же повторилось и на следующий день, и через день, и потому, когда на утро четвёртого дня явился гонец и сообщил, что Императрица желает видеть врачей во дворце, Лисс не стал даже уточнять причину, тихо радуясь неожиданной передышке. Хакаши, хоть и тоже работал как проклятый, воспринял это известие с гораздо меньшим энтузиазмом, однако возражать также не стал. Велев слугам объявить, что сегодня приёма не будет ‒ благо, из-за фестиваля народу у ворот было немного, ‒ Хакаши отправил Рейхана привести себя в порядок, и часом позже они уже стояли в приснопамятной Малиновой комнате, ожидая вместе с другими придворными появления Императрицы. Однако вместо Суэмун в комнату пришли слуги. Кивая, точно деревянные болванчики, они стали выводить инсийцев из помещения, пока там не остались лишь Хакаши и Рейхан. Судя по тому, как хмурился министр, это было далеко не в порядке вещей. Что подтвердилось полным недовольства вопросом Хакаши, обращённым к полному человеку с обширной лысиной, что неторопливо вошёл в Малиновую комнату позже всех и с некоторой ленцой поклонился обоим докторам: ‒ Что это значит, третий министр Юн? Почему нас держат здесь так долго? ‒ Приношу свои глубочайшие извинения, первый министр Хакаши, ‒ приложив рукав к губам, отозвался тот. ‒ Приказ Её Величества. Теперь же позвольте мне сопроводить вас и… ‒ он на миг запнулся, скользнув глазами по Рейхану, но после совладал с собой и закончил, хоть и не без усилия. ‒ ...господина Рисса. Императрица и Сон-сункай уже ожидают вас. Доктора переглянулись ‒ присутствие Сона внушало опасения. Но отказываться от императорского приглашения не представлялось возможным, и мужчины последовали за министром Юном. Тот же привёл их на балкон, расположенный над внутренним двором дворца. В его центре, на низких богато украшенных тронах уже сидели Суэмун и Сон Бо; в некотором отдалении от них на подушках сидели дамы в пёстрых одеяниях ‒ со стороны Императрицы, и мужчины в белоснежных нарядах ‒ со стороны её супруга. Юн вновь поклонился и указал на узорные подушки ‒ Хакаши на ту, что лежала ближе к Суэмун, а Рейхану ‒ на ближнюю к Сону, после чего покинул балкон, оставляя их наедине. Лисс неуверенно покосился на министра, и тот, послав ему ободряющий взгляд, первым занял своё место возле Императрицы. ‒ Моя дражайшая супруга многое поведала мне о вас за эти три дня, ‒ прикрыв рот веером, сообщил Сон Бо Рейхану, когда тот опустился на подушку. Уголки губ мужчины были приподняты, однако взгляд его был всё таким же пронзительно-ледяным, что и при первой их встрече. ‒ Теперь же я хотел бы поговорить с вами лично. ‒ Как пожелаете, ‒ пробормотал в ответ Лисс и покосился на Императрицу, но та была слишком увлечена разговором с Хакаши и не заметила этого. ‒ Чудесно, ‒ улыбка Сона стала совсем хищной. ‒ Тогда, господин Рисс… Мужчина вдруг замолчал, устремив взгляд на внутренний двор, а после со щелчком сложил веер и чуть откинулся на спинку трона. Не глядя на Рейхана, он тихо закончил: ‒ ...я задам вам несколько вопросов, но ‒ позже. А сейчас взгляните ‒ монахи суэ-ни начинают празднования дня осеннего равноденствия. Не правда ли, удивительное зрелище? Не согласиться с Сон Бо Лисс не мог. Пока они беседовали, каменные плиты внутреннего двора застелили алой и белой тканью, образовав правильный квадрат. На нём полукругом выстроились монахи, точь-в-точь похожие на Уфона, когда тот впервые предстал перед Рейханом: в синих халатах, соломенных сандалиях, с плетёными шлемами-корзинами на головах. Каждый монах держал в руке толстую и длинную бамбуковую палку; когда все разговоры затихли и дворец погрузился в тишину, нарушаемую лишь невнятным гулом голосов, доносящимся из-за стены, они синхронно вскинули палки в воздух, а после продели их кончики в специальные отверстия в корзинах ‒ и внутренний двор наполнился тихой тягучей музыкой, похожей на жужжание шмелиного роя. Музыка была монотонной и убаюкивающей, так что Рейхан вскоре заскучал и принялся глазеть по сторонам. Балкон, на котором они находились, был лишь одним, центральным сегментом открытой галереи, тянущейся по всей длине дворца; справа и слева находились такие же балконы, заполненные придворными в разноцветных одеждах, точно иные корзины ‒ цветами. Он возвышался над каменными плитами двора всего на пару метров, зато давал прекрасный обзор и позволял рассмотреть происходящее внизу действо во всех подробностях. Монахи же тем временем закончили играть, опустили свои флейты и двумя ровными рядами ушли прочь, освобождая место высокой девушке в бело-голубом одеянии с двумя мечами на поясе. Однако она не успела даже дойти до центра площадки ‒ Суэмун вдруг резко развернулась к мужу и выпалила, гневно сузив глаза: ‒ А она что тут делает? ‒ Как, яхонтовая моя, я разве не сказал тебе? ‒ картинно удивился Сон Бо, поворачивая к ней голову. ‒ Это мой подарок тебе на день осеннего равноденствия, два танца, земной и небесный. И генерал Лю танцует… ‒ Не желаю её видеть! ‒ прикрикнула девочка и стукнула кулаком по ручке трона. ‒ Да ещё и с оружием… Как она посмела принести оружие на праздник? Эй, стража! Немедленно схватите её и… ‒ Величественная моя, молю, дай ей шанс, ‒ Сон молитвенно сложил ладони перед лицом. ‒ Она так упорно тренировалась, так хотела показать тебе свои умения. Один танец ‒ о большем я не прошу. Суэмун не ответила, но взмахнула рукой, останавливая выбежавших во двор стражников с копьями наперевес. Несколько долгих секунд она со смесью задумчивости и брезгливости глядела на генерала Лю, замершую, будто восковая статуя, а после звонко прокричала ‒ так, чтобы девушка точно её услышала: ‒ Что же, мы готовы дать генералу Лю шанс показать своё мастерство танца. Однако мечей в её руках мы не потерпим. Как и другого оружия, приличествующего на празднике одной лишь страже. ‒ Ваше слово ‒ закон, ‒ крикнула в ответ девушка, выхватила из-за пояса мечи и, размахнувшись, отбросила их в стороны. Железо лязгнуло о камень, а Лю порывисто склонила голову и сложила ладони у лба. ‒ Я станцую без мечей. Лишь прикажите принести мне взамен веера. ‒ Приказываю, ‒ чуть поразмыслив, махнула рукой Суэмун, отзывая стражу. ‒ Веера генералу Лю. Во двор выбежали две девушки в серых халатах. Они вручили Ин-Тай два больших веера, украшенных белыми пышными перьями, и убежали прочь. А генерал медленно опустилась на колени и замерла, раскинув руки в стороны. Спустя мгновение заиграла музыка, и Лю медленно поднялась, будто за голову и руки её тянули вверх незримые нити. Её танец, сначала медленный и плавный, после становящийся всё более быстрым и боевым, завораживал своей выверенной чёткостью и красотой движений. Она не была похожа на танцовщицу в полном смысле этого слова ‒ скорее, на умелого воина, разминающегося перед предстоящей схваткой. Впечатление несколько смазывали лишь веера, совсем непохожие на оружие, которого так не хватало в этом боевом танце. Летящие за генералом Лю, они становились то крыльями какой-то диковинной птицы, то хвостом, то маской, так что Ин-Тай походила на белую цаплю, которая, подражая движениям воинов, хочет, но не может стать одним из них. Суэмун глядела на это, не скрывая высокомерной усмешки: кажется, она радовалась, что смогла хоть чем-то навредить телохранителю своего мужа. В глазах Сона, наблюдающего за девушкой, также не было ни капли жалости. Рейхан неслышно вздохнул и искренне посочувствовал Лю, вынужденной терпеть чету царственных супругов. Когда она выполнила последнее па и удалилась, слуги вынесли и установили на полотно три огромных бутона ярко-розового цвета. Императрица радостно улыбнулась Сону ‒ от её высокомерия не осталось и следа: ‒ Это твой второй подарок? ‒ Точно так, ‒ Сон раскрыл веер и стал обмахиваться им, хотя на улице было совсем не жарко. ‒ Небесный танец. Надеюсь, душа моя, тебе он понравится больше. Пока он говорил, заиграла музыка, и во двор вышли три девушки в чёрных одеждах. Их плавные, медленные движения под тоскливую музыку навевали меланхолию и грусть. Они плавно двигались по площадке, постепенно сужая круги; когда мелодия прервалась, каждая из них, замершая возле бутона, коснулась его верхушки рукой. В тот же миг музыка зазвучала с новой силой и энергией, бутоны стали раскрываться, а когда лепестки их оказались лежащими на земле, из них выступили три девушки в белых костюмах. Узкие сверху и расширяющиеся книзу, перехваченные под грудью алой лентой, они были точь-в-точь похожи на куколок из цветков мальвы, которых Рейхан с увлечением мастерил, будучи ребёнком. В руках девушки держали алые же платки, а глаза их были завязаны белоснежными лентами, чьи длинные концы вились почти до самой земли. Суэмун восторженно ахнула: ‒ Неужели… неужели ты привёз в Синхо Слепых дев? Я мечтала посмотреть на них с самого детства! Как ты угадал? ‒ Я лишь подумал, что тебе приятно будет на них взглянуть, ‒ отозвался Сон нарочито-небрежно, однако в голосе его нет-нет да и проскальзывали довольные ноты. ‒ Очень рад, что не ошибся. Императрица кивнула и, подавшись вперёд, стала наблюдать за танцем, а Рейхан, прикрыв рот ладонью, тихо спросил: ‒ Слепые девы? То есть они… по-настоящему слепые? Или это такое художественное преувеличение? ‒ Конечно, по-настоящему. В школу госпожи Чон принимаются лишь незрячие девушки. Что там, некоторые добровольно выкалывают себе глаза, чтобы попасть в число её учениц. И Сон широко улыбнулся, наслаждась шокированным выражением лица Рейхана, уставившегося на него во все глаза. Он собирался сказать что-то ещё, но двери позади сидящих резко открылись, и на балкон влетел генерал Отоёри. С трудом переводя дух, он окинул всех присутствующих беглым взглядом и хрипло бросил: ‒ Ваше Величество, нужно уходить. ‒ Уходить? Почему это? И как ты посмел врываться… ‒ Некогда рассуждать. Прошу вас, Ваше Величество, идёмте, я отведу вас в безопасное место. Рейхан ещё не видел Отоёри настолько взволнованным. Дурное предчувствие липким комком встало у него поперёк горла, и доктор сглотнул, ощущая на языке кисловатый привкус. А Суэмун всё продолжала упорствовать: ‒ Я требую, чтобы ты объяснил своё вопиющее поведение. Почему я должна уходить? Генерал посмотрел ей в глаза, а потом вдруг уставился на Лисса. И процедил так, будто кроме них двоих на балконе больше никого не было: ‒ Сангин уже близко. Он идёт за своим хозяином. И одним богам известно, на что он готов пойти, чтобы добиться своей цели.