Идеальный топ

миди трещит и сопротивляется, но вроде пока лезет)

➍

Бэкхён в одной руке держал блокнот — тот едва не вывалился из кармана ещё на лестнице, а второй пытался запереть коридорную дверь, пока Чонин мягко тянул его за собой. Поскольку они при этом ещё и целовались, задача казалась невыполнимой. Уловив тихий щелчок, Бэкхён наконец отцепился от двери. Дальше их ждала не менее сложная задача — попадание в дверь квартиры с первой попытки и без прерывания поцелуя. Или со второй. Ну ладно, хоть с какой-нибудь. Чонин тихо зарычал, врезавшись спиной в косяк. Бэкхён освободившейся рукой провёл по плечу и погладил между лопатками, чтобы уменьшить боль от удара. Притих, подставив губы для нового поцелуя. Украдкой пошарил рукой с блокнотом — нашарил полку и разжал пальцы. Кажется, блокнот на полку попал и не свалился никуда. Нащупав дверную ручку, Бэкхён попробовал захлопнуть дверь. Получилось с четвёртого раза. После Чонин влетел спиной в стенку, но это не заставило его отвлечься от халата Бэкхёна. Халат наполовину с Бэкхёна сняли общими усилиями. Точнее, Чонин снимал, а Бэкхён мешал, и халат не выдержал. В рамках личной мести Бэкхён стянул с Чонина галстук и вцепился в пуговицы на рубашке. Сдирал рубашку вместе с пиджаком, напрочь позабыв о пуговицах на манжетах. Всё закономерно застряло. Бэкхён и Чонин дружно путались минуты три в складках ткани, намертво застрявшей на запястьях. По-прежнему отвлекались на поцелуи и объятия. Пока об пол со звоном не стукнула отлетевшая пуговица. Осталось разобраться с левой рукой Чонина. Пока разбирались, всё ещё продолжая обниматься и целоваться, и одновременно вваливаясь в гостиную, впилились в узкий шкаф. Сверху им на головы посыпались листы, кисти и всякая мелочь. А потом Бэкхён сдвинул ладонь по спине Чонина и влип пальцами в нечто густое, напоминавшее йогурт или сметану. Но в этот миг как раз удалось высвободить левую руку Чонина и уронить на пол ком из рубашки и пиджака. Чонин тут же стянул халат совсем и обнял Бэкхёна за пояс, притянув к себе вплотную. Отклонившись назад, Бэкхён потерялся в поцелуе. Ладонями коснулся скул Чонина и отклонился ещё немного, после чего тихо засмеялся, полюбовавшись на фиолетовый отпечаток пятерни на левой скуле. Машинально провёл пальцами, перепачканными в гуаши, по щеке, дорисовал усы. Чонин поймал перепачканную ладонь, сжал в своей, фыркнул, подхватил Бэкхёна и поволок в спальню. Через пять минут в гуаши извазюкались как черти оба, а на белой прежде простыне остались весёлые фиолетовые отпечатки ладоней и других частей тела. Бэкхён даже думать не хотел, что творилось на спине Чонина. Наверное, со шкафа свалился плохо закрытый пузырёк с краской — кажется, именно на шкаф коробку с красками Бэкхён и сунул после эпопеи с плакатом по специальному заданию Чанмина. И тут Чанмин подгадил, мерзавец! Бэкхён зажмурился от жгучих поцелуев, крепче обхватил Чонина ногами и зарылся пальцами во влажные волосы. — Мокрый... — На улице... моросило... — Чонин оставил сочный фиолетовый отпечаток пятерни на бедре Бэкхёна, огладил бок, украсив его полосками, и прижался губами к ямочке меж ключиц. Бэкхён провёл ладонями по спине, окончательно размазывая по смуглой коже гуашь. — Щекотно, — проворчал ему в шею Чонин. — Надо... поговорить... Бэкхён потянул за волосы, прижался губами к кончику носа Чонина и торопливо выдохнул: — Говори, если можешь, а я не могу... Он с силой зажмурился, едва Чонин припечатал ладонь к ягодице. Живо нарисовал в воображении фиолетовый след на аппетитном фрагменте собственного тела. Тихо смеялся потом, пока Чонин шарил по нему руками и зацеловывал ключицы. Ещё немного ближе — и они оба тёрлись друг о друга, доводя желание до исступления. Бэкхён всячески пытался достать рукой до края матраса — там он схоронил оставшиеся после первой их ночи презервативы и смазку. Чонин упрямо тянул извивавшегося всем телом Бэкхёна к себе и помечал гладкую кожу убийственно жгучими засосами. Стоило лишь подумать, что эти полные и твёрдые губы извлекали сложные мелодии из саксофона, а прямо сейчас помечали кожу красноречивыми отпечатками... Бэкхён гортанно застонал от усилившегося возбуждения. Несмотря на все сложности, Бэкхён добрался-таки до запасов, но почти сразу они оба свалились с кровати и плюхнулись на ковёр, умудрившись в процессе замотаться в перепачканную гуашью простыню. — Мой любимый ковёр!.. Возмущение благополучно утонуло в очередном поцелуе. Бэкхён выронил из рук презервативы и бутылочку с гелем, обхватил Чонина за шею и выгнулся, прижался животом к напряжённому телу. Скользил кончиками пальцев по сильной шее, по груди, рисуя фиолетовые линии и оглаживая в трепетной ласке. Пока мог думать, пытался разобраться в собственных целях, потому что... Чёрт, он просто хотел. У него сердце замирало от каждого прикосновения Чонина. А от поцелуев это замирающее сердце как будто взрывалось. Разлеталось, как разбитое стекло, тысячей сверкающих осколков. Одновременно больно, но так сладко и желанно, что Бэкхён продолжал желать новых касаний и поцелуев как проклятый мазохист. Всего один кратчайший миг боли в обмен на долгие минуты тягучего наслаждения. Бэкхёна хотели, и он хотел себя сам, окрылённый собственной желанностью и чужим восхищением. Его отражение в слегка затенённых ресницами глазах Чонина было настоящим. Чонин умудрялся лучше всякого зеркала показывать, насколько Бэкхён замечательный и неповторимый. И после, спустя четверть часа и один использованный для разогрева презерватив, Бэкхён замер в руках Чонина. Тяжело дышал, цеплялся за широкие, полосатые от краски плечи, сжимал коленями узкие бёдра и едва-едва касался ягодицами обтянутой латексом головки. Простыня обвилась вокруг них причудливо скрученным бело-фиолетовым жгутом, а Чонин мягко, но крепко удерживал Бэкхёна за пояс и прижимал к собственному худому телу, где под бронзовой кожей — в фиолетовых разводах и полосах — набухали от напряжения длинные мышцы. Чонин ни о чём не спрашивал — просто легонько касался приоткрытым ртом подбородка Бэкхёна, обжигал выдохами, чуть тёрся шершавой от щетины щекой и так бережно иногда прижимался твёрдыми губами в намёках на поцелуи. Крупными ладонями накрывал ягодицы Бэкхёна, с плавностью впивался короткими ногтями, затем дразняще проскальзывал кончиками пальцев между, оглаживал податливые края, но не торопил. Бэкхён сам опускался на член с мучительной медлительностью: упивался тянущим ощущением в мышцах, остротой проникновения и тем, как тело поддавалось и прогибалось, чтобы член вошёл глубже. Опустившись до конца — на собственную глубину, Бэкхён замер. Коротко и рвано дышал, отчаянно сжимая ладонями жёсткие плечи. Чувствовал каждую мышцу на собственных дрожащих ногах. Чонин медленно клонился назад. Подставил правую руку и опёрся на неё. Вот так стало значительно удобнее. Бэкхён мог держаться за плечи Чонина и двигаться сам. Непрерывно скользить по крепкому стволу вверх и вниз, самостоятельно выбирая темп и глубину. Приподнимался и опускался, сражаясь с собственным дыханием и глядя Чонину в лицо, мечтая о его губах. Откровенно задыхался, когда Чонин левой рукой касался члена и обводил кончиком пальца головку. До тесных объятий и частых соприкосновений губ. Бэкхён тихо застонал от ощущения жара — шершавые ладони вновь на ягодицах. Чонин толкался чаще и быстрее, удерживал за бёдра, порой оглаживал подушечками растянутые членом края и сильнее притягивал к себе. Ловил губы Бэкхёна своими, умудрялся целовать глубоко и крепко. Вновь сминал ладонями ягодицы и насаживал с пылом, вынуждая Бэкхёна прогибаться сильнее в поясе, тереться грудью и животом, зажимать между ними член Бэкхёна. Подсохшая местами на плечах Чонина краска ломалась и осыпалась под натиском пальцев Бэкхёна. Он всё чаще и чаще резкими движениями приподнимался и не находил в себе сил глушить отрывистые громкие стоны. Чувствовал раз за разом, как узкие бёдра Чонина подталкивают его, вскидывают. Как член в рваном, но непрерывном ритме бьётся в его тело: мощно раздвигает мышцы, заполняет, опаляет почти невыносимым жаром, ускользает и тут же возвращается. Чувствовал, как жар превращается в пламя, что клокочет в крови, струится по венам с немыслимой скоростью, добирается до сердца и выжигает разум. Бэкхён завалился на ковёр, утянув за собой Чонина. Они с исступлением искали губы друг друга, пока шарили руками по бёдрам, чтобы вновь соединиться и продолжить гореть вместе. Чонин чуть сжал зубами нижнюю губу Бэкхёна, неохотно отпустил, торопливо лизнул в правый уголок рта и приподнялся, чтобы удобнее подхватить под раскрытые перед ним бёдра и плавным движением втолкнуть член. Бэкхён с долгим стоном запрокинул голову, поймал собственные лодыжки и потянул к себе, сложившись почти пополам. Едва различал Чонина над собой — больше чувствовал горячие запястья, что касались его кожи, когда Чонин упирался выпрямленными руками в пол. Быстрые и мощные толчки выбивали из Бэкхёна стон за стоном, пока перед глазами всё вертелось с безумной скоростью. Это напоминало бесконечный танец, когда хотелось крутиться и крутиться, и было вовсе не страшно потерять равновесие и упасть. Пускай. В этом танце голова кружилась так упоительно сладко, что хотелось больше и ещё. Рок-н-ролл в постели. Они после лежали на полу, крепко обнявшись. Пытались отдышаться. Бэкхён боялся шевелиться. Только слабо улыбался, пока Чонин прижимал его голову к груди и размеренно перебирал пальцами спутанные волосы. В ванную пришлось идти по-любому. Гадская гуашь ещё и не смывалась до конца. Они драили друг друга губками из последних сил, но на коже всё равно остались подозрительные фиолетовые пятна. На Бэкхёне пятна смахивали на синяки, а вот на Чонине получилось нечто и вовсе дикое. Понадеялись, что в течение дня Чонин сможет отмыться и выйти на работу в пристойном виде. Чуть живые, они добрались до кровати, плюхнулись на свежие простыни и благополучно вырубились, отложив беседу до утра. И неважно, что будильник жизнерадостно показывал шестой час. Бэкхён проснулся в полдень и сладко потянулся, не менее сладко зевнул и разлепил веки. Озадаченно оглядевшись, приподнялся на локте, поморгал с недоумением и пришёл к выводу, что безобразно лежит поперёк кровати, замотавшись в простыню от шеи до пояса и сверкая голыми задницей и ногами. Между прочим, лежал он в гордом одиночестве. Справа красовалась вмятина — улика против Чонина. Сам Чонин бесследно испарился. — Здравствуй, мама, вот тебе и Рождество, — уткнувшись лицом в матрас, пробубнил Бэкхён. — Исчез с рассветом, как и положено принцу на белом коне. Отлично поговорили... — Репетируешь речь? Бэкхён вскинул голову и уставился на чашку с горячим шоколадом перед носом. Рядом маячило блюдце с аппетитными даже на вид круассанами. — Скажи ещё, что сам приготовил, — недоверчиво пробормотал Бэкхён. На миг примерещилось, что он спит и видит сон, как попал в романтическое кино. — Я могу попытаться, если тебе не жаль кухню и есть бригада пожарных под рукой, — ядовито отозвался Чонин, присев на край кровати и стянув с блюдца один круассан. — Но увы, это всё из магазина неподалёку. Заодно сделал заказ в ресторанчике дальше по улице. Доставили четверть часа назад, так что на кухне тебя ждёт и завтрак. — Угу... — пробурчал Бэкхён с полным ртом и торопливо сцапал последний круассан, пока Чонин его не схомячил. Чонин как раз уселся на кровати, скрестив ноги. Смотрел, как Бэкхён жадно ест. Улыбался едва-едва, а после наклонился порывисто и тронул губами уголок рта Бэкхёна, слизнул крошку с кожи и столь же порывисто выпрямился, будто ничего и не было. Покончив с круассаном и горячим шоколадом, Бэкхён небрежно вытер губы и тоже сел, плотнее закутавшись в простыню. Тяжко вздохнул, но всё же неохотно начал: — Тот случай... Погоди, дай объяснить. — Бэкхён провёл ладонью по лицу и снова вздохнул. — Просто хочу, чтобы ты знал и представлял. Полную картину. Тот случай не был единичным. В то время я частенько делал подобное, потому что никто и никогда не смотрел. На меня не смотрел. Меня даже не узнавали. Обычно я так обходился со знакомыми, которые знали меня настоящего. Но они не узнавали меня в платье. Пялились только на фальшивые сиськи и задницу. Тебя же я не знал. Просто девчата сказали, что не мешало бы проучить одного заносчивого бабника. Я не помню деталей и что именно они о тебе говорили. Но что-то в подобном ключе. Без повода я бы не стал, ну и... Дальше ты знаешь. И я не имел в виду, что ты — незначительная мелочь. Просто... это ведь было давно. Ну кто сейчас помнит об этом? Просто глупая выходка. Все же знали, что ты просто оказался жертвой розыгрыша. Ничего такого ведь не было... Чёрт. Скажи что-нибудь. Чонин сидел, немного склонив голову. Вроде бы слушал, хотя Бэкхён не поручился бы головой. Потом Чонин подтянул колени к груди и обхватил их руками, глянул искоса и пожал плечами. — Я хотел повидаться с тобой. Тогда. Но возможности не было. Не знаю, что тебе сказали, но я всего лишь любил флиртовать. Дальше флирта заходило нечасто, но по обоюдному согласию и без обязательств. После того случая... мне пришлось перевестись, потому что отец поверил всем слухам. В общем, либо я доказывал, что всё это ложь и восстанавливал репутацию, либо бросал музыку и шёл по его стопам под строгим надзором. Я выбрал первый вариант и уехал в Европу. Ну а потом найти тебя у меня не было ни шанса. Мне даже толком никто не мог сказать, как тебя зовут. А может, никто и не хотел говорить. Наверное, думали, что я собираюсь тебе голову открутить. Вот так пришлось поставить крест. Пока однажды ты сам не явился с ворохом трусов и размазанной на пол-лица подводкой. — И ты меня узнал? — не поверил Бэкхён. — Спустя столько-то лет? — Ты почти не изменился, — пожал плечами Чонин. И Бэкхён придержал вертевшееся на языке: "Зато ты — очень даже". Потому что Чонин в самом деле изменился — от причёски до фигуры в целом. Он и тогда был тощим и гибким, но совсем зелёным мальчишкой с гладкой смуглой кожей и открытым лбом, пытался выглядеть старше, чем есть. Эффектный и знойный. Это в нём сохранилось, но сгладилось спокойствием и надёжностью. Эдакая сонная ленца, прячущая под собой уверенность и жёсткость. Рядом с ним Бэкхён чувствовал себя как за каменной стеной. Начиная с заботливых мелочей и заканчивая особенным взглядом. Бэкхён молча сидел и пялился на Чонина практически в упор. Находил те самые детали, которые обсуждал в сети и в статье, но отчётливо понимал, что дело вовсе не в них. Хотя чёрт его знает. Они всего лишь пару раз переспали. Круто переспали. Но никто не говорил, что это всё решит. К тому же, Бэкхён всего лишь писал об идеальном топе, а не о партнёре на всю жизнь. Аспект секса он осветил и испытал на практике, но не более того. И то, что Чонин помнил его спустя годы, тоже ничего не значило. Ну, наверное, не значило. Мало ли, может, у Чонина просто память на лица хорошая. Хотя это всё ерунда. Куда хуже, если кто-то вообще узнает о них и о том, что было между ними... Бэкхёна продрало ознобом. — Тебе не нужно перед работой отдохнуть? — неуверенно спросил он. — Намекаешь, что мне лучше уйти? — уточнил напрямик Чонин. — Ну не то чтобы... — Бэкхён смешался под открытым взглядом Чонина и вцепился пальцами в простыню. Вёл колонку об отношениях, а сам прямо сейчас не представлял, что же ему делать. Мысли в голове спутались в нечитаемый ком, окутанный подспудным страхом, и Бэкхён попросту не мог соображать. — Но ты сказал, что я тебе нравлюсь — я помню. — Это было несколько часов назад, — мрачно буркнул Бэкхён, мечтая потеряться в складках простыни с концами, как иголка в стоге сена. — Ладно. — Чонин вздохнул, сполз с кровати и бесшумно ушёл. Через пару минут тихо щёлкнул замок на входной двери. Бэкхён зажмурился и повалился лицом вниз на кровать. Рисовал в воображении возможные сценарии и каждый из них признавал в итоге негодным. Но просто... это всё было так по-дурацки. Поговорили они спокойно и нормально, без истерик и всяких нелепостей, но только легче почему-то не становилось. В конце концов, это же попросту невозможно, ведь так? Если они будут вместе, на них все станут показывать пальцем и осуждать, и вообще... Вся жизнь псу под хвост, ведь правда? Но один вопрос всё-таки у Бэкхёна остался: на кой чёрт Чонин хотел найти его после той выходки? Если не открутить голову, то зачем? Зачем?! Этим вопросом Бэкхён изрядно себя измучил, пока нежился в ванне и окончательно отмывал побледневшие следы ночного безобразия. Ничего умного так и не надумал, зато весь кайф после водной процедуры сошёл на нет после звонка возмущённого Чанмина, ожидавшего полностью готовую статью. Пришлось с разбега запрыгнуть за ноутбук, открыть статью, учесть правки и довести до чистового вида. Пребывавший в раздрае Бэкхён предсказуемо кликнул на отказ от сохранения изменений. Полчаса безудержного мата и забег по второму кругу довели Бэкхёна до свирепого состояния, но таки чистовик Чанмину он отправил. На счет прилетели денежки, и Бэкхён метнулся по магазинам. Вернулся спустя два часа вьючным осликом с месячным запасом продовольствия на случай ядерной войны, забаррикадировался и залёг в спячку. Отоспавшись впрок, целую неделю занимался мелочёвкой, бродил по квартире в наушниках и рисовал на картоне унылые пейзажики гуашью, предаваясь ностальгии по почти заброшенному увлечению. Потом любовался на опубликованную статью в электронной версии журнала и читал вопросы читателей. На некоторые отвечал сразу, ответы на прочие обдумывал долго и тщательно. Спустя пару дней Чанмин скинул ему ссылку на статью, посвящённую скромной персоне Бэкхёна. На сей раз обошлось без скандальных и надуманных разоблачений. Автор статейки гадал на хрустальном шаре и выдвигал предположения о личности Бэкхёна. "Старая дева" за сорок, страшная, как бегемот. Или же юная экзальтированная особа, жутко умная, но тоже страшная, как бегемот. Однозначно дама, потому что слишком уж утончённая и эстетичная. Автор статейки сподобился даже провести "анализ" стиля Бэкхёна. Хоть что-то приятное — над "анализом" Бэкхён угорал три часа кряду с хохотом до слёз. Когда перечитывал, уже икал от смеха, параллельно обсуждая по телефону с Чанмином навыки горе-аналитика и откровенно потешаясь над бедолагой. Статья в целом была из разряда тех, что Бэкхёну нравились. Его утешало, когда в нём подозревали женщину, а не строили теории о геях. Пара дней затишья деятельного Бэкхёна подстегнула на поиски приключений. Раз уж роза цвела не зря, стоило попытать счастья. Он был предупреждён и вооружён, знал, что примерно искать, просто теперь цель отличалась. Устроившись в ванне с неизменным блокнотом, Бэкхён принялся составлять план по экспресс-поиску второй половинки, которой предстояло быть невидимой и незаметной. Итак, половинка ему требовалась как можно быстрее, ибо двадцать семь — это не срок, но всё-таки. При этом половинке не мешало бы оказаться идеальным топом — полевые испытания показали, что Бэкхёну это точно понравится. Половинка обязана была уметь великолепно готовить, слушаться Бэкхёна, не спорить, мило улыбаться, сливаться с интерьером... — Что ж ещё? Ага, аллергия на живность приветствуется... — Закусив кончик языка, Бэкхён убористым почерком дописал аллергию в список. — Хороший вкус. Та-а-ак... Великолепные манеры. Чтоб молчал, когда я говорю... Рано вставал и готовил завтрак. Можно в постель. Внешность... ну, не совсем уж бегемот — я либерален. Если что, есть диеты и салоны. Под моим чутким руководством любой расцветёт... Чтобы в сеть не влезал и не почитывал мои опусы. Хм... что ж упустил? Милый, добрый, терпеливый... Хм-хм... Ангел во плоти, твою-в-душу-мать! Бэкхён разъярённо выдрал лист, смял и швырнул на пол. — Так, сосредоточимся на Потомаке! Идеальный топ. Милый. Послушный. Неконфликтный. Завтрак в постель. Хороший вкус. Не свинтус. Шеф-повар. Джентльмен. — Поразмыслив, Бэкхён дописал в скобочках "за пределами постели". — Любит растения и никаких животных. Неприметный. Работа на дому, чтобы никуда не ходил и на глаза соседям не попадался. Оценив получившийся список, Бэкхён довольно кивнул, переключился на водные процедуры, а после рванул к гардеробу на всех парах. Выбрав костюм, задумался прочно над ареалом обитания предположительной половинки. "Ча-ча-ча" отпадал — там крутился Чонин. Ну да ничего — в городе полно весёлых мест, работающих до рассвета. Бэкхён запер дверь квартиры почти в полночь и заглянул по привычке в почтовый ящик. Спугнул паучка и загубил дело всей его жизни, зато нашёл фигурку крошечной собачки из гипса, раскрашенную вручную. К шее собачки ниткой примотали короткую записку. "Ты всегда можешь зайти на чай — буду рад тебя видеть даже без трусов (я не о том, о чём ты сейчас подумал, если ты об этом подумал — ну, ты же меня понял, да?)" Подписи не было, но Бэкхён и без подписи сразу вычислил Чонина. Повертел в руках собачку, вздохнул и сунул обратно в ящик. Чонин проходил исключительно по четырём пунктам списка из двенадцати. Даже не шестьдесят процентов, а полный аут. Выкинув Чонина из головы, Бэкхён направился в другой клуб, что находился не так далеко от дома. Заказал себе мохито и устроился за барной стойкой, неспешно оглядывая публику. На сцене троица музыкантов играла джаз, а посетители в основном прибывали уже парочками. Спустя полчаса ожидания Бэкхён приметил типчика, что косился на него с явным интересом. Среднего роста, худощавый, неприметный. В принципе, подходил. Оставалось только проверить на полное соответствие списку, но тут вот Бэкхён столкнулся с серьёзной проблемой: ему совершенно не хотелось этим заниматься, да и не шевелилось ничего. Ну а когда тип подобрался ближе и окинул Бэкхёна откровенным маслянистым взглядом, стало попросту противно. Спустя пять минут тип подкатил с новой порцией мохито и присел на табурет рядом. — За знакомство? — А что последует за ним? — Горячее продолжение, я надеюсь. Ты сможешь покататься долго и с ветерком. У тебя такая порочная родинка вот тут... — Тип тронул собственный правый уголок рта. — Представляю, какой незабываемый минет ты умеешь делать, детка. Бэкхён чуть наклонился к типчику и эротично поманил его пальцем. Тот послушно придвинулся, предвкушая всем видом какую-нибудь жгучую непристойность. Бэкхён мило улыбнулся и выдохнул со всей сексуальностью, на какую был способен: — Отхвачу под самый корень — этот минет ты в жизни не забудешь, детка моя. Усёк? Типчик живо скрылся с глаз, а Бэкхён тоскливо вздохнул и решил половить удачу ещё с часик. Напрасно, потому что к нему никто так и не подошёл, только не совсем трезвая девушка. На часах было уже два с хвостом, поэтому Бэкхён направился домой. На улице моросило, но едва-едва, поэтому Бэкхён обошёлся без такси. За пятнадцать минут он вряд ли бы вымок до нитки под таким несерьёзным дождиком. Но лучше бы он взял такси, потому что буквально в двадцати метрах от дома его затащили в проулок. Знакомый типчик зло улыбался, а рядом разминал руки здоровый увалень. — Ну так что? Не передумал, детка? Удар ногой в грудь мигом стёр мерзкую улыбочку с рожи. Типчик улетел обниматься с мусорными баками. Увальню Бэкхён попытался врезать ногой по яйцам, но тот, видимо, это уже проходил, поэтому ловко увернулся и неожиданно сунул кулаком в лицо. Бэкхён едва успел отклонить голову — только скулу и зацепило, пусть и больно. А дальше со всем разобрались без Бэкхёна. В увальня прилетел пустой мусорный бак. Оба с грохотом повалились на асфальт. Почти выкарабкавшийся из поваленных мусорных баков типчик огрёб отличный прямой в челюсть и ровнёхонько улёгся обратно в кучу, уже никуда не рыпаясь. Бэкхёна ухватили за шиворот и поволокли прочь из проулка на хорошо освещённый тротуар. Он упирался и пытался вывернуться, но держали его крепко и волокли на буксире до самой двери. Всю дорогу Чонин мрачно молчал и смотрел так, что Бэкхёну дар речи подло изменил. В квартире Чонин первым же делом умудрился найти аптечку, а после развернул Бэкхёна лицом к зеркалу. — О-о-ой... — с досадой протянул Бэкхён, оценив сначала размазавшуюся подводку, а потом — ссадину на скуле и наливающуюся багрянцем опухоль под ней. Крови было чуть, но несколько капель угодили на воротник голубой рубашки. Пришлось снять. Голова у Бэкхёна не болела и не ныла, но вот под скулой при прикосновениях пощипывало и саднило. Чонин отправил его на кровать и занялся ссадиной. — Лёд есть? — Сам разберусь, — немедленно зарычал оклемавшийся Бэкхён. — В холодильнике? — Эй, проваливай к себе, а? Я тебя о помощи вообще не просил. И это не твоё дело ни разу! Чего ты вообще пристал ко мне? Я... Бэкхён заткнулся от неожиданности. Чонин ловко расстегнул брюки, не менее ловко перевернул его на живот, спустил брюки вместе с бельём, встряхнул, как котёнка, уложил себе на колени и безжалостно припечатал ладонь к заднице. Бэкхён охнул от изумления и недоверия. Никак не мог поверить в то, что Чонин отмочил. Ошеломление погасило волну боли и жара, хотя Чонин отнюдь не пожалел его и приложил с твёрдостью и силой. Ладонь — жёсткая и будто раскалённая — снова неумолимо опустилась на ягодицы. Звонкий шлепок сплёлся с усилившейся и яркой болью, сорвал с губ Бэкхёна приглушённый вскрик. Кожа на месте удара полыхала, выгорала и как будто плавилась. Жар впитывался в мышцы, перетекал по венам и гнездился в самом низу живота. На третьем шлепке Бэкхён с ужасом осознал, что вызывающе приподнимает бёдра, а ноги у него своевольно раздвигаются, словно он сам по собственной воле намеренно подставляется под ладонь Чонина и выпрашивает добавку. Ещё удар — и Бэкхён снова вскрикнул, заёрзал у Чонина на коленях и попытался дотянуться ослабевшими руками и ногами до пола. Даже смог, но лишь беспомощно касался пальцами. Руки и ноги попросту не держали, а жар в животе клубился и нарастал вместе с пламенем, охватившим ягодицы. Звонкий шлепок — и жжение под кожей. Ещё острее и безжалостнее. До головокружения и нелогичного желания распуститься всем телом под горячей жёсткой ладонью. Бэкхён часто и резко выдыхал, вскрикивал на очередном шлепке, а потом жадно ловил ртом неприятно колючий воздух, который на каждом судорожном вдохе высекал слёзы из глаз. Но что было намного хуже — у него пульсировал и зверски ныл член. Дошло не сразу, а лишь тогда, когда он упёрся стояком в ногу Чонина. Бэкхён всхлипнул, осознав глубину своего падения. Чонин его шлёпал, а он возбудился от этого так быстро и мощно, как ни разу не возбуждался с помощью "Мистера Блю" или порно. Чонин ещё и заметил всё — сразу чуть раздвинул ноги, чтобы Бэкхён не мог потереться и кончить, да и ладонью приложил опять, снова и ещё раз. Бэкхён дёрнулся, закусив губу, но тотчас вскинул бёдра повыше и попытался поёрзать. Его придержали ладонью за поясницу и провели подушечками по горящей коже. Потом слегка поцарапали короткими ногтями, вынуждая извиваться и стонать. Снова погладили. Чонин с издевательской медлительностью водил пальцами по полыхающей заднице и слушал сбитое дыхание. — Надеюсь, это научит тебя осторожности. А если бы бутылкой по голове приложили, что бы ты делал? Будешь смотреть по сторонам? — Пошёл ты к... Бэкхён чуть не взвизгнул от мощного удара по самому болючему месту, зашипел сердито и отчаянно попытался потереться напряжённым членом хоть обо что-нибудь. Но Чонин тут же жёстко зафиксировал его на месте и приложил ладонью вновь — почти без замаха, но больно. И Бэкхён ума не мог приложить, почему эта боль казалась ему такой... такой... освобождающей? — Ты заставил меня волноваться о тебе, Бэкхён-и. Куда это годится? — А я тебя просил обо мне волноваться? — возмутился Бэкхён и тут же часто и хрипло задышал, сдерживаясь из последних сил, чтобы жар из центра живота не перелился в член. Иначе он позорно кончил бы с багровой от шлепков задницей. — Ты прятался от меня. — Шлепок. — Выставил за дверь. — Ещё шлепок. — И пропал с концами. — Ладонь опять прилипла к ягодице с характерным звуком, будто припаялась навеки. — А потом ты влип. — У Бэкхёна слёзы брызнули из глаз, и он чуть не задохнулся от смешанной волны боли, удовольствия и иррационального чувства парения в невесомости. — Если ты... меня трахал... это вовсе не значит... — Бэкхён осёкся и едва не взвыл от нового удара, обрушившегося на его многострадальную в эту ночь задницу. Жаром плеснуло по ягодицам, пламя в нижней части живота окончательно обезумело, и Бэкхён с громким вскриком дёрнулся и кончил-таки. Обмяк у Чонина на коленях, слабо подёргивая конечностями, задыхаясь и пытаясь совладать с взбесившимися эмоциями. Его всё ещё потряхивало от пережитого только что оргазма, а Чонин неторопливо поглаживал его по ягодицам и пояснице шершавой ладонью с удивительной нежностью. Как будто издевался, играя на контрасте. — Это ты пытался меня соблазнить когда-то. У тебя даже получилось. Поэтому не пытайся отвертеться от ответственности. Я слишком сильно хотел найти тебя, поэтому даже не надейся, Бён Бэкхён, что так просто от меня отделаешься. — Негромкие слова сочетались всё с теми же ласковыми поглаживаниями, а у Бэкхёна просто не осталось сил на споры. Чонин ни черта не был милым, а уж тем более — послушным. Неконфликтный — из области фантастики. Сплошной ходячий конфликт. Завтрак в постель... Ну ладно, это Чонин мог устроить, пусть и не собственного приготовления. Хороший вкус в наличии, хотя как посмотреть, если вспомнить те ужасные суперменские трусы. Не свинтус. Не шеф-повар. И уж точно не джентльмен в постели. Насчёт растений и животных Бэкхён мог только догадываться. Неприметностью Чонин и не пах, а работал в клубе. Вывод: гори, списочек, синим пламенем. Впрочем, выбирать Бэкхёну было не из чего. Как говорится, на безрыбье и жопа — соловей. Зато "роза" Бэкхёна под ладонью Чонина расцвела в буквальном смысле слова — он отлично себе представлял насыщенный алый цвет собственной бедной задницы. Чонин отвёл его в ванную, помог ополоснуться и приложил к полыхающим ягодицам смоченное холодной водой полотенце. Проводил обратно в спальню, уложил, заботливо поправил полотенце и укрыл. Даже в лобик поцеловал. Только что колыбельную не спел. Когда Бэкхён проснулся, помянул недобрым словом всех предков Чонина в двадцатом колене, начиная с обезьян — в данном случае он верил Дарвину на слово. Получил завтрак в постель, но это его ничуть не смягчило, поэтому Чонин оказался безжалостно выставлен за дверь с наказом никогда не возвращаться, а ещё лучше не просто съехать нафиг, а вовсе эмигрировать в Канаду — пожизненно и без права помилования. В почтовом ящике Бэкхён вечером обнаружил гипсового котёнка с запиской. "Нужно поговорить, или хуже будет". — Ой, что ж вы такие страшные, что я вас ни капельки не боюсь? — обфырчал котёнка с запиской Бэкхён. На самом деле, боялся. Потому что Чонин мог рассказать всем, что Бэкхён — гей. И тогда точно кранты. Немного успокаивало лишь то, что за пределами постели Чонин всё же был джентльменом. Бэкхён хотя бы на это надеялся. За неделю в почтовом ящике скопился натуральный гипсовый зоопарк в миниатюре, что навело Бэкхёна на подозрение: Чонин любит живность, а это прочерк в ещё одном пункте. На фоне творимых Чонином безобразий никто по-прежнему не покушался на всё ещё цветущую розу Бэкхёна. Ну, кроме Чонина. Чонин покушался исправно каждый день. Пристал к хвосту, как репей. Бэкхён уныло пытался работать над новой статьёй, но дело не шло. В итоге он неведомым образом забрёл на подозрительные сайты в сети и блуждал по ним, пока ему не пришло сообщение от того самого многообещающего собеседника, который консультировал его раньше. — Ну как твои дела? Успехом увенчались? — Ты об идеальном топе? — О ком же ещё? Зверь редкий. Мне любопытно. Бэкхён вздохнул, потёр лицо ладонями и лениво набрал: — Посоветуй, как от него избавиться. — Зачем? — Да достал уже — сил никаких нет. — Погоди-ка. Ты нашёл идеального топа и хочешь избавиться? В самом деле? Совсем сдурел? — Нет, но он достал уже. Хочет больше, чем... просто секс. Наверное. — Так ведь так и должно быть. Идеальный топ — это тот, кого заботит твоё удовольствие, потому что он хочет сделать тебя счастливым. А раз он этого хочет, то логично, что он должен хотеть большего, чем просто секс. Иначе он не был бы идеальным. И если такой у тебя есть, то хватай, пока он рядом, и никогда не отпускай. Дважды молния в одно место не бьёт. Упустишь раз, потом будешь локти кусать. Бэкхён скромно промолчал, что он уже раз упустил, и молния ударила в одно место дважды. Да и какая вообще разница, если Бэкхён элементарно не желал, чтобы хоть кто-то знал о нём правду, а как эту чёртову правду спрятать, будучи в отношениях? Но от важных мыслей его отвлёк шум на балконе. Он оторопело пялился на спускающийся сверху безжизненной змеюкой пожарный рукав. Потом по этому рукаву вниз съехал Чонин собственной персоной под улюлюканье зевак на улице. — Цветы забыл! — И шоколад! Шоколад возьми! — Красотка настолько хороша? — Поцелуй! Требуем поцелуй! Чонин ещё и помахал зевакам. Поз-з-зёр! Бэкхён выметнулся из кресла, ухватил биту и угрожающе занёс для удара. — Эй, тихо, я только сказать кое-что хочу. — Чонин слабо улыбнулся и одёрнул чуть задравшуюся футболку. Короткие чёрные шорты не скрывали шёрстку на ногах, и Бэкхёну резко стало жарко. Он шумно сглотнул и удобнее перехватил биту. — Это незаконное проникновение в частное жилище, вообще-то, умник. А ну лезь обратно, пока я тебя без лифта в подвал не спустил! — Да погоди ты! — Чонин устало вздохнул и неловко взъерошил чёлку. — Знаешь, ты прав. Всё это странно и как-то не так, как быть должно. Я тут подумал... ты ничего не знаешь обо мне, а я ничего не знаю о тебе. Но это же не повод ставить на нас крест, так? Давай просто встретимся, сходим куда-нибудь, поговорим? Ничего такого, правда. Просто пообщаемся как нормальные взрослые люди, лучше друг друга узнаем и посмотрим, что из этого выйдет. Хорошо? Хотя бы один раз. Просто попытаемся. Идёт? Это же не такая большая жертва, да? И я оставлю тебя в покое, если никак совсем. Обещаю. — Это шантаж называется, ты в курсе? — свирепо уточнил Бэкхён. Попытался угрожающе покачать битой, но едва не выронил. Тут же перехватил "оружие" удобнее и сделал суровое лицо. — Да как хочешь называй, но я не для того хотел найти тебя, чтобы так просто остановиться. И раз уж ты сам попался у меня на пути, я не уймусь, пока есть хоть один шанс. Ну? Бэкхён даже растерялся под тяжёлым и требовательным взглядом Чонина. — Эй, я тебя не в постель тащу, а предлагаю просто свидание. Что в этом такого страшного? Можно встретиться там, где всегда полно народа, чтобы тебе было спокойнее. Ну да, конечно, можно подумать, Бэкхёна пугала перспектива оказаться с Чонином в одной постели. А вот ни черта. Куда больше его пугала перспектива... Бэкхён застыл, едва чётко сформулировал для себя собственные опасения. Он привык жить один, плохо представлял себе, как люди выстраивали отношения, и опасался, что попросту не уживётся ни с кем. И это не говоря уж о том, как люди в принципе относились к нестандартным ближним. Ещё и характер у Бэкхёна был отнюдь не сахарный. У Чонина, как видно, не лучше. И Бэкхёна вообще никто и никогда по заднице не шлёпал и о нём не волновался, а Чонин вот волновался и так отшлёпал, что Бэкхён обкончал ему брюки. Ну и Бэкхён сомневался в искренности тех чувств, что Чонин к нему питал. А Чонин наверняка что-то да питал, иначе что это вообще за фигня и домогательства средь бела дня? — Ты вечером же на работу, да? — пробормотал Бэкхён. — Угу. Мы можем утром встретиться, если... — Нет, — решительно перебил Бэкхён. — Ты когда заканчиваешь? — В три ночи, но это же... — Чонин выглядел сбитым с толка, и Бэкхёну это определённо нравилось — давало преимущество. Он решил по-быстрому отвертеться, раз выпала возможность. — Я приду в клуб в три. Там и посидим. Как раз тихо и спокойно будет. Народа в это время мало. Всё, теперь лезь обратно. Хотя нет... Бэкхён довёл довольного Чонина до двери и выставил из квартиры. — Ага, жди до морковкина заговенья, супермен чёртов. С чистой совестью Бэкхён заперся, высунулся на балкон и убедился, что Чонин смотал пожарный рукав. После запихал биту под кровать — на всякий случай — и залёг в спячку. После чёртовой статьи жизнь как будто под откос пошла, и Бэкхён не испытывал ни малейшего желания решать возникшие проблемы. Он нашёл идеального топа, но интуиция здраво подсказывала ему, что гармония в постели и гармония в жизни — это разные вещи. Что бы там ни плёл тот кадр в сети, Бэкхён попросту не верил, что Чонину это надо. В конце концов, в прошлом Бэкхён круто Чонина подставил, и куда логичнее на этом фоне выглядели недобрые намерения, чем любовь до гроба. Любовь до гроба жила в книжках и романтическом кино, а в жизни... в жизни всё куда прозаичнее, не считая осуждения общества. Бэкхён осторожно погладил себя ладонью по заднице и вздохнул. Радости секса, конечно, весили немало, но разбитое сердце того не стоило. Особенно потому, что никто и никогда не смотрел на лицо и на человека — это Бэкхён хорошо выучил за прожитые годы. Исключение в виде Чонина Бэкхён предпочёл проигнорировать. За эти годы Бэкхён привык к собственной устричной раковине, не желал её ломать и оставаться без защиты. Под прикрытием созданной им брони ему было уютно, тепло и надёжно. И как бы сильно ему ни* хотелось сделать новый шаг вперёд, как бы сильно его ни тянуло к Чонину, страх потерять всё, что было сейчас, перевешивал и не позволял окончательно поддаться искушению. А Чанмин мог идти в задницу со своими "против ветра" и прочими советиками. И наплевать, насколько он прав. * Пожалуйста, не надо поправлять в ПБ. Правило таково: конструкции с местоименными словами и частицей ни (часто — с предшествующей частицей бы) всегда являются частью уступительных придаточных предложений. Поэтому НИ - правильно. НЕ - ошибка (с) Грамота.Ру