И чешуею нарисованный узор Разгонит ненастья воплощеньем страсти, Взмывая в облака судьбе наперекор – Безмерно опасен, безумно прекрасен... (Мельница "Дракон")
Конечности неприятно немели, на коже выступил холодный пот. Адреналин непривычно будоражил стылую русалочью кровь. Рамалли сглотнула и поудобнее перехватила увесистую крепкую палку, благодаря Мать Глубину за то, что оружие не железное. Пока. Ее противница уже вышла на арену и встала напротив. Это была невысокая, но крепко сбитая девочка лет четырнадцати. Весь ее вид выдавал крайнее напряжение, однако свою палку она держала уверенно. Оглушительно прозвучала команда начинать. Девушка сделала неуверенный шаг вперед, отчаянно не желая сражаться и в то же время страшась последствий проигрыша. Соперница действовала решительней: подбадривая себя громким воплем, она бросилась к русалке и резко рубанула палкой, едва не задев ее. Рамалли едва успела уклониться и вскинула деревяшку в защитном жесте, но нападающая, похоже, начала разогреваться и немедля попыталась ударить сбоку. Некоторое время зеленоволосая вполне успешно уворачивалась и парировала выпады, но бой был ей так же нехарактерен, как жрецам Ковена – милосердие. Руки начали уставать, а неутомимая противница перла, словно танк, впечатленная, видимо, незавидной участью проигравших. Русалка стала пропускать удары, тело то тут, то там обжигало болью, и теперь ей оставалось только пятиться и неловко закрываться. Бои между новичками длились до первой крови, но ранить с помощью деревяшки – это надо постараться. Поэтому многие целились в голову, а некоторые и вовсе могли пустить в ход ногти и зубы. Так и эта девочка: совершив обманный маневр и заставив зеленоволосую вскинуть руки для самозащиты, она вдруг отбросила оружие и с силой вцепилась ногтями ей в предплечье, оставляя кровавые борозды. Рамалли взвизгнула и проворно отскочила, зажимая царапины, но победа уже была за ее соперницей. – Победитель – Мария Некрасова! – провозгласил судья. – Светлане Беловой засчитывается первый проигрыш. Некрасова несколько виновато взглянула на русалку, тряхнула волосами и, резко повернувшись, пошла к выходу. Рамалли рассеянно ощупывала намечающиеся синяки, особенно сильно болело предплечье. Первое сражение закончилось для нее полным провалом. За пределами арены она попала под прицел сочувствующих взглядов – новички прекрасно понимали, что биться друг с другам не так-то просто. Но Таня, ее соседка по комнате, смотрела презрительно. – Размазня, – процедила она сквозь зубы и, гордо вскинув голову, прошла мимо, намеренно задев девушку плечом. Рамалли только вздохнула. Таня, в общем-то, имела право так говорить: она сама выиграла свою первую битву с блеском, несколькими выверенными ударами повалив, а затем укусив противника в плечо через пару минут после начала. А сама русалка не смогла ни единого удара нанести. Такими темпами... Рамалли помотала головой, отгоняя пугающие мысли, и, прихрамывая из-за неудачно вывернутой ноги, заковыляла в свой блок. Рухнуть на жесткий матрац, зарыться лицом в подушку и лежать, лежать, лежать всю вечность, чтобы не нашли, не заметили, чтобы не к "неприкасаемым' – копать котловины, таскать бревна, лежать в муравенике и смиренно молчать, получая тяжелым сапогом по лицу... – Разлеглась тут, – фыркнули над головой. Рамалли в отчаянном желании спрятаться от всего мира не услышала скрип двери и шаги. – Ревет никак? – обратилась соседка к брату с неизменной издевкой в голосе. – Спорим, она и в следующие разы налажает? Слышишь, красотка: еще четыре фэйла – и ты вне игры, лес отправишься валить. Хотя ты даже палку удержать не можешь... – Заткнись, – прогундела Рамалли из подушки. – Сама-то психованная маньячка – только дай подраться... – Что-о?! Да как ты!.. Да я... – захлебнулась возмущенным воплем медноволосая, но ее прервал властный приказ брата: – Хватит. Следи за языком. Русалка ожидала, что за этим последует настоящий взрыв, но к ее глубочайшему удивлению Таня действительно замолкла и принялась с излишним усердием рыться в своих вещах. Рамалли села на кровати. – Я вообще-то пацифистка, – заявила она, порядком задетая злыми словами. – Я физически не могу проявить агрессию к кому-то. А этот дурацкий лагерь... Почему нас заставляют калечить друг друга? Почему?! – выкрикнула она с отчаянием, страдальчески заламывая брови, в лицо смотревшего на нее Славы. Его глубокие синие глаза оставались спокойны и бесстрастны. – Во-первых, не с тобой одной, – ровно заговорил он, переждав эмоциональный выплеск девушки. – А во-вторых, жизнь вовсе не похожа на бесконечную череду сбывающихся желаний. Песни врут: если ты не прогнешься под мир, он просто сломает тебе хребет и оставит истекать кровью в корчах. Хочешь выжить – бей первой. Все просто. – Н-не могу... – прошептала Рамалли, сглатывая слезы. – Я не могу причинять боль... Парень сощурился, глаза его потемнели. Резко встав, он в два шага пересек комнату и остановился возле сидящей по-турецки русалки. – Бей. – Ч-что? – недоуменно подняла голову она. – Бей. Ударь меня в живот. Кулаком, с размаха. Или ногой в колено. И то, и другое весьма эффективно. – Нет! Хлесткая пощечина обожгла лицо, голова девушки мотнулась и ударилась об стену. Непроизвольно хлынули слезы. – Ты отказалась бить, – вкрадчиво начал Святослав, все так же возвышаясь над ней, – ведь мне стало бы больно. Поэтому я сделал больно тебе. Скажи мне, – он взял всхлипывающую и трясущуюся Рамалли за подбородок и повернул, впиваясь льдистым взглядом в широко раскрытые зеленые глаза, – если бы ударила ты, это причинило бы такую боль тебе? Ты бы почувствовала то, что чувствуешь сейчас? Ты мне никто, так почему волнуешься за меня, а не за себя? Рамалли молчала. Вторая пощечина, куда сильнее первой, свалила ее на кровать. – Ты не выживешь, если не научишься эгоизму, – тихо сказал парень и вернулся на свое место. – Сейчас ты просто жалкая. Таня наблюдала за происходящим с нечитаемым выражением лица, но так и не вмешалась. Рамалли, морщась, трогала горящие щеки, но сильнее всего жгло в груди. Жаркий ком гнал сердце в непривычном, сумасшедшем ритме, подкатывал к горлу, мешая дышать, раскаленным железом тек по жилам и собирался в пылающее острие. Она представила мутную студеную воду и усилием воли опустила его туда, почти наяву слыша бешеное шипение и видя взметнувшийся пар. Меч закалился. Выкованный волей из ярости и остуженный в спокойствии. Рамалли выдонула и открыла глаза.***
– Ого! Гляди, Серый, во дает! – восторженно присвистнул один из охранников, столпившихся вокруг арены, и от избытка чувств хлопнул приятеля по плечу. – Ставлю двухсотку на девчонку! Названный Серым поморщился от сильного хлопка и пари делать не стал. В этом поединке сложно было угадать исход. Светловолосый, вполне обычного телосложения парень неутомимо напирал на стройную гибкую девушку, которая будто в танце уворачивалась от мощных выпадов или легко парировала их деревянным шестом. Противники кружили по полю словно два хищника, выбирая момент для атаки и корректируя тактику боя. Они определенно стоили друг друга и сражались почти на равных, а потому победителя должна была определить удача. Вот девушка, замерев на мгновение, по извилистой траектории кинулась на соперника, но тот, опасно сверкнув ярко-синими глазами, без труда отбил выпад и ложным маневром заставил ее выдвинуть блок, а затем прицельно пнул в ногу. Противница потеряла равновесие и припала на колено, выронив палку и с болезненным стоном обхватив пострадавшую конечность. Во взгляде блондина мелькнуло торжество, свободной левой рукой он потянулся к склоненной голове девушки... Которая вдруг молниеносно подскочила, дергая его за правую руку и выворачивая ту в хитроумном захвате, поднырнула за спину и от души врезала твердым мыском кроссовок под колени, опрокинув парня наземь, упав сверху и вцепившись зубами в напряженную кисть. Зрители взревели. Победительница встала, сплюнула попавшую в рот кровь и вполне миролюбиво обратилась к своему визави: – А ты неплох, очень даже неплох. Мне помогла случайность, но я рада, что так сложилось. Ответом ей послужил разъяренный сапфировый взгляд. Блондин поднялся, демонстративно не замечая протянутой руки, и девушка, пожав плечами, под громкие аплодисменты и объявление результата первой покинула арену. – Слав? – непривычно встревоженно обратилась к подошедшему брату Таня, но тот встряхнулся, гневно фыркнул и бросил сквозь зубы: – Иди домой. Я потом. Медноволосая, для которой Святослав был, похоже, единственным авторитетом, закусила губу, посмотрев ему вслед, но ослушаться не решилась. Рамалли стояла в стороне и пыталась понять, чувствует ли она вполне здоровое злорадство. По всему выходило, что нет, ведь Слава не изменил своим словам и бился решительно, просто его оппонентка оказалась хитрее. Чутье среагировало, вырывая девушку из размышлений, и она недоуменно заозиралась, выискивая насторожившую ее деталь. Гоповатого вида компания из ссыльных обоих полов, подталкивая друг дружку и перешептываясь, уверенно устремилась за ушедшим к серому блоку столовой Святославом. Зеленоволосая нахмурилась и осторожными, но быстрыми шагами направилась туда с другой стороны. Блондин выплескивал ярость на твердую шероховатую стену. Он уже рассадил костяшки до крови, но клокочущая в груди буря требовала выхода. Нужно было срочно ее выплеснуть, но, разумеется, не прилюдно, ведь это выставило бы его на посмешище. А здесь, спрятавшись за пустым строением, пусть и в окружении мусора, можно было дать волю душащему гневу. Звук шагов застал его врасплох. – Тю-ю! Гляньте: он, кажется, расстроился, – издевательски прогнусавил лысый парень, стоящий впереди компании. Послышались смешки. – Проваливайте, пока живы, – прошипел Святослав, угрожающе разворачиваясь и передергивая плечами. – Надо же, какие мы страшные! – продолжал насмехаться главарь, надвигаясь на воинственно выпрямившегося блондина, а потом первым бросился в атаку. Славе не составило труда закрыться и как следует врезать в ответ, но тут на него навалились всем скопом, метя в самые уязвимые места – кто кулаками, кто ногами, а кто и вовсе подобранной арматуриной. – Нам, в общем-то, ты нахер не сдался, – пояснил лысый, поднимаясь и с ругательством потирая ушибленный бок, – но как-то не в кайф выбыть из строя и отправиться к "неприкасаемым". А поломаем тебе руки-ноги – и мигом повысим шансы на победу. Держите его, ребят. Слава, которого повалили на мешки с мусором, рычал и яростно отбивался, но врагов было больше, и двигал ими подлинный страх, а у него давали о себе знать полученные в бою ушибы. Однако никто не решался начать, все взгляды устремились на главаря, и он, хоть и сбледнув с лица, не стал рушить свой авторитет и взял протянутый железный прут. – Только посмей, – помертвевшими губами прошептал блондин, не отрывая взгляда от решительно настроенного противника. Тот криво усмехнулся и, поудобнее перехватив прут, шагнул вперед. Бамс! Небольшой камень врезался в стену и отскочил, едва не попав в главаря. Все быстро обернулись. Худенькая девушка с зелеными прядями в волосах стояла поодаль, сжимая в руке метровую арматурину. Видимо, ей удалось подойти незамеченной из-за "Г"-образной формы здания, а также потасовки, захватившей всеобщее внимание. – Эй, это ж та амеба, которая всухую продула, – отмер кто-то из шайки. – Слыш, вали отсюда, пока цела, – сплюнул лысый, покачивая прутом. – Ты нам и так не ровня. Девушка рассеянно подняла глаза и встретилась взглядом с напряженным как натянутая струна Святославом. Лицо ее было полностью отрешенным. – Э, куда намылилась? – прикрикнул главарь на неспешно идущую к нему зеленоволосую. – Ты че там, оглохла? Она шла, не останавливаясь, с сосредоточенно нахмуренными бровями. Слишком хрупкая, слишком беззащитная – казалось, первый же удар переломит ее как тростинку, и потому все замялись, не решаясь его нанести. Да и не верилось, что она сама сможет атаковать. Рамалли приблизилась к выжидающе замершим подросткам на расстояние вытянутой руки. Впереди всех стоял главарь, вот ему-то с размаха и прилетел в ребра тяжелый прут. Удивительное дело: меланхоличная девушка, прежде двигавшаяся неторопливо и предсказуемо, как спокойная равнинная река, внезапно стала резкой и быстрой, словно вырвавшаяся на свободу тугая струя фонтана, словно стремительный юркий родник. Русалки не умеют сражаться, сокрушать врагов, с упоением наносить мощные удары направо и налево. Зато они умеют течь ловким ручейком, обрушиваться грохочущими водопадами, бушевать безумной горной рекой. Рамалли действовала по наитию, припоминая полузабытые ощущения, двигаясь в непрерывном плавном танце, и вкупе с секундным замешательством противников это дало ей преимущество. – Ауч! – взвыл какой-то парень, хватаясь за ушибленную ногу, но тут же выпрямился, и глаза его загорелись злостью. – С-сука! Ну держись! Выстоять против целой банды, раззадоренной неожиданным нападением, у девушки не было и шанса, но она и не собиралась драться в одиночку. Затаившийся на мешках Слава, про которого все временно позабыли, беспечно повернувшись спинами, вскочил на ноги, точно подброшенный гигантской пружиной, вырвал у ближестоящего ссыльного арматурину и с не предвещающим врагам ничего хорошего лицом рванулся в бой. Закончилось все быстро. Пока побежденные противники с матами и стонами ощупывали полученные травмы и пытались подняться, цепляясь друг за друга, блондин ухватил нежданную спасительницу за руку и потащил за собой к жилым блокам. Впрочем, возмущений с ее стороны не последовало. Наконец столовая осталась далеко позади; Слава резко остановился и разжал хватку. Обернулся и пристально уставился на зеленоволосую, однако лед в синих глазах был уже не таким прочным и обжигающим. – Ты... – начал он, сверля девушку взглядом, но она вдруг заговорила сама: – В чем-то ты был прав, говоря, что своя рубаха ближе к телу. Но... – Рамалли замялась, подобные речи были не в ее духе, но затем докончила тихо и твердо: – Ты тоже не выживешь, если не перестанешь быть таким эгоистом. – Не читай мне нотации, – гневно рыкнул блондин; впрочем, он быстро подавил недовольство. – Знаешь, я не люблю оставаться в долгу. Что ты хочешь за помощь? Рамалли думала недолго. – Научи меня драться.***
Мрачный и таинственный лес узловатых, причудливо изгибающихся деревьев выглядел недружелюбно и казался не менее опасным и коварным, чем его исконные обитатели. Преследователи невольно замедлились, то и дело озираясь по сторонам, настороженно ожидая подвоха от усеянного толстыми древесными стволами и затянутого неизменным туманом пространства. Однако ничто не нарушало напряженную тишину, и воины несколько расслабились. Ахо-Мерасу приказал отряду прибавить ходу, справедливо опасаясь, что чувствующие себя здесь как рыбы в воде ёкай улизнут прямо у них из-под носа. Пока же был шанс догнать вконец обнаглевших вторженцев, и правитель Аргоны не собирался его упускать. Когда Ахо-Мерасу доложили, что в лесах, примыкающих к Аргоне и считающихся ее территорией, не особо даже скрываясь резвятся ёкай, он пришел в ярость. Эта ярость достигла пика, едва выяснилось, что во главе шайки неприятелей заявился сам Хидео Белохвост – бесспорный лидер ёкай, белобрысый кицунэ, хитрый, как сотня бесов, стабильно доставляющий извечным соперникам массу головной боли вместе со своей подружкой Рыжей Ран. Дракониды сражались с ёкай, сколько себя помнили, с переменным успехом деля расположившиеся между их государствами леса, где в изобилии водилась разнообразная дичь. Неукротимая воинственность одной расы прекрасно уравновешивалась осторожным, но изобретательным упорством другой, так что однозначного победителя в многочисленных стычках не было. Совсем недавно произошло очередное столкновение, на сей раз массовое и кровопролитное, число погибших и тяжело раненых едва не перевесило число оставшихся на ногах. После такого обе стороны обычно подолгу зализывали раны и копили растраченную военную мощь, поэтому правителя драконидов изрядно удивила и возмутила дерзкая вылазка лесных жителей. – Они решили, мы настолько ослабли, что даже не сможем удержать свои границы? Я лично загоню этих трусливых псов в самое сердце их болот! – бушевал правитель, собирая отряд для преследования. Аргонцы гнали ёкай до самой Иолы, неумолимо сокращая расстояние между ними, и, захваченные азартом, без колебаний вступили на вражескую территорию. В центр туманных лесов они бы, конечно, сунуться не рискнули, но шайку Хидео удалось бы схватить гораздо раньше. Иллюзии – любимое оружие ёкай – могли сбить с толку разве что неопытных юнцов, но Ахо-Мерасу выбрал самых закаленных воинов, против силы и боевого искусства которых подобные фокусы были бесполезны. Наконец впереди послышался приглушенный топот, а через некоторое время показались и сами беглецы. Дракониды с победным кличем ускорились, помогая себе плотными кожистыми крыльями, ранее сложенными за спиной – в лесу не больно-то полетаешь. Туман сгустился, а земля под ногами захлюпала и начала проседать – они оказались на одном из коварных иолских болот. Ёкай, не замедляясь ни на шаг, легко скакали по знакомым до миллиметра кочкам, дракониды же поднялись в воздух. Предвкушающий скорую расправу с наглецами Ахо-Мерасу сперва не обратил внимания на то, как потяжелели и замедлились крылья, а сжатый в руке меч стал казаться неподъемным. Летящий справа драконид натужно задышал, опустил голову на грудь и начал медленно, но неотвратимо снижаться. – Держать строй! Отдыхать после будете! – гаркнул правитель, но тут заметил, что весь отряд сонными мухами приближается к голодной пасти трясины. Ёкай уже добрались до другого берега и остановились, явно не собираясь улепетывать со всех ног. Что-то в их облике показалось странным, Ахо-Мерасу прищурил глаза, с трудом фокусируя взгляд, и понял: маски. Куски ткани, закрывающие нос и рот; но даже через них проглядывали насмешливые, торжествующие ухмылки. Объяснение происходящему лежало на поверхности, но мозг отказывался обрабатывать информацию, мысли текли вяло и хаотично. – Вы наивны, как юные девицы, крылатые, – донесся будто сквозь вату исполненный ехидства голос Хидео Белохвоста. – Объяснись, блохастая шавка! – кое-как ворочая языком, глухо рыкнул Ахо-Мерасу. Он и его воины держались в воздухе из последних сил. – Изволь! – неожиданно ответил кто-то другой, и к белому пятну – Хидео – бесшумно скользнуло оранжевое. "Рыжая Ран!" – понял драконид. Женщина-лиса залилась мелодичным смехом, а белый кицунэ обнял подружку за талию и притянул к себе. – Забавно, дракончик: вы не понаслышке знаете о нашей хитрости, но неизменно с завидным упорством попадаетесь в новые ловушки. Ладно уж, не буду мучить твои скудные мозги столь изнурительной пыткой, как раздумья. Тебе ведь наверняка интересно, почему вы все в скором времени пойдете ко дну? Видишь ли... Ах, нет: уже не видишь – основная прелесть моей настойки заключается в том, что она воздействует на весь организм одновременно и одинаково губительно... – Ядовитый туман? Ты отравила болото? – внезапное озарение пронзило угасающее сознание, и Ахо-Мерасу почувствовал, как покрывается липким холодным потом. Довольный смешок подтвердил его вывод. – Дьявол! Живо поворачивайте назад! Не спать, или умрете! – встряхнувшись невероятным усилием воли, заорал он, и некоторые дракониды смогли последовать приказу, но другие продолжали падать в трясину, уже ничего не соображая. Болото жадно зачавкало, принимая первую свою жертву. – Беги-беги! Вот только далеко ли? – слышались веселые выкрики ёкай, которые и не подумали преследовать противников, зная наверняка, что шансов у них нет. То, что происходило дальше, мешалось в памяти правителя Аргоны причудливым калейдоскопом: он с уцелевшей частью отряда брел наобум в сторону родных земель; кажется, кто-то отставал или падал, но за ними не возвращались, если вообще замечали пропажу. Только знаменитое драконидское упорство позволяло удержать в голове единственную задачу: дойти любой ценой! Казалось, прошла целая вечность, прежде чем вокруг замельтешили расплывчатые пятна, одно из них что-то встревоженно кричало голосом Гармахиса, и, осознав это, Ахо-Мерасу наконец позволил себе соскользнуть в бесчувственную темноту. ...Смутные образы настоящего сливались с разрозненными воспоминаниями. Крепко сложенный светловолосый юноша, бессменно сидевший у кровати умирающего, вновь виделся худым мальчишкой с необычайно светлыми, почти молочными крыльями и рогами. Потенциал у юного драконида был весьма значительный, однако твердый, упрямый, несокрушимый характер, свойственный воинственному народу, почему-то целиком и полностью достался его сестре. Впрочем, в паре дети прекрасно друг друга уравновешивали и действовали слаженным дуэтом, так что Ахо-Мерасу плюнул на традицию и принялся готовить себе двух преемников вместо одного. Его методы были жесткими – пожалуй, даже слишком, – но неженок в Аргоне не растили. Мальчишка выбивался из сил, постоянно ходил в синяках и ссадинах, возможно, даже плакал где-то втихаря, только взгляд его день ото дня все больше являл не озлобленного волчонка, но матерого зверя. В глазах девочки изначально полыхало буйное пламя, но ее бесталанность требовала удвоенных, если не утроенных усилий. Ахо-Мерасу уходил из жизни с легким сердцем. Он знал, что оставляет горное княжество в надежных руках. Не столь важно, из чувства долга или от возникшей вопреки воспитанию привязанности его преемники пытаются отсрочить неизбежный конец, отпаивая правителя лечебными настоями и сбивая жар ночи напролет – отказывающие внутренние органы и кровавый кашель не оставляют место иллюзиям. Гармахис и Тиамат, юные князь и княжна, которые после его смерти встанут во главе Аргоны и, – в этом не было ни малейших сомнений – примутся мстить врагам с неведомым доселе размахом. – Рассчитываю... На вас... – прохрипел правитель, судорожно сжимая мокрыми от пота пальцами чью-то ладонь. – Мы не подведем. Отец. – Гармахис слегка запнулся на последнем слове, впервые называя так своего учителя и командира. Губы умирающего слабо дрогнули, обозначая улыбку, он в последний раз тяжело, с надрывом вздохнул и закрыл глаза.