***
Злость полнила всего Кровавого короля. Проникала везде и вся, неистово свирепела во всю глотку, хохотала в непроглядной тьме, гнала кровь по сосудам с бешеной скоростью. Оскал, которым он одаривал всех лишь в том случае, когда в его голове зарождалась какая-либо прекрасная мысль. В этот раз эта мысль была неблагоприятна для одной особы женского пола, очень неблагоприятна… Вытеревшись полотенцем и надев чистое кимоно, маленькая богиня отодвинула дверь в свои покои. Но ей не суждено было переступить их порог. Потому что её ноги приросли к полу из-за открывшейся картины. Широченная спина загораживала практически всё окно. Из-за этого она находилась словно во мраке. Таком же беспощадном и непроглядном. Это ужасное чувство страха ползёт по венам и распространяется всё глубже. Хоть они знакомы всего один день, она ни с чем другим не спутает эту фигуру. И вновь перед глазами тысяча смертей, тысяча криков и тысяча молитв. — Давно не виделись, Нанами… — Проскрежетал Акура-оу, медленно поворачиваясь к ней, растягивая губы в кровожадном оскале. Она буквально вжимается в пол от этого скользкого голоса. POV Акура-оу Этот аромат невинности будоражит кровь. Такая наивная дурочка. И что же Томоэ в ней нашёл? — Забавно… Я гулял в лесу и наткнулся там на тебя, странная девочка. —Да. — она помедлила, но всё же прохрипела мне свой ответ, о, как же я люблю этот страх! Блаженство! — Я искал смертную, в которую влюбился мой брат. Тебя это не смешит? — приближаюсь. — О чём ты говоришь? — лепечет эта дура. Я начинаю лишь сильнее злиться. Эта злоба заволакивает сознание. — Я слышал, как он просил тебя стать его женой? Ты — та, которую я искал, идя с тобой же. Дошло? — заорал я, не выдержав. — Ты совсем не так всё понял. Я не… — она запнулась. По венам течёт злоба. — Ты что? Пытаешься сейчас спасти свою жизнь, солгав мне? Я всё видел, и теперь ты не спасешься. Никогда! «Высокомерная тварь!» — мысленно ответил, но я сам остолбенел от её следующих слов: — Ты идиот, Акура-оу. Ненавижу тебя! — чеканит она и делает то, что мигом сносит моё, итак, хрупкое самообладание. Она размахивается, и прежде чем я успеваю среагировать, бьёт меня по лицу. Дура! Я сжимаю челюсти и медленно поворачиваю голову в её сторону. Мои глаза расширились, и на лице появился хищный оскал. — Стой! Прошу тебя… — стала лихорадочно тараторить она. В её глаза вернулась моя излюбленная человеческая эмоция. Видимо, она всё поняла по моему выражению лица. — Ненавидишь, говоришь! Ммм?.. Идиот, говоришь. Так, так… Быть может, я стану немного умнее в твоих глазах, если убью ту птичку, с которой ты щебетала вечером. А? Нанами! Как насчёт Томоэ?! — начал заискивать я. Подойдя к ней поближе, перешёл на шёпот. — Как насчёт такого: я буду медленно убивать его и заставлю тебя смотреть.— Последнее слово я проорал ей в лицо. — Но я сегодня невероятно добр, видишь ли… Я дам тебе выбор. Сейчас от тебя зависит жизнь твоего «любимого», Нанами. — мурлычу я. — Чего ты хочешь, Акура-оу? -Гадина, даже сейчас произнесла моё имя, словно яд выплюнула. «Ты ещё за это заплатишь…» — Пойдешь со мной добровольно. И будешь делать то, что я скажу. Иначе, я подарю тебе его голову. Поняла? — рявкнул я. Она съежилась и, трясясь, кивнула. — Что ты поняла, девочка? — нарочито нежно спросил я, проводя своими когтями по её щеке. От этого, её начало колотить.Чудно. — Я пойду с тобой и буду делать, как ты скажешь. — Молодец, девочка…***
Гудит в ушах, а голова ужасно, катастрофически болит, хочется выть от этого жгучего чувства. Момодзоно открывает свои глаза, но всё то ли плывет, то ли двоится. Она двигает шею, и позвонки начинают хрустеть, отчего их хозяйке до одури хорошо. Так она расслабляется. Когда гул проходит, любопытные глазки начинают бегать по комнате. Бархатные чёрные шторы до пола закрывают большие панорамные окна. Алая постель с алыми шелками, чёрный пол из дуба, множество шкафов, также чёрных, и обои, разумеется, чёрные. «Впрочем, ожидать лучшего не следовало. Его стиль.» — пронеслось у каштановолосой, и девчонка стала потихоньку подниматься с постели. Как видимо, Акура её отключил и теперь она здесь. Стоп, а где это «здесь»? Богиня земли подошла к окнам и раздвинула шторы. Красивый вид на зеркальное, гладкое озеро, множество зелёных елей, которые заставляют эндорфины плясать и, конечно же, огромные горы с чудесными белоснежными вершинами, этот вид заставил юную деву восторженно прикрыть рот рукой и тихо ахнуть. — Нравится? — спросил бархатный голос, чем заставил Нанами неуютно задрожать и повернуться на зов. Девушка молчит, не в силах и вымолвить слова. Но взгляд янтарных очей, в которых плескалось яростное ожидание, буквально заставил её неуверенно кивнуть. Демон стоял, оперевшись о косяк двери, сложил руки у груди и пожирал хрупкую фигуру своим неистовым взглядом. Затем на его почти чёрных губах взыграл оскал, от которого у Момодзоно появилась некая оскомина. Она вновь начала чуть подрагивать, когда её самый худший кошмар стал надвигаться, словно тысяча чертей. — Ты довольно интересное создание… — говорил Король с той же улыбкой, наклонив голову чуть вбок, но не отводя своего странного взгляда. У Нанами было чувство, что у него на языке яд… — Развлеки меня. Момодзоно застыла в немом ступоре. Былая капля решимости утекла далеко-далеко от богини, и та стала прятать взгляд куда угодно, но только не видеть этот мрачный силуэт. — В каком смысле «развлечь»? — тихо вопрошает юная особа, немного поворачивая голову. — Ну, это как посмотреть… — тянет её собеседник, подходя ближе. Янтарь становятся абсолютно жидким, а зрачок так сильно сужается, что его почти невозможно уловить невооружённым взглядом. Почему-то он наслаждается её таким положением. Он специально дразнит её, ждёт, пока та оступится, по своей человеческой натуре сделает что-либо неверно. И тогда её ждёт худшее, какое можно себе представить, наказание. Внутри демона кровь бурлит. Её страх настолько сильно приносит ему удовольствие, что он готов утонуть в нём. Всего лишь обычная человеческая девчонка, а ему до беспамятства хорошо вдыхать такой чистый и невинный аромат. Ведь чёрное всегда стремится запятнать белое? Игра. Где она обязана играть по его правилам. А он обязан получать сладкое удовольствие. Его пальцы чуть приподнимаются вверх, и он невесомо щёлкает ими. Музыка из воплощения похоти так томна, что Король шумно выдыхает и прикрывает глаза. Он садится в кожаное тёмное кресло, закидывает ногу на ногу и вновь скалится. — Танцуй. И её тело повинуется вопреки всему. Внутренний голос немеет, не может вопрошать против и бить по грудной клетке. А туловище всё вытягивается, словно струнка, извивается так соблазнительно, что сама девушка впадает в шок. Руки поднимаются чуть вверх и красиво текут, словно пламя свечки бегает в темноте на стенах. Она будто плывет в пространстве, теряется в этой бесконечной музыке, беспощадно вызывает возбуждение демона и незаметно для себя влюбляется в себя такую. Раскованную и дерзкую. Она пляшет под его дудку. А он ликует! Теперь эта кукла принадлежит ему, полностью, безвозвратно, безвозмездно. Как же она наивна и глупа. Но ему нравится то, что она в его полной власти. Этот вкус желанной мести так и бурлит вихрем, расцветает в красках заката, в бесконечно ноющем от чувства неполноценности сознания. «Пусть только попробует ослушаться.» — Подойди. — властно, требовательно и с ноткой похоти, говорит демон, искажаясь в очередной полуулыбке. Она повинуется, внимательно смотрит в глаза, изучает. Он ухмыляется, и когтистая рука тянется к нежной коже на шее, а чуть далее уже и к щеке. Тёмные губы припадают также властно и дерзко к нежным женским, и белоснежные клыки кусают почти до крови. А сам металлический привкус заставляет Короля блаженно замычать и прижать бедную девушку ближе к себе. Его шершавый язык исследует женское нёбо, грубо ласкает, но приносит удовольствие. От этой мысли Момодзоно судорожно распахивает глаза. — Хватит!