***
Девушка вдыхает терпкий аромат алкоголя и с наслаждением заполняет жидкостью горло, чуть прикрыв глаза от удовольствия. — Ты совсем спятила? Использовать Нанами в своих целях это подло… и… — Томоэ явно в бешенстве, он опрокидывает пиалу с саке около богини и яростно задаёт вопросы, сглатывая ком в горле. — Замолчи, и так проблем навалилось. Разве ты не понимаешь, что я хочу избавиться от Кровавого Короля раз и навсегда, а Нанами послужит приманкой. — говорит она с расстановками, спокойно и в меру уважительно. Лис хочет возразить, но ничего не выходит. Микаге встаёт рядом с Ситатэру и кладет ей руку на плечо, чуть поглаживая его. — Томоэ, успокойся, у нас все под контролем. — Под контролем? Ты издеваешься? Хоть вы и излечили всех богов, а все проекции уничтожили, Нанами-то у него. Я знаю о чем говорю, он может… — Может что? Изнасиловать её? Но это уже не мои проблемы, а твои! Ты не смог уберечь её и защитить! Идиот… — не выдерживает Ситатэру, резко встаёт и яростно кричит на своего оппонента, разбивая к чертям чашку с алкоголем, в упор смотрит на демона, а тот еле стоит прямо и ровно, ведь он создание все же грешное… — Не нарывайся… — шипит он, глаза заливаются янтарем у обоих, а девушка усмехается краешком алых губ. — А иначе что? — с издевкой спрашивает она, нервно скалясь, щерит зубы и чуть ли не хохочет от такой бурной реакции. Всё как и ожидалось. — Так! Хватит! Разнесете тут всё! Ещё этого не хватало! — вступается Микаге и буквально оттаскивает лиса на довольно-таки большое расстояние. Ситатэру тускно смотрит на них, а затем и вовсе отворачивается. — Томоэ, она сильный союзник. Не порть все. — говорит он серьёзно как никогда, заглядывая в янтарные очи белого демона, а тот утвердительно качает головой. — Я понимаю, твои чувства к Нанами тоже имеют вес, поэтому мы постараемся вытащить её как можно скорее. — Да, ты прав, просто… — Томоэ вздыхает несколько раз, чтобы успокоиться, и это мимолетно помогает. — Я понимаю. — отвечает божество, и лис повинуется, кивает, закрывает дверь за собой, но мысли грешной оставляет место в сердце. Вдруг раздается женский голос: — А ты хорошо научился лгать, Микаге…***
Они стояли близко, рядом. Он мог чувствовать каждый миллиметр её груди, а она могла ощущать его горячее дыхание на своей шее. Отворачиваясь друг от друга, сердце бешено колотится в груди, а пульсация не покидает горячее тело. Ситатэру вздыхает, чуть тупит взгляд, но затем прижимается к нему всем естеством, отчётливо давая понять о том, что чувствует. Трепет тел — все, что осталось у них. Это безумие, быть рядом с ним, дышать тем же воздухом, что и он. Безумие, держать её за руку и мягко целовать на скомканных простынях. Безумие, придаваться голосу страсти. Заточение в собственных законах, которые постепенно ломаются вдребезги. Страсть, заполняющая каждую клеточку тел лишь одним невесомым прикосновением. И страх, потерять тех, кого мы любим… Это все, что надобно для любви. — Микаге, ты помнишь тот день? — нежно и несвойственно ей тихо спрашивает она, едва ли не улыбается. — Да. — говорит он чётко, чуть с опущенной головой. Внезапно тепло чужого тела покидает его грудь, и вместо того тёплого взгляда появляется хрупкий лёд, он покрывает инеем просторы души, заставляет скулить долго и протяжно. Она толкает его указательным пальцем нарочито медленно, а в голосе сталь: — Тогда прошу тебя, никогда его не забывай. — и она уходит, громко хлопнув дверью, оставив божество наедине со своими мрачными мыслями. Он опускает голову. Если бы только не она, не её предрассудки и этот чертов волк, всё было бы иначе…***
Наверное, быть обманутым в этой мерзкой жизни не ново, но от чего-то боль никогда не уходит. Предательство — вот чего стоит страшиться всегда. Но, увы, мы не совсем любим замечать ужасные огрехи в механизмах своих близких. Такехая смотрит в даль, его взор полнится странными эмоциями. Фиолетовые локоны ничуть не колышутся под сильными порывами ветра, а его вооружение как всегда при нём. Оокунинуши был его другом. Но сейчас, когда он внезапно пропал, никто этого не заметил, а быть может, не хотят замечать. Но это ему только на руку… Плести заговоры, интриги — это ведь целое событие! Без этого мир слишком уж тускнен и обыден! Не советую я вам так жить… Уж лучше сдохнуть от холода стали или длинных тёмных когтей, чем на одре смерти сожалеть о том, что твои руки уже далеко не по локоть в крови… Птицы глухо каркали и улетали далеко-далеко от здешних мест. Земля, покрытая трупами, пропитанная алой жижей и неприятным, тошнотворным ощущением ни у кого бы не вызвала удовольствие, если не брать в счёт ястребов, которые питаются этими отродьями былых существ. Только как бы эта птица-хищник не сожрала живьем то самое существо… Поднимаясь вместе с мечом в воздух, копии божества неприятно хохотали, щерили зубы над этими мертвыми телами и омерзительным видом на исход первого сражения. Они то плыли по воздуху, то грохотали сталью по стенам дворца, то замышляли невиданный переворот…***
Лунный свет делал дорогу обманчивой; все виделось ясно, но уплощенно — прижатые к земле листья и острые камни казались одинаково высокими, и она то нелепо высоко поднимала ногу над несуществующим препятствием, то больно спотыкалась о торчащий из земли камень. Нанами оглянулась назад, чтобы определить свое положение, потом посмотрела вперед, на линию горизонта, — и ей сделалось зябко. Вдали она не увидела ничего, кроме косматых верхушек сосен, непроглядно черных на фоне усыпанного звездами неба. Дрожь сотрясала женское тело, и Нанами обхватила себя крест-накрест ладонями за локти, чтобы немного согреться. Идти оказалось труднее, чем Нанами предполагала. Лес был молодой, но с густым подлеском. Она пробиралась между тонкими дубками. Если бы он был змеей, то она бы на него наступила. Он стоял среди деревьев так тихо и неподвижно. Ладонью второй руки он быстрым и резким движением зажал ей рот и утянул в заросли, приведя тем самым в паническое состояние. Кто бы ни был этот похититель, ростом он казался намного выше девушки, но определенно был гораздо сильнее. Ветки сомкнулись за ними, и, пока он тащил Нанами по тропинке, она обратила внимание на то, что обхватившая её за талию когтистая рука ей очень знакомая. Нанами дернула головой и высвободила рот. — Акура! — взорвалась девушка. Нанами разрывалась между двумя противоречивыми чувствами: с одной стороны — была рада, что это оказался Акура, а с другой — была дико возмущена его грубой шуткой. — Куда собралась? Я тебя не отпускал. Подавив готовое вырваться, возмущение, она быстро повернулась, чтобы попытаться убежать, но сильная рука ухватила девушку за предплечье и предотвратила попытку к бегству. Он потянул Богиню за руку — отнюдь не из любезности, а скорее чтобы принудить следовать за ним. Но она решила снова испытать судьбу и уперлась покрепче каблуками в землю. — Нет! Я с тобой не пойду! Я возвращаюсь в храм! — Акура остановился, удивленный её сопротивлением. — «Да», «Нет»! Нанами, я уже говорил, что ты останешься со мной. Нельзя было сказать, что её отказ его рассердил, скорее позабавил — как это девчонка посмела возражать против его похищения. — А что если я не соглашусь? Силой заставишь? — спросила Нанами, намеренно обостряя ситуацию. Акура посоображал, взвешивая возможности, встряхнул своей гривой и ответил спокойно: — Конечно заставлю. Ты не тяжелая. Если не пойдешь сама, то подниму, положу себе на плечо и понесу. Хочешь, чтобы я это снова сделал? Он шагнул к ней ближе, и Нанами поспешно отступила. Его черты ей были неясны, но в лунном свете острые зубы сверкнули в улыбке. — Ладно, если ты не хочешь, значит, вернешься со мной сама. — Ответа от девушки демон не ждал. Он снова крепко взял её под локоть, и они вышли к дороге. Акура подхватывал Нанами, когда она спотыкалась о камень или кустик травы. Сам же он шагал по неровной вересковой пустоши так уверенно, словно это было мощеное шоссе в свете белого дня. Богиня, следя за его движениями, со злостью думала, что у него точно кошачье зрение, может потому Акура и нашел её даже темноте…***
Ситатэру наблюдала со стороны за богом Войны, который неспешно поднимался по хрустальной лестнице, шаг за шагом всё сильнее ухмыляясь в этой чертовой темноте своих мыслей. Она вздыхает, и из рук вырывается что-то страшное, огромное и склизкое. Перед богом Войны медленно начал проявляться черный, высокий силуэт, всем похожий на вытянутый овал или круг, почти на метр, а то и больше, выше самого божества. Не было в этом силуэте ничего от человека. Различался только огромный, вытянутый рот, из которого ручьями текли кроваво-красные слюни, льющиеся на пол, почти достигая ног Такехаи. Рот искривился в ухмылке самого настоящего джокера, показывая три ряда острых, как бритва, клыков. Они, будто в мясорубке, перемещались хаотичными рядами по полости рта чудища. Это зрелище даже немного гипнотизировало. Когда же рот открылся полностью, то стало понятно, насколько он большой: он занимал три четвертых всего размытого овала, деля его на две неравные части, почти разрывая. И от этого было омерзительно. — Не советую Вам и шагу дальше ступать, Бог Войны. Похоже Вы забыли, что я не такая как другие богини или боги. Мне доступны мысли любого создания. А в Вашем же случае они совершенно не подобают данной ситуации. — говорит девушка слегка размерено, медленно приближаясь к этому черному существу всё ближе, сжимая один кулак, контролируя эту тварь, тратя свою энергию на неё ради того, чтобы Смута не коснулась хотя бы мира Богов и Богинь. — Или Вы лишите меня жизни здесь и сейчас? — спрашивает с явной язвительностью божество, неприятно улыбаясь в какой-то садисткой улыбке словно чертов маньяк. — Если потребуется… — говорит она угрожающе, почти кричит, но тем неменее не повышает своего тона. — Что ж, я полагаю, на землю богов мне являться запрещено? — намеренно он дотронулся сталью до тела чёрного слуги, почти порезал, но вот только острый ряд зубов прочертил огромную рану на груди божества так быстро, что Такехая удивленно выпучил глаза, корчась от неистовой боли. Чёрная кровь пачкает пол и доспехи мужчины. Он скалится, тяжело дыша, взгляд переполнен ненавистью. — Сучка. — он сплевывает кровь и молниеносно растворяется в пространстве, а она взмахивает рукой, и вместо мерзкого существа появляется один из слуг самого Такехаи. Он непонимающе смотрит на девушку, а затем падает ниц. — Простите, госпожа, я не должен Вас видеть! Прошу, простите. После того, как я готовил покои хранителя Земной богини, надвинулось что-то страшное и… — голос парня дрожит, он сильно обеспокоен, ведь низшие слои и видеть не должны Верховную, за ослушание закона им всем грозит казнь. — Ничего. Только не смей никому говорить о твоих мелких провалах в памяти. — её взгляд переполнен яростью, радужка глаз выцвела и превратилась в алый-алый багрянец. — Как прикажете. — парень делает поклон и спешит удалиться. Звон железа сопровождает его быстрые шаги, он эхом поёт здесь, в тронном зале. «Она кукловод, а все они — марионетки…»