Шутки

Стас громко хмыкнул, листая что-то в телефоне, его глаза с явным интересом бегали по экрану. Игорь наблюдал эту картину уже полчаса, сидя напротив Конченкова за кухонным столом, прикрываясь монитором ноутбука. Стас позвал его проверить тексты на новый альбом и внести поправки, усадил за вордовский документ и оставил читать, а сам погрузился в свой телефон. Два часа назад. Он снова хмыкнул. Лавров не выдержал и, захлопывая крышку ноута, спросил: — Что ты там делаешь? Парень, даже не вздрогнув от резкого звука, лениво перевел взгляд с экрана на Игоря. — Я загуглил. — Что загуглил? — не дождавшись продолжения, поинтересовался мужчина, приподняв бровь. Стас опустил взгляд в стол, потом покосился на экран, и, наконец, уперся взглядом в пол. — Ну-у, — протянул он нерешительно, вздыхая и раздраженно топая ногой, в надежде подобрать правильное слово, — То, о чем мы говорили недавно. Он потер лицо, теперь глядя прямо на Лаврова, в надежде, что тот понял, о чем речь. — И? — Босс усмехнулся, откидываясь на спинку стула, — Что-то интересное нашел? Парень выдохнул, блокируя телефон, небрежно отбросив его от себя. — На самом деле, нет, — ответил он, протягивая руку к стоящему на подоконнике чайнику, и шлепнул по кнопке, — Это какое-то розово-блестящее безумие. Лавров заржал, поднимаясь и доставая из настенного шкафа две кружки. — Ты же не запретишь мне материться? — вдруг спросил Стас, сидя спиной к Игорю и пялясь куда-то в стену. Игорь хмыкнул, доставая чайные пакетики и сахарницу. — Ты еблан? — риторически спросил он. Возможно, ему показалось, но Стас облегченно выдохнул, — Я не собираюсь тебя переделывать, братишка, — продолжил мужчина, не задумываясь, накладывая Стасу три ложки сахара, — Если только тебе не хочется, чтобы я тебе запретил что-то конкретное. Стас нервно сглотнул и поерзал на месте, раздумывая. Пока у него было только одно правило: ложиться спать не позже часа ночи, которое Конченков с легкостью принял и выполнял, уже привыкнув за несколько дней писать Игорю «спокойной ночи» перед тем, как отправиться спать, хотя формулировка иногда менялась от обычного пожелания сладких снов до «я пиздец заебался, иду спать». Лавров перегнулся через плечо Стаса, забирая булькающий чайник и заливая пакетики зеленого чая кипятком. — Не напрягайся, — все-таки сказал Игорь, ставя перед ним кружку. — Нам не обязательно устанавливать именно такие правила, как сказано в интернете. Стас задумчиво потер шею, сразу сделав большой глоток, и резко зашипел от кипятка, ошпарившего язык. Сразу же повернувшийся на болезненное шипение Игорь, оглядев Конченкова на предмет повреждений и не найдя их, усмехнулся. — Ты же видел, что чайник только вскипел, — мужчина забрал кружку из его рук, чуть отливая кипяток и доливая в нее прохладной воды из фильтра. Стас внимательно смотрел, как он пробует чай, хмурясь и досыпая треть ложечки сахара, потом пробует снова и, удовлетворенный вкусом, ставит обратно перед Конченковым, будто так и должно было быть. — Спасибо, — тихо произнес Стас, ощущая, как его накрывает с головой осознание, что Игорь даже не задумался ни на секунду о том, что Конченков мог бы сделать это все сам. Лавров вообще идеально влился в новую роль в их отношениях, будто ему нужно было только разрешение Стаса, чтобы взять на себя весь контроль и всю ответственность. Парень и раньше замечал за другом такие замашки, но даже не подозревал, что его самого будет крыть с такой силой от строгого голоса Игоря, когда тот его отчитывал; или от той непосредственности, с которой Лавров принимал за него решения, даже, порой, в мелочах (хотя и понимал, что не возмущается из-за этого, главным образом, потому, что любовник слишком хорошо его знал, и еще ни одно из принятых им решений не шло вразрез с тем, чего хотел бы сам Стас). Конченкову было стыдно. Стыд вообще стал основной эмоцией, которую он испытывал последние пару недель. Было стыдно от того, что он хотел этой заботы; было стыдно, что сам он ничего не давал взамен, как привык делать во всех своих отношениях; мучительно стыдно и сладко от того, что ему нравилось все это намного-намного сильнее, чем он мог позволить себе; стыдно, что он хотел позволить Игорю абсолютно все, что пришло бы тому в голову, но не мог об этом сказать. Лавров, вновь сидевший напротив и наблюдающий за душевными метаниями Конченкова, нахмурил брови, вздохнул и схватил его телефон, собираясь почитать, что там пишут «знающие люди». Посты действительно пестрели розово-блестящим, инфантильными худыми девочками в чулках и сводами правил, которые не очень-то подходили им со Стасом. Он без интереса пролистывал пост за постом, пока не наткнулся на то, что его заинтересовало. Конченков, внимательно следивший за его лицом, замер, наблюдая, как губы Игоря растягиваются в хитрую ухмылку. — Что-то интересное нашел? — опасливо поинтересовался он, сдерживая желание вырвать у Лаврова телефон. Ухмылка мужчины стала еще шире, серо-голубые глаза с интересом уставились на Стаса. — Да, довольно познавательно, — Игорь вальяжно откинулся на стуле, блокируя телефон и откладывая его в сторону, — иди ко мне, — он похлопал по своим коленям. Игорю нравилось, когда Стас усаживался на него сверху так, чтобы он мог держать его обеими руками, а еще он знал, что парню тоже это нравится. Иначе он бы не подорвался на первый зов так стремительно, пересаживаясь со стула на острые колени и прижимаясь своим боком к нему вплотную. И Стасу действительно нравилось. Нравилось, как огромные ладони Игоря ложатся на его талию, прижимая еще ближе, чтобы он не свалился; нравилось, насколько близко находились их лица; нравилось, что можно было уткнуться Лаврову в шею, обдавая её теплым дыханием, и сидеть так сколько угодно. Конченков заерзал, с любопытством заглядывая довольному Игорю в глаза. Тот молчал, что-то обдумывая и решая про себя. Наконец, он, устало потирая глаза, сказал: — Стас, если тебе покажется что-то из того, что я предложу, неприемлемым, ты должен сказать об этом сразу, хорошо? Стас неуверенно кивнул, чувствуя, как необычное возбуждение разрастается не внизу живота, как обычно, а прямо в грудной клетке. Оно волнами проходит по всему телу, заставляя сердце сжиматься от предвкушения. — У тебя самого есть что-то, что ты хотел бы предложить? — все-таки поинтересовался Лавров, даже не надеясь, что Стас решится сказать сам. — Я… — парень замялся, стыдливо пряча глаза и приподнимаясь с места, будто хотел свалить, но Игорь его удержал. Жаркие волны стыда и возбуждения уже переросли в цунами, захлестывая его с головой; горячая ладонь обжигала через тонкую ткань футболки, одновременно волнуя и успокаивая, — я хочу… Его нога опять затряслась, выдавая волнение, Игорь положил вторую руку на его коленку, поглаживая и мягко смотря ему в лицо, показывая тем самым, что он все еще слушает. Это в шоу он, как только Пимп начинал с трудом и огромными паузами произносить какую-то фразу не по сценарию, перебивал его, находясь в образе. — Я хочу, чтобы ты… — Стас беспомощно посмотрел на него, будто надеясь, что Лавров сам поймет. Но тот лишь заинтересованно смотрел в ответ. Конченков шумно выдохнул, сдуваясь, и мотнул отрицательно головой, — блять, нет, я не могу, — он тяжело вздохнул и быстро затараторил, чуть ли не зажмуриваясь от стыда, — я-хочу-чтобы-ты-не-давал-мне-кончить. Он приоткрыл один глаз, смотря на любовника. Тот не выглядел удивленным, лишь немного усмехался. — Тебе придется попросить вежливо, — протянул он глубоким голосом, приподняв пальцами подбородок Конченкова, выдыхая последние слова ему в губы, — давай, что ты хочешь от папочки? — Я хочу, чтобы ты не давал мне кончить, — тихо повторил Стас, пытаясь дотянуться до губ Игоря, но тот не давал, оставляя расстояние в считанные миллиметры, так, что их шумное дыхание смешивалось. Это, пожалуй, самая горячая и томительная пытка, что происходила в жизни Конченкова, ведь до безумия хотелось, чтобы Игорь его уже поцеловал, — пожалуйста, я очень хочу, чтобы ты решал, когда мне можно кончить, папочка, — его голос сошел на шепот, почти на жалобное хныканье, а сам он смотрел прямо в расширившиеся зрачки любовника, повторяя шепотом:  — Правда, я безумно этого хочу, пожалуйста. — Блять, — сквозь зубы процедил Игорь, быстро сокращая расстояние между их ртами, отрывисто и неглубоко целуя, с трудом отрываясь, — что-то еще? Стас кивнул, сглатывая и набираясь смелости: — Хочу, чтобы ты меня наказывал, — выдохнул он, перебирая ногами. Почему-то хотелось рассказать про все, что только приходило ему в голову, вывалить, как на духу, оставляя решение за Игорем, — хочу, чтобы говорил со мной этим своим голосом, когда я делаю что-то, что тебе не нравится. Я хочу… — он запнулся, смущенно отводя взгляд. Запал кончился, и теперь он чувствовал, что требует слишком многого, когда сам ничего не мог дать взамен. — Хорошо, — протянул Игорь, понимая, что, скорее всего, не добьется от Стаса сразу полного списка, — с этого момента, — серьезно сказал он, приводя сбившееся от возбуждения дыхание в порядок, — я хочу, чтобы ты не прикасался к себе без моего разрешения. Его ладонь заскользила вверх по бедру парня к паху, обхватывая тяжелый возбужденный член сквозь спортивные штаны.  — Это только для папочки, договорились? Стас заскулил, кивая и толкаясь бедрами вперед, но Игорь убрал пальцы, несмотря на протестующее мычание. — Я хочу, чтобы ты называл меня папочка, когда мы наедине, — продолжил он, зная, что это, вероятно, будет самым трудным для Конченкова, который всего несколько раз смог произнести это без подъебки. Тот снова кивнул, ерзая на его коленях и стараясь не думать о том, что он просто взорвется, если Игорь не трахнет его вот прямо сейчас. Телефон Лаврова пиликнул, разрушая особую атмосферу, будто вокруг них был стеклянный купол, что рассыпался на тысячи осколков от звука пришедшей смс-ки. Игорь приглушенно застонал, утыкаясь лбом в острое худое плечо Стаса. — Мне надо идти, — нехотя сказал он, не двигаясь с места. Конченков замер, чувствуя, как возбуждение потихоньку спадает, оставляя лишь разочарование и какую-то непонятную обиду на весь окружающий мир. Лавров поднял голову, нежно целуя, чуть прихватив зубами тонкие губы, с сожалением зализывая их языком.  — Я люблю тебя, — выдохнул Игорь, упираясь лбом в лоб парня и заглядывая ему в глаза. Стас улыбнулся, отчего в уголках его глаз лучиками разошлись маленькие морщинки. — Мне же все еще можно материться, да? — протянул Конченков, с большой неохотой покидая уютные объятия Игоря и провожая его до двери. Лавров улыбнулся, кивая и завязывая шнурки на своих кроссовках. — Ты можешь делать все, что захочешь, — сказал он в ответ, снова чуть наклоняясь для быстрого поцелуя, — если сначала спросишь разрешения. Мужчина уже собирался открыть дверь, когда Стас схватил его за край футболки, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Что такое? — мягко спросил Игорь, развернувшись к лицу парня. — Ты точно не можешь остаться? — неуверенно проговорил Конченков. Он заранее знал ответ, но не спросить просто не мог. Что-то внутри него, что-то пробудившееся из-за всей этой херни с «папочкой», сейчас топало ногами и истерило, требуя, чтобы Игорь остался. — Я не могу, — Лавров провел ладонью по своей отросшей щетине, виновато глядя на поджавшего губы Стаса, который понимающе качал головой, — Стас, посмотри на меня, — парень поднял взгляд с пола, исподлобья рассматривая, с какого-то хуя довольного, Игоря, — убери лайк с того поста. Все раздражение ушло, сменяясь праведным негодованием. Лавров заметил, что Стас поставил лайк только на один пост с правилами, которые, видимо, ему понравились, но все равно заставил его самого сказать, чего бы он хотел. Игорь, еще секунду полюбовавшись на ошарашенное выражение лица парня, потрепал его по короткому ежику волос и вышел в подъезд. — Блять, ну ты и пидор! — выкрикнул тот ему вслед, слушая, как от покрашенных отвратительной зеленой краской подъездных стен, эхом отражается смех, уже спустившегося на несколько этажей, Лаврова.

***

Тем же вечером, выключая комп в полпервого ночи, он отправил Игорю дежурную смс.

— Я посмотрел твои правки. Че смог исправил. Иду спать.

Через минуту телефон, оставленный у подушки, завибрировал.

— Иди. Через три дня нам в Питер.

Стас улыбнулся, заворачиваясь в одеяло плотнее, и отправил ответ.

— Я знаю, папочка.