Шутки

Они очень быстро влились в процесс подготовки к съемкам, тут же переходя в режим постоянных подъебок, поджопников и демонстративных факов. Первый день прошел сумбурно: вносили реквизит, нанимали актеров, выносили реквизит, переставляли кресла, договаривались с гостями. Дима, как ошалелый, носился по студии, практически не отнимая телефон от уха. Игорь, включив «Босса», подъебывал всех, до кого только мог докричаться сквозь общий галдеж и шум. Стас, обложившись ноутбуками, мониторил информацию о тех, кто уже согласился прийти на шоу, тут же в вордовский документ занося наброски будущего сценария. Лавров время от времени усаживался рядом, направляя потоки нескончаемых шуток то на одного потенциального гостя, то на другого, пока Конченков, заливаясь смехом, быстро записывал за ним самые удачные, чтобы не забыть. Работать над шоу было весело. Особенно тогда, когда все шло как по маслу, а заботы разрешались чуть ли не сами. Казалось, что прошло всего-то пара часов, однако вскоре обнаружилось, что все запланированные дела переделаны, а серый питерский день плавно перетек в июльский отголосок белых ночей. Слегка уставшие, но довольные, они вывалились из студии во влажный прохладный вечер. Стас, зябко поежившись, застегнул молнию на толстовке, доставая сигареты, чиркая зажигалкой и жадно затягиваясь горько-сладким дымом, чтобы через секунду тонкой струйкой выдохнуть его куда-то вверх. Игорь, усмехаясь, тоже подкурил свой парламент с таким ехидным выражением лица, что парень буквально предчувствовал тысячу и одну подъебку на тему толщины предпочитаемых им сигарет. Однако, не успел мужчина и рта раскрыть, как Фадеев, горестно вздохнув и состроив бровки «домиком» (у него это получалось иногда слишком хорошо), нацепил на себя выражение главного страдальца на планете Земля и предложил: — Пойдем в семнашку, напьемся? — Ну да, — хмыкнул Лавров, щелчком ногтя стряхивая пепел в лужу, — Кому что, а Фадею лишь бы напиться… Стас, опуская глаза, промолчал. Он прекрасно помнил о своем наказании, хотя и старался отогнать от себя эти мысли на протяжении дня. После самолета он чувствовал себя выспавшимся, что было очень странно (кто вообще хоть раз высыпался в самолете?) и очень некстати. И, что бы он ни думал сам по поводу предложения набухаться, решать только Игорю. Они еще беззлобно переругивались между собой пару минут, пока Конченков погрузился в раздумья, а затем Дима лишь наскоро пожал им руки и потопал через дворы куда-то в направлении Лиговского проспекта. Переглянувшись, они неспешно двинулись в противоположную сторону, к хостелу, в легком и гулком молчании, отдыхая от кучи излишних слов, произнесенных за сегодня. В голове была приятная пустота. Стас слишком много смеялся и переживал за день, и теперь не мог найти в себе хотя бы капельку душевных сил на то, чтобы выдавить и малюсенькую улыбку. Они поужинали пиццей, все так же молча, лишь время от времени цепляясь друг за друга уставшими взглядами и залипая на несколько секунд глаза в глаза. Время неумолимо шло к одиннадцати ночи, и Стас, немного пришедший в себя, начал ощущать накатывающие волны раздражения. Игорь еще и слова не сказал, а парень уже успел себя накрутить. Почему он вообще должен ложиться спать так рано? Какого хуя? Сна не было ни в одном глазу. Даже намека на усталость не ощущалось. Нервно топая ногой, Конченков уткнулся в телефон, открывая гоночки, от которых его так воротило еще с утра, но сейчас почему-то затягивало. Локации и трассы уже не казались такими однообразными, модели машин были пиздатыми, да и у него, наконец, начало что-то получаться. Начало получаться именно в тот момент, когда Игорь, прокашлявшись, негромко произнес: — Без десяти одиннадцать, малыш, иди умывайся. Стас на секунду оторвал глаза от экрана, одаривая любовника таким взглядом, будто он был в чем-то виноват, но игрушку свернул, молча поднимаясь со стула и направляясь в свой номер. Зубы почистились слишком быстро, пижама наделась слишком проворно, и, когда Лавров в 22:58, глухо постучавшись, заглянул в его комнату, парень уже лежал под одеялом на спине, ровно по середине кровати, показушно устроив длинные руки на животе. Игорь только хмыкнул, желая ему спокойной ночи и скрываясь в тусклом коридорном свете. Оставшись наедине с собой, темнотой, одеялом и белым потолком, Стас еле подавил в себе желание застучать пятками по матрасу. Несправедливо. Вся ситуация была тупой до охуевания. Он уже взрослый. Ему двадцать четыре года. А его уложили спать в одиннадцать, как пятиклассника. Посверлив скучный потолок взглядом, Конченков перевернулся на бок, натягивая одеяло чуть ли не до ушей. За стенкой чуть слышно бурчал телевизор. Конечно, Игорь-то не собирался укладываться так рано. Его разрывало между жалостью к себе, обидой, злостью и невыносимой скукой. Телефон под подушкой завибрировал, уведомляя о новом сообщении. Стас дернулся было, но понял, что, если он зайдет в контакт или куда-либо еще, Игорь быстро просечет, что он не спит. Вздохнув, он снова заворочался, перекатываясь на другой бок. Ну и дебилизм. Он точно не уснет. А мог бы сейчас лежать рядом с любовником и смотреть ту тупую херню, что он сейчас там смотрит. Но вместо этого он лежит в темной комнате, отчаянно пытаясь хотя бы заснуть, чтобы не было так скучно. Провалявшись еще с час, что тянулся невероятно медленно, как гребанная жвачка, подплавившаяся на асфальте в жару и прилипшая к подошве кроссовка, он начал искать обходные пути. Если в интернет выходить нельзя, чтобы папочка не заметил, то, выключив звук, вполне можно было бы продолжить играть в гонки, верно? Под одеялом, чтобы, если Лавров решит проверить, не спалиться светом от экрана. Стас еще пару минут смаковал эту идею, прислушиваясь к происходящему за стеной, тихо сползая ниже по подушке и в конце концов накрываясь с головой. Достав осторожно телефон, он было разблокировал его, как тут же в уши ударила музыка из заставки игры. Чертыхаясь, парень судорожно попытался уменьшить звук, промахиваясь пальцами мимо кнопок, но к тому моменту, как ему это удалось, за дверью уже слышны были шаги. Запихнув смартфон как можно глубже под подушку, Конченков врубил свое актерское мастерство на максимум, плотно закрывая веки и притворяясь спящим. Тихонько скрипнула дверь, открываясь, затем едва слышный скрип старого паркета под потрепанным темно-синим ковролином, и вот уже он ощущал, как над ним нависла двухметровая фигура Игоря. Тот шумно дышал и всматривался, и Стас уже поверил было, что все проканает, и он уйдет, но вместо этого Лавров вздохнул тяжело: — Ты же нихуя не спишь, да? Парень открыл один глаз, оглядывая абсолютно неубежденного мужчину, затем открыл второй, проморгался и нехотя кивнул, обидчиво выдавая: — У меня не получается… Тот, посверлив его взглядом, откинул край одеяла, буркнув: — Чего разлегся, двигайся, — и устроился рядом, обхватывая Стаса всеми конечностями, — Уже полпервого ночи… Конченков, уткнувшись носом в его ключицу, вздохнул, пытаясь узкими ладонями подлезть под тяжелые руки, чтобы устроиться удобнее и прижаться теснее. Так засыпалось гораздо проще.

***

Несмотря на то, что день начался с заспанного смешного Игоря, с красным отпечатком шва подушки на щеке, и ленивого утреннего секса в теплой от их тел постели, ближе к семи часам вечера его начало потряхивать в негодовании. Наброски сценария так и оставались набросками, работы было непочатый край, а все, о чем мог думать Конченков, это то, как он сегодня снова промается в пустой темной комнате лишние два часа в бессмысленных попытках уснуть. Дима, страдающий похмельем, заливался попеременно то холодной минералкой, то энергетиками, и корчил страдальца с таким невероятным мастерством, что даже Лавров проникся к нему каким-то подобием жалости и не отвлекал лишний раз глупыми просьбами и приказами. А Стас молча злился, зная, что спорить или уговаривать бесполезно. Умом он понимал, что наказание (по сути плевое) заслуженно. Но что-то внутри едко вскипало каждый раз, в противовес логичным доводам вкидывая мысли, вроде: «целую неделю за каких-то десять минут!», «я уже взрослый, блять» и «пусть в жопу себе эту справедливость засунет». Лавров о его угрюмых думах даже не подозревал, позволяя себе, проходя мимо любовника по каким-то своим делам, потрепать широкими ладонями по короткостриженной макушке, на что парень лишь беззвучно цокал, разыгрывая бурную деятельность в ноутбуке. Несмотря на все нежелание Стаса, ночь все-таки наступила. Он, нахмурившись, сидел в комнате один, отклонив предложение Игоря провести вечер вместе, и, вместо нескольких часов с папочкой и последующим отбоем, два часа без интереса листал ленту в инстаграме и контакте. Мужчина, как и в предыдущий вечер, зашел без десяти одиннадцать, коротко постучавшись. — Время, Стас, — он выглядел недовольно, видно обидевшись на отказ, но говорил все равно мягко, и это бесило Конченкова еще сильнее, — Иди умывайся. Очень постаравшись не закатывать глаза, парень нехотя и очень медленно поднялся с кровати, а затем, громко топая, прошлепал в ванную. Вдумчиво почистив зубы, покорчив рожи своему отражению несколько минут, пародируя Лаврова и его «время, Стас», он все же соизволил вернуться в комнату, где, к своему удивлению, обнаружил любовника, восседающего на одном из стульев у маленького кофейного столика в углу. Решив проигнорировать присутствие папочки, Стас откинул край одеяла, вытаскивая из кармана спальных штанов телефон, чтобы запихнуть под подушку. Игорь явно хотел поговорить, но парень стойко игнорировал и его покашливания, и сложенные недовольно на груди руки, и поднятую в откровенном недоумении бровь. Недоумевает он, посмотрите-ка. Хмыкнув, Конченков улегся поудобнее, натягивая одеяло до подбородка и безразлично бурча: — Когда будешь уходить, выруби свет. Он понимал, что ходит по краю. И, сука, он сам согласился, он подтвердил, что это справедливо, что он сам виноват, но засыпать так рано было чертовски, блять, сложно, особенно когда любовник лежал за стенкой. У них было всего три недели вместе, вдали от всякой бытовой хуйни, и со всеми этими ранними отбоями он терял в общей сумме около четырнадцати часов рядом с Игорем. Да, он посчитал. Это не так уж и сложно. Он не понимал, на кого злится сильнее: на Игоря, на себя или на всю ситуацию в целом, но это все равно вымораживало до зубовного скрежета и головной боли. Лавров, судя по звукам (Конченков закрыл глаза, усиленно изображая спящего), поднялся со стула, тяжело вздохнув. Но направился не к двери, а к нему. Простынь где-то рядом с правым ухом зашуршала, подушка под затылком слегка приподнялась, и Стас, распахнув глаза, понял, что любовник забрал его телефон, который сейчас небрежно запихнул в задний карман джинсов. Игорь молча смотрел на него сверху-вниз, будто ожидая реакции, но скоро сдался, отворачиваясь. Рука сама подлетела, пальцы сами вцепились в низ потрепанной домашней футболки с незатейливым принтом, растягивая ткань. Если Лавров сейчас уйдет в таком настроении, то ему точно не заснуть, а они будут плеваться в друг друга ядом до конца съемок. — Игорь, — выдохнул Конченков тихо, тот повернулся через плечо, мягко оглядывая его от тонкой кисти до скрытого по подбородок лица, — Наклонись… Атмосфера в комнате резко изменилась от напряженно-обвиняющей на игриво-легкую. Еле сдерживая довольную улыбку, мужчина наклонился к нему, вглядываясь в хитрые темные глаза и упираясь одной ладонью в матрас на уровне его ребер. Сердце бухало в груди так громко, что казалось это слышит даже Фадеев в номере напротив, не то что любовник в десяти сантиметрах над ним. Ладони удобно легли на широкие плечи, скользя выше к шее, чтобы притянуть ближе, еще ближе, чуть ли не укладывая его сверху на себя. — Ты мудак, — улыбаясь Игорю в губы, выдохнул Стас, сверкая темными глазами в развеселенные глаза любовника и втягивая его в мягкий поцелуй с привкусом мятной зубной пасты, тут же отрываясь, — И я тебя ненавижу. Лавров засмеялся тихо и утробно, и его смешки вибрацией отдались во всем теле. Клюнув его в губы еще раз, он выпрямился, все еще улыбаясь: — Пизде-е-еж… Злость отпустила, будто ее и не было, тело окутало приятной усталостью, словно теплым мягким пледом, и, когда Игорь, выходя из комнаты, потушил свет, Стас уже зевал, прикрывая рот ладошкой. Провалявшись в кровати и изучая потолок всего каких-то сорок минут, он относительно быстро заснул, прижимая к животу подушку, на которой вчера ночью спал любовник.

***

На следующий день Стас придумал план. Даже не так — План, с большой буквы «П». План был тупой до охуевания и, именно поэтому, вполне мог сработать. Телевизор негромко бурчал, вещая на всю страну какой-то глупый псевдо-детективный русский сериальчик, из разряда «если вставить пробирку с неизвестной жидкостью в мультиварку, она за три минуты покажет нам ДНК убийцы». Игорь расслабленно развалился на большую часть кровати-полуторки, упираясь ступнями в бедро лежащего поперек матраса Конченкова. Тот краем глаза следил за разворачивающимся простеньким сюжетом на экране, одной рукой листая что-то в телефоне, а другой зачем-то дергая Лаврова за штанину, большим пальцем время от времени проходясь легонько по выступающей косточке на голени, отчего мужчина каждый раз чуть дергался от щекотки, но ноги все равно не убирал. Было тепло и лениво, двигаться или разговаривать не хотелось, хотя над Стасом и висело Дамокловым мечом осознание скорого отбоя. За двадцать минут до часа икс Конченков отложил телефон, переключая все свое внимание на любовника и забираясь пальцами под штанину, чтобы от сухожилия над пяткой мягко провести кончиками пальцев вверх к икроножной мышце. Лавров скосил на него уставшие глаза, мягко глядя из-под полуопущенных ресниц и приподнимая одну бровь. — Папочка, — протянул Стас тихо, спускаясь ладонью вниз к лодыжке и ведя уже поверх штанов до колена. Всегда было так интересно наблюдать, как лоб Игоря разглаживался от морщин, а глаза загорались, стоило парню назвать его так. Будто просто осознания того, что Стас его малыш, не хватало, и нужно было постоянное устное подтверждение. — Да? — заинтересованно выдохнул мужчина, перескакивая взглядом от его лица на тонкие пальцы, вырисовывавшие круги на колене, и обратно. Конченков плавно сел, устраиваясь между его ног, и, уложив обе ладони на коленные чашечки, чуть потягиваясь и подаваясь вперед, повел ими по внутренней стороне бедер вниз к члену, но не задевая его и скользя выше к животу и груди, вслед за собственными пальцами укладываясь сверху на любовника и вжимаясь своими бедрами в его пах. Игорь хмыкнул, укладывая тяжелые ручищи на его спину и прижимая к себе: — Я не настолько глупый, малыш, чтобы не понять, что ты делаешь, — со смешком выдохнул он куда-то Стасу в макушку. Тот, устроившись поудобнее и прижавшись щекой к его груди, только пожал плечами, прикрывая глаза. — Я ничего и не делаю… Мужчина снова хмыкнул развеселенно, выдавая что-то вроде «ну-ну». Как уже говорилось, План был тупой до охуевания и основывался лишь на ма-а-аленькой вероятности того, что усни, к примеру, Стас рядом с Игорем, тому будет жалко его будить, чтобы отправить восвояси. Поэтому Конченков, по ощущениям, в тысячный раз за эти три дня, усиленно притворялся спящим, ровно дыша через нос. Он даже подумывал пустить слюну на футболку любовника для пущей убедительности, но все же решил, что это перебор. Грудь Игоря мерно вздымалась под головой, сердце глухо в одном ритме стучало о ребра, а широкие ладони приятно и тепло водили по узкой спине, посылая глупые мурашки от затылка до поясницы, что только отвлекали его от роли «глубоко спящего человека». Ну и тяжелый член любовника, отделенный от его паха всего четырьмя слоями ткани, тоже мешал сосредоточиться. — Стас, — тихо выдохнул Игорь в скором времени, проводя по спине чуть сильнее. Тот промолчал. Но мужчина и не подумал сдаваться, — Стас, ты спишь? Конченков что-то неразборчиво замычал, зарываясь лицом глубже в шею папочки и якобы пряча глаза от неяркого света лампы на прикроватной тумбе. — Малыш, твой стояк упирает мне в бедро, я не поверю, что ты уснул, — его тон был искренне веселым и в голосе явно слышен был смех, но парень решил идти до конца, все еще изображая спящего. По спине мягко похлопали, а в ухо выдохнули, — Иди умываться и спать…. Стас, поерзав немного и поняв, что отступать некуда, буркнул неразборчивое «нхчу», поднимая слипающиеся глаза на Игоря и утыкаясь острым подбородком ему в ключицу. — Что? — поинтересовался Лавров, заглядывая своими зрачками будто прямо ему в мозг, отчего тут же накрыла волна какого-то абсолютно детского смущения. — Я не хочу, — повторил парень чуть капризно, морщась и опуская взгляд, — Это нечестно, хочу остаться с тобой. Игорь, тяжело вздыхая и обхватывая его за талию покрепче, сел, хмурясь и разглядывая острое лицо напротив. — И ты решил сказать это сейчас, когда через пять минут должен уже лежать в постели? — его плечи под ладонями Стаса напряглись и выглядел он, мягко говоря, расстроенно, — Давай ты сейчас пойдешь спать, а мы завтра обсудим… — Нет! — прервал его Конченков, убирая руки и пытаясь вырваться. Мужчина на удивление легко его отпустил, позволяя встать с кровати, — Я не пойду. Это нечестно, за какие-то десять минут неделю ложиться спать так рано! — все, что Стас говорил себе в последние три дня, сейчас жарким потоком выливалось на голову молчавшего Игоря, — Я, блять, не могу это делать, это тупо, хватит строить из себя хуй-знает-что. Лавров, глядя на него исподлобья, плавно поднялся, тут же заставляя все возмущения застрять в горле. Блять. Блять-блять-блять. Орать на него было очень, о-о-очень, хуевой идеей. Стас отступил на шаг, опасливо ища пути отхода. Игорь выглядел пиздецки злым. — Иди спать, — ровно произнес он, — Сейчас. Собрав остатки храбрости в кулак, Конченков мотнул отрицательно головой, понимая, что этой самой храбрости и на полноценное слово не хватит. В следующую секунду его будто снесло к противоположной стене и перевернуло. Оказавшись уткнутым лицом в отвратительно-бежевую стену, прижатый горячим тяжелым телом, он понял, наконец, весь пиздец ситуации. Он выбесил Игоря. И это очень-очень плохо. Над ухом прорычали: — Хуй-знает-что? Желудок скрутило в страхе и, охуеть как некстати, возбуждении, которое сейчас было ни к селу, ни к городу. Пальцы любовника подцепили резинку пижамных штанов, сдергивая тонкий хлопок вместе с бельем с ягодиц, которые тут же обдало теплым воздухом. Член заинтересованно дернулся. Стас отлично понимал, что стоит ему сказать сейчас «хватит», и Лавров остановится, отпустит и они спокойно решат эту ситуацию, но говорить ничего не хотелось. Тяжелая ладонь со звонким шлепком опустилась на его задницу, кожу обожгло волной легкой боли, что тут же мурашками разбежалась вверх и вниз по телу и отдаваясь где-то в груди диким удушливым стыдом. Стас задохнулся на секунду, тут же всхлипывая. О, черт. Ему это нравилось. Игорь, к его огромному смущению, тоже это понял, протяжно выдыхая и, видимо, сдуваясь, как развязанный воздушный шарик. — Повернись, — приказал он, отступив на шаг, и, дождавшись, пока Конченков повернется, продолжил, — Наказание никто не отменял. Ты сейчас идешь спать, — он замолк на секунду, одарив его тяжелым взглядом, — а завтра мы поговорим обо всем этом. Возражения? — Н-нет, — слабо ответил парень, пряча глаза. Ягодица горела, в паху было тяжело и немного влажно, и хотелось одновременно, и чтобы Лавров перестал так смотреть и пожалел его, и чтобы вот это ощущение полного подконтрольного состояния не уходило. Он все-таки был извращенцем. Игорь снова приблизился, уже нежно вжимая его в эту треклятую стену и одной рукой натягивая штаны обратно, мягко проходясь подушечками пальцев свободной руки по горящей острой скуле. — Иди спать, малыш, — он влажно прижался горячими губами к его щеке, чуть отираясь щетиной, и отошел к двери, открывая ее. В третью ночь своего наказания Стас вырубился, как только его голова коснулась подушки.

***

На четвертый день недовольство Игоря заметили все. Не было ни одного человека в студии, что не огреб бы от пышущего злостью Лаврова. Кроме Стаса. Знай он любовника чуть меньше, решил бы, что его игнорируют. Но тот продолжал следить за ним темными глазами, куда бы он не пошел, следил, чтобы Конченков в обеденный перерыв реально поел, а не печатал сценарий, как ошалелый, и ненавязчиво, для чужого взгляда, впихнул ему очки в ладонь, когда парень уселся за ноутбук без них. И Стас чувствовал себя виновато. Вся напускная бравада покинула его, и осталось лишь осознание того, что, в принципе, Игорь был прав. От предстоящего разговора скручивало желудок, а в груди было так тесно, что не вздохнуть. Хотелось, чтобы вечер уже наконец-таки, блять, наступил, и они все решили. Ожидание сводило его с ума, а задумчивый, но злой Лавров, как собака гавкающий на всех подряд, только подливал масла в огонь. Фадеев, иногда слишком понимающий, стоило рабочему дню кончиться, поспешил свалить в неизвестном направлении, бросив перед уходом на Стаса сочувствующий взгляд. Таким же взглядом его одарила та самая девочка-продюсер, что так любила пошутить на тему «папочки Игоря», а еще Виталик, что организовывал их концертную деятельность, да даже долбанные операторы, и те, перед тем как уйти, похлопали его по плечу, выражая свою молчаливую поддержку в предстоящей миссии по успокоению Большого Русского Босса. Вот только храбрости ему это не прибавило. Молчание, в котором они шли до хостела, не шло ни в какое сравнение с их обычной уютной тишиной. Уютная тишина была, когда они оба прекрасно понимали, что хочется сказать, и поэтому ничего не говорили. Сейчас сказать хотелось многое, очень многое, особенно, видно, Лаврову, который одарил девушку на ресепшене таким взглядом, что Стас на секунду подумал, что бедняжка прямо сейчас пойдет писать «по собственному». В номере Игорь слегка расслабился, тяжело падая на стул и подпирая голову ладонью. Замешкавшись на секунду, Конченков аккуратно присел на краешек стула, напряженно вглядываясь в осунувшееся лицо любовника. Начинать первому себе дороже, решил он, поэтому терпеливо ждал, когда мужчина соберется с мыслями и заговорит. Ждать пришлось не долго. — Я запутался, — устало выдохнул Игорь, сжимая пальцами переносицу, — Я уже не уверен, что ты действительно этого хочешь или что тебе действительно это нужно… Стас стыдливо опустил взгляд, сдерживая желание перебить любовника, чтобы он не нес хуйню. Тот снова ненадолго замолчал, и парень уже открыл было рот, когда Лавров продолжил, поднимая на него глаза: — Я слишком сильно давлю? Тебя не устраивает все или что-то конкретное? — выглядел он уже не злобно, а как-то… разбито, — Мы все можем вернуть, как было, только скажи… Конченков смотрел на него как на дебила, потому что другого слова, чтобы охарактеризовать мужчину, у него сейчас не было. — Блять, — выдохнул он сквозь зубы, и Игорь дернулся нервно, на что Стас тут же затараторил, — Я сам решил, я сам попросил, меня все устраивает. Я просто… Он замолк, обводя глазами комнату, будто где-то на стене написаны подходящие слова. Лавров ждал, все еще напряженный, хотя атмосфера в комнате заметно разрядилась. Главный вопрос «нужно ли тебе это?» был решен, и оставалось дело за малым. — Я просто… — вновь повторил парень, опуская взгляд на свои ладони и нервно заламывая пальцы. То, что он сейчас хотел сказать, звучало глупо, но крайне точно описывало его состояние, — Я просто не всегда могу быть достаточно…маленьким? Мужчина резко расслабился, в облегчении пряча лицо в ладонях и трясясь от беззвучного смеха. — Эй, блять, — возмутился Стас, пиная ножку его стула, — Что ты ржешь-то, еблан? Игорь посмотрел на него так нежно, будто Конченков ему тут в любви признавался, а не покрывал матами, все еще прикрывая ладонями широченную лыбу. Отодвинувшись от стола, он похлопал по коленям, молчаливо предлагая любовнику переместиться. Парень тут же подорвался, усаживаясь на бедра папочки лицом к нему, и скрещивая кисти рук за его шеей. Широкие ладони привычно легли на талию, жар от прикосновений тут же расслабляющей волной прошелся по телу, и Стас почувствовал, что еще немного, и он сделает что-то невероятно глупое. — И что же помогает тебе чувствовать себя «маленьким»? — с улыбкой поинтересовался Игорь, прижимая его к себе крепче. Конченков поднял глаза на потолок, потом погипнотизировал стену за левым ухом любовника, а потом, сдаваясь, выдохнул обреченно: — Ты. Лавров разулыбался еще шире, с усмешкой выдавая: — Я правильно понял, что ты не можешь ложиться так рано, потому что ты слишком «взрослый», — Стас буквально физически ощущал эти гребанные кавычки, — А чтобы чувствовать себя маленьким, тебе рядом нужен я? Парень смущенно потупил взгляд, нехотя кивая. — Малыш, — вздохнул Игорь, резко становясь серьезным, — Наказания — это наказания. Они не должны тебе нравиться… Да, до Стаса уже дошло, спасибо большое. То, каким тоном Лавров пытался объяснить ему прописные истины, отдавалось волной чего-то горячего внутри, будто все вставало на свои места. — Например, — с усмешкой продолжил папочка, — мы теперь знаем, что наказывать тебя поркой не имеет смысла… Лицо резко заполыхало в стыдливом жаре и он, поерзав, снова кивнул, показывая, что понял. Наказание — это наказание. И действительно, теперь у него и мысли не возникнет в ближайшее время провернуть такую же херню с обговоренным временем отбоя, тем более специально. Стало еще более стыдно. Черт. Сам виноват, сам наворотил, а потом еще и возмущался. Лавров наблюдал за его мыслительным процессом с улыбкой, довольный тем, что они решили проблему без особых жертв. — Осталось четыре ночи, — добавил он, опуская ладони с талии на бедра, отчего Стас тут же прогнулся в спине, — И, если мой маленький мальчик попросит, я вполне могу ложиться с ним, чтобы он нормально засыпал… — Правда? — неверяще выдохнул парень, поднимая на него свои большие блестящие глаза, — Пожалуйста, папочка… — Договорились, — мурлыкнул Игорь, прижимая его к себе и заползая пальцами под толстовку. Все оставшиеся ночи своего наказания Стас без особых усилий засыпал под размеренное дыхание любовника.

***