Шутки

Снилось что-то очень легкое и прозрачное, настолько невесомое, что Стас, еще даже не открыв до конца глаза, уже успел позабыть, что же там такое было. На бедре отчетливо ощущалась горячая ладонь, а в ухо назойливо шептали: — Вставай, малыш, ну же… Парень кое-как разлепил глаза, рассредоточено оглядывая купе. Поезд стоял. Из большого квадратного окна на столик падал синевато-белый свет станционного фонаря. Игорь нашелся рядом у полки, почему-то полностью одетый, и пытался его растрясти посреди ночи. Дима громко сопел внизу. — Чувак, — сонно и полушепотом протянул Стас, приподнимаясь на локте и растирая ладонью лицо, — ты чего? Лавров заговорщически улыбнулся, отходя немного, чтобы парню было удобнее слезать вниз. Конченков, оказавшись на полу, почувствовал, как на него натягивают его парку, как вжикает его молния, застегиваясь до самого подбородка, который он, все еще не проснувшись, приподнял. Игорь тихонько хмыкнул на это действие, проходясь по гладковыбритой коже подушечкой большого пальца. Стас потянулся было за ладонью, но в итоге просто уткнулся лицом в плечо любовника, блаженно прикрывая глаза. Спать хотелось жутко. — Малыш, не спи, — низкий голос папочки лениво разошелся мурашками по шее и затылку. Кое-как оторвавшись от твердого, но такого удобного, плеча, парень несколько раз хлопнул глазами, пытаясь проснуться. Игорь не стал бы его будить без причины. До одури горячие (даже сквозь парку) и знакомые ладони прошлись по плечам, легонько растирая, чтобы окончательно разбудить. Постояв еще с минуту в тишине, мужчина мягко схватил его за руку и повел к выходу из вагона. Проводница, кутаясь в огромную форменную куртку, на удивление приветливо и устало им улыбнулась, выпуская на перрон. И Стас, под мягким насмешливым взглядом Игоря, наконец, проснулся. Первый снег крупно и тихо падал на почти пустой перрон, кружась в неярких пятнах редких фонарей. Мягко ложился колючей и пушистой шапкой на деревянные лавочки и потрескавшийся неровный асфальт. Одноэтажное здание станции из красного кирпича припорошило, и теперь оно выглядело почти как сказочная пряничная избушка в синеватых сумерках. Лавров наблюдал за его реакцией, довольно подкуривая сигарету и с наслаждением затягиваясь. Стас, не отрываясь от зрелища кружащихся в воздухе снежинок, похлопал себя по карманам и поморщился. Сигареты остались в сумке. Игорь протянул ему свою, только-только раскуренную, и ненавязчиво потянул за собой подальше от всевидящего и любопытного взгляда проводницы. Снег, раззадоренный порывом ветра, колкими щипками полетел в лицо, прилип к ресницам, защекотал нос, заставляя Конченкова смешливо поморщиться еще раз и отвернуться, хитро глядя на папочку. Тот, с расползающейся улыбкой, смотрел в ответ, останавливаясь и натягивая на голову Стаса капюшон с меховой оборкой, стряхивая с длинных темных волосков искусственного меха тут же налипший снег. — Не зря разбудил? — Игорь продолжал говорить тихо, будто они кому-то могли помешать на практически пустом перроне, но от его низкого голоса создавалось впечатление, что они одни не то что в пределах слышимости. Они одни в радиусе километра. Снег плотной стеной защищал их от взглядов редких свидетелей и ночных любителей никотина. Стас угукнул, радостно выдыхая последний дым из легких и щелчком пальцев отправляя сигарету в дальнее путешествие, куда-то в наметившийся в скором будущем сугроб. Мужчина еще раз отряхнул его капюшон от снега, обеими ладонями вцепляясь в мех, и, притянув его к себе, наклонился для быстрого, практически незаметного, поцелуя. Конченков, разглядывая его довольное лицо, тихо и хитро захихикал, в одну секунду оказавшись у стоящей рядом лавочки, и сгребая в ладошку лежащий на ней снег. — Только, блять, попробуй, — голос Игоря звучал почти-устрашающе, но в светло-голубых глазах плясали смешинки, так что Стас, взвесив все «за» и «против» и решив, что пиздюлей ему вряд ли дадут, легким движением кисти отправил недо-снежок прямиком в любовника. Снежный кусок, развалившись по пути, неуклюже шлепнулся Лаврову о живот, мягко соскальзывая с черного синтепона куртки. Мужчина, проследив сей печальный путь взглядом, приподнял бровь: — Тоби пизда, — выдохнул он и рванул к Стасу, по пути сгребая с лавки снег. Заржав, Конченков принялся убегать, скользя кроссовками по заледеневшему перрону. Снежный снаряд прилетел в затылок, рассыпавшись от встречи с капюшоном. Игорь бросал вполсилы, но все же ощутимо. Стас, по большей части, мазал мимо, пару раз чуть не вскричав победно, когда снег попадал мужчине в плечо или в спину. Печально сформировав последний снежок (на оккупированной им лавочке снега не осталось, на асфальте он быстро таял, смешиваясь с грязью, а бежать до следующей было далеко), он вложил в него все свое желание попасть в папочку. И попал. Еще как. Господи, как же он попал. Снежок, пролетев добрые метров шесть, юрко скользнул Лаврову за шиворот. Тот, громко заматерившись, принялся расстегивать куртку, прыгая на одном месте, чтобы вытряхнуть холодные комки, и ежась. Стасу пиздец. Определенно. Но это выглядело так забавно, что он, вместо того, чтобы подумать о спасении своей задницы, согнулся пополам в хохоте. Может именно поэтому он и не заметил надвигающегося по его душу Игоря. Мужчина уже стоял вплотную, когда смех застрял в горле. Вид у него был точно не дружелюбный. — Смешно тебе? — спокойно спросил он, делая еще шаг вперед и оттесняя Конченкова к лавке. Парень несмело улыбался, продолжая отступать. Блять, ему действительно смешно. Смех бурлил внутри, выходя тихими и не очень смешками, но смеяться в лицо папочке было как-то…страшно. Край лавочки удачно лег под колени, и Стас почти мягко прилег на нее, не ударившись затылком лишь из-за мягкого капюшона. Игорь навис сверху, хитро усмехаясь. — Смешно? — повторил он. Конченков, уловив настрой, кивнул, снова срываясь в хихиканье. — А так смешно? Ледяные и мокрые ладони заползли под парку и футболку, проходясь по худым ребрам и заставляя Стаса взвизгнуть и задохнуться от холода и хохота. Любовник щекотал его, приговаривая «Смешно тебе, говнюк?», удерживая парня под собой, пока тот не начал икать от смеха и колотить его ладонями по плечам. — Отпусти-и-и, — взвыл он, хохоча еще громче. Ресницы слиплись от слез и смеха, где-то внутри было горячо от переполнявшего счастья, будто он высмеял все напряжение, копившееся месяцами. — Тише будь, хохотушка, — мягко хмыкнул Игорь, вытаскивая ладони и поправляя на нем парку, — А то, не то, что состав разбудишь, а весь город. Стас выдохнул, успокаиваясь, и влажными глазами посмотрел на папочку, разглядывая. Руки, еще недавно колошматившие по плечам любовника, расслабились, приобнимая его за шею и притягивая к себе. Откуда-то сбоку раздалось почти-вежливое покашливание. — Какие же вы умилительные уебаны, — сонно протянул Фадеев, ежась и кутаясь в свое пафосное пидорское пальто, — надеюсь, что эта хуйня мне снится… Игорь, фыркнув, встал, рывком поднимая Стаса следом. — Нахуй иди, — практически дружелюбно посоветовал он Диме, утаскивая Конченкова с собой в вагон. Они быстро шли по узкому коридору, мимо их купе, мимо туалетов, прямиком в тамбур, и стоило тяжелой двери с тихим щелчком закрыться, как сердце Стаса громко застучало в ушах, разгоняя кровь по замерзшим конечностям. В парке сразу стало жарко и душно, но Игорь, не теряя времени зря, быстро расстегнул молнии на их куртках, резко вжимаясь твердым телом в тело парня. Стас заскулил, задыхаясь от навалившегося в секунду возбуждения. О, да. Это то, чего он хотел. Лавров, нахмурившись на раздавшийся скулеж, отстранился, сбавляя обороты, но Конченков замотал головой, притягивая его к себе. — Нет, — выдохнул он нервно, внутри все билось и дрожало, посылая сигналы SOS в мозг и требуя сделать хоть что-нибудь, — Нет, мне нравится так… Игорь усмехнулся, дергая его за воротник на себя и приближая лицо вплотную к своему, не наклоняясь при этом и заставляя Стаса привстать на цыпочки. — Как? — поинтересовался он спокойно, вглядываясь в зрачки парня и выискивая там ответ, — Ну же, малыш, как? — Жестче, — выдохнул Конченков, сдаваясь и цепляясь тонкими пальцами за запястье удерживающей его руки, — Хочу жестче. Лавров расплылся в улыбке, довольной сытой улыбке, не предвещающей ничего хорошего, и резко дернул его на себя, разворачивая и вжимая в железную стенку тамбура, ощущающуюся холодом под острой скулой. Сердце где-то под кадыком сделало кульбит, начиная биться чаще. Все вокруг смазалось и обострилось. — Мой малыш хочет жестче, — лениво проговорил он, ведя ладонями вверх от худых коленей к бедрам, вжимая их в свой пах, и Стас задохнулся, судорожно хватая воздух. Ему было хорошо. Просто охренительно хорошо. — Не так уж сложно было сказать, правда? — ехидно раздалось над ухом, пока все еще холодные ладони оттягивали резинку спортивных штанов. Сильные пальцы сжались на ягодицах, вызывая гортанный стон. Стас отчаянно закивал, не очень понимая, что именно у него спрашивают. Но да, да-да-да, что угодно, только не останавливайся. Умоляю. — Но я думаю, что мой маленький мальчик заслуживает, чтобы все было как положено, — мужчина зарылся холодным носом ему в загривок, посылая волны мурашек вниз по спине до ягодиц, которые он сейчас сжимал и мял так, что назавтра будут синяки, и это тоже приводило Стаса в восторг, — Чтобы долго, по-настоящему долго, со всем, что только приходило тебе в голову, — он осторожно прикусил мочку его уха, переводя дыхание, — Сначала я тебя выпорю так, чтобы ты забыл все слова, кроме «папочка»… Парень захныкал, выгибаясь. О боже, неужели это реально происходит? Внутренности скрутило в предвкушении, рот наполнился слюной, и он тяжело сглотнул. Да он уже забыл все слова. — А потом я поставлю тебя на колени и… Пальцы резко исчезли, как и тяжесть веса Игоря. Стаса развернули обратно, и тот начал было жаловаться, но папочка лишь шикнул на него. И вовремя. Дверь в вагон открылась, являя их взорам проводницу, подозрительно оглядывавшую замерших в «непринужденных» позах молодых людей. — Вы тут не курите? — поинтересовалась она, принюхиваясь, и Стаса, невовремя, разобрало на нервный смех. Это было…близко. Игорь что-то втирал ей про ворчливого друга, который бурчит, что они слишком громко разговаривают в купе, а проводница понимающе кивала, пока Конченков пытался унять рвущееся наружу хихиканье. В конце концов, она ушла, и Стас, не сдерживаясь, рассмеялся. Твою же мать. Ну твою же мать. Игорь, не разделявший его веселья, уложил свою тяжелую ладонь ему на загривок, подтаскивая к себе. — Я тебя услышал, — спокойно сказал он, внимательно разглядывая его лицо, отчего парень почувствовал удушливое смущение, — Но это не будет покидать пределы постели. Я хочу заботиться о тебе, а не наказывать за любую хуйню, чтобы ты от меня шарахался при каждом движении, хорошо? Стас кивнул, безмятежно улыбаясь, и Игорь, наконец, улыбнулся в ответ. — Маленьким мальчикам давно пора спать, — осторожно произнес он, выталкивая Конченкова из тамбура, и тут же, зажмурившись на секунду, оглушительно-громко чихнул. А потом еще раз. И еще. Утром Стас, ожидая, пока проводница найдет ему сдачу за чай, наблюдал как мимо проносятся деревья, покрытые белоснежными колючими шапками. Игорь в купе, в тысячный раз за утро, чихнул, громко шмыгая носом после. Дима что-то обидчиво буркнул (его успели послать нахуй уже в восьмой раз, хотя проснулись они пятнадцать минут назад) и, вроде бы, Стас точно не был уверен, взмолился. Поезд медленно, но верно, приближался к железнодорожному вокзалу Уфы. .