В поместье Нотт прибыл мрачнее тучи, что не предвещало ничего хорошего. Его невольная невеста, наоборот, светилась странноватым чародейским сиянием и разглядывала предметы интерьера с особым любопытством. Тео раздраженно тряхнул головой: "Будто она что-то в этом понимает, в слиянии барокко и эпохи Возрождения, в соитии мрамора и тонкого алого шелка. Ценительница прекрасного из деревни!". Но Луна, к счастью, его мыслей не слышала, продолжая во все глаза наблюдать за переливами хрустальных ваз и бликами медных подсвечников. До чего красиво! Отовсюду веет стариной, духом язычества и древних оккультистских обрядов! Воспалённое сознание девушки проектировало полупрозрачных призраков с нечёткими размытыми контурами, больше похожих на болотные огоньки, за которыми так и хочется пойти в самую трясину. Она даже не замечала, как угрюмый Теодор ведёт её, точно неразумную, по коридору, буквально тянет за собой, оставляя на запястье белые полукружия от ногтей.
— Твоя комната прямо и направо до конца коридора, в ней уже есть все необходимое, одежду принесу позже. А теперь иди к себе, я хочу побыть один.
Тео шумно выдохнул и уж было развернулся, чтобы поспешно ретироваться — подумать только! — из собственного дома, как звонкий, по-детски разочарованный голосок прозвучал, отбиваясь эхом, над самым ухом:
— Как скажешь, Тео, но когда мы сможем провести время вместе?
— Лавгуд, ты что, спятила? В субботу свадьба, а три дня, что остались до неё, мы можем не утруждаться обществом друг друга, и ты хочешь испортить их?!
— Но я думала, что когда стала твоей невестой, ты полюбил меня, у тебя же даже Авада не получилась.
Нотт начал закипать. Инцидент, после которого парень лишился чёрной метки и опозорился на всю оставшуюся жизнь, — это явно не то, о чем он хотел вспоминать. Подумать только, что на него нашло? Какой-то приступ жалости и сердобольной нежности. А попробуй такой вот не посочувствовать — глупой, осквернённой, но всё-таки такой чистой душевно. Или нет. Тео точно не знал.
— Ещё одно слово, — злобно прорычал он, едва сдерживая своего внутреннего Аббадона на цепи, — и все прекрасно получится, клянусь. Живо к себе!
Луна вздрогнула. Глаза её вмиг наполнились солоноватыми слезами, она тихонько всхлипнула, прижав ладони к лицу, будто для того, чтобы не видеть, как злится Нотт. Тело резко сорвалось и унеслось куда-то прочь, как подхваченный на ветру лист. Парень посмотрел ей вслед, и что-то глубоко внутри заставило его пожалеть о том, что он довел её до слёз. Догнать, успокоить и обласкать, как ребёнка, наткнувшегося на запрет? Пожалуй, нет. Теодор не спешил снова увидеть спутанные в жгут светлые волосы, тонкие ломкие пальцы и серьги-редиски, с которыми Луне никогда не расстаться.
Кудесница тем временем добралась до своей комнаты: она оказалась не больше той, в которой девушка жила в детстве, когда ее отец был жив. Ремонт явно не был новым: на стене висели потертые картины, кровать — с достаточно твёрдым матрасом и без подушки. Луна вздохнула и присела на одиноко стоящее кресло. Последнее приветственно заскрипело, будто никого не принимало в свои объятия уже несколько десятков лет. «Это явно не похоже на жилище богатого человека» — задумчиво подытожила Лавгуд, разглядывая, хоть и без прежнего энтузиазма, несколько пыльный комод с резными ручками и узкой прорезью-замком. Но ведь имеется и ванная, уж она-то точно не разочарует! Девушка бодро вскочила, спешно подобралась к двери и величаво распахнула, как королева распахивает свои несоразмерные хоромы. Но комната никак не отличалась от спальни: тот же несвежий ремонт, те же тона, разве что в углу громоздилась тяжелая серебристая ванна, а на стене, в комплекте с крохотным зеркалом, висела раковина.
— М-да, — негромко произнесла Луна, выходя из ванной, — весело.
Не прошло и часа, как в дверь постучали.
— Твои вещи, — на пороге показалась статная фигурка Нотта с кипой одежды, аккуратно сложенной, выстиранной, с резким запахом хвои. — Переоденься во что-то нормальное.
— Хорошо, — тут же кивнула Луна, начиная стягивать с плеч изорванную до лоскутов кофту.
— Да не сейчас, — тут же остановил ее Теодор, демонстративно отворачиваясь. — Я уйду — переоденешься, — добавил парень, недовольный: ему уж точно претила роль няньки для эдакой чудачки.
Лавгуд лишь грустно вздохнула. Новая одежда ей приглянулась: узкие чёрные брюки и достаточно открытая белая футболка. Волшебница покрутилась у зеркала, распустила волосы, с поводом и без рассыпая короткий радостный смех. В таком наряде, как ей показалось, самое удачное — гулять по поместью, осматривать будущие владения, в которых ей придётся коротать век. Другие комнаты были обставлены и отремонтированы немного лучше, однако также не внушали доверия. Луну несказанно шокировало то, что она встретила всего лишь одного старого домовика-уборщика. «Интересно, где прислуга? Неужели Теодор всех выгнал?» — подумала девушка и решила-таки спуститься к жениху, дабы перекинуться хотя бы парочкой фраз. Парень что-то увлечённо готовил у плиты.
— Тео, давай я сготовлю?
— Я сам, — холодно отрезал Нотт, не сбавляя темпов в приготовлении кулинарного шедевра. Пахло, по крайней мере, совсем неплохо.
— Ну ты чего, мне же несложно помочь тебе.
— Ты пока слаба, иди к себе.
— Но мне скучно, Тео, — плаксиво пожаловалась Луна — и обвила руками талию юноши, прижалась щекой к его плечу. Нотт тут же дернулся, высвободившись из ее объятий, но его как громом поразил тихий, настойчивый шепот: — Побудь со мной.
— Слушай, тебе что, заняться нечем? — с демонстративным вниманием поинтересовался Теодор, ощущая чертовскую неловкость. Опять эти женщины! И снова вгоняют в краску и какой-то необъяснимый ступор! — Как Грейнджер обходилась без меня, скажи на милость? Ей же не было скучно! Почему ты не можешь оставить меня в покое?
— Она болтала с нарглами, вот ей и не было одиноко, — пожала плечами Луна и, хорошо скрывая разочарование, добавила: — А у тебя они не живут: здесь очень тёмно и однообразно.
Нотт про себя заматерился мощнейшими трёхэтажными словечками, от которых бы и Тёмный Лорд залился румянцем.
— Что ты несешь? Какие нарглы? Оставь меня в покое! Возвращайся к себе и не показывайся до обеда!
— Как скажешь, я уйду, — Луна раздосадованно опустила голову и поплелась вон из кухни.
В груди Тео вновь всколыхнулось чувство вины. С одной стороны, его жутко выводили из себя приставания Луны, но с другой он понимал, что она всегда была немного не в себе, а теперь, после сорока Круциатусов и изнасилования этим сущим дьяволом, которого побаивался и сам Теодор, — вообще не понятно, что с ней приключилось. Возможно, что-то внутри, в голове, в бесконечных нейронах мозга, покалечилось, и у волшебницы отшибло память о том, что было той злополучной ночью, а, следовательно, помнит она только то, как парень спас ее. Нотт знать не мог. Круциатусы Волдеморта способны как угодно подкосить любой, даже самый здоровый организм: видимо, мощь чёрного колдуна настолько велика, что воздействует даже на физиологию. С этими невесёлыми мыслями Теодор покончил с готовкой, налил чаю и пошёл в комнату к той, что отныне считалась его невестой. Бр-р-р, как непривычно! Луна лежала на кровати, уткнувшись в подушку, точно безжизненный труп. С ней явно что-то творилось.
— Ну чего ты? Что я сделал? Я же тебя и пальцем не тронул, — Тео аккуратно присел на край и поставил чай на достаточно широкую спинку кровати. Тонкий дымок разносил по комнате приятный аромат лесных ягод и полевых
цветов. — На, выпей лучше.
Луна приподнялась, уткнувшись усталыми томными глазами прямо в лоб Нотта. По телу пробежалась жуткая дрожь.
— А я хочу, чтобы ты меня обнял, поцеловал и не уходил долго-долго.
— Так, не реветь, — Теодор ненавидел женские слёзы так сильно, как только мог, и никак не мог узнать, как прекратить такие вот излияния чувств.
И он, кажется, понял, как повлиял Круциатус на Луну: девушка до сих пор боялась чего-то, нуждалась в тёплых ободряющих объятиях, подобных тем, в которые Гермиона заключала ее в подземелье. На это Нотт был явно не готов. Тёмный Лорд сломал её, как тонкий сухой стебель, не тронув душевно гибких Гермиону и Джинн. Хитёр — истинный демон.
— Слушай, я бы обнял, но ты же долгое время была с Лонгботтомом, а теперь он умер, и неприлично будет… ну, ты поняла.
— А я его любила будто когда-то, — доверчиво заулыбалась Луна, придвигаясь всё ближе и ближе, — он же толстый, некрасивый, с дурацкой прической. Я, конечно, понимаю, что к этому приложили руку мозгошмыги, но тем не менее. Не то что ты — с прекрасными волосами, стройный и очень, очень…
Теодор опешил. Он вспомнил рыдающую Гермиону, как она скучала по Рону, убивая в себе всё живое; видел, что Джинни, хоть и крепилась всеми силами и не плакала, а тосковала не меньше по своему герою Поттеру. А тут — ба! — такое! Злость и раздражение вынырнули будто из темноты подсознания.
— Слушай, сиди и скули здесь, коли желаешь, а ко мне не подходи. И сегодня ты останешься без обеда, ясно тебе? — рявкнул парень — и ушёл, напоследок громко хлопнув дверью, отчего даже картины закачались.
Луна ничего не ответила и осталась наедине с собой. Ей, впрочем, не было одиноко: безумие — преданнейший из всех друзей.
***
— Заходите, мои дорогие. Я очень рад видеть вас такими
счастливыми.
Гермиона ойкнула и невольно спряталась за Драко.
— Не бойся, — одними губами проговорил Малфой, собирая все силы для невозмутимости и хладнокровия, с которыми привык входить в этот зал.
Нынче же мужчине хотелось оградить от всех опасностей, подстерегающих в поместье Тёмного Лорда, эту совсем исхудавшую, беззащитную девушку. Драко немного небрежно подтянул ее ближе к себе, надеясь, что она перестанет бояться, но безуспешно. Гермиона то прижималась и обхватывала его руку, как спасательный круг, то отодвигалась на значительное расстояние. Волдеморт наблюдал за потугами будущей миссис Малфой с нескрываемой жалостью, чего от него было очень и очень сложно добиться. Порывисто поднялся — из глубоких складок пепельной мантии показался кончик волшебной палочки.
— Она ваша, мисс Грейнджер.
Гермиона в шоке посмотрела на предмет, который отдавал ей Волдеморт. Действительно, это была именно ее палочка. Но что он попросит взамен?
— Бери-бери, она тебе понадобится. Тётя Беллатриса очень хотела поговорить с тобой перед отъездом в мэнор, — по залу раздался свист, пролетел неукротимый чёрный вихрь — перед Гермионой появилась Лестрейндж, та самая, сбежавшая из Азкабана, убившая стольких из-за каких-то мелких пожеланий своего раздувшегося эго. Чародейка, хоть и жаждала заполучить своё оружие обратно, при этой невыносимой особе как-то заметно сникла, затрепетала... в страхе?
— Добрый день, милорд, я не опоздала?
У Драко вспотели ладони. Он знал, что от Беллатрисы можно ждать более жутких пыток, чем от самого Волдеморта. Женщина не знала пощады волшебникам, что были слабее неё, хоть на толику. «Гермиона, главное — сосредоточься, соберись, ты должна оказаться сильнее, ведь я не смогу защитить тебя. По крайней мере сейчас», — кудесница обернулась в сторону суженого — мужчина стоял молча и смотрел прямым холодным взглядом куда-то перед собой. Странно. Отчего же тогда его голос так гулко разносится в голове? Неужели ей это кажется?
— Нет-нет, только ты, Грейнджер, — Тёмный Лорд предостерегающе вскинул руку, останавливая Драко, уже ступившего вперёд. — Малфоя я могу отпустить, пусть идёт за чемоданом и готовит машину к отъезду.
— Хорошо, — коротко кивнул мужчина, не дрогнув ни единым мускулом, — дадите знать, когда я смогу забрать Грейнджер.
— Разумеется, иди.
— Никак не может дождаться момента, когда останется наедине со своей грязнокровкой, — усмехнулся Волдеморт, едва дверь за Драко прикрылась. Беллатриса плотоядно оскалилась, будто к чему-то готовясь, — и громкий сумасшедший хохот вырвался из лёгких. Она, впрочем, и не трудилась его заглушить. «Держись, Гермиона», — знакомый голос, будто откуда-то издали, — и пронизывающая боль.
— Круцио! — кровь хлынула из взорвавшихся в левой руке сосудов, обжигая не хуже смертельных потоков лавы.
— Вставай! Вставай и дерись! Мне не надо, чтобы ты сидела и смотрела, как в тебя летят Круциатусы. Круцио! — завизжала Беллатриса.
— Протего!
— Что, Белла, старость не в радость? Прицел сбился? — хохотнул Волдеморт. Ему одному, видимо, страдания доставляли неподдельное удовольствие.
Ах, нет же. Была ещё
эта, сошедшая с пути рассудка задолго до её, Гермионы, рождения.
— Ничего подобного! Круцио!
Алый луч скользнул по спине, пронизывая позвоночник по всей длине. Всё внутри запульсировало, заскрежетало, забилось, как пойманный охотниками зверь. Кажется, Гермиона кричала. Или что-то шептала. Или вовсе молчала. Память разжевывала воспоминания одно за другим, выплёвывало их, как нечто ненужное, как шлак или мусор.
— Круцио! Круцио! Круцио! — непростительные заклятия разрушали кожный покров, проходили глубже, к кости, разрезая связки, мышцы, сухожилия. Всё страдало, ныло от изнурения, и девушка рыдала, машинально хватаясь то за руки, то за ноги: не успевал пройти эффект от первого Круцио, как прилетал второй, а иногда и третий.
— Достаточно, Белла, успокойся, оставь ей силы на ночь.
Беллатриса с трудом спрятала палочку и в один прыжок оказалась рядом с Волдемортом, с величайшим и обожаемым Тёмным Лордом.
— Слабая, никчемная грязнокровка, ты не можешь защитить себя, а боролась за защиту друзей. Слишком уж много на себя взяла.
Послышался неприятный хруст — и прямиком в уязвимое заплаканное лицо полетели обломки волшебной палочки, бессильной против чар Беллы. Неужели это действительно правда — противопоставить грубым проклятиям нечего? Неужели это действительно так — она до смешного слаба?
***
— Гер… Грейнджер, ты как? Грейнджер? — Драко громко сглотнул — и спешно опустился на колени, тронул девушку за плечо. Никакой реакции. Тогда мужчина осторожно взял ее под ноги и за талию, предпринял попытку поднять бесчувственное тело, однако оно вдруг оказалось не таким уж бесчувственным — закричало, прямо-таки заорало до разрушения барабанных перепонок.
— Умоляю, пусти, мне очень больно!
— Тихо, отпускаю, не кричи. Ты сможешь пойти сама? Что за вопрос?! — оборвал сам себя Драко. — Конечно же не сможешь.
Гермиона посмотрела на него виновато, почти с раболепием.
— Я знаю, знаю, ты говорил мне, что делать, но я не справилась. Она была в разы сильнее.
— Говор..? Твою мать! Забудь каждое слово, услышанное, перед боем. Каждое! Забудь!
И Малфой, стараясь игнорировать болевой трепет и дрожь, понес невесту к машине. Уложил ее назад, старательно, чтобы не сломать то, что осталось от этой хрустальной куколки. Драко смотрел в окно и проклинал свою забывчивость и слабость: каждая его мысль, касающаяся Гермионы, была ей известна, в экстренной ситуации звучала в её голове благодаря браслету! Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! Как же теперь с этим жить?
Машина въехала на территорию Малфой-мэнора. Его хозяин щелкнул пальцами — домовики засуетились, открыли все двери на пути к комнате Гермионы, расстелили кровать, взбив подушку, расставили успокаивающие ароматические свечи. Драко нес её на руках — девушка дремала и лишь поскуливала от боли. Верные эльфы уже старательно перебирали запасы исцеляющих зелий, выставляли мелкие колбочки на комод, тщательно отмеряя дозу. Нет такого лекарства, которое бы не залечило раны. По крайней мере, физические.
